Тени

Когда я была маленькой, я разрисовала стену у сундука. У такого большого сундука, в котором мама хранила старые вещи. Помнишь? Паяль не выдала меня. Сказала, что это она, и ее наказали… А мне было так стыдно… Она всегда была правильной. Очень правильной и умной. Не то, что я. Иногда мне кажется, что я вечно буду во что-нибудь вляпываться. Но согласись, что теперь я вляпалась хуже не придумаешь? Я скучаю по сестре. И по папе. И даже по маме и тете, представляешь? Обида уже прошла… Интересно, они думают обо мне? Хочется верить, что папа… хоть иногда… Но я их понимаю. Я же сбежала. Обманула и сбежала. Разве я могла сказать за кого вышла замуж? И как объяснить почему? Я — их позор. Постыдная тайна. Странно. Мне сегодня грустно и хочется вспоминать обо всем. Это очень больно, но ты же со мной? Конечно, да. Ты всегда со мной. Как и боль. А больше и нет никого… Знаешь, очень странно разговаривать с собой, ведь ты — это я, а я — это ты. Или нет… Нет. Я — это я. Ты — это ты. Да? Не понимаю… Очень трудно разобраться. Я всего лишь зашла в комнату. Просто зашла, а оказалась в аду, начавшемся с гадкого, омерзительного поцелуя, взятого Шьямом силой. Хотя нет. Ад начался гораздо раньше, с помолвки. Или с Лакхнау… А тогда я просто зашла, чтобы поддержать… Не смогла сделать этого сразу. Когда свадьба расстроилась, папа снова нас напугал, помнишь? Но потом я вернулась. И появился Арнав. Мне показалось, что теперь все изменится. Он наконец узнает правду и защитит меня. Я так ошибалась… А помнишь, какое у него было лицо? Я до сих пор слышу хруст кости от его удара. Мне казалось, он ударит и меня. Этот ужас… В тот момент все во мне замерло от страха, но рука остановилась. Почему Шьям лгал? Хотел отомстить за свой сломанный нос? А как же я? Разве я ничего не значу? Мне хотелось кричать от его лжи, но Арнав верил ему. Верил, что я могла делать ЭТО в постели Анджали! Как он мог?! Как мог назвать меня всеми этими грязными отвратительными словами? Было так стыдно! Хуже, чем когда-либо в жизни. Гораздо хуже. Я видела его боль. Она беззвучно кричала внутри него, лилась из почерневших глаз, говорила побелевшими губами. Мне так хотелось, чтобы он поверил мне, не Шьяму… Но он не слышал. Совсем не слышал меня… Не мог. Он хоронил сестру. Я просила его поговорить с моей семьей, но он не стал. Сказал, что они такие же. Как я. Что будут покрывать ради денег. Как я. Он все решил. И продал меня. Или купил? Наверно, и то, и другое. Я стала товаром. Сделкой. Продалась за счастье Паяль и здоровье отца. Арнав сделал сестре щедрый свадебный подарок. Не каждый может попасть в эту клинику… Это было подарком — для всех. Частью договора — для меня. «Чтобы стереть даже малейшее воспоминание о тебе. Не видеть больше никогда. Ни секунды в этой жизни.» Это было больно. ТАК больно! Я задыхалась. Умирала. Не верила. Верила. Любила… Я теперь точно знаю, что любила. До последнего. До священного огня сквозь дрожащий влажный туман. До синдура на голове. До навалившейся апатии и обреченной покорности. А потом все закончилось. Кхуши исчезла, пока все горевали. Я всего лишь ее призрачная тень. Помнишь, как мы оказались в нашем первом доме? А как Шьям рвал ткань камиза? Я ощущала его горячее дыхание на лице и боролась, как могла… А потом впервые отключилась. Это оказалось спасением. Шьям рвал и метал. Смешно. Моя жизнь состоит из сплошных «потом». Цепочка этих «потом» связала меня по рукам и ногам. Сковала намертво. Мама всегда говорила, что все страдания преодолимы. Думаю, она ошибалась. Ты так не считаешь? Я никогда не была слабой, но у всего есть предел. Ты слышала, как это называют врачи? Они думают, что у меня… Только послушай! Посттравматическое стрессовое расстройство! Так сложно… Но я даже выучила, представляешь? Зря я спросила. Конечно, ты не слышала, если знаю я. Ты всегда спишь, когда я с тобой разговариваю. А потом я проваливаюсь куда-то и ничего не помню. Наверно, мы меняемся местами. Я не уверена, но как еще объяснить? А врачи не правы. Они просто не знают, что я нашла способ забыть. Исчезнуть, отправляясь в свой мир. Наш с тобой мир. Я много болтаю сегодня, прости. Спи, а я еще подумаю. И она подумала.

***

Шьям вызывал чувство гадливости лишь появляясь на пороге, и она сжималась, закрывалась в собственном разуме, отстраненно наблюдая за ним, будто со стороны. Он что-то говорил, обвиняя ее, Анджали и все семейство Райзада в целом. Она не прислушивалась, но понимала, что Арнав что-то делал. Что-то, выбивавшее почву под ногами и опускавшее их все ниже и ниже — на самое дно, которого они пока не достигли. Иногда появлялись мысли уйти прочь, но, равнодушно скользнув, они быстро исчезали. Идти было некуда, а мысль о том, что Арнав получит право отменить договор отрезвляла. Гупта нужны эти деньги. Паяль должна выйти замуж. С этой мантрой она просыпалась каждый день, с тоской оглядывая место, называвшееся домом. Как в тумане переставляла ноги, забывая о еде… И уходила в себя каждый раз, когда Шьям касался ее. Она даже не знала наверняка, получил ли он то, что хотел. Тело говорило, что нет, но от сомнений кружилась голова. Позвонив Паяль впервые, она ужасно боялась — обвинений, нежелания, коротких гудков брошенной трубки. Так и вышло. Она нескоро решилась повторить звонок. А затем еще. И еще, переступая через себя и глотая слезы… И Паяль сдалась. Тогда звонки ей стали отдушиной. Единственной ниточкой, связывающей с прошлой жизнью. Но самым сложным оказалось не говорить правду. Затем стало хуже. Они очутились в маленьком тесном доме, среди нищеты и вони. Звонки Паяль стали реже. Ее собственный телефон давно умолк от безденежья, и возможность поговорить с сестрой появлялась нечасто. Ночи внезапно наводнили бессонница и кошмары — размытые образы, возвращавшие ее в тот злосчастный день или предлагавшие пугающий возможный исход. Правда, Шьям все чаще не появлялся дома, чему она несказанно радовалась. В его отсутствие жизнь налаживалась, и она почти оживала, но все больше понимала, что увязла, как в паутине. Ничего не хотелось. Сопротивляться не было сил. Ее словно окружало медленное тягучее время — долгое и бесконечное. Оно парило вокруг неподвижными тенями, не двигаясь с места. А потом появился Арнав. Сделать вид, что она его не заметила удалось с огромным трудом. Ей захотелось яростно броситься на него с кулаками, а потом вцепиться в ворот рубашки, повиснув с безудержным рыданием. В поисках спасения. С отчаянной надеждой. Но вымаливать любовь, перешагнув через прошлое, было страшно и унизительно. Прощая такое, можно окончательно потерять уважение к себе, а она еще чувствовала себя человеком. Остатки ее прежней продолжали тлеть глубоко в душе. Шаги — один, другой, третий, сделанные с невозможным усилием, уводили ее все дальше. Она справилась, оказавшись сильнее, чем думала. Сначала она ненавидела его. Так сильно ненавидела! Но огонь гаснет, если не шевелить угли, и она не шевелила, стараясь забыть. Почему же он не забылся? Почему сидел в ее голове? Он возникал из черноты беспросветных дней, вспарывая память, будто разрезая ее по живому. И чем больше она думала, тем меньше понимала. А теперь, после неожиданной встречи, осознала, что… Нет, она не простила его, и не простит никогда, но ненавидеть больше не могла. Ей вдруг показалось, что ему очень плохо. Хуже, чем ей. Она чувствовала это. Следующий день — тот, когда все изменилось — ворвался в утро остатками страшного сна. Состояние неустойчивого равновесия. Хлопок входной двери. Она вздрагивает и срывается со стола. Резкая боль от затянувшейся на шее веревки. Темнота. Она, как наяву, проживала этот сон снова и снова, прислушиваясь к своему бешеному сердцебиению. «Кхуши?» Голос будто шел откуда-то извне. Она нахмурилась и тревожно огляделась, чувствуя, как невольная дрожь пробежала по спине. Пустая комната была видна полностью. Старый матрас на полу, стол, допотопный шкаф… И все же что-то было. Пряталось в тишине. Ей казалось, что чей-то взгляд приклеился к коже, проникал через плоть, добираясь до сердца. «Дай. Мне. Спасти. Тебя.» Странный голос опять зазвучал в голове. Соблазнительный. Настойчивый. Уговаривающий. — Здесь есть кто-нибудь? — на всякий случай спросила она пустоту. Глупый вопрос. Конечно, никого не было. Да и откуда? Воображение играло с ней дурную шутку. Слезы навернулись на глаза, и она смахнула их, неожиданно рассердившись. В этот момент что-то прикоснулось к ее волосам, мазнуло по щеке невидимой холодной рукой. Испуганно вскрикнув, Кхуши вскочила с постели и бросилась вперед. Краем глаза она видела, как за ней движется нечто живое — едва ощутимый воздушный сгусток. Он дышал ей в затылок, отчего хотелось в ужасе завопить. Добравшись до стены, она прижалась к ней лопатками, озираясь по сторонам. Рядом не было ни души, но ощущение присутствия не пропадало. Пришла уверенность, что нечто ищет ее. Методично и внимательно ощупывает пространство, пытаясь почувствовать источаемый страх. Собравшись с духом, Кхуши метнулась к двери и выскочила на улицу. Она бродила по городу, бесцельно слоняясь по переулкам, базарам и подворотням, не решаясь вернуться домой до самой темноты. Но ночевать на улице не хотелось, поэтому ближе к ночи она с опаской взялась за ручку двери и прислушалась. Страх, испытанный утром, был слишком силен. Воспоминание о прикосновении из пустоты появилось так внезапно, что вызвало дрожь. Впервые в жизни ей хотелось, чтобы Шьям сегодня вернулся домой. Раздался слабый шум — звук неторопливой поступи, и дверь резко распахнулась. Кхуши отпрянула, вскидывая глаза на отнюдь не дружественно настроенного мужа, стоявшего в освещенном проеме. Молча посторонившись, он впустил ее в дом. Дверь хлопнула, напоминая о недавнем сне. — Где ты была? Тяжелый царапающий взгляд Шьяма давил, вызывая непреодолимое омерзение. Невысказанные вопросы, требования, угрозы вихрем взметнулись в воздух. — Какая разница? — Никакой. — Тогда зачем? — Ты моя жена. Я должен знать. — Разве вы муж? Шьям схватил ее в охапку, грубо, ожесточенно встряхивая, а она вдруг почувствовала беспричинную давно забытую легкость. Та пузырилась внутри, щекотала ребра, вырываясь наружу, и Кхуши захохотала. От этого неожиданного безумия, Шьям выпустил ее, отталкивая от себя. — Ты сошла с ума? Но она лишь давилась, не в силах сдержать душащие спазмы истерического смеха. — Иногда я думаю, что должен был давно избавиться от тебя, как от Анджали. Смех оборвался. Замерев от ужаса, Кхуши уставилась на презрительно скривившегося Шьяма. Она стояла, с трудом осознавая правду, совершенно позабыв о том, кто она такая и где, не в силах отвести взгляд от сузившихся глаз напротив. — Авария… это… вы? Внезапно потух свет. Это случалось часто, став привычным явлением, но сейчас Кхуши вздрогнула, чувствуя как ее тело начинает мелко дрожать, словно в ознобе. В темноте глаза Шьяма выглядели совсем черными, до жути напоминая обсидиан. Она попятилась к шкафу, дрожащими руками нащупала свечу и торопливо ее зажгла. Огонек вспыхнул, озарив комнату слабым неверным светом, но ей было мало. Она достала другую свечу, а затем еще — одну за одной, пока ничего не осталось. Шьям молча смотрел. — Тебе больше не смешно? — наконец произнес он. Что она могла ответить? Что захлебывается отвращением? Тонет в кошмаре бьющих через край эмоций? — За что? — выдавила через силу Кхуши. — Она же вас… вас… — Любила? — За что? — Голос упал до едва слышного шепота, а затем взлетел вверх стремительной, быстрой стрелой: — За что? Она кричала уже в полную силу, вырывая с кровью из самого сердца этот вопрос, выплевывая его в ненавистное перекошенное лицо. Воздух словно сгустился, стал плотным, почти осязаемым. Стало трудно дышать. Контуры предметов подрагивали в трепещущем свете колеблющихся огоньков. В глазах темнело от ярости, требующей свободы. Кхуши бросилась к Шьяму, но была отброшена звонкой пощечиной, а затем все слилось: споры, крики, сопротивление, случайное падение… и занявшаяся пламенем одежда Шьяма, катавшегося по полу и пытавшегося сбить огонь. Кхуши смотрела на него, ощущая как тело цепенеет, становится неподвластным ее воле. Быстро. Он горит очень быстро. Почему так быстро? Мысли скакали, беснуясь и насмехаясь под аккомпанемент нашептывающего ликующего голоса в голове. — Помоги! От переполненного болью рева Кхуши очнулась. Она попыталась добраться до одеяла, чтобы набросить, помочь, но гигантская свеча из горящей плоти уже преграждала ей путь. Огонь захватывал территорию, отвоевывая свое. Шьям поднялся, пошел прямо на нее сквозь жадное неистовое золото, и онемевшая от ужаса Кхуши рванулась прочь. Свежий, ошеломительно вкусный после запаха сгоревшего мяса и гари воздух ударил в нос, а потом на голову опустился удушающий колпак вязкой мути, ставший ее последним воспоминанием.

***

Никто не обращал внимания на застывший силуэт у больничного окна. Кхуши наклонилась вперед, пристально вглядываясь в ночную темноту за стеклом. Последние две недели были мозаикой, где недоставало многих частей. В ее сознании словно образовался огромный провал. Память зияла пустотами, но ей было вполне достаточно и того, что осталось.