***
— Мария Сергеевна, у вас получился такой вкусный пирог! Я сама пробовала готовить по множеству рецептов, но ваша шарлотка не сравнима со всеми другими, — глаза Лены горели ярче весеннего солнца. Я смотрела в её глаза, видела её лучезарную улыбку и понимала, что каждое её слово — чистая правда. — Однажды я обязательно поделюсь с тобой своим маленьким секретом, — пообещала я, улыбаясь этой милой светловолосой девочке. Её почти блондинистые волосы ровными кудрями спадали на плечи. Голубенькие, в цвет небесных глаз, заколочки аккуратно придерживали тоненькие косички, опоясывающие причёску. Я откровенно залюбовалась этой красотой! Вспомнились те далёкие времена, когда у меня у самой на голове красовались косички, старательно заплетённые моей мамой. Плести настоящие произведения искусства я так и не научилась, а вскоре забросила косички вовсе. Мы с Леной сидели и болтали о рецептах разных пирогов и выпечки. В последние годы я пеку очень редко, а когда-то не проходило ни одного малейшего знаменательного дня без печенюшек, слоёных завитков и всякой всячины. Было время, когда каждую свободную минуту я пекла вкусности своему любимому сыночку. А теперь Костик вырос, и в тот день я поняла, что спокойно могу доверить выпечку да и самого сына девушке Лене. Пока мы разговаривали о своём, о женском, Костик и Лёнька с удовольствием уплетали румяный яблочный пирог, заварные трубочки, принесённые и испечённые Леной, и в добавок ко всему всевозможные шоколадные конфеты. — Леночка, вы тоже прекрасно готовите! Не забывайте нас, приходите к нам в гости, — дожевав очередную трубочку с кремом, отозвался Кораблёв. — Мы будем очень рады. — К нам? — переспросил Костик, отставляя чашечку с чаем. — Дядь Лёнь, а ты чего, решил к нам переехать? Ну и правильно, Луганский всё равно в Москве пропадает. Я укоризненно посмотрела на сына. Будь другое время и другое стечение обстоятельств, я сразу бы отреагировала на эти его слова. Да и Кораблёву не дала бы сказать, но не в той ситуации. — Костян, я б с радостью, ты знаешь! Но, боюсь, твоя мама эту идею не поддержит, — ответил ему Лёнька и на всякий случай немного отодвинулся от меня. Как малые дети! — Это ты можешь утром уходить и вечером возвращаться. А мне с этой великой женщиной ещё работать. — Кораблёв! — всё же осадила я друга. Не знаю, какие ещё мысли рождались в его голове, но уверена, что говорить в подобном жанре он мог ещё долго. Когда вечерняя мгла уверенно окутывала Петербург тёмной пеленой, когда первые звёзды начинали появляться на небосводе, а прохожие засеменили по домам, Костик отправился провожать свою прекрасную избранницу. А мы с Лёнькой остались совершенно одни в большой просторной квартире. Здесь с лёгкостью хватило бы места, чтобы укрыться друг от друга, но мы постоянно были в радиусе сантиметров. Порой сталкивались в просторной гостиной, убирая со стола. Частенько встречались взглядами, как бы невзначай повернув голову.Часть 21
4 мая 2016 г. в 00:44
Суббота наступила быстро. Мне даже показалось, что как-то чересчур быстро, словно не по плану, опережая всем известный график. Будто просто кто-то нажал на одну маленькую кнопочку и перемотал на половину недели вперёд.
Но, словом, чему я удивляюсь? Быстро прошло несколько дней? Надо же какая неожиданность для человека, который днями и ночами погружён в работу. Будто бы размышляя о множестве дел, выискивая мотивы и возможности, я замечаю, как день сменяется ночью, а ночь переходит в новое утро.
Луганский уехал так же быстро, как и месяц назад. Аккуратно сложил нужные вещи в чемодан. Идеально выгладил брюки, о стрелки которых можно было порезаться. Выпил чашечку свежего кофе. И через пару часов, когда через открытое окно окончательно выветрился аромат его дорогого одеколона, уже можно было подумать, что он и вовсе не приезжал.
После нашего прерванного разговора мы так и не поговорили нормально за те сутки, которые он был в Петербурге. Все эти часы мне казалось, что он только и мечтает о том, как бы быстрее вернуться в Москву. Казалось, он вот-вот сорвется с места и улетит, вспомнив, что как раз в эти часы будут в столице представители хороших знакомых фирмы, с которой в хороших отношениях его фирма.
Я даже была готова к тому, что визит мужа может закончиться раньше назначенного срока. Случись это, я бы даже не стала говорить ничего осуждающего. Будто так и должно было быть.
А может это просто я сама надеялась, что Дима уедет назад, оставив меня одну? Может где-то в глубине души, там, где говорит лишь внутренний голос, так оно и было на самом деле. Я, видимо, слишком привыкла за этот месяц без него. Привыкла желать доброе утро не ему, привыкла в одиночестве засыпать в постели. Привыкла, что два мужчины в доме — это не муж и сын, а сын и кот.
— Мам, открой дверь, а то у меня стол упадёт! — донеслось из гостиной под мелодию дверного звонка. Наспех отряхнув с рук муку, а направилась отворять дверь. — Надо было Кораблёву ключи дать, — сказала я сама себе.
— Я пришёл к тебе с букетом, рассказать, что скоро лето! — отрапортовал Кораблёв, протягивая мне букет нежно-розовых розочек. Маленьких. Аккуратненьких. Не таких больших и тёмных, как любит дарить муж. И, конечно, не раскидистых лилий, которые Лёнька иначе как огородными лопухами не называет.
Пока я, радостно, почти что по-детски, улыбаясь, вдыхала чудесный, не с чем не сравнимый цветочный аромат, Лёня уже удалялся в глубь квартиры. Вышагивая почти что как на параде, он не забывал провести пальцем по выключателям или краям зеркала и сделать мне замечание.
Я невольно улыбнулась. Словно время отмоталось назад, во времена нашей юности. Когда дела казались абсолютно не похожими друг на друга. Когда все вокруг смеялись над нами «зелёными». Когда…
— Лёнечка, а давай мы не будем повторять первый твой визит в мою квартиру, — бросила я ему в спину, вспоминая события давно минувших лет. Как кадр из старого фильма!
— А чего такого? Вроде, ничего плохого не было, — отозвался Кораблёв, продолжая шествовать вперёд. Вдруг из комнаты вылетел пушистый рыжий комок. Мяукнув, он влетел в Лёнькину ногу. — Привет, мелкий, — подхватил его на руки опер.
— Конечно, дорогой мой, ничего такого. Просто ты вытирал пыль моей любимой белой кофточкой, — напомнила я и показательно отвернулась, как бы очень обиженно поджав губы.
Я едва не засмеялась в первую же секунду. Только-только представила, как глупо я выгляжу со стороны — смех, старательно сдерживаемый внутри, начал душить меня изнутри. Вот же, я бы никогда не думала, что могу быть такой.
Лёнька, не привыкший видеть меня такой, но как будто ожидающий увидеть в тот день вот в таком вот облике, улыбался. Смотрел на меня со стороны и просто улыбался. По-доброму. Без всяких усмешек и осуждений.
Сделав несколько шагов, он оказался прямо напротив меня. Я видела его красивые глубокие глаза. Чувствовала его тёплое, такое уютное и даже родное дыхание. Смотрела на него и безумно хотела улыбнуться, прижаться к нему. А если и не прижаться, то хотя бы подойти на неумолимо близкое расстояние. На такое, на каком не стоят обычные друзья. Но и, вроде бы, не дающее повода особо шептаться за спиной.
— Я и правда так сделал? Какой кошмар! — всё же подал голос опер. — Готов извиниться и понести наказание. Можешь лишить меня сладкого в плату за кофточку, — Лёнька улыбался во всё лицо. Как кот, сумевший стащить кость у собаки. Вроде не нужно, но грех пройти мимо.
От ответа меня отвлёк грохот и последующий звон из гостиной. Радовало и одновременно пугало то, что не последовало криков Костика. Я боялась даже предположить, что там случилось. Помнится, он собирал стол…
— Костя! — только и смогла произнести, точнее даже выкрикнуть я. Как и любая нормальная мать я безумно испугалась за своего ребёнка. Пусть он там хоть всю гостиную разнесёт — лишь бы себе ничего не сломал.
— Ма, я тебя обязательно новую вазу для фруктов подарю. Ты только не расстраивайся, — когда я оказалась в гостиной, Костик уже собирал осколки хрустальной вазочки для фруктов. Когда-то, словом, совсем недавно, она была очень красивой — зелёные ажурные листочки проскальзывали между ярко-розовыми цветами, иногда даже перекрывали их. На солнце эта ваза смотрелась ещё лучше, чем обычно.
— Это та самая ваза, которую Луганский на свадьбу подарил? — поинтересовался Кораблёв, стоя за моей спиной. Повернув голову, я смогла заглянуть в его глаза. Радость?! То ли мне показалось, то ли он и правда получал удовольствие, смотря на осколки подарка моего мужа. — Знаешь, а она никогда мне не нравилась.
Лёнька не стал дожидаться моих слов, решил не давать мне возможности изучить его эмоции и огоньки глаз. Он просто произнёс эту фразу, словно эхо прозвучавшую в моей голове ещё несколько раз.
Наверное, ещё с минуту я просто стояла в проходе гостиной и смотрела в глубь комнаты. Наблюдала за тем, как сын собирает осколки, а Кораблёв возвращает столешницу на её законное место. Наблюдала, но в то же время особо не обращала внимание. Размышляла о муже, который стал реже звонить вечерами, а только лишь днём, об этой вазе для фруктов, которую когда-то назвала чашей нашей семьи. Размышляла, но так и не могла разобраться с собственными мыслями.
Я не знала, как мне поступать, что делать и говорить. То ли обижаться на Кораблёва, на эти его слова, на вечную, хоть и старательно скрываемую, надежду, что всё у нас с Луганским разладится. То ли признаваться если не ему, то хотя бы самой себе, что не всё у нас с мужем так нежно и тепло, как было раньше. И дело даже не в этой дурацкой вазе, которая, к слову, никогда не нравился мне до такой степени, чтобы убиваться об её утрате. Просто какое-то двоякое чувство от слов-поступков-взглядов друга. А ведь часто, очень часто он оказывается прав. А может…
— Хочешь, я подарю тебя вазу в сто раз лучше этой, — я вздрогнула от неожиданности. Лёня, неслышно подойдя ко мне со спины, склонился над самым ухом. Я чувствовала его горячее дыхание своей кожей. Улавливала приятные нотки его одеколона. Стыдясь собственных мыслей, получала явное удовольствие от его неумолимой близости.
— Я хочу, чтобы ты порезал овощи, — сказала я, повернув к нему голову. Наши лица были в считанных миллиметрах друг от друга, мне даже казалось, что мы вот-вот столкнёмся нос к носу. Теперь уже не только Лёнька обжигал мою кожу своим дыханием.
— Та-а-к, где тут ножи-топоры? — привычно весёло-беззаботным голосом произнёс Кораблёв, отправляясь на ревизию кухонного ящика. Он хотел выглядеть абсолютно спокойным, но от меня не скрылось его волнение, когда мы стояли так близко друг к другу, когда взглядами заглядывали куда-то вглубь души… Но и яркое поблёскивание его глаз от меня тоже не утаилось. Искреннее. Радостное. И даже родное. Я хорошо знала эти огоньки уже в первый год нашего знакомства. Он был рад, безумно рад и счастлив в тот момент.