Берег надежды

Летнее солнце уверенно светило с ярко-синего горизонта, пробираясь сквозь уже большие зелёные листочки и заставляя жмуриться от прямых лучей. Настроение у меня было ужасным, от этого и погода совершенно не радовала. Даже напротив вгоняла в уныние — едва оказавшись на улице, я произнесла про себя: «Солнце в начале июня. А через неделю уже дожди польют». Мимо проходили жители и гости Северной столицы. Одни звонко смеялись, фотографируясь практически на каждом углу. Другие плелись совершенно расстроенные не известным мне фактом. Работали, отдыхали, занимались своими интересными или не очень делами. У каждого в этом городе своя роль на сегодня. Вот и я имела свою роль, с давно написанным, но не известным мне сценарием. На протяжении минут, наверное, пятнадцати я просто сидела в машине, зачем-то сжимая в руках телефон и всё никак не решаясь покинуть её. Почему-то не хватало смелости зайти в до боли знакомую дверь, сбросив все ненужные маски. Слёзы у меня давно уже кончились, осталась лишь жгучая боль в груди и непонимание того, как я не влетела в какой-нибудь столб на дороге. Мне казалось, что руки мои тряслись всю дорогу и не сбавляли темп после остановки. А быть может просто казалось? Я вдыхала застоявшийся воздух и зачем-то листала в телефоне свои совместные фотографии с Димой. «Вчера больше нет, завтра может и не быть, единственное, чем мы можем насладиться, — это момент здесь и сейчас*». То ли вспомнив эту простую и такую верную фразу, то ли взглянув в телефоне на фото не с мужем, я наконец собралась силами и открыла дверцу машины. Словно мимо пролетел порыв ветра, унеся с собой все мои мысли и всю нерешительность. Кивнув кому-то в ответ на приветствие, я потянула за ручку массивную дверь. Она распахнулась с не громким скрипом, а через мгновение хлопнула за моей спиной. Такие простые, каждодневные звуки. Вроде бы давно надоевшие, но такие родные и приятные сердцу. Кто-то готов вечно слушать любимую песню, а я буду счастлива от возможности слышать звуки любимой работы, складывающиеся в неповторимую мелодию. — Василич, Пашку не видел? — донеслось из-за угла в тот самый момент, когда хлопок двери умолк. На лице моём невольно мелькнула улыбка. Этот голос стал родным лет двадцать тому назад. Его бы я узнала в любой ситуации, отличилась бы от сотни похожих. — Да на выезде он, — послышался в ответ такой же отчётливо слышный голос дежурного. — Ты же сам его полчаса назад отправил. Совсем уже со своими проверками рехнулись, — вроде бы пробубнил Василич, но сделал это так, что расслышала даже я, стоя за углом коридора. Сделав несколько шагов, я вышла к дежурке, теперь уже разглядев тех, кого буквально мгновение назад только слышала. Василич как всегда грыз порезанную в коробочку морковь, что-то высматривая в стороне камер с задержанными. А Лёнька, стоя ко мне полубоком, что-то искал в стопке с бумагами. — Куда ты ломишься?! Сиди спокойно, я тебе сказал! — начал ругаться дежурный, как только один из «гостей» стал стучать в дверь. Обычное дело, всех раздражающее, но, наверное, уже никого не удивляющее. — Маша? — от шума Кораблёв оторвался от изучения своих бумаг и, подняв взгляд, заметил меня. — У тебя ведь выходной. Пока Лёнька удивлялся моему появлению в Отделе, я решила удивить его ещё больше. Точнее даже не я решила, а какое-то неведомое внутреннее чувство, которое буквально подтолкнуло меня вперёд, не удосужившись посоветоваться. Я не стала ничего говорить, просто была не в состоянии, мне казалось, что даже если я начну что-нибудь говорить — с уст моих не сорвется ни единого звука. Сократив разделявшее нас расстояние, я с силой вцепилась в ткань его рубашки и уткнулась носом в крепкое плечо. Слышала, как бьётся его сердце в груди. Чувствовала, как на мгновение у Лёньки перехватило дыхание от такого моего порыва. Он нерешительно приобнял меня, и я больше уже не смогла сдерживать эмоции. Из глаз моих хлынули слёзы, и плечи стали предательски дрожать в такт тихим всхлипам. Мою стойкость сняло как рукой. Глаза ужасно щипало, и противный комок вновь подступил к горлу, мешая не то что сказать что-нибудь — спокойно вздохнуть. — Тише-тише, — Лёня осторожно гладил меня по спине, кончиками пальцев касаясь оголённой спины. — Сейчас мы пойдём ко мне в кабинет. Успокоимся, выпьем чаю. И ты спокойно расскажешь мне, кто посмел обидеть. Договорились? Я послушно кивнула, подняв на верного друга полные слёз глаза. От одного только его взгляда становилось как-то легко на душе. А прикосновения рук создавали иллюзию, что весь мир вокруг пропал, оставив только нас и забрав все проблемы и скверные мысли. В кабинете Лёнька плавно стянул с меня плащ и заботливо усадил в своё кресло. Осторожно разжав мои пальцы, высвобождая ткань своей рубашки, и завершив, что вернётся через мгновение, он отошёл в другой угол кабинета. Я всхлипывала, закрывая лицо руками и про себя просила, чтобы он поскорее вновь оказался рядом. Просто оказался рядом, обнимая за плечи и шепча успокоения на ухо. В тот момент мне не нужно было ничего другое. И никто другой наверняка не принёс бы столько спокойствия в моё сердце. — На самом деле чай у нас закончился, — сообщил Лёнька, присев возле меня на придвинутый стул. — Держи вот, — он протянул мне стакан с прозрачной жидкостью. Я взяла стакан в руки, и Лёнька, обхватив мои ладони руками, поднёс стакан ближе к губам, заставляя меня сделать глоток. Я жадно сделала глоток и тут же закашлялась — жидкость не сильно, но стала обжигать горло. — Что это? — спросила я, уставившись на друга. — «Мёртвая вода», — пожав плечами, спокойно ответил Лёнька. А я поморщилась, вспоминая, как в девяностые годы люди едва не насмерть дрались даже ради такой, разбавленной водки. Много конфликтов было на этой почве в начале моей карьеры. И вспоминать этого я не очень-то хотела. — Я тебя не прошу пить до дна. Несколько глотков всего-лишь. Для успокоения. Сначала я категорически отказывалась от такого успокоительного, всеми силами уворачиваясь от стакана. Но через несколько минут Лёня всё же сумел «достучаться» до меня. Привёл несколько аргументов и я, доверившись другу, сделала несколько глотков разбавленного алкоголя. Как я не отказывалась в это верить, но с каждой минутой на душе у меня становилось всё спокойнее и спокойнее. Жгучая изнутри боль отступила куда-то в сторону, кажется, не собираясь напоминать о себе и приносить страдания. Слёзы на щеках моих высохли окончательно, словно и не было их никогда. Лёнька крепко сжимал мою ладонь в своей руке. Совершенно не причиняя дискомфорта, а лишь вселяя спокойствие и даря такую необходимую мне поддержку. Я чувствовала его заботу обо мне, видела его переживания. И от этих простых и в тоже время нелегких чувств внутри у меня различалось очень нежное и приятное тепло. — Расскажешь, что случилось? — спросил Лёня, смотря на меня в упор. И по его глазам я видела, что и без моих объяснений он всё понимает, во всяком случае догадывается точно. — Я не верила. Прости, — накрыв Лёнькину руку своей ладонью, произнесла я. Голос звучал каким-то чужим и продолжающим дрожать. Наверное, мне было бы ужасно противно, если бы я услышала себя со стороны. Но, к счастью, этого я не могу. — Блондинка. Ксения. Ты был прав. С ресниц сорвалась слезинка и, обжигая кожу на щеке, покатилась вниз. Кораблёв, кажется, не сомневаясь ни секунды, очень нежно провёл ладонью по моей щеке, смахивая слезинки и стерая следы высохших солёных ручейков. — Хорошая моя, это ведь не конец жизни, — улыбнулся Лёнька уголками губ. — Не плачь, пожалуйста. Ты такая красивая, одна не останешься. Я понимаю, больно, обидно. Но ведь всё происходит для того, чтобы потом стало лучше. Ведь так? — я едва заметно кивнула. Толком не понимая, согласна я с этим утверждением или нет. — Не оставляй меня. Пожалуйста, — почти что умоляла я, сжимая руки Кораблёва и смотря ему в самые глаза. С ним было так спокойно, так легко. Мне хотелось, чтобы этот миг продлился вечность, чтобы никто и никогда не смог нарушить это спокойствие. — Я не оставлю, — пообещал Лёнька, притянув меня ближе и крепко прижав к себе. В его нежных объятиях я забывала обо всех неприятностях и чувствовала себя не только абсолютно защищённой, но и буквально жизненно необходимой ему. — Обещаю, что буду рядом всегда.