Ошибочное счастье

«Если ты хочешь изменить мир — начни себя». Конечно, это высказывание имеет гораздо более глубокий и не поверхностный смысл. Имеются в виду привычки, взгляды, убеждения, но я решаю начать с поверхности, с первого слоя, потому что начать с него — самое простое. Здесь ещё совсем пустынно, и кроме персонала никого нет; играющее радио оживляет обстановку в помещении. В воздухе витает запах красок, лаков, шампуней и цветочный от освежителя. Возле самого дальнего кресла что-то бурчит себе под нос слегка полноватая девушка с яркими рыжими волосами — Стефани, передавая в руки другой несколько круглых расчесок разных размеров. — Привет, Стеф, — вытаскивая руку из кармана, машу ей. Девушка оборачивается в мою сторону и расплывается в лучистой улыбке, от чего щеки подпрыгивают вверх и кажется, будто бы изумрудно-зеленые глаза тоже улыбаются. — Перри, сколько лет, сколько зим! — мы обмениваемся приветственными объятиями. — Господи, ты чего такая бледная? Да на тебе лица нет! Что случилось? — она аккуратно прикладывает ладони к моему лицу и начинает крутить голову из стороны в сторону, чтобы внимательнее рассмотреть моё лицо мертвеца. — Вот за этим я к тебе и пришла. Хочу внести кое-какие коррективы. Думаю, мне не помешает исправить это дело чем-то новым, верно? — Верно, — согласилась Стефани. — Вешай куртку туда и проходи. Есть пожелания? На самом деле, я ничего не смогла придумать, пока шла сюда, поэтому отрицательно качаю головой. — Ладно, во всяком случае ты в надежных руках, милая. Присаживайся. Рыжеволосая встала сзади черного кожаного кресла, в которое я села, и накинула на меня парикмахерский фартук; передо мной висит огромное зеркало, в которое мне совершенно не хочется смотреться. Я и правда выгляжу не лучшим образом... — Ты доверяешь мне? — изогнула бровь девушка. — Я вся твоя, — улыбаюсь ей в ответ, хотя когда ты опустошен, такая задача становится наравне с едким словом «невыполнима». А еще я улыбаюсь потому что хочу пытаться начать меняться прямо сейчас, с этой самой секунды. Нельзя больше топить себя в воде с запахом водорослей и боли. Я не собираюсь злиться на жизнь, на мир, я собираюсь изменить его, пусть и в меньших масштабах. Изменить свой мир тоже весьма не легкая задача, изменить его, порой, гораздо труднее, чем мир вокруг себя. Когда Стефани закончила сушить мои волосы феном и чесать их расческой, взглянула на меня светящимся и торжествующим взглядом, какой только бывает у художников, работа которых удалась. От её вида внутри проснулось непреодолимое желание поскорее развернуться к зеркалу и взглянуть на результат, на новую Перри. Я даже не знаю цвет, Стеф отказалась открывать мне даже этот секрет. — Готова? — спрашивает она, и я часто киваю, слегка сжав ручки кресла. — Раз, два, три! Девушка закончила отсчет и развернула кресло, застыв в ожидании реакции и наблюдая через отражение. Передо мной сидит совершенно другой человек. Она похожа на девчонку из пожелтевшего прошлого, ту, что ходила с фиолетовыми волосами и в немного странных нарядах. Есть в ней что-то знакомое, но она абсолютно другая. Лицо, глаза, волосы... Все, что сделала парикмахер Стефани — перекрасила мои волосы в пастельный розовый и все. Ничего кардинального, а кажется, будто бы в кресло посадили другого человека. И это непередаваемое чувство легкости, ощущение загоревшегося внутри маленького огонька, подающего надежду на перемены. Я завороженно рассматриваю себя в зеркале, и внутренний голос ликует: «Да, да ты сможешь! Не останавливайся, первые шаги сделаны, ты движешься к цели! Так держать, не сдавайся!» Когда в животе все переворачивается, появляется привкус веры в себя, тогда ты действительно чувствуешь, что сможешь забыть причиняющее боль и изменить свой мир, стать счастливым. Не переставая трогать волосы, поворачивая голову из стороны в сторону, пребываю в самом искреннем восторге. Розовые волосы и правда мне очень идут, они освежают вид. — Спасибо, Стефани! Ты лучшая, — расчувствовавшись, встаю с места и обнимаю рыжеволосую девушку. — Всегда пожалуйста, Перри! Рада, что тебе понравилось, — заулыбалась она. — Сколько я тебе должна? — залезая в сумку за кошельком, интересуюсь я. — Нисколько. Маленький подарок. Видишь, теперь ты меньше похожа на ходячего мертвеца и улыбаешься по-настоящему — это и есть лучшая плата за мою работу. Иначе когда я увидела тебя, аж самой захотелось плакать. Никогда не видела, чтобы ты была в таком подавленном состоянии. — Хей, теперь все намного лучше, благодаря тебе, — ложу руку на ее плечо, тем самым пытаясь еще раз выразить благодарность. — Прекрасно! — оживилась Стефани. — Что же, заходи ещё, если захочешь опять что-то изменить. — Конечно. Еще раз спасибо! — машу рукой подруге, выходя из салона. Ну вот, Лондон, встречай обновленную меня. Стараясь не думать обо всем произошедшем, не обращать внимание на прожигающую изнутри кислоту, которая вряд ли ещё скоро уйдет, иду по торговому центру в поисках нужной одежды — способ номер два отвлечь себя и внести новое в свою жизнь. К тому же, этой ночью весь мой гардероб оказался на помойке. Может быть, мне должно было быть жалко все эти вещи, но нет, я не жалею. Наоборот, я даже счастлива, что избавилась от всего. Не прошло дня, и, согласно всем законам разбитого сердца и разорванной по швам души я должна сидеть дома, зарывшись лицом в подушку и содрогаясь от плача. Все это я испытывала на себе в течении года: слезы, рыдания, состояние, граничащее с безумием, разбитое, растоптанное состояние, из-за которого не чувствуешь себя живым человеком, маски, черно-белые цвета, как на старой фотопленке... Случилось слишком много, чтобы сломать человека, оставить глубокие шрамы и трещины. С меня довольно, поэтому я просто сую все это куда подальше и пытаюсь жить заново, вновь возродившись, как феникс из пепла. Сейчас я — пустая оболочка, которую следует заполнить заново. В этом нет ничего странного или сверхъестественного. Никогда не поздно начать заново. В моих руках уже с десяток пакетов, к тому же, деньги на карточке практически кончились. Единственная вещь, которую осталось купить — новое платье. Их здесь несколько десятков различных моделей и фасонов, цветов и длинны, узоров и вырезов. Тщательно перерываю вешалки в поисках чего-то, что западет в душу. Именно таким оно должно быть. Я роюсь и роюсь и роюсь. Консультант уже несколько раз подошёл, спрашивая, не помочь ли мне. «Нет, спасибо. Я справлюсь сама". Плохо получается справляться... У меня не остается больше сил, да и огонек желания начинает потухать, все сильнее побуждая скорее пойти домой, как вдруг в самом последнем ряду нахожу черное платье с расшитым корсетом и струящейся от талии юбкой. Его вид завораживает, притягивает взгляд, застывает в памяти на долгое время. Оно напоминает ночь, а камни — звёзды. Оно именно то, что я искала. Это платье — символ новой эры, нового начала. То, сожженное, было прошлым, а то, что в моих руках, будущее. Хватаюсь за бирку с ценником. Это все мои деньги. Абсолютно все оставшиеся, до последнего фунта... Куплю его, и придется снова откладывать сбережения, делать накопления, может, даже работать, по возможности, больше. С грустью смотрю на платье, отражающее белый свет ламп. Теперь в моих руках стало больше пакетов. Распрощавшись с кассиршей, выхожу из бутика, как вдруг через пару метров слышу знакомый голос, несколько раз выкрикивающий моё имя: — Перри! Перри! Оборачиваюсь. Ко мне идет прямо по диагонали Мэрин, тоже держа в руках несколько покупок. Её лицо пропитано нотками грусти и чего-то ещё, вот только конкретно чего, не могу понять. Брови приподняты и сдвинуты на переносице, губы поджаты, уголки рта опушены... — Как хорошо, что мы встретились, — пищит жалостливым голосом девушка; её голубые глаза беспокойно бегают по моему лицу, иногда поглядывая куда-то позади меня. Знаю, к чему все это. Не трудно-то и догадаться. — Я узнала, что случилось... Перри, мне так жаль, — жалостливо сведя на переносице брови, протянула Николь, заключая меня в свои объятия. Меня передернуло. Как и откуда она узнала обо всем, что... Дженнифер. Ну, конечно. И тем не менее, вертящийся на языке вопрос не задать не удалось: — Откуда ты узнала? — Мне нужно кое-что сказать тебе, — лицо девушки приняло мрачно-грустный вид, в котором проглядывалась явная вина. Мне стало душно и как-то не по себе. — В общем я... Мы с Зейном все это время переписывалась. — И что? Сейчас двадцать первый век... — Да нет же! — перебивает меня Мэрин. — Все это время я знала обо всем, что между вами происходило и давала ему советы как сделать так, чтобы быть с тобой. Он рассказывал мне каждую мелочь, происходящую между вами, абсолютно все... Дальше голос девушки стал шумовым фоном, раздающимся где-то вдалеке. Я перестала ее слушать, потому что этих слов мне вполне хватило. Шум, похожий на тот, что издает телевизор при потере сигнала, окружил меня, отгораживая от прочего мира. Я продолжаю стоять как статуя минуту, две и последующий бесконечный счёт, беззащитно онемевая от настигшего состояния потерянности. Это сбивает с толку. То есть все, что, как я считала, было нашим, на самом деле таковым не было? Те тайны, секреты, разговоры, вещи, которые мы делали вместе не были только для нас двоих, они были тайнами и секретами троих, а, может, даже большего количества людей? Мне интересно, скреблась ли кошка-совесть своими острыми когтями у него в груди в те минуты? Но намного интересней знать, зачем, почему и какого черта он писал ей. Похоже на отработанную схему: очаровывай одну, влюбляй в себя другую, пытаясь взять совет, как поступить с той первой, чтобы завоевать вторую. Замкнутый круг. Мне хотелось думать, что все это совпадение. Я не могу принять такое, даже если это самая что ни на есть настоящая правда. Не хочу... Мои воспоминания должны остаться прежними, чтобы не превратиться в холодное оружие, страшнее водородной бомбы. Сейчас именно тот самый момент, когда разочаровываешься в человеке настолько, что начинаешь сомневаться, знал ли ты его вообще. Услышав слова Николь, я подумала именно об этом, и теперь мне кажется, будто бы мы с Зейном стали отдаляться намного раньше. Во всяком случае, этот факт уже не имеет значения. Я вычеркнута из жизни Зейна, а Зейн из моей. Я больше не мост между двумя берегами, теперь я третий берег, и нас разделяет больше, чем река. И все же что-то с силой сжимается в груди, доставляя дискомфорт и странное ощущение потерянности. Вопреки тому, что мы стали разными бергами, я надеялась, Зейн Малик был настоящий честный со мной, а не двуличный и скрытный... Пора бы уже привыкнуть, что скелеты из шкафов выпрыгивают один за другим. Ложь, правда, секреты — все это постепенно сыплется большими и маленькими гранулами из холщового мешочка любого человека. Рано или поздно я все равно узнала бы об этом, что изменилось бы? Может, было бы не так больно, и не чувствовалась бы легкая тошнота. Лучше сейчас, когда наступила десятка. — Это все? — внезапно оживившись, вздергиваю подбородок. Мэрин растерянно кивает, и тогда решаю продолжить: — Мне не интересно, что там было у вас с Зейном... Не хочу ничего больше знать и слышать. Рот русоволосой безмолвно шевелится, не издавая никаких слов или даже звуков. Сжав покрепче в руках кипу пакетов, киваю ей на прощание, оставляя в одиночестве. Но я все ещё чувствую пробегающий по коже холод, отчаянно пытаясь избавиться от него. «Может, я ошибалась? Хотя, какая теперь разница. Неожиданный факт просто дал увидеть прошлое таким, какое оно было на самом деле. Ему не составило труда рассказать обо всем Николь, и я сделала выводы, пусть и запоздалые. Никогда бы не подумала, что он поступит так со мной. С нами... Возможно, изменившееся о нем мнение как-то мне поможет преодолевать все шаг за шагом. Оно маленькое, на самом деле, потому что есть нечто в миллионы раз превосходящее, и именно с этим я веду войну. Мое сердце снова стало военным полигоном. Дорогой Дневник, думаю, это моя последняя запись. Ты содержишь все, в тебе все мои мысли, переживания, история. Ты — тоже часть прошлого, и я не думаю, что смогу больше делать записи, зная, что здесь написано и что вложено в каждое слово и в каждый знак препинания. Ты был моим помощником, моим способом выражения всего затаившегося внутри, и я бесконечно благодарна тебе. Но делать записи теперь будет чем-то очень тяжелым. Это не правильно. Прости. Надеюсь, ты поймешь. Нельзя позволять прошлому предопределять будущее. Никогда. Пожелай мне удачи в новой эре! Я верю, что дальше будет намного лучше. После дождя всегда появляется радуга, верно?» — Перри.