Шалость удалась! Нокс!

В «Кабаньей голове» сегодня собралось много людей, как и во всём Хогсмиде. В воздухе висел запах алкоголя и отсыревшего дерева. Отовсюду слышался взволнованный шёпот или плач. Люди переговаривались, переглядывались и качали головами. Никто не мог в это поверить. И Римус Люпин — не мог. Завтра должны состояться похороны Альбуса Дамблдора. Почтить память директора съехались люди со всей Британии. Но не было среди них никого более удручённого, чем члены Ордена Феникса. В один миг их всех будто обезглавили. Орден лишился лидера, опоры и надежды. Мир рухнул, никакого светлого будущего не было видно. Конечно, как и положено настоящему Фениксу, Орден, пусть потрёпанный и растерянный, но всё же решил продолжать своё существование. Во главу Ордена встал Грозный Глаз, он же призывал всех и каждого не терять бдительность и перестать, наконец, распускать нюни. Люди умирают каждый день, а Дамблдор вовсе не хотел, чтобы люди, на которых он возлагал большие надежды, вот так просто стушевались после его гибели. — Не для того мы боролись всё это время, чтобы сопли на кулак теперь наматывать! — грубо одёргивал он каждого, кто пытался намекнуть, что без Дамблдора не может быть и Ордена. Люпин готов был бороться дальше. Он не собирался сдаваться и уходить в подполье, но смерть директора стала для него шоком. Через него будто ток пропустили. Альбус Дамблдор слишком много сделал для Люпина, чтобы теперь он так просто принял смерть профессора и смирился с этим. Боль и ноющее чувство неоплаченного долга, чувство вины и растерянность — всё это выворачивало Люпина наизнанку не хуже трансформации в полнолуние. Не меньшее разочарование вызвало предательство Северуса. Кто мог подумать, пропуская Снейпа к выходу из замка во время боя, что тот хладнокровно убил директора. Обиднее всего было то, что Люпин раз за разом говорил себе, да, люди предают, люди на это способны, как бы ты не верил в их преданность. Но всякий раз предательство становится полной неожиданностью. Джеймс доверял Питеру, и где теперь был Джеймс? Дамблдор доверял Снейпу… и где теперь Дамблдор? А ведь Гарри говорил Люпину о странном поведении Снейпа, а почему Римус не прислушался к мальчику? Потому что он — подросток и неправильно понял. Но как же он мог забыть, что как раз подростки, зачастую, видят и понимают гораздо больше, чем взрослые. Если бы тогда кто-нибудь прислушался к Гарри, возможно, директор остался бы жив. Люпин с силой сжал кулак, до боли. События последних дней слились в единую мешанину звуков, картинок, слов… Вот они почти помирились с Тонкс и пьют чай в её квартире, следом срочный вызов Дамблдора, патрулирование коридоров Хогвартса, Пожиратели смерти, бой… Римус не знал, что было страшнее, видеть детей, которые сражались наравне со взрослыми, защищая школу? Или видеть, как заклятия пролетают в миллиметре от товарищей? Или изуродованное Сивым лицо Билла Уизли? Римуса передёрнуло. Билл теперь был больной темой. Пугала одна лишь мысль, что Фенрир мог запомнить Билла тогда, в лесу, а теперь мечтать о мести. А месть Сивого всегда была ужасной. А потом Больничное крыло, Гарри, рассказывающий, как умер Дамблдор, всё семейство Уизли, столпившееся у койки Билла. Флёр… Как сильно Римуса тронули слова Флёр, так же сильно испугали его слова Тонкс. Нет, он не может быть возлюбленным для неё. Ни для кого не может. Он не принц и не сможет сделать жизнь сказкой. Напротив, жизнь с Люпином превратится в ночной кошмар. Но Тонкс не понимала. Она смотрела с вызовом и не собиралась отступать. Любил ли её Люпин? Да. Найти такую девушку, яркую, поистине бесстрашную, невероятно интересную — о таком можно лишь мечтать. Но ради своих влечений и чувств ломать девочке жизнь? Разве это не эгоизм? «Я стар, беден, опасен!» — снова и снова повторял Люпин, отступая. Но со всех сторон летели фразы, что всё это просто глупости. Это всё страх. И да, Люпин ужасно боялся. Он привык быть один. Он привык, что им нельзя манипулировать через близких ему людей, потому что близких — нет. Отец… никто не знает о нём и его местонахождении. А больше у Люпина долгое время не было никого. И стоило только появиться в его жизни другу, как этот друг погиб. Всё равно, что кинжалом в сердце. Потом он привязался к Грегу… Но Грег мёртв, из-за него мёртв. Теперь погиб Дамблдор — и это ещё один кинжал. Если по его вине погибнет ещё и Тонкс, Люпин просто не сможет это пережить. «Мне всё равно!» — стучала в голове фраза Нимфадоры. «Нужен-то ей ты!» — вторили этому слова Молли Уизли. Люпин помотал головой. Отпив пару глотков сливочного пива, Люпин огляделся. Зал начинал пустеть. Люди расходились по домам и комнатам, покидая столики, на которых остались многочисленные бутылки и стаканы. Самое ужасное, Римусу не хотелось даже выпить. Даже алкоголь вызывал отвращение сейчас. Поэтому Римус не стал заказывать огневиски. Аберфорт, отдавая заказ, казался таким же, как всегда. Несмотря на то, что его брат был убит. Хотя, Римус был уверен, что трактирщик просто не хочет выставлять напоказ свои эмоции. — Привет, — голос Тонкс раздался будто издалека, но прикосновение к плечу заставило Люпина вздрогнуть. — Привет, — хрипло отозвался он, не поворачиваясь. С тех пор, как они покинули Больничное крыло, с Тонкс он больше не разговаривал. — Ты как? — после недолгой паузы спросила девушка, опускаясь напротив него и притягивая к себе его бутылку сливочного пива. — Думала, ты выберешь что-нибудь покрепче. — Мой мозг и сердце работают, стало быть, я в пределах нормы, — пожал он плечами, наблюдая, как Тонкс допивает остатки пива. — Ты же понимаешь, что работа сердца и мозга не делает человека живым и здоровым? — спросила она, однако интонацией дала понять, что ответа на этот вопрос она не ждёт. — Кажется, ты сам мне это когда-то говорил. — Хм… Не думал, что ты так дословно запоминаешь мои слова, — он вздохнул и надавил пальцами на переносицу. Тонкс ничего на это не ответила, только негромко хмыкнула, отставляя в сторону бутылку. — Что ты делаешь тут? Ты ведь собиралась в «Три метлы». — Там все комнаты заняли, — замявшись, проговорила она, уставившись в столешницу. Врёт, понял Люпин, но говорить ничего не стал. — А у Аберфорта нашлось местечко. — На то он и Аберфорт, — кивнул Люпин. — Грюм переживает за тебя, — внезапно заявила Тонкс. Она уставилась прямо в лицо Люпина, стараясь поймать его взгляд. Но тот упорно смотрел в сторону. — Боится, что, закрывшись в комнате, вскрою вены, как впечатлительный подросток? — иронично хохотнул Люпин. Конечно, тревога Аластора ему льстила. Грозного Глаза Римус считал одним из самых сильных и умелых Авроров. Да, тот слегка страдал паранойей, но кто в современном мире ею не страдает? — Нет, сказал, что ты совсем расклеился, а это может быть смертельным. Ты потеряешь бдительность, отдашься во власть эмоций и попадёшь в лапы Пожирателей. Ты вот, кстати, даже не проверил, я ли с тобой разговариваю, — Тонкс развела руками. — Сложно сымитировать под оборотным зельем способности метаморфа, — парировал Люпин, указывая на волосы Тонкс. Та оттянула прядь, чтобы с удивлением обнаружить бирюзовые кончики. — Кажется, тебе пора отдохнуть. — Я просто отвыкла, — сконфуженно оправдалась она. — Выгоняешь, значит? — Ради твоего же блага, — согласно закивал Люпин, глубоко вздыхая. — Вот только не надо о моём благе… — закатила глаза Нимфадора. — Говоришь, как моя мать. Она скорчила недовольную рожицу и поднялась на ноги. — Как знаешь, Люпин. Хочешь сидеть в одиночестве, сиди. Если вдруг что, соль нужна будет, например, можешь в гости прийти. Я в двадцать седьмой. После этих слов Тонкс удалилась. Несмотря на её поведение, Люпин знал, что она расстроена не меньше, чем он сам. Но стыдно стало от того факта, что Тонкс смогла держать себя достойно, а он, Люпин, действительно совершенно расклеился. Ведь если бы сейчас ему попался Пожиратель смерти, Римус мог бы просто не заметить такого опасного соседства. В комнату Люпин поднялся только в двенадцатом часу, когда Аберфорт начал на него косо поглядывать, явно намекая не мозолить больше глаза. Из окна снятой Люпином комнаты были видны башни Хогвартса. В некоторых окнах всё ещё был виден свет. Судя по всему, в замке тоже многие не спят. Раньше при взгляде на школу Люпин чувствовал прилив теплоты. Вспоминались светлые и беззаботные дни учёбы, гостеприимные стены замка, готовые принять любого, кто в этом нуждается. Теперь при взгляде на далёкие башенки Римус чувствовал жгучую боль внутри. Будто то пустое пространство в душе, оставшееся после смерти Дамблдора, воспламенялось и выжигало всё внутри. Люпин поспешно задёрнул старенькие затёртые шторы и отвернулся от окна. Уснуть никак не удавалось. Он ворочался в кровати, то укрываясь, то снова сбрасывая с себя одеяло. Около двух часов Римус не выдержал и встал с кровати, решительно направляясь к двери. В конце концов, одна из причин его бессонницы совсем рядом, только пройти коридор. Если он не может уснуть, то стоит провести время с пользой и поговорить с Нимфадорой. Они должны разобраться, что между ними происходит, и как им жить дальше. Если со смертью Дамблдора Люпин, увы, поделать ничего не мог, то говорить он пока не разучился. Добравшись до комнаты двадцать семь, Люпин остановился. Только сейчас пришло осознание всей абсурдности ситуации. Ведь Нимфадора не обязана быть такой же больной, как и Римус. Она может сейчас спать, а он вот так нагло её разбудит ради своих душевных терзаний. Он прислушался. Никаких звуков за дверью не было слышно. Но что мешало Тонкс наложить чары на дверь? «Если ты будешь так стоять, то как раз дождёшься утра» — намекал внутренний голос, заставляя поднять руку и негромко постучать в дверь. В конце концов, если она спит и не откроет, Римус просто уйдёт обратно к себе, и никто не узнает о том, что он вообще был у этой двери. Но после стука почти сразу послышались быстрые шаги. Дверь приоткрылась, и в коридор выглянула лохматая Тонкс. Но не было похоже, что она спала. Во взгляде не было и следа сонливости. — Можно? — тихо спросил Люпин, Нимфадора молча отступила в сторону, пропуская его. Эта комната мало чем отличалась от той, в которой жил Люпин. Разве что вид из окна был другой. Отсюда было видно саму деревушку. Во многих домах до сих пор не погас свет. — Будешь? — поинтересовалась Тонкс и, развернувшись, Люпин различил в руках девушки бутылку огневиски. То, что это было именно огневиски Римус понял по форме бутылки, свет в комнате не был включен. Никто из них не торопился даже зажечь палочку, будто каждый боялся показать своё лицо при свете. В конце концов, в темноте не видно ни красных глаз, ни бледности, ни трясущихся рук. — Да, — кивнул Люпин. На самом деле, ему было всё равно, что пить и пить ли вообще. Его воротило от всего, ещё когда он сидел внизу за столиком. С тех пор состояние изменилось не сильно. Но спиртное позволяет озвучивать мысли, которые на трезвую голову ты вслух никогда не произнёс бы. Услышав звук выскочившей из горлышка пробки, Люпин опустился на кровать. Тонкс рухнула рядом, делая глоток из бутылки. Вытащить или наколдовать стаканы не было ни сил, ни желания. Со вздохом, Нимфадора протянула бутылку Люпину, и тот, в свою очередь, тоже сделал пару глотков. Огневиски обожгло горло, распространяясь пламенем по венам. — Что мы будем делать, Тонкс? — Люпин вернул бутылку в руки Нимфадоры, глядя в тёмную стену. Тень от стула казалась притаившимся чудовищем. — То же, что и раньше, — негромко отозвалась Нимфадора, отпивая ещё. — Разве у нас есть выбор? — Я не об Ордене. И не о войне, — покачал головой Римус. От очередного глотка огневиски бросило в жар. Не зря Люпин оставил пиджак в комнате. — Я о нас, Тонкс. Что мы будем делать? — Я не знаю, что ты будешь делать, Римус. Но я тебе уже всё сказала. Я тебе уже сотню раз всё это сказала, а ты до сих пор не можешь меня услышать, — в этих словах звучала горечь. — Я ведь тоже тебе уже всё сказал, — Римус глянул на Нимфадору, но девушка предпочитала смотреть в сторону небольшого письменного стола в углу комнаты. — Если ты всё сказал, зачем ты пришёл? — Тонкс выхватила бутылку из его рук. — Дамблдор погиб… — Да! Он погиб! — воскликнула Тонкс, и это получилось слишком громко. Она и сама поняла, что повышать тон ночью, когда вокруг спят люди, не лучшая идея, поэтому заговорила тише. — Да только я не понимаю, каким образом это влияет на наши отношения? Директор, вроде бы, не был третьим. Так в чём же проблема? — В чём проблема? — Люпин тоже повысил голос, но тут же взял себя в руки и заговорил уже спокойно. — Ты хоть понимаешь, что сейчас начнётся? Ты представляешь себе, какой ад нас ждёт в ближайшем будущем? У Волдеморта развязаны руки, Тонкс. У его слуг — тоже. Ты думаешь, они будут в подполье в шахматы играть? Они сделают всё, чтобы уничтожить всех, кто мешает им прийти к власти. И нет, я не боюсь, что меня убьют. Но ты хоть понимаешь, что такое война? Ты понимаешь, что отношения во время войны — это, мягко говоря, плохая идея. Отношения с оборотнем, которого знают в лицо и ненавидят приспешники сильнейшего тёмного мага, это идея ещё более ужасная! Тебе напомнить особое отношение Беллатрисы к тебе? Она хочет твоей смерти просто потому, что, что твоя мать — Андромеда. А если она узнает, а она узнает, что ты связала жизнь со мной… Не приведи Мерлин ей тебя достать, Тонкс. Пожиратели с огромным удовольствием переловят всех нас. А уж что дальше — это зависит лишь от степени ненормальности их фантазии. Люпин перевёл дыхание, отхлебнул огневиски и поднял руку, давая понять, что ещё не закончил. — Но ладно бы только это… Но ко всему этому хаосу прибавится то, что я, к твоему сведению, оборотень. Варить аконит для меня никто не будет. Каждый месяц я становлюсь монстром, способным разорвать любое живое существо рядом со мной. Я опасен для всех. И для тебя я тоже опасен. Допустим, тебе плевать, что у меня нет денег, что я намного старше тебя, что я медленно, но верно становлюсь Грозным Глазом… почему ты смеёшься? Тонкс тихо посмеивалась в ладонь. — Я теперь поняла, что ты действительно мне его напоминаешь… Скоро война. Постоянная бдительность. Все хотят тебя убить. Не время… Люпин, хватит с нас одного Аластора. Расслабься. Не нужно считать меня дурочкой, которая будет гоняться за деньгами. Я открою тебе секрет, сейчас их не будет ни у кого. Если Пожиратели придут к власти, а если верить твоим прогнозам, так оно и будет, ты думаешь, кому-либо из нас удастся сохранить должность? Это мы будем в подполье играть в шахматы. — И что ты предлагаешь? — хмыкнул Люпин. — Успокоиться и перестать уже хоронить всех нас вместе с Дамблдором. Да, он умер. Да, мы все в заднице, Римус. И да, Пожиратели смерти слетят с катушек. Но неужели ты думаешь, что это достаточный повод, чтобы отшить возможность хотя бы иногда быть счастливыми? Неужели ты думаешь, что я, будучи чёртовым аврором, не справлюсь с одним единственным буйным оборотнем? Ты такого плохого мнения обо мне? Почему ты решаешь, что будет лучше для кого-то другого? Да откуда тебе вообще знать, что для меня будет лучше? В голосе Тонкс звучала обида. Люпин тяжело вздохнул и внимательно посмотрел на Нимфадору, рассерженную и насупившуюся. В темноте цвет её волос был неясен, как и выражение лица. — Давай хотя бы попытаемся пожить нормально. Ты же сам говоришь, что ад, война, все дела… Так может мы завтра умрём, и что? Разве не обидно будет? — В том и дело, что мы не являемся нормальными людьми, — прошептал Римус. — Да! Мы ненормальные! И не только ты тут ненормальный, Римус. Всю жизнь я была клоуном для людей. Я ведь могу развеселить любого! Вот вам клюв вместо носа, вот вам заячьи уши, вот кожа синяя! — вспылила Нимфадора, вскакивая с кровати и всплеснув руками. — А ты знаешь, как паршиво слышать от мужчины, что было бы круто грудь побольше, или глаза другого цвета, а вот волосы можно и длиннее… Ты думаешь это — нормально? Ты так жалеешь себя, ты так прячешь себя от других, ты так боишься кому-то навредить, что в итоге действительно вредишь. И себе в том числе. Ты не более ненормален, чем другие люди, Люпин! Ты не больший псих, чем Аластор, ты не большее чудовище, чем Беллатриса, ты не опаснее Того-Кого-Нельзя-Называть! И ты считаешь, что я, не боясь их всех, за исключения Грюма в гневе, должна вдруг испугаться тебя? Ты носишь вязаные свитера и раздаёшь шоколадки, Люпин. Ты не страшный, признай это уже… Люпин открыл было рот, но не нашёл, что сказать. Звучало это и грустно и смешно. Тонкс развела руками, мол, всё? Аргументы закончились? И да, аргументы Люпина закончились не успев начаться. — Мы разобрались? — раздражённо спросила Тонкс, вставая прямо перед Люпином со скрещенными на груди руками. Он поднял брови и, не в состоянии что-либо сказать, просто кивнул. Он сам не понимал, с чем сейчас соглашается. Но, в целом, они разобрались. Разобрались с тем, что оба они — клинические идиоты. Должно быть, Снейп был прав. Усталость, стресс, горе, неопределённость, отчаяние — всё это навалилось тяжёлым грузом. Нервы были расшатаны окончательно. Поэтому думать больше не хотелось. Даже Люпин не желал ни о чём задумываться. Тонкс права, идёт война. Они могут утром не проснуться. Они могут прожить всего неделю или месяц. И вместо того, чтобы провести это время как люди, как счастливые люди, они продолжали спорить, что будет опаснее, Пожиратели смерти или оборотень в подвале. Глупо. Римус не успел заметить, когда они оказались в постели. Не уловил он и того момента, когда поцелуи стали далеко не невинными и лёгкими, когда одежда отправилась на пол. Ночь не пугала больше своими тенями. Отчаянная тяга, жар, поцелуи снова и снова. Даже чувство вины замолчало, уступая место страсти и удовольствию. Кровать предательски скрипела, выдавая свой возраст и состояние, но ни Люпин, ни Нимфадора не обращали на посторонние звуки никакого внимания. Сейчас они хотели быть нормальными людьми, желанными и любимыми друг другом.

***

Люпин проснулся, чувствуя движение рядом с собой. Стоило ему открыть глаза, как головная боль напомнила о том, что случилось ночью. Хотя, обнажённая Тонкс, лежащая рядом, которая довольно нагло закинула на него ногу и руку, тоже была отличным напоминанием. Первой мыслью было — «Что же я наделал?». Но внутренний голос робко постучал изнутри, выражая иное мнение. «А что ты наделал? Никто никого не принуждал. Это естественное действие в жизни людей…». — У тебя сейчас выражение лица такое, будто ты решаешь, убиться ли тебе или стать, наконец, счастливым, — сонный голос Тонкс вывел его из диалога с самим собой. Он с радостным удивлением обнаружил, что волосы Нимфадоры снова стали розовыми. Люпин медленно провёл по волосам Тонкс пальцами. Нет, у него не было ощущения, что это иллюзия, он не боялся, что Тонкс вдруг исчезнет, когда он моргнёт. Напротив, сейчас всё было гораздо реальнее, чем вся жизнь Люпина до сегодняшнего дня. — Нет, я просто подумал… Похороны сегодня, а мы напились и… — Римус хмыкнул. Интересное стечение обстоятельств. Он даже не представлял, должен ли он чувствовать стыд за всё это? — Помнишь слова МакГонагалл, Дамблдор был бы рад, что в мире прибавилось хоть немного любви, — Тонкс слегка дёрнула Римуса за волосы, заставляя улыбнуться. — Это зовётся любовью? — шутливо спросил он, приподнимаясь на локтях. — Ну, в приличном обществе — да. В любом случае, это было одно из проявлений любви. Или я не права? — она прищурилась, и Люпин, слегка поцеловав её в висок, поднялся, собирая свою одежду с пола. — Думаешь, это не аморально? — Недостаточно, чтобы винить себя. С неохотой, Тонкс тоже встала с кровати и принялась одеваться. Найдя свою палочку под кроватью, Римус внимательно посмотрел на Тонкс. — Мне нужно вернуться в комнату… Я оставил там вещи и ключ. — Ты хочешь моего разрешения на это или констатируешь тот факт, что оставляешь меня собираться в одиночестве? — спросила Нимфадора, дотягиваясь до своей палочки и пряча её в задний карман. — Констатирую факт, разумеется. — Что ж, надеюсь, ты не уйдёшь в Хогвартс без меня? — Буду ждать внизу. Люпин поспешно вернулся в комнату, схватил пиджак и небольшой саквояж с другими вещами. Спустившись вниз, он протянул ключ Аберфорту. — Как ночка, Люпин? — ехидно спросил тот. — Должно быть, ты и без моего ответа знаешь… — недовольно буркнул Римус. — Даже подслушивать не пришлось, — проговорил трактирщик, забирая ключ. — Ты, я смотрю, не торопишься… Разве не хочешь присутствовать на похоронах? Он твой брат. — Так и что же мне теперь? Тоже кого-то с горя на ночь найти? — со злостью проговорил он, отбрасывая в сторону тряпку, которой протирал столы. — Это вы любите весь этот парад лицемерия. Громкие слова, слёзы, причитания… Смотреть противно. А хоть кто-нибудь из вас знает, кем на самом деле был мой дорогой братец? Не думаю, что вы понимаете хотя бы маленькую часть той игры, которую он затеял. И помер, кинув вас разбираться с его проблемами. Но знаешь, Люпин. Я даже горжусь тобой. Вместо страданий ты хорошо провёл время, верно? Сзади Люпина окликнула Тонкс. Она указала на часы, намекая, что время поджимает. Стоило поторопиться. Но злость, вскипевшая после слов Аберфорта, не желала утихать. — Знаешь, что странно, Аберфорт? Что тебя до сих пор никто не впечатал в стену. — Странно не это, Люпин. Странно то, что вы, с таким лидером, дожили до этого дня. Что ж, может следующий будет лучше. Если не помрёт так же, как мой братец.