Постскриптум: "Пусть бог не вмешивается"

I.

- Авва, а жертвовать собой ради других – это хорошо? - Как знать… Смотря ради кого и по какой причине. Если ты рискуешь ради вещи, пусть и очень памятной или ценной, то это, бесспорно, глупость. - А если это, скажем, ради семьи? Ради близких? - То это, на самом деле, ещё большая глупость. А ещё безрассудство. Но только особенного вида. - Какого же? - … Человечного.

Открыв глаза и, на удивление, совершенно трезвым взглядом обведя свое окружение, Триш вдруг подумала, что уже и не помнила, сколько раз ей приходилось бывать в этом месте – обиталище трёх прях, которые сплетали для всех людей их путеводные нити, властвуя над судьбами и управляя жизненными путями. - Такого, признаться честно, даже я не ожидала, - удивлённо заметила Клото, присев в плетёное кресло, стоявшее рядом с козеткой, на которой расположилась Патрисия. – Мы уж тревогу бить начали – думали, что ты там всех перебьёшь. Устало фыркнув в ответ на её замечание, явно нёсшее вместе с собой контекст облегчения и успокоения, Холмс расслабленно развалилась на диване с мягкой, однотонной шенилловой обивкой, положив ладонь себе на лоб и прикрыв глаза. Кто бы знал, как же она сейчас была истощена. Лучше бы Триш в своих снах видела какой-нибудь бред накуренного сюрреалиста, чем Клото с её извечным несуразным оптимизмом, который сейчас – право слово – был ни к селу, ни к городу. - Думаешь, я с таким не сталкивалась что ли? – глухо поинтересовалась девушка, взглянув на женщину и повернувшись на бок, подложив руку под голову. – Спросите у того, кто мою нить плетёт. Уж он-то не даст соврать: мне с этим чудовищем сталкиваться приходилось не раз и не два. Просто пугает он иногда так, что в пору рассудка лишиться… Ну, и что такого весёлого я сказала, что ты так ярко улыбаешься? Ведьма с недовольством нахмурила брови в ответ на снисходительную улыбку Клото, от чего женщине, кажется, стало только радостнее… или смешнее. Ну и мерзкий же характер у неё, надо признать. - Нет-нет, - спешно махнула ладонью пряха. – Я лишь радуюсь: мы с сёстрами ни разу не ошиблись, выбрав именно тебя, как особенного человека. - Боже, какой почёт, - Терри драматично закатила глаза и положила ладонь на грудь. – Покажите, пожалуйста, куда плакать от оказанной мне чести? - Полно тебе язвить. - А я на вежливую беседу не настроена. - От чего же? Помнится мне, ты каждую нашу встречу на неё не настроена. - Потому что хороших вестей от вас не дождёшься. Вспомнить хотя бы все те разы, когда ей, Терри, приходилось сталкиваться с Клото, которой чужая беда казалась самым большим в мире приключением, а долгосрочное пребывание в совершенно ином временном отрезке без средств на существование и крыши над головой – прекрасной возможностью окунуться в жизнь другой эпохи и прочувствовать на себе всё её прелести и невзгоды. В ужас приводил уже сам факт того, что на «ответственное» задание для выгодного претворения в жизнь великого божьего замысла, был выбран человек без какого-либо опыта выживания в чужой среде обитания, без подготовки… и вообще выбирался он по одному-единственному критерию – «забавно». - У меня от вас, высших сил, просто мурашки по коже, - неприязненно пробормотала Триш. – Вертайте взад уже меня, - уже громче грубо буркнула она, следом совершенно бездумно ляпнув: - Хоть с семьёй попрощаюсь перед возвращением. Намеренно проигнорировав её замечание, чтобы не огорчать ещё больше, Клото согласно кивнула, после чего, немного помолчав, мягко произнесла: - … Ты хорошо справилась, Триш. Знай, что мы благодарим тебя от всего сердца. И сон привычно растворился, уступив место реальности, которая едва ли могла быть в данный момент лучше дремоты. «Знаете, куда можете свою благодарность засунуть, милочка? Себе и своему ленивому богу... Сперва дать мне семью, а затем отобрать её – единственное, чем у вас получается хорошо калечить меня, не так ли?» Проснувшись с очевидной усталостью, которая (если продолжать жизнь в том же сумасшедшем темпе) грозила в скором времени перерасти в хроническое недомогание, Холмс измученно вздохнула и попыталась пошевелиться. Зря. Первый звук, который сорвался с её пересохших губ, был сдавленным, мучительным стоном. Даже малейшее шевеление, от какого могли быть задействованы мышцы живота (даже самую малость), приносило невыносимую боль, от которой слёзы сами по себе выступали в уголках глаз, а челюсти непроизвольно смыкались до мерзкого зубного скрежета. Триш пришлось прикусить край одеяла, чтобы не застонать в голос и не собрать в комнате нежелательных гостей. С трудом выдохнув через рот, ведьма попыталась призвать Рено, но к собственному неудивлению обнаружила, что запас маны был практически на исходе, и его с трудом хватало даже на то, чтобы поддерживать колдунью в сознании. По-хорошему, здесь бы не помешал здоровый и крепкий сон без сновидений, но Холмс почти наверняка знала, что вновь отправиться в мир дрёмы будет весьма проблематично. Да и спать сейчас, в принципе, не очень хотелось. Она начала аккуратно перебирать в памяти последние моменты, которые запомнились больше всего, и попыталась сложить всё в целую картину. В памяти, к сожалению, мелькали лишь неясные отрывки, которые были ни на что не похожи: Вот она спасает Елену от падающих развалин стены. А вот уже с раной лежит на диване и тратит последние зачатки сил на то, чтобы защитить людей от непонятных разбойников. Дальше сплошная мучительная головная боль и запах крови, забившийся в ноздри. Никаких тебе ясностей. - … Ох, Мадонна мио! Синьорина, вы очнулись! За раздумьями, Терри даже не заметила, как раскрылась входная дверь, и в комнату кто-то проник, поэтому громкий возглас, полный облегчения и радости, довольно сильно испугал её и заставил дёрнуться от неожиданности. Девушка тут же задохнулась от приступа острой боли, зародившейся где-то в животе и в считанные секунды разнёсшейся в каждый уголок ослабевшего тела. - Я немедля позову к вам синьорину, - бегло протараторил неизвестный, лицо которого Холмс не смогла рассмотреть в полумраке. - … И врача! Врача тоже позову! - Да постой же ты, - Триш вытянула руку, порываясь схватить незнакомца за что-нибудь, чтобы остановить, но тот в спешке вылетел из помещения, оставив дверь открытой. - ... Началось утро в деревне. Как и ожидалось, спустя всего четверть часа в комнату всклокоченным, взволнованным ураганом влетела Елена, следом за которой в помещение вошёл высокий полноватый мужчина в белом медицинском халате и с чёрным кожаным саквояжем в руках. - Моя дорогая! – воскликнула дочь принца, бросившись было обнимать ведьму, испуганную тем, что крепкие объятия женщины заставят её снова мучиться в агонии. Однако мужчина, скорее всего, врач, одним лишь жестом остановил безграничную радость Елены, строго нахмурив густые брови с проблесками седины в них, и ворчливо выговорив: - Мадам, я понимаю ваши чувства, но девушка была ранена. Ей сейчас необходим покой, - он сощурил глаза, внимательно осмотрев комнату, а затем обратился к запыхавшемуся юноше, что прибежал следом за Еленой. – Раскройте-ка шторы, молодой человек. Я же не могу проводить осмотр в темноте. Тяжёлые велюровые шторы цвета шампанского, тут же были раздвинуты в сторону и помещение с пола до потолка залил мягкий дневной свет, выгодно выделяя богатое убранство комнаты и позволяя Триш наконец-то рассмотреть незнакомую обстановку спальни. Кремовые оттенки повсюду, удобная даже на вид мебель с мягкой обивкой из светлого дерева, и белоснежные цветы лилий в вазе на трельяже у окна. Зная вкусовые пристрастия Елены, Терри могла безошибочно определить – эта комната принадлежала ей. Вероятнее всего, владельцами этого дома, в общем и целом, являлись дочь принца и её будущий супруг. Вот только по какой причине она – Патрисия – находилась именно здесь? - Как вы себя чувствуете? – серьёзно осведомился врач, присев на стул рядом с кроватью, и раскрыв сумку, из которой вытянул белые перчатки. - Как будто пережила клиническую смерть, - глухо откликнулась Холмс, стараясь не смотреть на все те инструменты для осмотра, которые доктор поочерёдно вынимал из своего саквояжа и раскладывал на тряпичной салфетке, расстеленной на прикроватной тумбе. Они, как и сами врачи, в принципе, вызывали не самые лучшие ассоциации и воспоминания, поэтому визиты докторов Терри терпела с огромным трудом, почти отвращением. - Ну-ну, дорогуша, не стоит так всё воспринимать, - грудно рассмеялся мужчина. - Вот увидишь – через месяц-полтора от твоей раны останется только еле-заметный шрам. Это, якобы, «утешение» только сильнее расстроило ведьму. У неё уже имелись не очень приятные шрамы на спине, для полного счастья не хватало ещё и этого. - А без него совсем никак? – жалобно заныла Триш. – Я ведь женщина… - Раньше надо было думать, - отрезал врач. – С Вонголой свяжешься – ещё и не такие раны получишь. - Не говорите так, доктор Альберто, - притворно разобиделась Елена. – Как будто мы так часто принимаем участие в битвах. Между прочим, Джотто всегда старается решить всё мирным путём. А уж в том, что чаще всего этот «мирный» путь выбирают десять из тысячи, винить Вонголу – грешно. - На правду не обижаются, синьорина, - доктор мимоходом попросил прислугу убрать одеяло и аккуратно расстегнуть пациентке пуговицы на камисоли. - А теперь дайте мне провести осмотр. Желательно, чтобы вы все покинули помещение… - Ни за что! - … Но зная вас, синьорина, хочу сказать – просто не мешайте и, по возможности, не шумите. Триш улыбнулась: видеть оживлённую и приободрённую Елену казалось, если не чудом, то очень радостным и отрадным моментом. Даже если платой за этот момент стала такая ужасная рана. Доктору на осмотр Холмс потребовалось не меньше часа: он послушал её сердцебиение, проверил пульс, заглянул девушке в рот и затем аккуратно разрезал ножницами тугую перевязку, уже подлежавшую смене. Рана не выглядела такой ужасной, как могло показаться, а уж смертельной не была и подавно, однако болевых ощущений приносила – будь здоров. Доктор Альберто долго и методично ощупывал и осматривал аккуратно сшитые края повреждения, прежде чем обработать их и наложить новую повязку. Мыться он запретил до того времени пока не снимут швы. Как и принимать тяжёлую пищу (исключительно бульоны и кашки в умеренном количестве), употреблять алкоголь (в любом виде), сигареты и совершать какие-либо активные телодвижения (и, по возможности, ограничить не активные, как, к примеру, поход до ванной). Возможно он намекал на спорт или же что-то в этом духе, но Триш, с её недалёкостью, восприняла всё слишком буквально, поэтому, как только врач сделал последнее заключение, она не сдержалась и прокомментировала: - А если двигаться буду не я? И только бог (и сама Терри) знал, что подразумевалось под этой абстрактной фразой. Взгляд Елены был красноречивее всяких слов. Пожалуй, никто не умел смотреть так выразительно, как она. Женщина тяжело вздохнула и покачала головой, мол: «Этой уже ничем не помочь». Но мужчина не растерялся ни капли – долгое знакомство с Вонголой научило его не только терпимости, но и толерантности, поэтому слова пациентки он воспринял, как шутку и даже улыбнулся: - Всё равно нет. До полного выздоровления уж как-нибудь платонической любовью обойдётесь. Повреждение внутренних органов, это вам не шутки. - А долго ещё будет так сильно болеть? – Терри потрогала пальцами свежие бинты на животе, за что тут же получила по рукам. - Если не будете ежесекундно тревожить: трогать, щупать и проверять – то болеть перестанет достаточно быстро, а там до выздоровления рукой подать. Альберто методично убрал все инструменты в саквояж, снял перчатки и положил их в отдельный кармашек, после чего расщедрился на добродушную улыбку и почти дружеский совет: - Постарайтесь набраться терпения и свести все движения к минимуму, и тогда вы быстро пойдёте на поправку, мадемуазель. - Большое спасибо, - Триш легко склонила голову, пусть в лежачем положении это смотрелось довольно комично, а затем, дождавшись, пока юноша из прислуги застегнёт ей одежду и укроет одеялом, позволила себе расслабленно развалиться ленивым вареником в ожидании должного ухода. - Я загляну к вам через три дня. Но если будут сильные боли или же начнётся кровотечение – немедленно посылайте за мной, - строго наказал мужчина, прежде чем отвесить лёгкий поклон и удалиться в сопровождении прислуги. – Доброго дня, дамы. Дверь за его спиной тихо закрылась с лёгким щелчком замка, оставив Елену и Триш в абсолютной тишине. Казалось, что обе они враз онемели под влиянием момента. Женщина была так рада видеть свою подругу живой (пусть и не в добром здравии), что попросту растерялась под давлением смешанных чувств: радости, облегчения, сочувствия и ещё пары десятков неуёмных эмоций. Холмс же попросту понятия не имела, о чём стоило рассказать или спросить в первую очередь. Поэтому несколько минут, тянувшихся мучительно-долго и мерзко, в комнате царило абсолютное молчание, которое прерывалось, разве что, дыханием. И то каким-то неполным. - Я ни о чём не буду тебя спрашивать, - с трудом выговорила дочь принца, изумив Триш до такой степени, что она не поверила своим ушам и вопросительно склонила голову, взглядом умоляя повторить. Женщина же, тем временем подобрала юбку своего платья и, звонко стуча каблуками сапог по гладкому дощатому полу, прошла к окну, распахивая его настежь и выпуская из комнаты воздух, казавшийся спёртым и пыльным. – Поначалу мне хотелось вытрясти из тебя всю правду, потому что больше всего на свете я ненавижу пребывание в неизвестности… Но ты спасла мою жизнь. Слишком эгоистично, будучи в долгу, просить тебя рассказать о том, что ты хочешь оставить при себе. После её слов Патрисия почувствовала укол совести где-то в межреберье, но мысль рассказать всё о себе от начала и до конца выветрилась вместе с по-зимнему тёплым вихрем, ворвавшимся через распахнутое настежь окно. - Елена, - Холмс осеклась, почувствовав наконец-то ту жажду, которая мучила её с самого пробуждения, но непреднамеренно игнорировалась в виду обстоятельств. - Я обещаю, что расскажу… когда придёт время. Просто для этого мне нужно ещё немного сил. Правда. - Я тебя ни в чём не упрекаю и доверяю всецело. В конце концов, ты едва не погибла, защищая меня и… - на последнем слове её голос сломался, сорвался и угас. Хрупкие плечи дрогнули, и Елена, обернувшись, бросилась к постели Триш. – … О, моя дорогая, ну, как же так получилось? Я испугалась, когда пришла в себя и обнаружила, что Накл не смог полностью залечить твою рану. Ты почти не дышала и была так бледна, что на секунду я допустила мысль, будто тебя уже нет с нами… Она плакала так жалобно, и так крепко сжимала в своих трясущихся руках ладонь подруги, что Триш невольно стало совестно, да до такой степени, что в уголках глаз скопились слёзы. - Но я жива, - уверенно улыбнулась ведьма. - И умирать в мои планы не входит. А эта рана… что ж, будет мне уроком. В разборки между мафией не встревать. Елена доверительно кивнула в ответ и накрыла свой скривившийся от горечи рот ладонью, заглушая громкий плач. Триш знала – дочь принца не искала утешений – поэтому ведьма просто позволяла ей как следует выплакаться, выплёскивая все волнения и накопившиеся чувства в этот рёв. Наверняка всё то время, что Триш спала, Елене приходилось делать вид, что она не была испугана, расстроена или разочарована. - А ведь мы даже Джотто не можем сообщить, что ты пришла в себя, - сквозь всхлипы сдавленно пробормотала женщина. - Они куда-то уехали? – Холмс плавно погладила её по пальцам. - В Рим. Алауди подтвердил, что организаторы нападения на город пустили корни именно там, - Елена наконец-то немного успокоилась и теперь лишь часто шмыгала покрасневшим от рыданий носом, да время от времени размазывала слёзы по щекам. – Не так давно Деймон прислал весточку, что вернутся они не раньше, чем через неделю. Тогда Триш запоздало спохватилась: до февраля оставалось не так уж много времени, а дел ещё было выше головы и ни в одном из них даже конь не валялся. Девушка испуганно заморгала, сперва пытаясь отыскать календарь или что-нибудь, способное хоть немного указать на дату, а затем всё же сдавшись и тихо спросив: - Елена, сколько же я спала? Женщина подняла голову и печально улыбнулась: - Сегодня пятое января, Триш. Ты спала чуть больше недели. Желание улыбаться у ведьмы пропало за считанные доли секунд. Со своей семьёй пробыть ей оставалось лишь двадцать шесть дней.