Don't let me go

Лидия и мистер Стилински проговорили всю ночь. Они обсуждали общие темы, такие как погода в Нью-Йорке или ее обучение на медицинском факультете. Казалось, они старались избегать самой болезненной, самой сокровенной темы, которая была способна выжечь раны в сердцах обоих. В небольшой гостиной было невероятно уютно. Теплый свет от настольной лампы освещал лишь небольшую часть комнаты. Солнце давно село, и полуночная тьма захватила каждый миллиметр пространства. Конечно, кроме того спасительного островка света. Шериф был удивительно спокоен, в то время, как Лидию разрывало от переизбытка эмоций. Девушка видела, как Стайлз перебрался из своей комнаты в ванную, а затем вернулся восвояси. — Он не парализован, — тихо произнес мистер Стилински, замечая озадаченный взгляд Лидии, для которой, судя по всему, состояние Стайлза оставалось загадкой. Девушке показалось, что его слова были лишь иллюзией, растворившейся в воздухе. — Он практически завершил курс реабилитации, вот только что-то пошло не так и появилась боль. Он способен самостоятельно вставать и передвигаться до тех самых пор, пока может терпеть боль. Врачи твердят, что это нужно перетерпеть, закончить реабилитацию, увеличить дозу обезболивающих препаратов, которые каким-то образом влияют на его память. Но Стайлз отчаянно цепляется за каждую крупицу вновь приобретенных воспоминаний, панически боясь их потерять. — Расскажите мне, — девушка вдруг ощутила острую необходимость узнать все: каждое его слово, каждое движение, каждую причину его улыбки. Ей вдруг захотелось прочувствовать Стайлза, хоть ненадолго, но понять его. — Расскажите мне все. Шериф смотрел на нее с пониманием. Эта хрупкая девушка, которая так отчаянно пытается быть сильной, вызывала наплыв теплых чувств, которые давно уснули глубоко внутри. Она напоминала ему ту, воспоминания о которой щемящей болью отзывались в сердце — Клаудию. Такая же эмоциональная, такая же ранимая. Она отчаянно хочет помочь, не задумываясь о последствиях для самой себя. Мартин глядела на него большими глазами, которые при свете ламп блестели от слез. Ему хотелось обнять ее по-отцовски, погладить по голове и отпустить. Он желал, чтобы она вернулась обратно в Нью-Йорк, окончила университет, вышла замуж и обрела ту жизнь, которая была предначертана ей с рождения. Но сейчас, глядя в ее глаза, он понимал, насколько крепко связаны Стайлз и Лидия. Тонкой красной нитью переплетены их судьбы. И ничто: ни боль, ни потерянные воспоминания, ни даже смерть, не сможет разорвать эту связь. До тех самых пор, пока один из них самостоятельно не примет решение сжечь все нити дотла, уничтожить эту связь, они будут вечно стремиться друг к другу. — Первое время было действительно тяжело. Ты смотришь в его глаза, а в ответ видишь лишь пустоту, страх и непонимание. Стайлз, привыкший не доверять никому, вдруг должен был поверить людям, которых видит впервые в своей потерянной жизни. Ему было сложнее всех. День за днем мы рассказывали ему его же собственную историю, стараясь избежать острых моментов, способных вызвать нервное расстройство. И каждый раз, он смотрел на нас так, словно все мы лгали. Нервы были на пределе. Первой не выдержала Малия. Она пыталась ему что-то рассказать, но когда поняла, что он ей не верит, жутко разозлилась. Понятия не имею, что она ему наговорила, но его отношение к нам ухудшилось сразу после той беседы. Малия же так больше ни разу и не появилась. Не знаю, повлиял ли на это их разрыв, но Стайлз сразу поставил себе цель — встать на ноги. Как видишь, ему это удавалось до тех самых пор, пока он вновь не начал копаться в своем же сознании, пытаться что-то вспомнить. Однажды ночью вернулись кошмары. Он вырывался, кричал, звал на помощь так, словно это был не сон, а явь. Позже ему стали сниться все те, кого он когда-то потерял: Эллисон, Бойд, Эрика, его мать…Его крики давали нам понять, кто на этот раз посетил его сон. Наутро он ничего не помнил, словно и не было никаких кошмаров. Но прежний Стайлз окончательно исчез с появлением боли. Он потерял стремление ко всему: бросил попытки встать на ноги, восстановить память. Ему хватает того маленького мира, в котором он существует. Мы многие дни пытались вытащить его из этого состояния, Лидия. Не думаю, что тебе удастся совершить то, что не удалось нам. — По крайней мере, я попытаюсь, — голос девушки дрогнул. Она представляла через что пришлось пройти Стайлзу и всем тем, кто так отчаянно за него боролся. Чувство вины начало разъедать душу изнутри. А ведь она его бросила, даже ничего не объяснив. Лидия вдруг вспомнила истинную причину своего отъезда — злополучное сообщение, которое переросло в целый обвинительный вердикт. Всю ту неделю, проведенную у постели спящего Стайлза, девушка тщательно пыталась сдержать желание закричать, рассказать всем, что она не виновата, что не посылала этого чертового сообщения. Вот только тогда ей придется признаться всем и, в первую очередь, самой себе в своем худшем подозрении. Лидия была уверена, что сообщение отправила ее мать. И каждый раз, когда мучительный крик так яростно хотел вырваться, она осознавала, что дело-то вовсе не в сообщении. Стайлз пострадал не из-за глупой смски, а из-за своего стремления помочь Лидии. Будь они просто знакомыми, ничем не связанными друг с другом, разве бросил бы он всех и умчался на подмогу девушке по первому зову? Нет, конечно же, нет. Его погубили чувства. Именно чувства. Мартин не осмеливалась подумать о «любви». С появлением Малии, девушка вовсе перестала думать, что любовь когда-нибудь была, в отличие от чувств, которые остаются несмотря ни на что. Она так долго хранила где-то в потаенных уголках подсознания тот крик. Вот только сейчас покаяние стало необходимым. — Мистер Стилински, я... я... хотела, чтобы вы знали. То сообщение… я его не отправляла. — Я знаю, Лидия, знаю, — тихо пробормотал мужчина, поднимаясь с дивана и направляясь куда-то вглубь комнаты в темноту. Девушке вдруг показалось, что эта темнота проникает в ее душу, по коже пробежался ледяной холод. Шериф вернулся спустя несколько минут, протягивая ей тот самый мобильный телефон. Дрожащими руками она взяла устройство. На экране крупными буквами было высвечено «Лидия», вот только набор цифр был ей незнаком. Мартин ошарашено посмотрела на шерифа. — Это не твой номер, Лидия. — Я не виновата… — растерянно прошептала девушка. На ее лице замерла чуть заметная улыбка. Она с интересом разглядывала незнакомую ей комбинацию цифр. Минутное облегчение вдруг сменилось волнением. Эмоции, словно цунами, захлестнули ее. Все было зря: ее волнение, обвинение и порицание, трусость и побег в Нью-Йорк. Все было зря. — Но вы же… — Лидия не могла совладать с собственными мыслями. Она чувствовала, как в районе солнечного сплетения зарождается ужасное чувство, заставляющее ее сорваться с места и пронзить шерифа грозным взглядом. — Почему вы ничего мне не сказали? Я буквально изнемогала от чувства вины, которое не давало мне ни минуты покоя. Каждую ночь я просыпалась в слезах, испытывая щемящую боль в груди. Я возненавидела себя! Я бросила Стайлза! Но вы… все вы ненавидели меня так же сильно. Я знала. Это чувствовалось в каждом взгляде, каждом жесте, каждой фразе, сказанной в мой адрес. И из-за этого каждая секунда постепенно превращалась в настоящий ад, испепеляющий меня снова и снова. А сейчас вы вот так просто говорите мне об этом? Сейчас? Спустя целый год? Шериф шумно вздохнул, потирая виски руками. Судя по всему, вновь разыгралась мигрень. Он взглянул на девушку, ощущая, как чувство вины медленно накрывало его. После того, как Малия сообщила им о том, по какой причине Стайлз покинул выпускной бал, каждый, кто когда-то дорожил Стайлзом, не мог больше относиться к Лидии также, как и прежде. Люди вечно пытаются обвинить кого-нибудь в своих бедах. Превратить всю боль, затаившуюся в душе, в ненависть и направить ее в адрес любого, даже совершенно невиновного человека. В тот момент таким человеком стала Лидия. — Мы выяснили все слишком поздно. Ты уже уехала, к тому же в тот момент у нас было слишком много проблем, — тихо произнес шериф, надеясь, что подобное объяснение сойдет за извинение. Вот только Лидия уже, похоже, его не слушала. Она с интересом разглядывала экран телефона. Нет, от этого её злость и обида ни сколько не уменьшились. Просто сейчас ее интересовало совсем другое. — Подождите, тогда чей это номер? — в ответ шериф лишь пожал плечами, ловя на себя недоуменный взгляд девушки. — Я так и не смог выяснить. Все в телефонной компании твердили мне, что сим-карта была приобретена слишком давно, информация о ней якобы утеряна. А для того, чтобы досконально все проверить, мне необходим специальный рапорт, получить который можно, только если завести дело по факту покушения на убийство. Вот только машина была исправна, а никаких других улик мы не обнаружили. К тому же, какое это имеет значение сейчас, когда Стайлз в таком состоянии. Лидия молчала. И в этом молчании можно было услышать, как быстро бьется ее сердце. Она слишком зла, слишком обижена, слишком расстроена. Она понятия не имеет, что делать дальше, вот только Стайлза девушка больше не оставит. — Я не знаю, что делать. Я просто ничего не понимаю, Лидия. Мне казалось, если мы уедем, то все проблемы испаряться, но ты заставила усомниться в собственных убеждениях. — Все будет хорошо, шериф. Я обещаю, — Лидия вдруг неожиданно обняла мужчину, стараясь передать ему всю свою уверенность, все свои надежды на лучшее. — Пойду, заварю вам чайку, поможет мыслить оптимистичнее. Девушка улыбнулась, медленно перебираясь на кухню. За окном вновь лил дождь. С каких пор погода в Бикон-Хиллс испортилась настолько? В комнате по-прежнему пахло медикаментами. Лидия распахнула окно, вдыхая свежий воздух. Она давно не дышала настолько спокойно. Вода в чайнике зашумела, Лидия собиралась заварить тот самый чай, который ей еще днем предлагал Скотт, как вдруг вспомнила, что не уточнила у шерифа о количестве сахара. Она неспешно вернулась в комнату, откуда раздавалось тихое сопение. Мистер Стилински спокойно спал на диване. Мартин аккуратно, стараясь его не разбудить, накрыла мужчину пледом. Взяв свою куртку, девушка покинула гостиную. Вот только, перед тем, как уйти, она вдруг ощутила острую необходимость увидеть Стайлза. В его комнате было безумно тихо. Темнота давно восседала здесь на царском троне, а сам парень витал в царстве Морфея. Лунный свет, просочившийся из окна, освещал лицо Стайлза. Сейчас оно казалось таким спокойным, таким родным. Уголки губ слегка подрагивали. Больше всего на свете Мартин сейчас хотела, чтобы парню, пережившему за это время столько всего, сейчас приснился действительно хороший сон. Не сумев справиться с порывом, девушка вдруг коснулась губами его лба, слегка взъерошив каштановые волосы. — Все будет хорошо, Стайлз, — еле слышно произнесла Лидия, покидая комнату. — Я все исправлю.