20 апреля 2007 года, 9 класс
Она сидела под лестницей и ревела. Просто ревела — от обиды и злости. Ненависти. Смятый листок, вырванный из тетради, валялся тут же, его она время от времени топтала туфлей. — Сволочь, скотина, урод! — тетрадный лист в очередной раз получил порцию наказания, когда на лестнице послышались шаги. Кто-то заглянул в ее уголочек. — Щеглова, вот ты где! — с перил свесилась кудрявая блондинистая голова. — Я тебя по всей школе ищу! Легкий топоток прошелся по ступенькам, и к зареванной девушке присоединилась ее одноклассница, Инна Вихрова. Аня шмыгнула носом. — Да ладно, не обращай внимания! Ну ты чего, Ань? Ну дурак он, да мы ж это все знаем! — А Ирина Викторовна не знает, — Аня снова всхлипнула. — У меня из-за него годовая пятерка сорвалась. Мне теперь золотой медали не видать! Я без нее поступить не смогу! — Да не бери в голову, Ань! Поступишь и без медали, ты у нас самая умная! Инна подняла скомканный листок, расправила его. И не удержалась — прыснула со смеху. На листе, прямо под надписью «Щеглова А., 9 «Б» был нарисован большой мужской половой орган. И подпись внизу крупными печатными буквами: «НЕКОГДА МНЕ УЧИТЬСЯ, ИРИНА ВИКТОРОВНА! МНЕ О ДРУГОМ СЕЙЧАС ДУМАЕТСЯ!» — Смеешься?! А я бы его удавила своими руками! Ирина чуть не поседела, пока на меня орала… — Ты эту контрольную перепишешь, и все дела. — Инка, она меня не послушает. У меня родителей нет, только бабушка воспитывает, а это в понимании нашей Ирины означает неблагополучную семью. Тем более что соболевская мамашка является председателем родкома, и ее Витенька — всегда лучший, первый, самый-самый! — Однако и фантазия у него… — Инна вздохнула, рассматривая рисунок. — И ведь рисует, зараза, здорово! Нет, чтобы в полезное русло свой талант направить… За что это он так? — За то, что я ему алгебру списать не дала! — Ну, придурок! Пойдем, Ань, холодно тут…27 декабря 2014 года. Больничная палата, наши дни
Аня лежала на больничной койке, уставившись в потолок. Утром заходил врач, сообщил, что чуть не случился выкидыш. И только «своевременно оказанная помощь» спасла и ребенка, и мать. «А лучше б случился выкидыш…» — Хорошо еще, что ваш муж среагировал почти мгновенно. — Отчего это было? Это Виктор протиснулся к врачу. Оказывается, он «дежурил» в ее палате с ночи. — Токсикоз, переживания на нервной почве, волнения. Это все — начальная стадия беременности, обычное в первом триместре явление. В это время плод формируется, отсюда и возникает так называемая «депрессия беременности». Просто у кого-то этот период протекает не так… болезненно. Виктор хмыкнул. — То есть вы хотите сказать, что почти случившийся выкидыш — это нормально? — Нет, молодой человек, — врач строго глянул на «папашу» поверх очков. — Вы меня не поняли. Я имел в виду под «нормально» депрессивное состояние будущей мамочки. А то, что спровоцировало угрозу — это внешние обстоятельства. — И какие же? «Ты, например! — закрыв глаза, думала она. — Когда же ты уберешься из палаты, из квартиры, из моей жизни, наконец?» — Ей сейчас нельзя волноваться… «Ну, разумеется! Не то ребеночка потеряю…» — Ей нужны положительные эмоции… «Классическая музыка, например…» — Хорошее настроение… «Прямо чтоб до потолка прыгать!..» — Побольше ласки, любви… «Ага, он так и бросился меня любить и ласкать! Бежит и падает…» — В общем, позитивный настрой. «Да когда ж ты заткнешься-то?» — Можете какую-нибудь особенную еду приготовить. Вкусности — они ведь тоже радуют, настроение поднимают… «Угум, и вызывают легкую рвоту…» — В общем, вы меня поняли. — Доктор, скажите, а… можно уже забрать ее домой? «Ни в коем случае! Чтобы я там действительно померла?!» — А вы считаете, что сумеете обеспечить жене полноценный уход? «О да. Именно что уход. Если только из жизни…» — Ну, вы же сами сказали: позитив, хорошее настроение, вкусности опять же… «Лучше уж лежать в больничной палате, чем сидеть в четырех стенах с тобой!..» — Давайте потерпим до завтра. Анализы еще не все готовы. — Хорошо, давайте так. Зазвонил мобильный. — Да, Никифоров, слушаю. Я в семнадцатой. Сейчас иду, — врач отключился и положил мобильный в карман халата. — Меня зовут к другому пациенту. Так что до вечера, Анна. А вы, папаша, лучше принесите жене фрукты. Виктор молча посторонился, пропуская врача. Затем прошелся по палате, выглянул в окно и только потом вернулся к Ане, осторожно присев на больничную койку. — Как ты… сама? Он старался не смотреть на нее. Она молчала, глядя в потолок. Он не выдержал первым. — Послушай, ну я ведь тебя не трогал! Ты сама перенервничала! А в твоем положении это вредно. Никакой реакции. — Почему ты молчишь? Аня? Никакого ответа. Когда его нахмуренное лицо заслонило обзор потолка, ее чуть не стошнило. Пришлось закрыть глаза. Он хотел схватить ее за плечи, хорошенько встряхнуть — так, чтобы открылись глаза, чтобы они смотрели на него… С трудом отогнав подобные мысли, Виктор с шумом выпустил воздух и тяжело сел на табурет, стоявший у тумбочки. И вовремя: в палату вошли новые посетители… — Анечка! Она резко открыла глаза, сразу превратившись в образец для счастья. — Бабушка! — Милая моя! Как ты? Я так за тебя перепугалась! Ей пришлось сесть в кровати. — Ну что ты! Тебе же нельзя волноваться! Как ты добралась? — А меня привезли, Людмила Алексеевна позвонила и предложила заехать за мной. Как я могла отказаться? Аня больше всего на свете хотела побыть одна, и еле сдерживалась, чтобы не разреветься.12 недель
Постоянно хочется есть… Нет, не так: жрать! ЖРАТЬ!!! И еще раз ЖРАТЬ! Причем только самое вкусное: жареную селедку, приправленную тертым сыром, тосты, политые чесночным соусом, хрусткие соленые огурцы с шоколадными конфетами, свекольный салат с грецкими орехами… Что это? Жареное мясо?! ФУ! Да как ты смеешь предлагать мне такое, убогий! Я ем ТОЛЬКО ту еду, которую захочу, которую мне приготовят по особому рецепту, запомни это! Вот тебе все назад, получай!