Поделись своим теплом

Сунако нервно посмотрела на часы, потом на табло и тихо выругалась: не успевает! Даже если самолет взлетит, как и обещано, в лучшем случае ей удастся встретить Рождество в салоне. В худшем — ещё в аэропорту. Это Рождество было худшим в её жизни! Даже мерзкое Сияющее создание с его глупыми шуточками и невыносимым характером, находившееся рядом все предыдущие годы, не могло сравниться с тем разочарованием, что ждало её теперь. А ведь ей так хотелось отпраздновать Рождество вместе с родителями! Помочь маме накрыть на стол, посмеяться вместе с папой, обменяться с ними подарками… И из-за снегопада, всё, решительно всё отменяется! Родители сядут за стол, не дожидаясь её, потому что она прилетит только на следующий день. Подарки будут раскрыты позже, но волшебство момента будет утрачено. Простая процедура, не имеющая под собой ничего. Богиня, как же это было обидно! Почему, почему снег, раньше не особенно их баловавший, в этом году решил наверстать все предыдущие неявки?! Что за вселенский заговор погоды против неё и по-детски глупого желания отметить праздник с родными? Или это Япония не желает её отпускать, зная, что Сунако вряд ли вернётся сюда снова? Девушка нервно ходила взад-вперёд по залу ожидания. Площадка вокруг неё была чистой, ни одного пассажира — все предпочли убраться подальше от её тёмной ауры. Все ожидающие, кроме Накахары, спокойно сидели, смирившись со своей участью. Кто-то спал, кто-то ел гамбургер и запивал колой, а кто-то читал газету. Но все без исключения то и дело поглядывали на Сунако, пугавшую их до желудочных коликов. Она, привыкшая к подобному вниманию, игнорировала взгляды в свою сторону, лишь бормотала под нос: «Чёртово Рождество! Ненавижу, ненавижу!» С Рождеством в компании Кёхея ей не везло почти никогда. Оказывается, без него всё ничуть не лучше. Чёртово Сияющее создание! Почему она думает о нём даже сейчас?! Сунако снова выругалась под нос и бросила взгляд на болтающийся на замке сумки брелок — скелет, фосфоресцирующий в темноте — последний подарок Кёхея. Она подавила желание выбросить безделушку и пошла на новый круг. Громкоговоритель заявил что-то о том, что погода всё ещё нелетная, поэтому рейсы откладываются ещё на час. Ожидающие синхронно вздохнули. Некоторые полезли за телефонами. — Отлично! — ворчливо воскликнула Сунако, обращаясь к брелоку. — Мы с тобой по-прежнему везучие похлеще утопленников. Она была зла, разочарована и вымотана бессмысленным ожиданием. Возможно, именно поэтому гулкие шаги за спиной девушка не расценила как потенциальную угрозу своей безопасности. Ровно до тех пор, пока не почувствовала чьи-то руки, обнимающие её со спины, и до дрожи знакомый шёпот: — Вот ты где, Накахара! Первым её порывом было продемонстрировать свою обычную реакцию на его шуточки: высвободиться из объятий, завопить что-то про сияние, а потом полезть в сумку за бумажными салфетками, чтобы вытереть испачканное кровью из носа лицо. Это был первый порыв. Второй порыв состоял в попытке высвободиться, применив силу. Для этого следовало перебросить наглеца через плечо, поставить ему на грудь ногу и торжествующе расхохотаться. Но он стоял так неудобно, что, пока Сунако пыталась выбрать лучшую позицию, Кёхей с лёгкостью разгадал бы её манёвр. Остался только третий путь — замереть, застыть и не двигаться. Чтобы не выдать ни своё смятение, ни негодование. Спрятаться в свой кокон, забиться в тёмный угол, закрыться во мраке и одиночестве, как она делала это всегда. Срабатывало это в лучшем случае через раз — Кёхей плевать хотел на её личное пространство, нежелание общаться и прочие глупости безголовой девчонки. Но лучшей защиты пока что не было придумано. Вот только кокон, когда-то прочный и нерушимый, давным-давно был разломан Сияющим созданием. Кёхей так настойчиво пытался его расколоть, что твёрдая скорлупа не выдержала. И как Сунако ни пыталась склеить и залатать пробоины, ничего не удавалось. Пока она штопала одну трещину, Кёхей успевал сделать ещё дюжину. Невыносимо упрямый мальчишка! Его грудь была обжигающе горяча. Для Сунако, много лет не подпускавшей к себе никого, избегавшей телесного контакта с другими людьми, никогда не удавалась избежать его прикосновений. Пусть в драке, пусть в случайном падении или намеренном поцелуе, он всегда выводил её из равновесия одним лишь ощущением своей сияющей кожи под её пальцами. Солнечно горячей, пропитанной солнцем, как губка, кожи. Для её мертвенно холодной плоти это было как раскалённое тавро. Но почему-то удовольствия оно приносило больше, чем боли. Вот как сейчас. — Что тебе нужно, Сияющее создание? — холодно спросила она, а внутри всё горело, плавилось, превращалось в мерзкую жижу и желе. Ты ведь знаешь, что твой свет смертелен для меня, зачем же намеренно убиваешь? .. Он пробормотал в ответ что-то невразумительное и потёрся носом о её щёку. Сунако почувствовала, что у неё подгибаются колени. «Я растаю! Прямо здесь превращусь в лужу, только потому, что глупому мальчишке захотелось снова надо мной подшутить!» Бежать! Бежать прочь, пока не поздно! Только бы подчинить себе непослушное тело, разомлевшее, расслабившееся, стоило Сияющему созданию просто обнять её. За что ей такое наказание? Сегодня весь мир решил ополчиться против неё? — Зачем ты пришёл? — голос сорвался на крик, и несколько человек, сидящих ближе всего, заинтересованно посмотрели на замершую посреди зала ожидания парочку. Сейчас они напоминали символ инь-янь. Две противоположности, которые, тем не менее, не могут долго оставаться врозь. Гармония света и тьмы. Идеальная пара. — Развеселить тебя, пока ты ждёшь чертов самолёт! — буркнул Кёхей. Он никогда не отличался красноречием. По пути сюда подозрительно светившийся от счастья Ранмару — наверняка назначил свидание очередной горячей цыпочке и изнывал от предвкушения бурной ночи — давал ему рекомендации о том, что следует сказать. Но, во-первых, с Сунако это никогда не прокатило бы, а во-вторых, Кёхей начисто всё забыл, стоило ему её увидеть. Чёрт, ну почему он не записывал? Ранмару ведь предлагал! С другой стороны, хорош бы он был, читая Сунако с листочка, как он хочет, чтобы на это Рождество она осталась с ним. Дурак. Косноязычный дурак! Кёхей не видел Сунако около месяца. Когда Ранмару съехал из особняка, засобирались и остальные. Их дружба рушилась, как пирамида из домино, из которой неловко вытащили одну из костей. Такенага вернулся к родителям, потому что пора было брать в руки семейный бизнес, Юки уехал в Америку, а Кёхей переселился в университетское общежитие. К счастью, девушек на мужскую половину не пускали, а, чтобы поставить на место парней, потребовалось с полдюжины показательных драк. Сунако осталась одна в огромном особняке, должно быть, для неё это были самые счастливые недели в её жизни. Так с чего она решила смыться в Африку? — Развеселил? — холодно осведомилась девушка. — А теперь прочь! Она была зла, и лучше было бы оставить её в покое и уйти. Но Кёхей всегда демонстрировал чудеса упрямства. Остался верен себе и теперь. Он сказал то, что в своём нормальном состоянии никогда бы не произнёс: — Я скучал, Накахара. — И снова потёрся о её щёку. Её длинные волосы пахли фиалками и мягко щекотали его лицо. Сама Сунако была будто каменная — каждая мышца её одеревенела от напряжения. Признание застало её врасплох. — И что я должна тебе ответить? Что тоже скучала и мечтала с тобой увидеться? Или какую другую глупость в этом роде? Так знай: не дождёшься! — Я ничего от тебя и не жду. Он знал, что, если поделится с ней своими чувствами и теплом, это останется без ответа. Но почему-то всё равно надеялся. Так глупо… И почему-то очень обидно. Сунако всегда боялась чувств, которые могло в ней пробудить Сияющее создание. Боялась, что влюбится в него, а он, как тот парень из прошлого, только посмеётся над глупенькой страшилой, снова разбив ей сердце. Второй раз ей не пережить. А потому она бегала от него как чёрт от ладана, отмахивалась от недвусмысленных намёков судьбы, вечно сталкивавшей их вместе, пытавшейся свести двух упрямцев с упорством матёрой свахи, но терпевшей неудачу за неудачей. Возможно, это последняя попытка. Не воспользуется ей, дальше ничего не будет. Но хватит ли смелости? Он разрушил её кокон, вытащил её, мягкую и беззащитную, как выковырянную из раковины устрицу, на свет, что сам излучал. Это было больно и страшно, она отбивалась, пыталась возмущаться и защищаться, хотела вернуться обратно, но Кёхей был сильнее. Её тёмное царство если не окончательно отреклось от неё, то надёжно замаскировало обратный путь – мол, выбирайся, отступница, как знаешь. Сможет ли Сияющее создание стать её поддержкой? Не предаст ли, пошутив в очередной раз и бросив? Сунако не знала. Но почему-то очень хотела ответить на его признание. Поделиться теплом с ним в ответ. И тогда она решилась. Девушка осторожно высвободилась из его объятий. Ей показалось, что Кёхей разочарованно вздохнул, отстраняясь. Когда она повернулась к нему лицом, он опустил глаза. Смотреть на него было по-прежнему так же больно, как на солнце, и ей скорее всего никогда не удастся привыкнуть к его свету, но это не повод занавешивать все окна, чтобы защититься от губительных лучей. Как солнце дает новую жизнь земле с наступлением весны, так и сияние Кёхея когда-то согрело и восстановило её мёртвую, покрытую льдами, холодом и тьмой душу. Она должна быть благодарна ему за это. — Почему ты говоришь, что скучал по мне? Разве я тебя не раздражала? Разве не жил ты в моё отсутствие спокойной и тихой жизнью без призраков, вампиров и прочей чертовщины, как тебе всегда хотелось? — Это было чертовски скучно! — хихикнул Кёхей. — Знать, что самое весёлое, что тебя ждёт — это драка, невыносимо. Слишком предсказуемо. Он был неспособен признаться ей в любви. Мальчишка, который всегда верил, что ни одна из девушек никогда не увлечёт его настолько, чтобы он хотел о ней заботиться. Верил до тех пор, пока не появилась Сунако. Она, израненная и боящаяся снова открыться кому-либо, тем более не была способна признаться. Пока что. Зато могла улыбнуться ему так, что всё стало понятно без слов, а потом протянуть ему руку. Это значило, что она принимает себя такой, какая есть. И его тоже принимает. И их чувства. А в ответ готова поделиться своим теплом, согреть его, никогда и никем не любимого по-настоящему, и быть согретой в ответ. На табло высветилось сообщение о том, что на рейс Сунако объявлена посадка. — Пойдём? — спросил Кёхей, осторожно сжимая её пальцы, будто они были сделаны изо льда и могли сломаться от неосторожного прикосновения. Сунако в ответ сжала его ладонь так крепко, что стало понятно — руки её из обыкновенной плоти. Не очень ухоженные, обветренные, но вполне живые и даже тёплые. Она кивнула. Не важно, куда он её зовёт, в рождественскую ночь рядом с ним везде будет одинаково прекрасно. Всё, что для этого было нужно, это перестать упрямиться и бороться с собой. Позже она позвонит родителям и всё объяснит. Сунако была уверена, они всё поймут и не обидятся, только порадуются за дочь. А ей потребуется ещё много сил и терпения. И Кёхею тоже. Потому что дальше — она знала точно — будет только интереснее.