Ошибочное счастье

Депрессия. Вы когда-нибудь думали о том, насколько сильна эта вещь? Она тихо прокрадывается в душу в тот самый момент, когда человек ломается, когда внутри него всё рушится и превращается в руины. Она настолько сильнодействующая, что не замечаешь, как часто молчишь и тонешь в своих мыслях. А мысли, в свою очередь, затягивают все глубже, становятся невыносимыми, такими, что хочется потерять сознание или оторвать себе голову, лишь бы не обдумывать каждую. Депрессия сводит с ума. Она уничтожает мечты, надежды и погружает в черно-белый мир, из которого возвращаются только сильные. Она заставляет прибегать людей к крайностям, потому что они не выдерживают. Я не могу больше терпеть себя и то, что мне нужно сделать выбор между двумя людьми, благодаря которым жив мой мир, и я чувствую полноту жизни. Принуждают выбрать между двумя частичками меня, не понимая того, что без любой из них я необратимо поменяюсь, потому что сердце не может существовать лишь на половину. Потому что я сломаюсь. Я бессмысленно пытаюсь найти выход, любой путь, лишь бы сохранить обе половинки, но все они ведут в тупик… Нет-нет-нет, выход всегда есть, не так ли? Ведь он есть, правда?.. Меня разрывает от этого, хочется отключить мозг хоть на секунду. Если оставить их обоих? Смогу ли я выжить? Попросту не в состоянии буду совершить такое, это было бы хуже всего на свете. Хуже, чем предать одного из них. Ведь хуже, правда? Я боюсь реакции того, кого я оставлю. Боюсь того, что буду чувствовать и ещё больше боюсь чувств покинутого мной друга. Мне страшно. Мне трудно сделать выбор. Кто бы мог подумать, что именно выбор окажется для меня самым трудным? Я боюсь потерять каждого…

***

— Хей, ты чего зависла? — помахала рукой перед моим лицом Фёрволл; наконец, замечаю её, часто моргая и сворачивая салфетку. Чёрт возьми… Я не знаю, что дальше делать: идти или вновь проигнорировать его? Мне хочется объяснить ему, но как я могу это сделать, если не могу разложить все по полочкам в своей голове? Одна огромная куча мыслей и чувств сейчас находятся внутри меня, и от этого наступает пустота, не сравнимая ни с какой другой. Пустота, она другая, не та, от которой тебе легче или хочется побыть одному. — Все в порядке. Спасибо ещё раз, Джейд. Сейчас… Я пойду работать, — встаю на ноги, совсем позабыв о том, что Малик все ещё здесь. Рука брюнетки ложится на моё плечо, будто бы она сочувствует; улыбаюсь для убеждения в своём нормальном настроении. — Расскажешь после работы, — напоминает девушка, но делиться этим с кем-либо нет желания. Мне нужно решить: иду я или нет, но сейчас лучшим вариантом будет выбросить все из головы и разносить заказы посетителям, слушать болтовню Джейд и смеяться с Кью. Впереди для этого есть ночь и частичка дня… — Ладно, до вечера я не доживу, — кидая фартук на стол в служебном помещении, объявила официантка. — Расскажи, что между тобой и красавчиком произошло? Что за записка? Почему ты его избегаешь? Это ввело меня в ступор. Нет, конечно, маленький сценарий вранья в моей голове уже складывался, но от этого не легче. И вообще, почему ей надо знать то, что не касается её никаким краем? — Ну… Это мой брат. Мы поругались, и я не хочу видеть его, вот он и решил извиниться, написав это на салфетке, — как можно спокойнее произнесла я, пригубив стакан кофе, чтобы не выдать своё вранье. Фёрволл вскинула брови, словно удивилась моим словам, ну или тому, что Зейн якобы мой брат. Лучшего бреда придумать я не смогла, и сейчас искренне надеюсь, что оно пройдёт с ней. — Он твой брат? — киваю. — И вы поссорились? — снова киваю в подтверждение слов. — Ясно. Познакомишь нас? — Что? — А что? Я одна, он красавчик, мне нравится. Ты не подумай, просто, иногда, быть одной сложно… И она права. Время тридцать пять минут четвертого. Я уже стояла возле памятника, все больше и больше думая о том, чтобы сбежать, пока не поздно. «Что я ему скажу? А он мне? И как я буду вести себя с ним, после недели игнорирования?» — сыпал вопросами внутренний голос. Мне хотелось провалиться под землю на жалких трясущихся ногах. Кажется, я даже побледнела. Чёрт, чёрт, чёрт, действительно не стоило приходить. От нервов хожу из стороны в сторону, кусая то губу то ноготь большого пальца. Нужно уйти, и плевать на то, что будет потом. Я не могу больше выдерживать то невидимое, что сидит во мне сейчас. Оно просит остаться и уйти, и так снова и снова, без остановки. Смотрю в тысячный раз на часы: тридцать семь минут четвёртого. У меня все ещё есть возможность. — Ох, ты уже здесь? — резко разворачиваюсь от прозвеневшего голоса в паре метров. Импульс от сердцебиения, как волна, прошелся по всему телу, когда передо мной возникли очертания пакистанца. Пути назад нет, убегать больше не выход. — Я… Да, привет, Зейн, — нервно поправляя волосы, бормочу я, перекатываясь на пятках. Я смотрю на землю, опустив голову, потому что смотреть в его глаза — будет подобно ранению третей степени — настолько же больно. — Пезз… — Я не могу, — перебиваю Малика так же быстро, как и бьется мое сердце. — Я не знаю, ясно? Если мы будем вместе, то это убьет Дженнифер. Она будет раздавлена, понимаешь? Она моя единственная подруга, моя сестра, пусть даже мы из разных семей! — чувствую, как становится тяжело говорить из-за давления в горле. — Я не хочу терять её и… — И не хочешь терять меня, — подводит парень, поворачивая голову в сторону. Карие глаза с некой болью отражают тусклый солнечный свет, и мне становится настолько больно за него, что кажется невообразимым то, как в одном человеке может умещаться боль сразу за нескольких. — Перри, я люблю тебя… — Нет, Зейн. Нет, не говори этого. Ты не знаешь, что несешь. — Но у меня есть чувства к тебе, слышишь?! — взрывается брюнет. — Заткнись! — вырывается у меня. Сжимаю зубы настолько сильно, насколько позволяет физиология, чтобы не сболтнуть больше подобного в порыве нахлынувшего гнева. Малик тут же умолкает, испуганной глядя на меня; щеки краснеют сию же секунду от стыда. — Прости. — Нет, ты… Я… — не могу связать и двух слов, пробегая глазами по нему. — Боже, как же трудно… Я, чтоб его, не знаю что мне со всем этим делать! Ты должен быть с ней, а не со мной! — Но я люблю тебя, всегда любил! — Тогда зачем появился в её жизни?! — возникает состояние между дикой злостью и тем фактом, что ещё слово, и я расплачусь. Мне надоело плакать! Слишком много слёз, которые не могу сдерживать… Зейн несколько секунд смотрит на меня, глаза в глаза, будто бы пытаясь понять, можно ли мне довериться. Но вот только выхода у него нет. Ему придётся. — Она мне нравится, и потому что ты была разбита. Потому что я действительно была разбита. Любить и симпатизировать разные вещи. — Нет, это не оправдание твоему поступку. Быть с одной, когда хочешь находиться рядом с другой. Ты отдаешь себе отчет?! — сжимая правую руку в кулак, я повышаю голос, который больше не могу контролировать. Мне обидно, мне грустно и одновременно плохо от того, что вся эта ситуация повернулась именно такой стороной. Прямо сейчас две грани начинают разрывать меня, словно лист бумаги, пытаясь перетащить на свою сторону. «Причинишь ей боль — будешь иметь дело со мной». «Есть, сэр! Мне немного не по себе, потому что ты пугаешь меня такими угрозами, ахах!» «Это не шутка. Она — моя семья». «Хорошо-хорошо! Буду беречь её, как зеницу ока». — Ты обещал беречь ее… — обнимая себя руками, осторожно смотрю на брюнета, открывшего рот и не в силах ответить. Значит, это не было обещанием. Просто так. Слова, на которые, по всей видимости, плевать. Может ли быть такое, что человек противен и в это же время хочется просто обнять его? Именно такое ощущение сейчас сидит внутри, и ни одному я не могу подчиниться полностью, находясь в стороне и скрестив руки на груди. Ладони вдруг обхватили моё лицо, большие пальцы с обеих сторон мягко потерли кожу, успокаивая тем самым разгоревшийся внутри пыл; большие карие глаза внимательно смотрели на моё лицо, перебегая от одного участка к другому. Теперь уже не чувствовалось все то, что разрывало мгновение назад, оно будто бы умерло с космической скоростью, абсолютно внезапно, пуская на своё место нечто необъяснимое, похожее одновременно на жизнь и смерть, трепет сердца и опустошение. Было трудно дышать, когда парень начал медленно наклоняться, касаясь своим носом моего, приближаясь к приоткрытым губам, из которых больше не выходил кислород. Я чувствую жар его тела, одурманивающий запах парфюма… Тело начинало дрожать, когда между нами оставался последний миллиметр, и Зейн разрушил его. В ту секунду я почувствовала себя последней сволочью, тем человеком, который не заслуживает никакого прощения, хотя даже человеком я себя не чувствовала. Так было в первое мгновение, но когда Малик начал слегка надавливать своими губами на мои, обхватывая голову в районе затылка, я почувствовала себя самой счастливой; земля ушла из-под ног. Не дающие покоя мысли развеялись, руки обвили его талию, прижимаясь сильнее к груди, чтобы чувствовать столь же сильное сердцебиение пакистанца. Его сердце действительно сильно билось, и маленькая улыбка проскользнула на губах. Он был так нежен, осторожен, будто бы я всего лишь плод воображения, который он так боится спугнуть. От этого я и сама начинала еле заметно улыбаться, слегка наклоняя голову, готовясь сию же минуту растаять в его руках. Зейн казался особым стеклянным экземпляром среди семи миллиардов прочих, кем-то особенным, не похожим на остальных. Чувствую, как окрылен он сейчас, но мои крылья исчезли так же быстро, как и появились. Я так скучаю по тому чувству, когда целовала мужчину без чувства, будто бы убила кого-то… «Мы не должны были» — это вертелось в моей голове, когда я нервно запустила руку в спутанные ветром волосы. «Но я хотела этого давно» Противоречия сводят меня с ума! Давно пора признать, что хочу быть с ним. И если бы он не был возлюбленным моей подруги, если бы в тот вечер предложил быть его девушкой не ей, то все было бы иначе… Медленно оторвавшись от губ, парень сделал шаг назад, не сдерживая легкой улыбки и прикасаясь пальцем к губам, будто бы не мог поверить в произошедшее. Но тут же все эти эмоции сменили хмурые брови и серьезный вид: — Пезз, я ведь не только за ответом тебя попросил прийти, — поджимая губы, засунул руки в карманы Малик. Кажется, что моё лицо и тело до сих пор горели после… поцелуя. Выжидающе изогнув бровь, я нервозно теребила пальцы, потому что уровень комфорта опустился ниже некуда. Прикрыв на мгновение глаза, Зейн вздохнул и продолжил: — Я собираюсь расстаться с Дженнифер. Буквально после этих слов я даю ему пощёчину, совершенно отключив разум. Эти слова, словно проклятье, которое ни в коем случае нельзя было произносить вслух. А он сделал это. Сказал мне слова проклятия, из-за которого все вокруг начнёт необратимо рушиться. Парень явно не ожидал такого, сжав челюсть, стараясь не показывать боль от порозовевшего следа. Стоя перед ним, я смотрела на него, как на безумца. Не могу поверить, что он хотел бросить Джен. После тех долгих месяцев отношений, что были у них? Ради чего? Меня? — Ты хочешь бросить её… — не найдя слов в ответ, повторяю я. — Я остыл к ней, понимаешь? Это была всего лишь страсть, ничего особенного, но с тобой я чувствую нечто другое, не похожее на то, что ощущал до этого, — он взял тогда меня за руку, которую я тут же вырвала, как будто обожглась о горящее пламя. — Ты не можешь! Она любит тебя! Настала очередь Зейна молчать, а моя — начинать снова винить себя в том, что произойдёт, если они расстанутся. Все только усугубилось после того дня, я больше и больше теряю прежнюю Перри с каждым днём, и от этого хочется кричать. Этим вечером мы решили собраться у меня и посмотреть фильм. Выбор пал на картину «Великий Гэтсби»*, захватывающую дух в главной роли с Леонардо ДиКаприо. Естественно, фильм выбрала я, а все потому, что имею большую удачу выигрывать в «Камень, ножницы, бумага». Сначала лились протесты, подруга хотела посмотреть комедию, но через полчаса протестантка затихла, наблюдая за романтической и в тоже время трагической историей мистера Гэтсби. Этот фильм один из моих любимых. От него замирает и трепещет сердце, появляется странное чувство, щекочущее грудь, я плачу и радуюсь вместе с ним, его соседом и другом Ником и возлюбленной Дейзи. История не может не трогать и не давать повод и тему для размышлений, ведь здесь полно философии, которую я люблю не меньше. И, не смотря на всю любовь к фильму, глаза смотрели сквозь экран, мысли витали где-то вдали, сплетаясь со страхом, что настанет момент, когда все рухнет. Прошло уже четыре дня, и, к счастью, пока что ничего не поменялось: Дженни и Зейн все ещё пара. У меня присутствует ощущение, что если я оставлю её одну, то это случится, а пока она рядом со мной, все нормально. С каждым днём я все больше понимаю, что мне придётся когда-нибудь сделать выбор, и в любом случае я буду сожалеть, потому что не смогла удержать их двоих. У меня просто не хватит сил на это. Все слишком сложно, и я понимаю: причиной нашей великой трагедии стану именно я. У меня есть особый талант разрушать те стены, что я возводила большим трудом и временем в одно мгновение. Скорее это не дар, а проклятие… — Он не должен был умереть! — смахивая с щёк слезинки, возмущается брюнетка, поворачиваясь ко мне. — И Дейзи должна была остаться с ним! — А меня больше всего поразили те «друзья» и «родственники», пришедшие на похороны только ради оставленного им наследства… — недовольно буркнула я. Дженн слезла с дивана, удаляясь в сторону ванной, откуда вернулась через минуту с нормальным цветом лица и без пятен от туши под глазами: — Кстати, давно мы не видели Николь. Она совсем увязла в своём журнале! Хотя последний выпуск был весьма неплохой. — Ага, мне тоже понравилось. Надо будет вытащить её в клуб. Мы так давно там не были! — последний раз был в конце весны, и то мы пробыли там всего пару часов, пока нас троих не начало тошнить от перебора со спиртным. — Точно, ты гений! На этих выходных и пойдем, — согласилась Филдс, после чего зазвонил её телефон. «Да, Зейн?» — ответила она, а моё сердце провалилось в пятки; мурашки молниеносно забегали по позвоночнику. «Вечером? Во сколько и где? Хорошо, до скорого» — Зейн просит встретиться, так что я пойду, — не успела я начать задавать вопросы, как Дженнифер и сама ответила на них, вставая передо мной. — Соскучился? — стараясь скрывать нервозность, усмехаюсь я. — Наверно, — смеётся она в ответ. — Но, честно говоря, не знаю, по какому поводу. Он не сказал. Если бы этот момент можно было материализовать, то это была бы молния, испепеляющая одним ударом. — А может ты останешься? — с надеждой в голосе спрашиваю её. — Устроим девичник, закажем пиццу? Никаких парней и смертей Гэтсби. — Я бы с радостью… Но, мне показалось, что это срочное. Касаясь дверной ручки, пыталась оправдываться кареглазая, которую я тут же перебила. Я посчитала своей задачей и долгом уберечь ее от Зейна сегодня. — Ну же! Один вечер. Думаю, Зейн не развалится, если подождет до завтра. Да и когда у него было что-то действительно срочное? Наверно, ему просто стало скучно, и он решил вытащить тебя прогуляться в парк, — вскинув брови, тараторила я под подозрительным взглядом подруги. Я буквально молилась, чтобы она не спросила что происходит. Немного замявшись в раздумьях возле порога, она все же согласилась, натягивая на губы улыбку и набирая сообщение возлюбленному о том, что не сможет сегодня встретиться. Я облегчённой выдыхаю, не сдерживая радости от того, что оттянула этот ужасный момент ещё хоть на сутки. — Круто! Я пока закажу пиццу, а ты выбери новый фильм, окей? — хватаясь за телефон, с победным гимном ухожу в кухню. Через час раздался звонок в дверь. Мы уже посмотрели половину фильма, а пиццу привезли только сейчас! Нет, это же надо? — Джен, возьми деньги в моей сумке, я пока принесу Миринду! — Ладно, — кричит подруга в ответ, спотыкаясь о разбросанные подкассетники, от чего я начинаю смеяться. — Я тебе припомню! — снова орет она. Вечер выходит прекрасным. Я даже забыла о тех ощущениях, гложущих тело и душу, а это важно. С ней я могу быть веселым ребенком без заоблачных проблем. Наступила странная тишина, к двери она все еще не подошла, и это заставило меня забеспокоиться. Не могла Дженни вот так взять и затихнуть, разве что она устроила мне засаду с подушками или водой из стакана. Насторожившись, начинаю тихо прокрадываться, заглядывая за каждый угол и тихонько передвигаясь от комнаты к комнате, пока не обнаруживаю ее в своей спальне с Хатчи на руках и клочком бумаги перед лицом. Брюнетка тихо сидит, будто бы перечитывая по несколько раз. Подбородок и губы девушки еле заметно вздрагивают, она поднимает на меня большие испуганные глаза: — Что это?.. Тогда до меня доходит — в ее руках та самая записка на салфетке от Зейна.