Постскриптум: "Пусть бог не вмешивается"

Саундтрек, который порвал мне душу и нервы вклочья:

Birdy – Wings

I. Зимний день, пришедшийся на пятнадцатый день после окончания рождественских праздников, выдался на редкость погожим – тёплым, спокойным и солнечным. Прохладные ветра, причинявшие неудобства каждую зиму из года в год, неожиданно поутихли и наконец-то дали созреть сезонным итальянским фруктам. Казалось, будто повсюду витал этот сладко-кислый фруктовый аромат: яблок, апельсинов и мандаринов, киви и ещё многих других, которые в это время года лишь набирали сочность и спелость. Несмотря на то, что в кресле-каталке особо не разгуляешься, Триш не могла больше ни секунды оставаться запертой в четырёх стенах, где царила хорошая, но временами удушливая забота Елены – ведьме претило то, что приходилось тратить своё драгоценное время на бесполезное валяние в постели, тем более, когда швы уже давным-давно сняли. Так сильно хотелось подольше побыть на улице. Чтобы запомнить как можно больше до мельчайших деталей: запахи цитрусового сезона, которые не мешались с отравленным воздухом больших городов; окружающие красоты, которые в современном времени превратились в достопримечательности, а не в то, что можно увидеть на каждом шагу; людей – в большинстве своём открытых, приветливых и дружелюбных, не замкнутых и не зацикленных на себе. Наверное, именно по этой причине сейчас Триш замечала гораздо больше, чем видела раньше: Как весело здесь проходил каждый, даже самый незначительный, сбор урожая – срывая фрукты с деревьев и бережно укладывая их в огромные плетёные корзины, женщины пели и танцевали, обсуждая повседневную рутину, казавшуюся в разы интереснее, чем если бы они делали это в гостиной за чашкой чая. Как трудолюбивы и вместе с тем веселы были местные мужчины, тоже частенько запевая какую-нибудь балладу, услышанную по радио, и явно не рассчитанную на роту ремесленников и разнорабочих. И даже то, как насмешливо фыркали благородные барышни, проходя мимо простых работяг, занимавшихся своим привычным трудом, но тем не менее изредка заглядываясь на поджарых юношей, усердно трудившихся в поте лица под жаркими лучами полуденного солнца. Всё это, от чего-то, казалось Патрисии таким новым… и таким, каким было в самом начале – до того, как она привыкла к жизни в этом времени – невообразимо сказочным. Казалось, будто кто-то писал рассказ о ней, и всё, что сейчас происходило, являлось совершенно ненастоящим, поэтому и было так сильно похоже на сказку. Разве что, если кто-то и стоял за развитием всех этих сумбурных событий, он мог бы потрудиться и подправить финал. - … Ты сегодня непривычно тихая, Триш. Что-то случилось? Не так давно вернувшийся из своего родного города, Карлос всё ещё был в ужасе от того, что стало с городом после его отъезда. А сейчас, после того, как ателье временно закрыли до полного восстановления, набился в няньки к покалеченной Терри, и примерно половину своего свободного времени проводил вместе с ней и Марцией, так же согласившейся на временную подработку в доме Елены. - Ну, если не считать того, что меня ранили и через дыру в животе могли вывалиться все внутренности, а сейчас я сижу в кресле-каталке и, в общем и целом, бесполезна для окружающих, то ничего не случилось, - совсем беззлобно и безобидно, несмотря на общий смысл фразы, ответила Холмс, протянув руку и сорвав с нижней ветки приземистого дерева свежий и слегка влажный от утренней росы апельсин. – Но спасибо, что беспокоишься обо мне. Он снисходительно улыбнулся, оценив шутку, но всё же как-то вполовину, так как это и не шутка была вовсе, а затем схватился за ручки кресла, где ведьма вольготно расположилась с корзиной апельсинов на коленях, и развернул его в сторону церкви, во дворе которой, так непривычно после недолгого запустения играли дети. - Поехали, принцесса, угостим ребят. - Я смотрю, список моих прозвищ продолжает пополняться. - Не обольщайся – это лишь до тех пор, пока ты не поправишься. Коротко хохотнув, Триш дружелюбно улыбнулась и помахала заметившим их приближение детям рукой в знак приветствия. Она больше не чувствовала особого страха перед толпой ребятишек, но теперь, когда эти маленькие бесенята с нечеловеческой упрямостью настаивали на уроках английского в исполнении англоговорящей Холмс, ей казалось, что лучше было оставить их в покое и не наведываться в гости так часто. - Ты не знаешь, когда они вернутся? – спросил Карлос, не указывая на кого-то конкретного, но в то же время очень чётко для Терри обозначая его личность. - Понятия не имею, - девушка мотнула головой и громко пожелала доброго дня глуховатой Христине, торжественно вручив в руки пять спелых, ярко-оранжевых цитрусов, которые выглядели вкусно даже для Триш, весьма прохладно относившейся к ним. – Елена считает, что они со дня на день должны быть здесь, - она пожала плечами в знак недоверия к шестому чувству подруги. - Говорит, что в последнем письме Деймон через каждую строчку жаловался на Джотто, потому что тот вечно ноет и рвётся домой. - А она сообщила им о том, что ты очнулась? Насмешливо улыбнувшись и негромко рассмеявшись, Холмс шумно вздохнула и ответила: - Мы же говорим о Елене, Карлос, - ведьма поставила корзинку с фруктами на ближайшую скамью и сказала детям, что если они захотят ещё, то могут просто подойти и взять. – Эта женщина обожает сюрпризы больше, чем праздники, на которые их можно устраивать. Естественно ни один человек даже словом не обмолвился. Аллегро тоже засмеялся и, вновь взявшись за ручки кресла, начал медленно катить его в сторону городских улиц, где во всю кипела работа. Теперь, вместо привычного быта, в это время многие были заняты ремонтами своих домов или же помогали соседям чинить их жилища. Поэтому какая-нибудь, даже самая мелочная, работёнка всегда находилась. Вокруг было так оживлённо – люди что-то чинили, носились туда-сюда, общались и просто хорошо проводили время. Но Триш чудилось затишье: она никого и ничего не слышала, отдавая всё внимание мыслям и ощущениям. Между ней и Карлосом воцарилась тишина, и на секунду Терри показалось, будто он всё знал. Знал, что Холмс была ведьмой, что она попала к ним из другого времени… и что она в скором времени должна была всех оставить. Может быть, больное воображение играло с ней злую шутку – в последнее время всё окружение Патрисии сильно любило этим промышлять – а может быть, Аллегро и впрямь обо всём догадывался… Во всяком случае он предпочитал закрывать на это глаза и позволять всему идти своим чередом. Он молчал ещё какое-то время, постоянно поворачиваясь и высматривая что-то, пока не принял решение остановиться, и не заговорил: - Как ты смотришь на то, чтобы сейчас отправиться в порт и погулять у большой воды? Удивлённо моргнув, Холмс машинально кивнула и согласно замычала, дивясь неожиданной смене настроения и гадая, что же такого интересного он увидел, что могло навести его на мысль прогуляться по порту. В любом случае, Триш была рада: Ведь чем больше и чаще она будет видеть, тем лучше запомнит. II. У «большой воды» было значительно прохладнее, чем в городе: Триш чувствовала лёгкие порывы солёного морского бриза и сильнее куталась в цветастый хлопковый платок, накинутый на плечи. Карлос сидел рядом с ней, на скамье, устало откинувшись на спинку, и периодически посматривая в сторону пристани, рядом с которой были пришвартованы рыбацкие судна, яхты, лодки, и даже один пассажирский корабль. В размерах он едва ли мог поспорить с круизным лайнером, но, если задуматься, то даже такое судно могло вместить около сотни человек. - Карлос, если ты не против, то могу я опереться на тебя и немного постоять? – попросила Холмс, так как, будучи в кресле, не могла полностью насладиться видом, а также взглянуть на то, что так заинтересовало её солнечного друга. - Я не думаю, что это будет хорошо, твой живот… - Но я чувствую себя вполне нормально – швы уже сняли и болит рана очень редко. Если я не буду делать резких движений, то стоять, опираясь на кого-то, будет не проблемно, - заверила его Холмс, легонько похлопав себя ладонью по животу в том месте, где находилась бинтовая перевязка. Карлос взглянул на ведьму с большим недоверием, но её ответный взгляд, наполненный уверенностью и одновременно просьбой, не смог долго оставлять его неприступным, поэтому молодой человек быстро встал с насиженного места и протянул руки к колдунье. Терри слегка поморщилась от неприятных ощущений, поднимаясь на ноги, и всё равно радуясь тому, что за две недели покоя мышцы в них не атрофировались, пусть и ослабли немного. Она положила обе руки на плечо Карлоса, наваливаясь на него всем весом и втайне радуясь, что благодаря кашкам и бульонам прилично сбросила за последние недели, даже притом, что валялась целыми днями или каталась в кресле. Карлос внимательно посмотрел на ведьму, прижавшуюся к нему всем своим телом и пристально наблюдавшую за тем, как очередное судно становилось маленькой расплывчатой точкой и скрывалось за линией горизонта. Он знал наверняка – Триш что-то беспрестанно тревожило и беспокоило – но Холмс никогда и никому не показывала своих слабостей, поэтому перемен в ней чаще всего никто не замечал. Аллегро и сам бы не заметил, если бы не Марция, однажды попросившая его поговорить с их неунывающим Шерлоком. Именно она заставила его заметить те неуловимые перемены в Терри. - Триш… - Карлос сглотнул, неожиданно растерявшись и потеряв дар речи. Но не сдавшись, он начал заново: - Триш… ты в порядке? В лицо подул особенно сильный порыв ветра, и ведьма повернула голову, встретившись с другом взглядом. Это был самый простой вопрос, ответить на который враньём никому не составит труда. И в то же время, когда её вот так прямо спрашивали, Патрисия инстинктивно не могла никому сказать и слова лжи. - Я не в порядке, - улыбнувшись слишком непонятно, от чего так неприятно закололо и заныло под рёбрами, сказала Триш. – Настолько, насколько это вообще возможно. Я не в порядке, Карлос. Она бы расплакалась прямо здесь и сейчас, потому что горечь с завидным постоянством топила её с головой, погружая на самое дно ящика Пандоры, в котором, увы, места для надежды больше не осталось. Триш держалась умело и стойко – своей болью омрачать чью-то радость она не собиралась. Возможно поэтому видеть и чувствовать её невыносимую обречённость, спрятанную под нежностью и озорством, было так же мучительно, как если бы она неожиданно нарыдала здесь целый океан. И все понимали, если кто и был способен утешить её и до самого конца проникнуться всеми этими печальными чувствами, то находился он сейчас за многие километры от этого места. - Карлос? Какими судьбами ты здесь оказался? … Или же хотел, чтобы все вокруг так думали. Аллегро обернулся так резко, что едва не уронил неустойчивую Триш, на секунду напрочь позабыв о её существовании в принципе. Девушка едва успела схватиться за него, чтобы не упасть, а затем подняла голову, чтобы отчитать Карлоса и… не смогла заговорить. Она как будто вечность не видела его и от того, наверное, он казался таким худым, уставшим и вымученным, будто бы потерявшим веру в собственные силы. Ему же она, спустя недели, проведённые в разлуке, виделась непривычно маленькой и хрупкой – ломкой, как хрусталь, который мог разлететься вдребезги от одного неосторожного движения. Триш отшатнулась и почувствовала, будто застывшие стрелки часов внутри неё начали свой ход с бешеной, просто невероятной скоростью – бежали вперёд так неуловимо и одновременно шумно, что тиканье в ушах сливалось в один сплошной непонятный звук. Джотто одним рывком устремился вперёд – к ней – лишь бы быстрее, ближе, теснее. Но будучи в одном лишь шаге от того места, где она замерла, не в силах поверить в то, что видела перед собой, он остановился. Испугался, что бредил. Протянул руку к её лицу и вмиг похолодевшими и задрожавшими пальцами коснулся щеки. Боль захватила сердца обоих одновременно – вот так сразу и без предупреждения. Никогда и ни о чём в своей жизни Джотто так сильно не жалел, как о том, что уехал. Что оставил её и не был рядом в тот момент, когда она проснулась. И никогда в жизни Триш не испытывала такой ненависти к нему, как в этот момент их воссоединения – она до безумия сильно скучала по нему; она хотела видеть его рядом с собой; ей пришлось быть сильной без него. Мужчина судорожно, и всё же с осторожностью, трогал ведьму везде, где только можно было: гладил тонкую шею, ощупывал плечи и поразительно тонкие руки, бережно обнимал, поглаживая спину, целовал лицо и дышал ароматом её парфюма. - Идиот, - сдавленно зашептала Триш, сквозь горечь, вставшую ей поперёк горла. – Ты – сказочная сволочь. Он согласно кивал, внимая каждому её слову и одновременно убеждая самого себя в том, что это не было одним из тех больных сновидений, которые он видел там - в Риме. - Клянусь – я больше не оставлю тебя. - Десять дней, Джотто, - она схватилась за него, как за последний шанс выжить и сохранить здравый рассудок. - У меня осталось десять дней, - Триш стукнула его ослабевшей ладонью по спине и наконец зарыдала: - Ты должен был быть здесь. Видеть, слышать… даже просто чувствовать её слёзы было так нестерпимо, что душа металась из стороны в сторону, разрываясь между собственными чувствами и её несчастьем. Вина за то, что его не было рядом в тот момент, когда она нуждалась в нём больше всего, охватывала сердце и добиралась до всего живого, что только могло остаться в теле. - Я знаю, Триш… Знаю. Но легче всё равно не становилось.