Как в сказке

ТАЛИЯ

_______________

      Крики в нашей квартире не умолкали уже несколько дней. Я наотрез отказывалась принимать участие в Отборе. Но мама не сдавалась и пыталась, то уговорить, то ласково попросить, то силой заставить. Но меня так не сломишь, я буду стоять на своем до конца, и ничто не повлияет на мое решение.       Папа решил не влезать во все это и скрылся на работе (или снова где-то пьет). Генри гонял мяч на улице возле нашего дома, привык слышать нашу ругань. Мы с мамой часто спорили и кричали друг на друга. Почти все жители нашей улицы знали, что у нас с мамой тяжелые отношения, а папа не старался как-то нас утихомирить. Помню, как он рискнул и влез в спор. Так в тот раз, мама запустила в него кружку. Осколок попал почти в висок, он мог умереть. Я попросила его не помогать больше, мало ли что мама может учудить. Хотя, в тот раз было весело.       Говоря честно, мы с Генри не раз считали, что у мамы проблемы с нервами и нужно отправить ее в клинику. Но кто нам позволит это сделать? Папа? Сама мама? Не смешите.       ― Почему ты не можешь понять, что это важно не только для тебя, но и для нас тоже! ― кричит мама.       ― А ты не могла, вместо того, чтобы заставлять меня идти на то, чего я не желаю, пойти найти себе нормальную работу и сама зарабатывать свои деньги!       ― Дело не только в деньгах, ― не унималась мама. ― Тебе же выпадает шанс увидать дворец, познакомиться с принцем. Как можно не соглашаться на такое, не понимаю.       ― Если когда-то ты хотела попасть в Отбор, это не означает, что я тоже горю этим желанием, ― говорю я, махая руками. ― У меня есть свои планы! И свой выбор, в конце концов!       У меня нет желания идти на Отбор. Что там делать? Можно сразу понять, что у меня нет никаких шансов. Меня сразу оттуда выпрут. Во мне нет ничего такого, что может понравиться принцам, королю с королевой и уж тем более народу. С чего мама решила, что я смогу пройти на Отбор, а потом стать женой принца? Еще учитывая то, что я ― Шестерка.       ― Талия, как можно быть такой дурой?! ― закричала стоящая напротив меня женщина.       Я застыла. В тот же миг потеряла дар речи. Я посчитала, что ослышалась и на самом деле мама этого не говорила. Но злобное лицо мамы доказало, что я не ослышалась. У нее раздувались ноздри от злобы. Сзади меня послышался стук мяча об пол. Генри вернулся домой и тоже был ошарашен услышанным.       ― Чтобы отказываться от такого! ― продолжила мама, сверля меня грозным взглядом. Я до сих пор не могла выдавить ни слова.       ― Мам, ― послышался голос братика. ― Ты чего?       ― Ничего! ― закричала та. ― Твоя старшая сестра настолько… глупа, что не может понять элементарных вещей.       ― Она же просто не хочет этого, ― отвечает Генри. Ох, боже, как же я ему благодарна. На данный момент, я не могла ничего сказать. ― Ты тоже должна это понимать.       ― Генри, кто вообще тебя звал?       ― Меня никто не звал. И не надо было, ― неожиданно твердым голосом заявил братец. Я сумела обернуться к нему. Он взглянул на меня. Все стало размыто, я поняла, что перед глазами стояли слезы. ― Мне надоело слышать ваши крики. Понятно было бы, если вы спорили, говоря разумные вещи. Но вы бросаетесь словами тут и там, даже не подумав.       Мама уставилась на Генри. У нее в глазах пуляли молнии. Мы с братиком всегда боялись этого взгляда.       ― Особенно ты, мам, ― продолжает Генри. ― Талия хоть что-то умное говорит, а ты создаешь из мухи слона, ей-богу. Может, лучше не заставлять ее делать это? Пусть сама выберет, чего она хочет.       Я повернула голову обратно в сторону мамы. Та застыла с рассерженным выражением лица. Ее грудь вздымалась и опускалась из-за нарастающей злобы. Мне не хотелось снова, как выразился Генри, бросаться словами с мамой. Она может снова что-то ляпнуть, типа, я не родная ее дочь. А до такого доходить, я не хочу.       ― Ты очень похож на своего отца, Генри, ― сказала мама.       Я не знала, что и чувствовать. Как она могла такое выдать? Как она может так говорить? Я, не зная, что сказать, открывала и закрывала рот, как рыба. Я была изумлена тому, что мама так легко обижает своих родных детей. Хотя, «обижает» мягко сказано.       Я подошла к Генри и, схватив его за руку, направилась в сторону нашей комнаты. Тот не стал сопротивляться.       Наша комната не представляла собой что-то «красивое» или «уютное». Обычная комната детей, которые не знают, кем станут, когда вырастут. По всей комнате были разбросаны вещи, игрушки, листки и другой мусор. На стенах висели плакаты, что у нас дома большая редкость. Для меня эти плакаты сравнимы с большими великолепными картинами с золотыми рамами.       ― И что это было, ― говорит Генри низким голосом, сидя на своей кровати и глядя куда-то вдаль.       ― Мама снова психанула, ― ответила я, вздыхая.       ― И вы спорили с ней с тех пор?       Я кивнула. Сколько прошло времени? Два часа? Три? Больше? Обычно мы с мамой ругались меньше двух часов. Если мы ругались больше, то побили рекорд родителей. Я хмыкнула своим мыслям.       Мне восемнадцать. У меня короткие черные волосы, постриженные под мальчика, большие глаза, за которые меня ненавидит мама, говоря, что они пугают окружающих. Я не умею готовить, не умею заводить с людьми разговоры. Я люблю играть на гитаре, что для меня считается сокровищем всех времен и народов. Я не знаю, кем я буду работать.       Моему братику Генри двенадцать лет. Он мне не родной. Моя мама изменила отцу, когда мне было семь. Отец узнал, что мама беременна после трех месяцев и уже было поздно что менять. Я сожалею о том, что он появился на свет. Если бы он не рождался, на его хрупкие плечи не упало столько забот. Генри превосходно играет в футбол и любит гонять мяч с друзьями, чем работать.       И да, мы брат и сестра, которые имеют самых ужасных родителей.       Я совершеннолетняя и могу переехать в другой дом и устроиться на работу. Но меня нигде не берут, потому что я постоянно всем грублю. Иногда меня бесит это. Бесит то, что я не могу себя контролировать. Не знаю от кого у меня это. То ли от мамы, то ли от папы, или вообще от дедушки. Которого, кстати, звали Зевсом (да, это его настоящее имя и да, знаю, это странно).       ― Талия, ― позвал Генри, до сих пор смотря в одну неведомую мне точку.       ― М?       ― Может, согласишься? Я об Отборе.       Я, не веря своим ушам, уставилась на него. Я хотела пронзительно закричать «Что?!», но воздержалась. Вместо этого, я низким голосом сказала:       ― Простите?       ― Ну, подумай, ― говорит он, переведя взгляд на меня. ― Просто подумай.       ― А ты тоже не можешь подумать? У меня вообще-то есть…       Я запнулась. Это нельзя говорить вслух, вдруг мама услышит.       ― Что? ― не понял Генри. Но потом его осенило. ― А! Твой парень. Как его? А, Лука.       Ох, здравствуйте, пожалуйста. Только что думала о том, что нельзя говорить о нем вслух и тут на тебе. Спасибо тебе, Генри. Но, если в один день, ты проснешься, обмотанным изолентой в лодке и посреди озера, ты сам виноват.       ― Черт, а это усложняет все, ― говорит братик, соединяя брови и зажав подбородок указа-тельным и большим пальцами. Его черные взлохмаченные волосы торчали во все стороны, что напоминало меня.       ― Ох, еще один нашелся, ― говорю. ― Судья моей жизни, черт возьми. Что усложняет-то?       ― Ну, ты же не станешь изменять Луке.       ― Где ты таких слов понабрался? ― удивленно вскрикиваю я, выпрямляясь.       ― Вот сейчас тупишь ты, Ли, ― отвечает братец, положив голову на зажатый кулак. ― Я живу в доме Грейсов, здесь, будто не знают, что существуют дети, которые имеют слабую психику. ― (Я одобрительно кивнула.) ― Такое чувство… как-будто я в десять лет потерял девственность.       ― Что-о-о?!       Здесь я просто никак не могла отреагировать по-другому. Таких слов я не ожидала от младшего брата. Я, знала, что его детская натура уже пропала, но чтобы настолько.       Услышав эти слова, я встала со своей кровати и направилась стремительными шагами к Генри, грозно смотря на того. Я сжимала губы, стараясь не выдать свою улыбку, но ничего не вышло. Заметив мое бойкое приближение, Генри заулыбался. Я схватила его подушку и бросила ее в него.       ― Ах ты, маленький извращенец!       Братец рассмеялся и, подбежав к моей кровати, схватил мою подушку и набросился с ней на меня. Я, завизжав, бросилась к своему «оружию». Подушка Генри валялась на полу. Когда я нагнулась, чтобы подобрать «оружие», братик ударил меня своей подушкой в пятую точку и громко засмеялся. Не удержавшись от смеха, я присоединилась к нему. Мы смеялись и сражались подушками. Это часто у нас происходило: когда просыпались утром и будили друг друга, когда ругались родители, и нам было нечего делать, когда спорили друг с другом и, в конце концов, наш спор заканчивался боем подушками.       В моей голове моментально нарисовалась картинка. Мама, сидя на кухне, попивает чай, пытаясь успокоиться. Папа приходит домой, скорее всего, пьяный и начинает приставать к маме. Будучи в плохом настроении, она отвергает его. Но услышав наш радостный смех, отдается отцу. И дальше мы с Генри включаем музыку на полную громкость, чтобы не слышать их стоны. Помню, как в детстве я изо всех сил сжимала уши братика, чтобы он этого не слышал. Но мало когда, у меня удавалось отгородить его от этого.       Вот такая вот у меня жизнь. Жуткая, несчастная, но порой веселая. У меня есть братик, которым я дорожу и которого очень сильно люблю, несмотря на то, что он мне не родной. У меня есть несносные родители, которые могут переспать друг с другом, не обращая внимания, дома ли их дети или нет. Я ими не так сильно дорожу, ведь они этого не делали. В моей жизни присутствует еще один человек, которого я люблю и дорожу. Но об отношениях с ним знает только Генри, который за все время никому не сказал об этом.       Парень, которого я знаю с самого детства, с которым играла, резвилась, бесилась, дурачилась. Парень, который заставлял меня чувствовать себя радостной, счастливой и грустной, печальной. Он вызывал во мне много смешанных чувств. Но три года назад я остановилась на том, что… люблю его. Всем сердцем люблю и никогда не предам. Из-за этого я не хочу на Отбор. Я не изменю ему.       Но слова Генри и мамы заставили меня задуматься. Дело в том, что, когда я буду во дворце (если меня выберут) моей семье будут присылать деньги. Если выиграю, то они вообще переедут во дворец жить. Но Лука…       Я тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Талия, о чем ты думаешь?! Лука верен тебе, ты должна быть ему в ответ верна. Блин, что только в голову не лезет.       Господи, мне эти правильные принцы в голове никогда даже и не появлялись. Сдались они мне. У меня есть Лука, которого я люблю, как дурочка. И буду любить его всегда. И выйду за него замуж. Я клянусь себе. Клянусь всем, что у меня есть.