И снова зима

Первым моим впечатлением от странной находки был ужас. Конечно, девушка, отдавшая мне ключ, скупо предупредила о плохом соседе, но я и представить себе не мог, сколько смысла она вложила в эти слова. Маньяк-убийца? Коллекционер человеческих ногтей? Какие ещё ассоциации могут возникнуть, если обнаружить подобный пакетик в собственном номере, в ящике комода? Я задвинул ящик и в оцепенении сел на кровать, пытаясь осмыслить увиденное. В восьмидесятые во мне ещё горел дух юношеского романтизма, и гиперболизированный мозг скорее поэта, чем учёного выдавал красочную картину проведённой в этом номере ночи. Полумрак. Задёрнуты гардины. Тень соседа склонилась над кроватью и, вооружённая огромными строительными щипцами, тянется к моим спящим рукам, чтобы получить в свою коллекцию ещё один окровавленный ноготь. От дикой боли я просыпаюсь, пытаюсь вырваться из сковавшего меня одеяла, но я будто связан этой тенью по рукам и ногам — она не отпускает меня до тех пор, пока не заканчивает своё черное дело и не удаляется с торжествующей улыбкой на лице. Страх, охвативший меня тогда, нельзя описать словами, хоть он и не превзошёл всех тех ужасов, которые мне довелось пережить в этом странном городе. Собрав волю в кулак, я спустился вниз, к девушке, и снова спросил: — Может, есть возможность переселить меня в другой номер? — Нет. — Может, я могу получить ключ от своей комнаты? Там же можно запереть дверь? — я совершенно точно видел замочные скважины на межкомнатных дверях, но девушка снова выдала сухое «нет». — Тогда я могу расплатиться? Еще одно «нет» выбило меня из колеи и навело на мысль, что девушка может страдать нарушением сознания или находится в крайней степени депрессии — настолько упрямо она смотрела на свои колени. Апатичное лицо с ещё не исчезнувшей детской припухлостью было почти сонным, будто бы мир вокруг не существовал вовсе. Привыкший подмечать каждую деталь, я сразу заметил, как странно выглядели её руки, не прикрытые рукавами шерстяного платья. Сперва мне показалось, что они были розоватыми, но, приглядевшись, я снова удивился. Под молочно-бледной кожей рассыпались маленькие красные сгустки — не такие яркие, чтобы их можно было заметить с первого взгляда. Они выпирали, словно тысячи пузырьков от ожога, наводя на очередную мысль о возможном заболевании — уже не психическом. Могла ли неизвестная болезнь быть заразной? Этого я тоже не знал, а потому просто кивнул девушке и поспешил выйти на улицу, чтобы познакомиться с Н. поближе. В городе было не больше двух сотен маленьких двухэтажных домов, разделённых полосой почти одностороннего шоссе — две машины столкнулись там на моих глазах и раздраженно гудели, силясь объехать друг друга; но, похоже, что у жителей машин было немного, так что неправильная ширина дороги не удивляла. Места, отведённые под парковку, пустовали и тонули в сугробах. Пожилой дворник, смешной в своей дутой куртке, стоял по колено в снегу, опирался на деревянную лопату и, казалось, не горел желанием расчищать эти завалы. В самом деле, зачем убирать снег, если парковка до сих пор никому не понадобилась? От шоссе по обледеневшим тротуарам можно было пройти в глубь домов, где начиналось самое интересное. Н. не был мёртвым — там кипела жизнь, но вся она оставалась за закрытыми дверями кафе, клубов и ресторанов. Жителей можно было понять: мороз на улице стоял такой, что даже в своём тяжёлом пальто я дрожал. В ушах звенело, хоть ветра и не было. Кожа на носу будто трещала по швам. Встречающиеся вывески были покрыты инеем. В общем, побродив минут десять по городу, я не придумал ничего лучше, чем найти наименее вызывающую вывеску и зайти внутрь кафе. Там было на удивление пусто — в окнах других ресторанов людей было больше. Бармен за стойкой меланхолично протирал стаканы. Чуть поодаль сидел посетитель в деловом костюме, со сверкающей лысиной. Я тоже присел за стойку и попросил чего-нибудь горячего. Посетитель тут же подсел ко мне ближе. — Вы, верно, новенький здесь? — Это заметно? — В таких маленьких городах все знают друг друга в лицо. Правда, я в Н. только два месяца, но кажется, будто жил здесь всю свою жизнь — каждый житель так и норовит пожелать мне доброго дня, когда я выбираюсь на улицу по своим делам или просто перекусить в кафе. На отвороте вашего пальто много шерсти — у вас кот или кошка? А ваш красный нос заставляет переживать: можно сделать предположение об авитаминозе или сосудистых спазмах. Хотя вы могли просто не привыкнуть к этому городу! Настолько сильный перепад температур ни один организм не выдержит, пусть и самый здоровый на свете... Он рассуждал так несколько минут, пока бармен не поставил передо мной кружку горячего какао и два куриных тоста. — Вы, кстати, сделали хороший выбор. В этом заведении — самые вкусные сандвичи. — Лестер, — я протянул говорливому посетителю руку, предотвращая дальнейший поток бессвязного бреда и описания моей жизни по виду моих же ладоней. — Адам Лестер, студент. А вы? — Барри Крэтч, — он потряс мою руку и снова ударился в рассуждения обо мне, сандвичах и вечной зиме на улицах города. Я жевал тост, пил какао и проклинал то мгновение, которое заставило меня уступить недружелюбной погоде Н. и переступить порог кафе. Крэтча заткнуть было невозможно — даже те фразы, которые я мимоходом вставлял, пытаясь направить его мысль в единое русло, не давали мне возможности начать собственный рассказ; но кое-что из услышанного оказалось на удивление интересным. — С каждым годом всё холоднее и холоднее? — переспросил я, так как это было напрямую связано с целью моего приезда в Н., но Крэтч отмахнулся и продолжал говорить ещё несколько минут, не умолкая ни на секунду. Морщился даже бармен за стойкой: голос посетителя был высоким, весёлым и, как говорится, «режущим уши». Отчаявшись получить от Крэтча хоть какую-то связную информацию, я встал и отодвинул от себя пустую тарелку. — К сожалению, мне пора. Было приятно пообщаться, — сказал я, но собеседник тут же вскочил, набрасывая на себя странную желтоватую шубу. — А вы, верно, остановились у Глаши? Или снимаете комнату? Удивительно, что вы смогли отыскать в этом городе комнату: в агентствах по недвижимости нет базы клиентов из Н.! Поговорили с местными? — Видимо, я остановился у Глаши, — пробормотал я, понимая, что апатичной девушке из отеля это имя с русскими корнями пришлось бы очень кстати. — Ну, так я провожу вас до неё, — Крэтч настойчиво взял меня под локоть, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. — Вам повезло: мне как раз нужно в ту сторону. А вы заметили, как снег под ногами хрустит — будто давишь маленьких насекомых? Признаюсь, мне даже неловко от этого ощущения, ведь насекомые — живые твари, они точно не заслуживают той смерти, которая им отведена. Хорошо, что в Н. нет никаких насекомых. Ведь мороз убивает их желание жужжать у меня под ухом. Как ни странно, за монологом Крэтча дорога до отеля пролетела незаметно, а его рука каждый раз удерживала меня от неловкого падения на обледеневший асфальт. Когда я был готов признать, что Крэтч не такой бесполезный, каким показался сначала, он поднялся по ступенькам крыльца и затряс своей шубой, как отряхиваются вылезшие из воды собаки. Удержаться от смеха я не сумел. — Но, милейший! — возмутился Крэтч. — Ведь не станете вы, в самом деле, вешать в шкаф мокрую шубу? Зная, что поспорить с этим сложно, он открыл дверь и зашёл внутрь. Я проследовал за ним, удивляясь столь комичному поведению. — Снова спишь, Глаша? — подшутил он, ткнув в сидящую за ресепшеном девушку пальцем, но та снова не оторвалась от созерцания коленей. — А вам, собственно, не пора? — осторожно осведомился я, но тот мотнул головой. — Да нет, я здесь и живу. То, что произошло после, по сей день меня удивляет. Крэтч, на ходу стягивая шубу, достал из кармана ключ и по-хозяйски ввалился в мой номер. — Да, вот тут и живу, — заметив мои вещи на кровати и комоде, он недовольно скривился. — А, эта тупица Глаша подселила кого-то ко мне! Могла бы и позвонить, ведь это несложно — набрать номер. А если этот человек окажется вором, или, что ещё хуже, убийцей? Даже мою комнату занял — что за наглый тип! Ну ладно, вещи я здесь не храню. Переселюсь в другую, только заберу ноготь из ящика... Я замер, ошеломлённый этим признанием, готовый в любую секунду метнуться к комоду, схватить лежащий там анемометр и обрушить на голову соседа, но тот вдруг повернулся, заметил выражение моего лица и в ту же секунду переменился до неузнаваемости. — Видно, это вас ко мне подселили? — его лицо стало спокойным, серьёзным и даже немного грустным. Проследив за моим взглядом и осознав, что я смотрю на злосчастный пакетик в его руках, он добавил: — Не пугайтесь. Протянув ладонь для рукопожатия, он заново представился: — Барри Крэтч. Федеральное бюро расследований, Нью-Йоркский филиал. Детектив.