Ошибочное счастье

— Обед готов! — объявила громко мама с кухни, тем самым отрывая нас с папой и Эдом от просмотра какого-то боевика. Вздохнув, мы дружно пошли на ее зов в кухню. Сегодня я решила никоим образом не связываться с Джен, а уж тем более с Зейном, занимающим темную сторону моих мыслей на пару со своей весьма увлекательной историей. Я бы хотела найти ему оправдание, но, к сожалению (или счастью) оно так и не появилось. И подруге я тоже ничего не сказала, полагаясь на его ответственность и якобы существующие чувства к ней. Хотя бы из уважения к Дженнифер Филдс он должен сделать это. Перед глазами так и всплывает болезненное выражение ее лица в этот момент… — Перри, все в порядке? — обеспокоенно коснулась моего плеча мама. От неожиданности я дернулась и кинула в сторону домочадцев испуганный взгляд. Веди себя, как ни в чем не бывало, кричит подсознание. — Да. Да, я все прекрасно, просто задумалась… — думай, Эдвардс, думай, — завтра последняя сессия. — Уверен, ты сдашь ее, — ободряюще кивнул папа, на что мне все же пришлось вымучить маленькую улыбку. После семейной трапезы, я хотела пойти к себе и немного отдохнуть, как вдруг кто-то одернул руку возле входа, заставляя обернуться назад. — Перри Луиза, — строго прошептала мама. Черты ее лица слегка огрубели и смягчились в одно мгновение. — Отца ты, может, и провела, но не меня. Так что у тебя случилось? Поделишься? Да, мамочка, конечно! Представляешь, мой друг и парень лучшей подруги оказался чуть ли непрофессиональным бабником! И это жутко тревожит меня сейчас, ведь я опять ошиблась в людях, которые мне дороги. Мое окружение будто бы переехал автобус с надписью «разобью сердце кому угодно»! Я боюсь за Джен, ведь она мне как сестра, мама. Все будто бы вверх тормашками перевернулось после вчерашнего! — Я… Эм… С Дженнифер поругалась, — ложь вырвалась сама собой изо рта, к которому чуть было я не поднесла руку. Нехорошо получилось… — Ох, надеюсь, это не из-за того парня. Зейн, кажется? — О Боже, нет! Было бы глупо ссориться из-за парня с подругой, мам. — Хорошо. Уверена, вы завтра же забудете обо всей ссоре, если не раньше, — будто бы груз напряжения спал с ее плеч, потому что она облегченно улыбнулась. — Но помни: между любовью и дружбой всегда выбирают второе. Друзья ценнее чувств, найти настоящего друга сложнее всего, милая. — Знаю. Спасибо, мамуль, — обняв самого дорогого в жизни человека, я вышла в холл. Все же стоит позвонить Филдс и разузнать, сказал он ей или нет. Я не должна бросать ее, вдруг она настолько подавлена, что не в силах даже набрать мой номер. Быстрым шагом пересекая коридор до своей квартиры, я несколько раз споткнулась, чуть не выговорившись не слишком приличными словами перед пожилой соседкой Джоанной Уэйн. — Чертовы ковры. — Эдвардс! — возглас моей фамилии заставил замереть тело, словно пригвожденное. Неужели этот голос снова звучит в моей голове? — Я соскучился, крошка. Медленно отрываю глаза от ног и поднимаю голову. Кажется, большей смеси удивления, злости и неприязни я никогда не испытывала — прямо возле двери с сияющим номером сто тринадцать стоит, точнее, еле стоит самый последний человек, с которым я пожелала бы встретиться. Какого, извините, черта?! От него прямо-таки несло теми литрами, что он успел выпить, видимо, начиная ещё с самого утра; воздух так и спирало в радиусе нескольких метров. Он никак не изменился, словно мы расстались только вчера и вот, сегодня он опять стоит напротив меня, ни единого признака воздействия времени на него. Неприятное жжение возникло в груди, дискомфорт окутал пространство, мне даже пришлось сложить руки на груди, чтобы почувствовать себя хотя бы на мгновение свободнее. Зубы сами по себе берут губы в плен, сдирая с них тонкую кожу, отчего появляется неприятное щипание. Мне не приятно его появление здесь, не понятна причина его чертова присутствия в этом доме вообще! У него проблемы с памятью? Это можно исправить. — Пезз, медвежонок, я соскучился по тебе… — неразборчиво промурлыкал блондин. — Ты же знаешь, что я все ещё люблю тебя! — Катись от сюда, Миллер! Забудь дорогу к моему дому, забудь вообще о моём существовании! Нельзя кричать, семья может услышать и примчаться от испуга, но я не могу сдерживать восклицаний в адрес этого подонка. Мне хочется приложить руки к его глотке, словно озверевшей. Как он посмел прийти сюда, после всего того, что произошло и после четырёх месяцев отсутствия?! При его виде я снова ощущаю неприятное сжимание сердца и разрывающуюся гранату внутри… Может, память и убрала воспоминания о нем в чёрный ящик, но сердце помнит все до единой детали, и за это я ненавижу его. Не успеваю сделать шаг в сторону, чтобы, наконец, попасть в квартиру и запереться там от всего, как вдруг Декстер толкает меня к стене и прижимает, не давая возможности даже спокойно вдохнуть. Внутри все опускается, замирает; паника нарастает с невероятной скоростью, адреналин стремительно разносится по крови от его затуманенного взгляда. Мне страшно. Я хочу закричать, что есть сил, но его рот накрывает мой, лишая всякой возможности позвать на помощь: вместо крика выходит лишь сдавленное мычание. Его язык безуспешно пытается пробраться ко мне, руки устали колотить крепкое тело, но он успевает перехватить их и завести над головой, продолжая впиваться мне в шею, оставлять грубые горящие синяки. Слёзы вот-вот хлынут из глаз, но мне нужно удержать их, нужно постараться вырваться из плена. — Отпусти! На п… — в следующее мгновение Декстер Миллер, не существующий в моём мире человек, награждает меня отменной пощечиной. Ты не должна показывать свою слабость, Перри, сражайся. Скривившись от жгучей боли, поворачиваю голову, подставляя пока что нетронутую сторону лица, и тяжело дышу, продумывая со скоростью света план освобождения. — Ты всегда была такой прекрасной, желанной… — шершавые руки скользнули под футболку, слишком сильно сжимая бока, отчего изо рта вырвался визг. Нет-нет-нет! — Убери руки! — Тише, Пезз. Тебе же нравится это. Навалившись с новой силой, парень вновь прильнул к шее, губам, шумно вдыхая и выдыхая. Ему абсолютно нет никакого ущерба от моих сопротивлений. За спиной урода вдруг возник парень, занятый своим телефоном. Он медленно вышел из лифта и направлялся в нашу сторону. — Помогите! — пока Декстер набирал воздух в лёгкие, я успела привлечь внимание парня: он тут же поднял голову, я была благодарна и ещё более напугана, чем до этого. Зейн окаменел от происходящего. — Ты что творишь, придурок?! Немедля, пакистанец набросился отдирать пьяного Миллера от меня, стоящей совершенно опустошенной и покинутой силами. Пошатываясь, блондин столкнулся с противоположной стеной. — Перри, все в порядке? — обеспокоенно подбежал ко мне Малик, вглядываясь в лицо. Сил не было, даже чтобы сдвинуть взгляд от точки на полу куда-то в сторону, я будто бы зависла. — Твою мать, — выругался парень, когда-то разбивший меня, после чего пытался дать отпор, но вместо этого получил только добавки. Я не помню того, что происходило дальше, только помутнение в глазах, головокружение и сбегающие по щекам слёзы. Господи, как же больно осознавать, что все это — Декстер, которого я любила, чуть ли не до потери пульса, мечтала провести с ним всю свою жизнь, завести семью… Все это настоящий он! Настоящий отвратительный он! Ох… Как я не видела всего этого раньше? Всей этой жестокости и пошлости, занимающей главное место его личности. Хочется уснуть, не чувствовать, казалось, заросших ран… — Поднимайся, — подхватив, Зейн попросил достать ключи и завёл меня в гостиную, усаживая на диван. Я все ещё не решаюсь поднимать глаза на него, до сих пор страшно, что тот сумасшедший ворвется в эту чертову дверь и изнасилует меня. От одной мысли об этом поток слез усиливается, я начинаю сильнее задыхаться от собственных всхлипов. — Тише, тише. Он больше не вернется. Иди сюда, — Малик сел рядом, позволяя голове расположиться на его плече. Мне нужны эти объятия, нужно почувствовать себя в безопасности. Что, вообще, он делает здесь? — Спасибо, — голос ломается в конце слова, но слез на сегодня достаточно. Нужно быть сильной. Я отстраняюсь от парня, передвигаясь на другой конец дивана. Нельзя забывать о том, кто он есть, говорит второе «я», и оно право, но он спас меня… Это сильнее путает, создаёт ещё большую пропасть между убеждениями. Когда мне стало немного лучше, Малик все же решил начать говорить: — Какого черта он делал здесь? — Не хочу больше слышать о нём ничего и вспоминать тоже. — Но он только что чуть не изнасиловал тебя, Перри! Этот отморозок должен поплатиться, а не отделаться сломанным носом! — Довольно! Оставь меня в покое! — встав с дивана, я распахнула дверь и вылетела прочь. Мне нужен свежий воздух. Выбежав на самую высокую точку дома — крышу, я села на скамейку, установленную там специально для таких же любителей одиночества или романтики. Только здесь я смогу расслабиться, побыть хотя бы немного одной, потому что вселенная всего дня против этой идеи… — Жаль, что этот город заполнил небо выхлопными газами и прочей ерундой… — прерывисто выдохнула я, когда дверь сзади хлопнула. Время настолько быстро пролетело, что я даже не заметила, как на мир ширмой медленно стали опускаться сумерки. — Не видно звёзд… Даже луны, и той не видно. Лишь еле заметная точка. Это была одна из причин, почему я не люблю города — небо кажется тяжелым и безжизненным. Большую часть своей жизни я провела за пределами густонаселённых городов, где пахнет настоящим лесом и воздух намного чище местного. Когда мне было плохо, как сейчас, я забиралась на крышу нашего дома и смотрела вверх, на сияющие огоньки, разбросанные по чёрному полотну; они помогали мне очистить мысли и отогнать чувство одиночества. Звезды дают мне надежду на лучшее, когда это нужно. Они являются частью меня, частичкой тех вещей, без которых мне действительно трудно проживать день ото дня. Мне захотелось убедить Зейна, что теперь все в порядке и не о чем беспокоиться, ведь я не собираюсь совершать самоубийство из-за случившегося или что-то в этом роде, но стоило повернуть голову, как он будто бы растворился в полумраке. Удивленно обернувшись вокруг себя несколько раз, позвав его на всякий случай и убедившись в том, что он действительно ушёл, я снова села на скамью, вглядываясь в горящие вдали огни стеклянных небоскребов. Через полчаса меня начало клонить в сон, скорее всего причиной тому была жуткая усталость и опустошенность. Внутри снова горел огонь горечи, сердитый ком колол горло, от которого хотелось избавиться. Зачесав выпавшую из-за уха надоевшую прядь обратно, я преодолела последний лестничный пролет до своего этажа, тяжело вышагивая. Не уверена, что если бы упала, то смогла подняться снова. В силу своей изнеможенности, я медленно осознаю: без кого-либо рядом неприятные мысли о Декстере Миллере возвращаются снова. Вдруг стало обидно, что Зейн ушёл вот так внезапно, я бы хотела в очередной раз выслушать его историю о сломанной в детстве руке, чем подвергаться режущим атакам в груди. Не смотря на то, что у него есть огромный минус, буквально перечеркивающий все хорошее, этот парень стал для меня почти что равно значимым Дженнифер. Он занимает далеко не последнее место в моей жизни. Потянувшись в карман за ключами, я касаюсь ручки, готовясь вставить в скважину ключ и тут же повернуть её, как дверь сама по себе раскрывается, как бы приглашая меня войти; тихое шуршание в глубине жилья наводило разгорающийся ужас. Боль сменил страх, подстегивая тихо переступить порог и схватить с полки вазу. Свет горел лишь в моей комнате, точнее просачивался тонкой линией по полу. Сердце отбивало чечетку и захотелось кричать от беспомощности; я распахнула дверь с криками, занося расписную вазу над головой в полной готовности запустить её в непрошеного гостя. — Это я, Пезз! Всего лишь я! — прикрывая голову руками в страхе, что я не услышу и пущу в ход керамику, запищал парень. Малик стоял посреди моей комнаты, представить только! А если бы я и правда нанесла ему увечье?! — Ты больной?! — выпрямившись, он взял ключ с тумбочки, крутя его на пальце с ухмылкой. Наконец лёгкий смех снизошел на меня, это всего лишь Зейн. Будто бы камень с души упал, потому что мои предположения, слава Богу, не оправдались. — Так что ты тут делаешь? Снова. Ничего не отвечая, парень вплотную подошёл ко мне, заставляя сжаться все внутренности и учащенно дышать, совершенно опешив, я, и сама того не понимая, застыла в ожидании. Его карие глаза мягко посмотрели в мои, вызывая порхание бабочек внутри; мне казалось, что сейчас случится то, о чем до этого было даже стыдно подумать. Свет в комнате погас, и друг снова растворился, теперь я снова чувствую холод, вместо теплого дыхания на щеке. — Смотри, — он поднял указательный палец, указывая на потолок. Участок черноты над кроватью сиял желто-зелеными огонечками в форме звёзд. Большие и маленькие точки рассыпались по потолку, создавая эффект ночного неба, воплощая мои грезы в реальность. В памяти замелькали ночи из далекого прошлого, когда я была лишь маленьким ребёнком, не знающим всех подлостей и испытаний, приготовленных жизнью; холодные слезинки защипали глаза, вот-вот и я правда расплачусь на глазах у стоящего рядом Зейна. Спасибо темноте за то, что скрывает все это своей непроглядной пеленой от его внимательных глаз. Смотря на эти звёздочки, я хочу потянуться и сорвать одну с воображаемого неба, чтобы наконец загадать своё желание и пустить через всю вселенную в надежде на её исполнение. Но что бы я загадала, будь у меня такая возможность? Наверно, я бы подержала её в руках и снова отпустила к своей семье на звездное поле, так и не решив, чего хочу. Я действительно не знаю чего мне надо! Ведь все в моих руках, а звезды должны исполнять то, что человеку не под силу. К тому же даже без одной звезды небо меняется, становится не полным, потому что теряет частичку себя. Я так считаю… Повернувшись к парню лицом, искренне улыбнулась, чего не делала, уже очень давно. Улыбнулась так искренне, насколько это было возможно. Он сделал эту мелочь для меня, для того, чтобы я перестала трястись от миновавшей опасности и чувствовать, как слезы заставляют задыхаться. Теперь у меня есть свой кусочек неба. Уверена, Зейн заметил мою улыбку, потому что я могу разглядеть её и на его губах среди мрака. — Спасибо, — я прошептала слова благодарности, боясь нарушить ту гармонию и переполняющее чувство благодарности, боясь спугнуть маленькую иллюзию. — Теперь ты можешь коснуться их. Жаль, что это всего лишь наклейки… Они не заменят тебе настоящих. — Но смогут согреть моё сердце. Я готова смотреть на это каждую ночь, воображая себя на крыше под мелодию цикад и свежесть леса. Мне становилось лучше. Тяжесть в груди вдруг испарилась, и наконец-то стало легко дышать, произносить слова. Я будто бы ожила на какое-то время. Зейн. Он настолько внимателен ко всем незначительным деталям и словам, мне хочется быть открытой рядом с ним, быть самой собой не боясь упреков и отвергнутости, хочется смеяться и чувствовать что-то приятно тёплое в душе, небольшой трепет сердца. В этот момент я особенно остро почувствовала нужду в этом человеке. Господи, сколько же все-таки противоречий, связанных с ним. Это разрывает мое сознание на две части! Может, это просто влечение, или он действительно исцеляет меня? Веки налились свинцом, намереваясь опуститься; неприятное жжение сопровождало это. Так хочется прилечь… Хоть на минуточку. Зевнув, я повернулась к Малику, отвернувшемуся куда-то в сторону. Пусть он и пытается быть разговорчивым и активным, но за время нашего общения я поняла одну вещь — ему не нравится вся эта суетливая опера. Этому парню комфортнее наедине с собой или же в крохотной компании. В этом мы похожи… Мне стало грустно… Я вспомнила, как безустанно говорила с Декстером о небе почти что каждую ночь. Об этом чуде можно говорить часами, если оно до глубины души трогает человека. — Зейн, спасибо еще раз, но я так устала… Думаю, мне нужно поспать. — Да, конечно. Сегодня был ужасный день, — мы все еще не включали свет, да я и не хотела этого. Когда не видишь человека, то все намного проще. — До этого момента. Ты спас его остаток, знаешь. — Спокойной ночи, Перри Эдвардс. «Хелен Келлер писала: «Самые лучшие и самые прекрасные вещи в мире нельзя увидеть или даже прикоснуться к ним — они должны быть ощутимы сердцем.» И, знаешь, Дневник, сегодня я ощутила это. Мне страшно. — Перри…»