Среда или Час от часу не легче
3 января 2016 г. в 13:46
«Тик-так, тик-так», — отсчитывали время часики. Солнце за окном поднялось уже довольно высоко, школьники сидели в классах, но Тсуна по-прежнему спал — тут даже больше подходит слово «дрых», если принять во внимание совершенно невероятную позу Тсунаёши и его довольно-таки громкий храп, напоминающий хрип задушенного медведя. Но вот медведя сменил кто-то помельче, а затем храп и вовсе затих. Тсуна открыл глаза и взглянул на циферблат будильника, сегодня оставленного без работы. Было 12:00. «Ничего себе, — подумал Савада, зевая. — Ребята уже давно в школе, а я тут отсыпаюсь, как после Новогоднего застолья, хотя оно только завтра».
Шлёпая босыми ногами по ступенькам и зевая так широко, что можно было ненароком вывихнуть челюсть, Тсунаёши спустился вниз. Заворачивая на кухню, он сонно сказал:
— Ма-ам, я проснулся.
— Савада-семпай, ты экстремален! — услышал Тсуна вместо привычного «с добрым утром, Тсу-тян». Мгновенно утратив остатки сонливости, Тсунаёши продрал глаза и увидел сидящего за столом Реохея.
— Проспать до двенадцати — это экстремально! — как обычно, из хранителя Солнца энергия так и пёрла.
— Старший брат, — Тсуна до сих пор называл Сасагаву так, — где Нана?
— Маман ушла за продуктами, поручив мне ответственную миссию — разбудить тебя!
— Почему тогда не разбудил?
— Я экстремально забыл! К тому же, мне казалось, что наверху завёлся медведь.
Тсунаёши впервые вспомнил с благодарностью пробуждение в стиле Вонголы, которое ему организовывал Реборн. Конечно, пинки величайшего на свете киллера были весьма болезненны, но бодрили потрясающе, да и прозевать что-нибудь важное Саваде бы просто не дали. Но Реборн был в отъезде уже довольно давно, а на данный момент на кухне прямо-таки сиял от переизбытка экстрима «торфяная башка».
— Что на завтрак? — осведомился Тсуна.
— Экстремальные блинчики от маман!
Покончив с кулинарным шедевром, Тсунаёши оделся и собрал сумку с вещами — хоть в особняке Вонголы было всё необходимое для гостей, Савада предпочитал пользоваться своими личными вещами.
— Надо собрать остальных.
— Это экстремально сложно! Мукуро и Хибари опять куда-то исчезли!
Тсуна подумал о том, что подзатыльники, за которые он расплатился насморком, увы, не возымели достаточного эффекта.
— Ну, вместо Мукуро можно взять Хроме. В конце концом, официально они оба являются хранителями Тумана, хотя лучше, конечно, привезти обоих. Что касается Хибари-сана, то его придётся разыскать, причём немедленно. Где его последний раз видели?
— Этот экстремальный одиночка гулял около школы, когда я встретил его утром по дороге в колледж. Я поздоровался, но он огрызнулся, а потом упомянул какой-то ананас и ушёл. Тогда я встретил маман, и она попросила меня пойти и разбудить тебя, если я не занят.
Глаз Тсуны вновь задёргался.
— Ах да, — осенило Реохея, — ещё Хибари сказал: «В этот раз нам никто не сможет помешать». Интересно, что он имел ввиду?
— Я убью этих засранцев.
— Зачем? — удивился боксёр. — Это не экстремально!
— Не волнуйся. Я просто придушу их, — накидывая куртку, Тсуна направился к выходу, — во имя экстрима, как ты говоришь. Сломаю им пару костей.
— Звучит экстремально! А пара костей — это на одного или на двоих?
— Это на Хибари, потому что он должен поехать. Мукуро я просто прикончу.
Было решено искать двоих хранителей в Кокуе. Достаточно быстро преодолев расстояние до парка, Тсуна и Реохей зашли в заброшенное здание, где обычно проводила досуг банда Мукуро. Тсунаёши потянул ручку двери, но та не поддавалась. Дечимо разрешил проблему проще: он выбил дверь коленом. В полупустой комнате сидел на диване, сложив ноги по-турецки, маленький Фран, занятый очень важным делом — ковырянием в носу.
— Где Мукуро? — спросил Тсуна без предисловий.
Существо с огромным яблоком на голове повернулось.
— А, это вы, Савада-семпа-а-ай. Не ду-умал, что вы к нам зайдё-ёте. Зачем вы притащи-или с собой тупого боксёра?
— Фран, ближе к делу. Где твой учитель? — от нетерпения Тсунаёши уже начал выходить из себя.
— Я бы с ра-адостью вам сказа-ал, но, к моему величайшему сожалению, сенсей просил никому ничего не говори-ить.
Реохей выступил вперёд.
— Фран, ты должен нам рассказать во имя экстрима!
— Я не разгова-ариваю с теми, у кого вместо головы горшок с то-о-орфом. Не думаю, что у таких людей есть пища для зо-о-омби, — мальчик вытянул вперёд руки и высунул язык, очевидно, изображая тех самых зомби.
— Фран, слушай сюда, — пламя Посмертной Воли потихоньку загоралось на лбу раздражённого Тсунаёши, — если ты сейчас скажешь, где твой учитель, то он, по крайней мере, вернётся живым. Если я найду его сам, то можно будет сразу звонить в Похоронное бюро.
От такого заявления глаза юного иллюзиониста стали больше похожи на две точки.
— Ла-адно, если вам так на-адо… он на другом конце па-арка, рядом с неработающим колесом обозрения. Вы издалека его уви-идите.
— Он, полагаю, не один? — вопрос Тсуны прозвучал скорее как утверждение.
— Он с тем надоедливым ёжиком. У него ещё имя колю-ючее и похо-оже на слово «выхухоль».
— Интересно, кто это? — озадаченно почесал подбородок Реохей.
Тсунаёши развернулся к двери.
— Пошли. До трёх совсем мало времени. Не стоит заставлять Занзаса ждать.
— До свида-ания, Савада-семпа-а-ай, — попрощался Фран с уже вышедшими Реохеем и Тсуной, которые его даже не слышали.
Ледяной ветер трепал волосы двух горячих парней, впрочем, ни капельки не охлаждая их пыл. И снова тонфа против трезубца, Кёя против Мукуро. С того дня, когда Рокудо избил Хибари, а Тсуна впервые вошёл в гиперрежим, их стычки не прекращались. В стального цвета глазах Кёи читалось явное желание забить оппонента до смерти. Он не стал ждать и вновь напал. Тут надо сделать небольшое отступление и сказать, что двое хранителей бились уже довольно давно и оба были порядком потрёпаны. По лёгкой курточке Рокудо столько раз прошлись тонфа, что один рукав едва не оторвался, а в некоторых местах не хватало весьма внушительных кусков ткани. Пиджак Кёи же не пострадал по той простой причине, что Глава Дисциплинарного Комитета предусмотрительно снял его заранее и теперь дрался на холоде в одной рубашке.
— Тебе ещё не надоело? — спросил с иронией Рокудо, отразив очередную атаку противника.
— А тебе, травоядное? — также усмехнувшись, Кёя направил оружие прямо к лицу Мукуро, намереваясь стереть оттуда нахальную лыбу, но слегка промахнулся, из-за чего пострадала лишь часть волос.
— Оя-оя, Кёя-кун, из тебя отвратительный парикмахер. Смотри, как надо! — сверкающий в пламени Тумана трезубец отхватил кусочек чёрной чёлки.
Хибари парикмахерских способностей Рокудо не оценил, поэтому здорово разозлился и увеличил напор пламени. Фиолетовым огнём теперь горели даже рукоятки тонфа. Разгневанный Кёя обрушил на Мукуро серию молниеносных атак, но тот спасся от них благодаря иллюзии и предпринял попытку напасть со спины, однако потерпел неудачу.
— Эй, что за грязные приёмы? Не хватает сил даже драться нормально? — резко развернувшись, Кёя в очередной раз зацепил одежду иллюзиониста, оставив и на самом Мукуро пару царапин. — Камикорос!
Не успел Рокудо сказать что-нибудь не менее пафосное и язвительное в адрес противника, как где-то совсем рядом раздался знакомый голос.
— Ребята, вы экстремально неправы!
— Что ты тут делаешь? — бросил Кёя через плечо.
— Меня больше интересует, что делаете здесь вы оба, — ответил уже другой голос.
Хибари неохотно обернулся и увидел Тсунаёши. Босс Вонголы гиперрежим ещё не активировал, но его глаза были ярко-жёлтыми, как будто светящимися, а кольцо Неба едва заметно пульсировало. Скорее всего, Тсуна сам не контролировал сейчас пламя, а это означало, что в любой момент он перейдёт в гиперрежим, притом с огромным выбросом энергии. И Мукуро, и Кёе понадобилась доля секунды, чтобы осознать это. Не желая снова получать набор оплеух, оба хранителя затушили пламя и опустили оружие, хотя продолжали кидать в сторону друг друга уничтожающие взгляды. Хибари снял пиджак с ветки дерева и накинул его на плечи.
— Собирайтесь. Мукуро, тебе надо надеть что-нибудь поприличнее.
— А куда мы? — спросил Рокудо и тут же добавил приторно-сладким голосом. — Если, конечно, Савада-семпай откроет нам этот маленький секрет.
Хибари чуть не вырвало от попытки Мукуро подлизаться к Тсуне. Сам же Тсунаёши тон иллюзиониста проигнорировал.
— Мы летим на Сицилию вместе с Варией. В три уже надо быть в аэропорту. И да, чуть не забыл: если Занзас спросит о причине визита, скажите, что все вопросы ко мне.
— За каким я должен покидать Намимори? — хмуро осведомился Кёя.
— Успокойся, Хибари-сан. В Италии завтра соберутся сильнейшие мафиози в одном особняке. Наверняка найдёшь жертву и забьёшь до смерти.
Таким образом, вопрос с двумя самыми проблемными хранителями был решён. Правда, им вчетвером пришлось идти в Кокуе и ждать, пока Мукуро переоденется, потому что Тсунаёши боялся, как бы они снова не разбежались. Хибари жутко бесился по этому поводу, но глаза Савады по-прежнему сохраняли цвет расплавленного золота, а незримая, но ощущаемая аура из концентрированного пламени окружала Десятого Вонголу, поэтому Кёя не рискнул уйти.
Когда долгие переодевания Мукуро (он всё никак не мог выбрать из нескольких похожих костюмов самый парадный) и совместная дорога к аэропорту, сопровождаемая ежеминутными восклицаниями «экстрим!», «камикорос» и прочими, пришли к концу, время было уже 15:15, а остальные хранители, включая Хроме, давно ждали в аэропорту. Вария была там же.
Более или менее мирно общались только Ямамото со Скуало, стоящие чуть в стороне, остальные же хранители прожигали же друг друга уничтожающими взглядами. Особенно неприязнь была заметна между Гокудерой и Бельфегором. Последний периодически издавал свой фирменный шипящий смех, чем здорово раздражал Хаято. Однако при виде обожаемого босса всё недовольство с лица хранителя Урагана исчезло.
— Джудайме, почему вас так долго не было?
— Расскажу в дороге, — Тсунаёши не очень-то хотелось при варийцах описывать свои сегодняшние приключения.
— Сначала требуешь, чтоб я явился вовремя, а потом опаздываешь? — включился в разговор Занзас. — Ты не хочешь извиниться, мусор? Или, может, объяснишь, что за ерунду нагородил мой подчинённый про старика, а? Я так и не понял, умер он или нет.
— Обо всём в дороге, — повторил Тсуна. — А то на самолёт опоздаем.
— Как знаешь. Только учти: от объяснений не отвертишься.
Не прошло и десяти минут, как они заняли свои места. Самолёт взмыл в небо. У Тсуны чуть не заложило уши. Только сейчас Савада почувствовал, что он ещё не до конца выздоровел и сильно устал. Казалось, веки кто-то смазал клейстером, потому что глаза слипались, и для борьбы с сонливостью у Тсунаёши оставалось всё меньше сил и желания. Вдруг сквозь дрёму пробился недовольный голос Занзаса.
— Эй, мусор, ты обещал всё объяснить в полёте. Мы вроде как на высоте десяти километров над землёй. Не изволишь рассказать, что, чёрт возьми, происходит и почему я лечу туда, куда меньше всего хочу, а?
«Занзас, отстань от меня, Бога ради. Я хочу спать», — подумал Тсунаёши. Глаза-таки закрылись. Потяжелевшая голова упала на спинку кресла. Тсуна мирно захрапел.
— Спокойной ночи, Дечимо, — сказал Хаято, аккуратно откидывая спинку Тсуниного кресла вниз, после чего бросил в сторону Занзаса взгляд, как будто говорящий: «Как смеешь ты, простой смертный, беспокоить моего обожаемого Джудайме, когда он отдыхает!». Босс Варии почему-то сразу вспомнил чересчур преданного Леви-А-Тана и решил не связываться — всё равно на его вопросы мог ответить только Тсунаёши, а тот сладко спал.
Самолёт серебристой птицей летел в ту часть знойной Италии, что с давних пор известна кровавыми расправами, вендеттой и господством мафии. Именно там, на Сицилии, некоторым пассажирам, хорошо нам знакомым, предстояло встретить Новый год.