Как в сказке

РЕЙЧЕЛ

__________________

      ― Ура! Ура! Ура!       Чувство радости переполняло мои легкие. Я не чувствовала себя такой счастливой с моего шестнадцатого дня рождения. Прыгая туда-сюда, я радостно визжала; папа весело хохотал, хватаясь за живот; мама широко улыбалась, и я знала, что в душе у нее таится маленькая капля гордости за меня. Даже, если я веду себя, как маленький ребенок. Моя младшая сестра прыгала и смеялась в голос вместе со мной.       ― Это так круто, Рейч! ― воскликнула она, вскинув тоненькие ручки.       ― Знаю! Знаю!       От переполнения эмоций я снова рассмеялась. Ох, боги! Попаду во дворец, увижусь с принцами! Я помнила их с самого детства. Помнила, какими они были милашками. Они и сейчас такие, но не настолько. Имею в виду, они очень сильно возмужали, превратившись в настоящих мужчин и джентльменов.       ― Чего вы тут разорались?       Из-за угла вышел раздражённый Октавиан и принялся обводить присутствующих взглядом впалых голубых глаз. Недовольное ворчание не оставило никого равнодушным, поэтому все на него обернулись. Он не мой родной брат и даже не кузен. Во-первых, мы с ним совершенно друг на друга не были похожи: его волосы по цвету напоминали солому (но на самом деле они очень мягкие и приятные на ощупь), мои же волосы огненно-рыжие и постоянно вьющиеся во все стороны. Октавиан часто называл меня «комок рыжего» или просто «Рыжая», что раздражало до покраснения. Не уступая ему, я называла его «Потрошитель мишек». Ничего особенного или обидного? Я бы так не считала. Это его очень сильно бесило.       ― Октавиан, ты мог бы порадоваться за Рейчел, ― сказала его мама, входя в комнату.       ― Зачем? ― ответил он. ― Ее еще даже не выбрали. Чему вы так сильно радуетесь?       ― Мы думали, что анкету к нам в дом могут не принести, потому что я слишком молода, ― пояснила я как можно вежливее. Не хотелось портить настроение себе и другим из-за какого-то осла.       ― Тебе же есть шестнадцать, ― заявил блондин, опершись плечом о стену. ― Отбор вроде принимает девушек от шестнадцати до восемнадцати.       ― Ну, ей же только недавно исполнилось шестнадцать, ― подала голос сестренка, продолжая ликующе прыгать на месте. ― Лишь несколько недель назад. Но я верила! Верила!       Мама улыбнувшись, взлохматила рыжие волосы Элизы. Октавиан в свою очередь закатил глаза. Блин, бесит же он меня! Была бы возможность уехала от него подальше и не возвращалась в этот дом, дабы не видеть этого оборванца. Почему я этого не делаю? Потому что выбора нет.       На самом деле мы имеем свой дом, только в другом городе. Наша семья решила переехать в Каролину и ужиться здесь, продав старый домик. Пока звонков не было по поводу покупки и денег на новое жилье не хватает, нас приютили давние знакомые родителей. Я в детстве видела их. Не помнила когда и где именно, но, помнила, как впервые увидела Октавиана. В тот раз он показался мне милым и добрым мальчишкой. Однако с годами он кардинально изменился и теперь я к нему питаю лишь ненависть. Жить с ним в одном доме было просто невозможно, по крайней мере мне: постоянное ворчание, скептическое отношение ко всему светлому. Где-то он сумел измениться и в хорошую сторону: вымахал за эти годы и теперь выше своей матери, из ленивого мальчика превратился в трудолюбивого парня.       ― Ого, ― вывела меня из раздумий Лана, мама Октавиана. Она с большим интересом рассматривала листок анкеты, пришедший к нам прямиком из дворца короля и королевы, и принцев тоже. Как же хочется их встретить. ― Тут даже такая мелочь учитывается.       ― Ты о чем? ― Мама подошла к Лане и озадаченно посмотрела на анкету. Мы с сестренкой переглянулись.       ― Тут надо писать свой рост, цвет волос, глаз. Еще учитываются навыки. Хотя с навыками, понятно.       ― А как это? ― спрашивает Элиза, остановившись прыгать. ― «Навыки».       Я хотела уже вдаться в объяснения, но меня прервал блондин, стоящий в другом конце комнаты:       ― Это, когда что-то умеешь, ― сказал он, посмотрев на Элизу, чем смутил ее. ― Хотя понятно, почему вы этого не знаете.       ― Октавиан!       Во мне проснулось желание завернуть его в мусорный мешок и выбросить на улицу, но отклик его матери на секунду остудил мой пыл. Но, вспомнив, что его мама даже не посмеет поднять на своего сына руку, это желание тут же вернулось.       Прошагав всю комнату, я встала почти вплотную к Октавиану. Тот намного выше меня, я едва доставала макушкой до его ключиц. Но разница в росте не смущала меня и не заставляла отступить назад, а наоборот злила ещё больше, и лишь посмотрев на меня можно сразу сделать себе заметку, что не стоит меня злить (так говорил папа).       Октавиан вопросительно поднял одну бровь.       ― Слушай ты, противный! Если еще раз попробуешь обидеть кого-то из моих близких, то на месте мишек окажешься ты, а на месте тебя окажусь я. Усек?       Ухмылка сползла с лица парня, уступая месту ледяной злости. Ха-ха! Нечего тут мне грубить в таком случае. Смысл моих слов в том, что он всей душой ненавидел плюшевых мишек. В детстве ему часто их покупали, уж не знаю зачем, и из-за этого другие мальчики его дразнили и называли девочкой, играющей с мишками. С тех пор, где-либо увидев плюшевую игрушку, Октавиан сразу же уничтожал ее.       Вдруг Октавиан угрожающе медленно наклонился ко мне. Он приблизился ко мне так, что его левая скула почти касалась моей щеки. Я почувствовала, как напряглась Лана.       ― Запомни, Рыжая, ― прошептал он мне на ухо, отчего по спине у меня пробежались мурашки. ― Лучше не стоит корчить из себя храбрую девицу. Ведь не только ты можешь угрожать.       С этими словами он ушел к себе в комнату, кинув перед этим высокомерный взгляд. Мне оставалось лишь думать, какой же он козел.       ― Это просто удивительно.       Я не могла с этим не согласиться. Со дня объявления не прошло и дня, но в администрацию пришло немыслимое количество людей. Человек восемьдесят минимум. Некоторые были выряжены донельзя, а некоторые выглядели как обычно или хуже, даже не зная о фотографиях. Как мы. В целом, я выглядела довольно прилично и считала, что вполне подхожу для фотографии.       Несколько мам, не смотря на очередь, отправляли своих дочерей обратно домой, чтобы привели себя в порядок. Хорошо, что моя мама не стала ничего такого делать.       По словам Ланы, в Каролине проживали люди лишь низших каст. Но невдалеке, я заметила опрятную девушку в очень красивом синем платье и в туфлях на высоких каблуках. Кроме этого, возле нее стоял мускулистый мужчина в черном костюме и такого же цвета защитных солнечных очках. Хотя, я не думала, что они предназначены для защиты от солнца.       Девушка заметно выделялась из толпы из-за высокого охранника и чистой, выглаженной одежды. Кроме этого, у нее здорового цвета кожа и длинные ухоженные темно-каштановые волосы. На нее все время оглядывались и тут же шептались, не стараясь делать это незаметно, что видно смущало девушку. И мне стало даже немного ее жалко.       Я оглянулась. До нашей очереди еще оставалось предостаточно времени. Предупредив маму, я направилась к шатенке.       ― Привет, ― сказала я так дружелюбно, как только могла. Девушка стояла ко мне спиной и, услышав мой голос, она резко обернулась. Я непроизвольно ахнула.       ― Привет! ― ответила она, улыбнувшись.       Я удивилась насколько яркие и выразительные ее глаза. В радужке глаз было столько много линий голубого оттенка, что аж не сосчитать. Я могла заметить в некоторых местах и белый цвет.       ― У тебя такие красивые глаза! ― вырвалось у меня. Я инстинктивно закрыла рот рукой. Так, не очень хорошее начало. Не обратив особого внимания на мою растерянность, девушка снова широко улыбнулась белоснежной улыбкой.       ― Благодарю, ― говорит она. Ее точно выберут в число Избранных. Она чудесна. ― У тебя тоже прекрасные глаза.       Я сразу пропиталась к ней с хорошими чувствами. Если я не попаду на Отбор, а она сможет сделать это, я твердо решила, что буду болеть за нее. До конца.       Я протянула руку для рукопожатия и представилась:       ― Рейчел.       ― Киара.       Я повернулась к входу в фотостудию. Зайдя туда, я увидела широкий белый фон, на котором меня будут фотографировать, современную камеру, прожекторы, стоящие по бокам от фотографа. Поздоровавшись с мужчиной, я села на стул, стоявший у белого фона.       ― Крутые волосы, ― сказал фотограф, настраивая что-то в камере.       ― Э-э… спасибо, ― отвечаю я, не зная, как еще поступить.       В глаза ударила ослепительная вспышка. Я всем сердцем надеялась, что на фотографии получилась более чем нормально.       ― Это я к чему, ― говорил фотограф, смотря снимки. Я заметила, что у него на правой руке татуировка в виде звезды. ― Я каждой девушке говорю их сильные стороны.       Октавиан, наверно услышав наш разговор, громко рассмеялся. Он запрокинул голову, сидя на диване. Его мама невольно улыбнулась, ведь мало было тех моментов, когда Октавиана серьезно что-то смешило. Но в тот момент мне хотелось, чтобы он задохнулся в своём неожиданном приступе смеха.       Сразу после съемок, мы отправились домой. Здесь я начала рассказывать все, что произошло Элизе и Лане. О том, сколько людей пришло в администрацию, кого я встретила. Оказывается Киара ― дочь известного певца и актера Аполлона (это его псевдоним), но почему-то сама Киара не стала говорить мне об этом. Я решила, что она не хотела показаться хвастуньей, отчего она мне еще сильнее понравилась.       Пока мы разговаривали, мама нянчилась с Закари и искала работу, уткнувшись в газету. Октавиан же, на удивление, сидел в той же комнате, где и мы. И то, что сказал мне фотограф о моих волосах, очень рассмешило его.       ― Ладно-ладно, сынок, ― успокаивала сына Лана, положив руку ему на плечо и до сих пор улыбаясь.       ― Заканчивай уже ржать, блин, ― возмущенно сказала я, но и это на него не повлияло.       Вскоре, Октавиан успокоился, но до меня доносились его приглушенные смешки. В конце концов, он скрылся в своей комнате.       Остаток дня не отличился ничем необычным: я рисовала, болтала с Элизой о том, какие крутые принцы. Говоря честно, они все мне нравились. Но что меня напрягает так это то, что они… такие правильные. Они никогда не говорили что-то без спроса, никогда не делились своим мнением, если это не понадобится. Я каждый раз замечала их ледяную сдержанность, когда смотрела программы по телевизору с их участием. Иногда бывало, что принц Нико вставит слово, когда его никто не просил. Но и это тоже происходило не всегда.       Я никогда не понимала, почему они не делились своими мыслями. Но, в один день, Октавиан рассказал мне, что их жестоко наказывали за то, что вставляли свои реплики, которые были не нужны. Тогда становилось понятно, почему принц Нико мог иногда что-то сказать, а принцы Персей и Джейсон ― нет. Потому, что смерть всегда была на стороне принца Нико. И все не настолько страшно и жутко, как это слышалось. Пояснение такого: он, и только он, принимает решение о казнях и тому подобное. Почему? Потому что он всегда справедлив. Его речи после казни или наказания всегда звучали правильно и оправдано. И поэтому у короля не было сомнений на поручение таких дел принцу Нико.       У принцев Персея и Джейсона было больше поручений в военных делах, расчётах ― общей политике и экономике. Наверно, это немного сложней. Хотя принцу Нико надо было знать, кого лишить жизни, а кого нет. Хм… А у принцессы будут такие обязанности?