Берег надежды

POV Лёня Мы расстались с Машей уже тёмным вечером, возле её квартиры. Она отказывалась от долгих провожаний, но я настоял на своём. В голове наряду с хорошими, очень позитивными воспоминаниями в тот день всплывали и не однократные нападения на неё в парадной. Постояв возле её двери несколько минут в полной тишине, мы простились. Она отправилась домой, вскоре, как я думаю, легла спать. Она вымоталась в тот день на работе да и недавнее прибывание на больничной койке давало о себе знать. А я ещё больше часа попросту колесил по городу. Не ехал никуда, ничего не рассматривал по сторонам. Просто ехал по прямой, резко сворачивая на перекрёстках или петляя во дворах. Наверняка показался бы странным, если бы кто-то за мной следил. Но меня это не волновало и волновать никогда не будет. Я вернулся домой, когда город готовился ко сну. Когда немного стихал автомобильный гул. Когда прохлада в воздухе становилась практически невыносимой. Кто-то собирался погрузиться в Царство Сновидений, кто-то привычно только начинал активную часть суток. А кто-то третий — это я. Человек, который устал за день, которому утром на работу, но который даже в мыслях не хотел спать. Мысли продолжали крутиться в моей голове. Светлые и позитивные. Которые хочется вспоминать каждый день. Жуткие и тёмные. Которые хочется вычеркнуть из памяти раз и навсегда. Они сменяли друг друга как кадры в фильме. Яркие. Живые. Словно не воспоминания, а реальность, разворачивающиеся в настоящее время. Уснул я только за несколько часов до настойчивого, ужасно раздражающего звонка будильника. Поэтому его трель был услышать весьма не рад. Выругался на свои собственные ночные мысли. Накричал на Кота, который не вовремя оказался под ногами. И вскоре уже стоял под окнами Машиной квартиры. Встречу мы назначили на без пяти восемь, как это было на протяжении многих лет. Но приехал я на полчаса раньше. Точно так же как и прежде. Это было как часть ритуала — обязательная и заученная наизусть часть. Прислонившись к капоту своей машины, я выжидательно сверлил взглядом металлическую дверь парадной. Словно она как принцесса из сказки была заточена в замке, дверь в который мог растопить только взгляд верного рыцаря. На душе было паршиво. Ужасное чувство вселилось в меня и всё никак не хотело улетать прочь. Я знал, что её муж приезжает в тот день, знал, что она поедет его встречать, отпросившись с работы. Предполагал, что встречу после долгой разлуки они проведут не только за семейным ужином. И от этого становилось невыносимо. Я ненавидел его за то, что приезжает в Москву; за то, что, как я считал вот уже несколько недель, врёт Маше; за то, что несколько лет назад появился в её жизни. Я ненавидел себя за то, что не решаюсь действовать по-боевому вот уже двадцать лет; за то, что лишь взглядом прожигаю в ней дырку каждый день; за то, что не просыпаюсь рядом с ней по утрам. Я смотрел на окна её квартиры. То ли надеясь, что она вот-вот выглянет в одно из этих окошек и помашет мне рукой. То ли моля Небеса, что она не наблюдает за мной, верным телохранителем, через стекло. Я и сам не знал, чего хотел в тот момент больше. Пальцы крепко сжимали початую пачку сигарет. И без того нещадно измятую я сминал её всё больше и больше. Очень хотелось закурить одну из сигарет. Снова. Почувствовать тот отравляющий запах. Выпустить изо рта несколько клубов белёсо-серого дыма. Вновь погрузиться в эту никотиновую пелену, которая затуманивает разум. Но внутренний голос запрещал мне даже взглянуть на эти сигареты. Пальцы не слушались, едва я хотел раскрыть пачку. Перед глазами снова и снова всплывал её образ. Я словно наяву слышал Машины просьбы не курить. Я усмехнулся собственной покорности. Покорности её образу, её фразами, которые были сказаны много лет назад. Кажется, в жизни может произойти всё, что угодно — может рухнуть весь Петергоф, может развалиться вся оперативно-следственная деятельность — но только я никогда уже не смогу закурить сигарету. Пообещал ведь много лет назад. Дверь парадной наконец распахнулась, и перед моими глазами появилась всегда прекрасная следователь Швецова. Улыбающаяся. Счастливая. И мне безумно хотелось верить, что такая она из-за того, что этим утром я приехал за ней и готов вести хоть на другой конец России, хоть за пределы Солнечной системы. Я раскрошил в руках всё же извлечённую из пачки сигарету. Она распалась на десятки мелких кусочков и разлетелась по ветру. Точно так же, как и все отсутствующие в этой пачке сигареты. Каждую из них я хотел закурить, но потом разламывал на части. Все до единой. — Привет! — поздоровалась Маша, поравнявшись со мной. А я отметил, что она, как это было всегда, вышла раньше назначенного времени. Словно не было этих лет, в которые я не встречал её у парадной. Будто не произошло изменений в жизни. Кажется, меняется абсолютно всё, кроме нашей связи друг с другом, этой уютной и нежной атмосферы. — Прекрасно выглядишь, — произнёс я, открывая перед Машей дверцу у пассажирского сидения. Банальная фраза, особенно в её адрес. Эта женщина неотразима всегда и везде. И на месте преступления среди луж крови, и в собственном кабинете с чашечкой чая… и сейчас, с немного уставшими глазами. — Плохо спала сегодня? — всё же решил спросить я, сев на водительское место. — Полночи ворочалась из стороны в сторону, — призналась она, прислонив голову к сидению. — Знаешь, мне как-то не по себе от того, что сегодня Дима приезжает. Волнительно как-то. Вроде, очень хочется его увидеть, — от её слов на душе у меня становилось безумно тяжело. Словно вовнутрь заливали бетон, тут же застывающий в глыбу. — Но что-то меня напрягает. Мы несколько недель не виделись, понимаешь. А вдруг ему хорошо там, без меня. От её слов сквозь тот тяжёлый бетон на сердце начинала пробиваться жизнь. Отчаянно пытающаяся увидеть белый свет. Как ярко-жёлтые одуванчики, желающие жить, несмотря на камни и асфальт. С одной стороны я понимал, что Маше было в тот момент очень нелегко, волнение как цунами бушевало у неё внутри. Причиняло боль. Заставляло мысли в голове кружиться вокруг одних и тех же тем. Буквально сковывало изнутри. Но с другой стороны я был рад. Рад, что у неё пошатнулась вера в Луганского. Рад, что она перестала думать о нём, как о сказочном принце. Я был счастлив, внутри меня звоном отдавалась счастливая мелодия. И отчего-то почти что не терзала совесть за такие громкие мысли. — Ты ведь знаешь, что у него там работа. Он просто не мог приехать раньше, — стараясь заглушить речи внутреннего голоса, отозвался я. Очень хотел доказать ей, что я был прав, подозревая Луганского в неверности. Мечтал, что она и сам вот-вот узнает об этом. Но я не мог. Не мог так поступать с Машей. Не мог спокойно смотреть на её переживания и внутренние терзания. Больше всего я в тот момент хотел, чтобы она улыбалась, чтобы звонко смеялась над какой-нибудь моей глупостью. — Спасибо тебе, — самая милая следователь наконец-то улыбнулась. Я был безумно счастлив, увидев яркие искорки в глазах. Маша осторожно, почти что невесомо коснулась моей руки. Но и этого мимолётного жеста хватило мне, чтобы настроение поднялось на несколько делений, чтобы по сердцу разлилась нежная пелена. — Наверное, я просто сильно себя накручиваю. Костик с девушкой решил познакомить. Дима приезжает. Просто слишком много мыслей в голове. Я просто кивнул, согласившись с Машей. Машина уносилась всё дальше и дальше от её дома, за окнами мелькали дома и деревца, ещё не успевшие украситься зелёной листовой. Она сидела рядом, и мне тогда было достаточно только этого.

***

POV Маша Мои утренние не самые позитивные мысли разрушились в один миг, едва Лёнька едва заметно коснулся моего плеча, галантно распахивая дверцу передо мной. Я не могла понять, случайно произошло это лёгкое соприкосновение наших тел, или же Кораблёв специально это сделал. Мне было без разницы, просто становилось очень хорошо на душе, очень приятно и тепло. Почему-то ничуть не смущало даже то, что ехав через несколько часов в аэропорт, думала не о муже, который вот-вот должен был приземлиться в Петербурге, а о верном опере Кораблёве, который преданно ждал меня утром, который тактично спрашивал всё ли у меня в порядке, который приятно улыбался, заглядывая мне в глаза. Я вспоминала то утро, снова и снова прокручивала разговоры, вроде бы мимолётно сказанные слова, редкие и как бы случайные прикосновения. Я просто наслаждалась началом дня, даже не желая вновь возвращаться мыслями в возможные неприятные варианты развития вечера. «Если что — набери мне незаметно и сбрось. Вызову тебя якобы на работу», — в голове всплывали Лёнькины фразы, сказанные мне напоследок. «И что мы тогда будем делать, если я позвоню?», — собственные слова эхом звучали в голове. Почему-то казалось, что это совсем не я говорила не так давно. «Труп поедем по городу искать, что же ещё?», — отшутился Кораблёв, пытаясь разредить обстановку. И стоит признать, у него это прекрасно получилось, собственно, как удаётся и во все времена. Мужа я встретила безо всяких недоразумений, без единого приключения. Это, конечно, радовало. Но было и то, что огорчало. Не было яркой нежности, не присутствовала при нашей встрече та искра, которая раньше всегда возникала. Мне даже на миг показалось, что всё изменилось в наших отношениях. Словно вернулось назад, на уровень следователь-потерпевший. А может мне это всего лишь показалось? «Вы слишком много думаете, Марья Сергеевна», — сказал мне как-то Кораблёв. Наверное, он как всегда прав. Но хочется верить, что всё-таки не всегда. — Дим, а ты скучал по мне в Москве? — переспорив отчаянно сопротивляющийся внутренний голос, спросила я. Методично размешивая сахар в чашке, я выжидательно смотрела на супруга. — Конечно. Конечно, скучал. Маша, что за вопросы у тебя такие? — практически моментально ответил мне Луганский. Но внутри меня всё же противно заговорило чувство сомнения. Слишком уверенно стал соглашаться, слишком резко сделал глоток чая, слишком честными глазами посмотрел на меня. Чересчур много оказалось этих «слишком». «Швецова, знаешь, кто ты? Ты невыносимая стерва», — вспомнились слова Лёшки, сказанные в мой адрес ни один раз. — Я просто спросила. Мне же интересно знать, вспоминал ли обо мне муж в чужом городе, — отозвалась я, стараясь улыбнуться совершенно спокойно. — Я вот думала, что будешь приезжать не так редко и звонить станешь почаще. Вот Кораблёв… Зачем-то упомянула я друга. В какой-то момент мне даже показалось, что это говорю не я, звучал словно не мой голос. Может, подсознание тоже умеет говорить вслух? Я хотела продолжить свою мысль, но Дима не позволил мне этого сделать. — С Кораблёвым у тебя всегда было больше тем для разговоров, — резко произнёс он. Раздражённо, без прежней любезности. — С ним ты готова разговаривать сутки на пролёт! Вот если он сейчас позвонит, ты ведь соберёшься и улетишь, наплевав на приезд мужа, с которым не виделась несколько недель. Знаешь, если ты ставишь Кораблёва в пример, с ним и общайся. — Прекрасно, — только и смогла негромко произнести я. Совершенно при этом не скрывая своего раздражения. Проводив взглядом Луганского, удаляющегося в кабинет, я поставила на стол непочатую чашку чая. Да так, что содержимое щедро вылилось из сосуда. Настроение испортилось за одну секунду. Если, конечно, не быстрее. На душе становилось скверно и невыносимо тяжело. И самое ужасное в этой истории то, что я толком не поняла, из-за чего он обиделся. Я ведь не успела сказать ничего такого. Собственно, я вообще толком не успела ничего сказать. На город медленно спускалась вечерняя пелена. Тёмно-туманная. Не дарящая никаких позитивных мыслей. Но при этом какая-то родная. Уютная. Знакомая до боли в сердце. Въевшаяся уже до мозга костей, наверное, в самом раннем детстве. — Можешь забрать меня? — почти что молящим голосом произнесла я в трубку, набрав давно знакомый номер. Совсем не было мыслей, что я поступаю неправильно. Напротив, я была уверенна в необходимости скрыться из дома. — У меня всё совсем не гладко произошло. — Выходи, я недалеко от твоего дома, — тут же согласился на встречу Лёнька. У меня даже сложилось впечатление, что он только и ждал моего звонка, сидя в позиции низкого старта. Когда я вышла из парадной, мой верный рыцарь с майорскими погонами уже ждал меня у дверей. То ли случайно проезжал совсем рядом, то ли чувствовал, что разговор у меня сложится не лучшим образом, и специально стоял недалеко от моего дома. Во второй вариант, конечно, верилось куда больше. Так мы и катались по городу несколько часов. Сначала в полной тишине — мне совершенно не хотелось что-либо говорить, а Лёнька тактично не задавал вопросов и не выдвигал своих версий. Как по-настоящему родной человек он прекрасно понимал, что от этих глупых фраз и расспросов мне станет ещё отвратительнее на душе. Я просто прокручивала в голове недавний неудачный разговор с мужем. А Кораблёв внимательно и взволнованно смотрел на меня — я очень хорошо чувствовала на себе его взгляд. — В Питере так красиво ночью, — неожиданно произнёс Лёнька, тем самым вырвав меня из нерадостных размышлений. Я, признаться честно, ждала от него в тот момент всё же произнесённых вопросов. Но он решил просто-напросто сменить тему, как бы сказав: «Захочешь — расскажешь». — Я помню, как в своё первое дежурство ты ночью требовала делать вскрытие трупа. — Надо мной все посмеялись тогда, — кивнула я, прекрасно помня то дело и ту ночь. — А ты решил сопроводить меня до морга, чтобы показать часы работы. Всё оставшееся время мы провели очень позитивно. Смеялись, вспоминая курьёзы, накопившиеся за почти что двадцать лет службы. Любовались родным и таким любимым городом. И даже заехали в одну из круглосуточных забегаловок. — Спасибо за чудесно проведённые часы, — напоследок сказала я, радостно улыбаясь. Мы уже минут двадцать разговаривали на площадке чуть ниже моей квартиры! Ужасно не хотелось прощаться с Лёней и, переступив порог квартиры, вновь погружаться в давящую весь день атмосферу. Но выбора у меня тогда не было ни какого.