Гордеев, Лазарев и все-все-все. Часть II.

Андрей Романов

- Ребятки, а сможете ли вы освободить вечер пятницы? - вольготно устроившийся в кресле Шубин смотрел внимательно. За дачными окнами подступала ночь, все как-то угомонились, и только мы с Леной, Лера с Сашей и Егор пили терпкий чай на кухне, да зверики ошивались вокруг стола, все выклянчивая у гостя кусочек чего-нибудь вкусненького. - Егор, не балуй его, - Ленка улыбнулась Шубину, увидев, как Вензель слопал из рук приятеля очередную печенюшку. - Не уводи, Лен. Что там с пятницей? - Ну мы, наверное, свободны, - усмехнулся Саша, - если, конечно, Елена Евгеньевна нам очередную проверку не устроит. Лена открыла планировщик на смартфоне. Я молчал, понимая, что планы Елены - это только планы Елены, и даже если она сейчас скажет, что вечер пятницы у нее не занят, то это не значит ровным счетом ничего. Планы Лены, равно как и мои собственные, и планы Саши с Лерой корректировала жестко сама жизнь. С этим сложно было смириться, но мы давным давно привыкли так жить. - Да пока свободна, Егор, но ты же понимаешь, что я и сейчас свободна, но ровно через минуту... Договорить Елена не успела: телефон зазвонил, и она, едва изменившись в лице, бросила, уходя на крыльцо: - Ну вот видишь... Вернулась Елена быстро и абсолютно довольная. - Один не в меру ретивый начальник сообщил, что горы полюбил наконец-то, - со смешком доложила она, - Андрюха, признавайся, что ты с Гешей сделал? - Я? - я искренне пытался изобразить недоумение, но не вытянул. - Это не я, это ты отправила его региональными сборами командовать. А на Заполярных Северах у нас сама помнишь, какая команда. Так что наш Гешенька теперь и по черным трассам катается, как мне сообщили, и надо признать - вполне прилично. - Добили-таки мужика, - рассмеялась Лена, - ну и ладненько. У меня бы это быстрее, конечно, получилось, но, боюсь, намного экстримальнее, так что ему повезло. Так что там с пятницей, Егор? Какие планы? - Да я и сам, если честно, толком не знаю, Лен. Это Кольцов воду мутит. Говорит, что на пятницу мероприятие интересное запланировано, и тебе, нет, вам всем, оно понравиться должно. - А что за мероприятие, где? - Не знаю. Наш Котофей сказал, что если интересно, то сбор у нас в семь вечера, форма одежды - свободная, чем проще - тем лучше. - Егор, ты же знаешь, я и в косухе могу приехать. Но... - Да приезжай ты в чем хочешь, - рассмеялся Шубин, впрочем, думаю, что если ты явишься при параде, неудобно будет тебе самой - за автографами явятся. Хотя тебя сложно не узнать в любом виде. Лена фыркнула и с трудом проглотила чай, который только что пыталась допить, а потом захохотала. - Не знаю, как насчет сложно, но - вполне реально. Особо одаренным инструкторам Центроспаса это на счет раз удается, да, родной? Елена прожгла меня ехидным взглядом, и я, чувствуя, как во мне снова закипает ярость, приправленная истерическим хохотом, поскорее отставил свою чашку чая, снова, как будто это было вчера, вспомнив, как мне истерически позвонили с КПП и звенящим шепотом сообщили: - Андрей Викторович, тут Федин Елену Евгеньевну к Вам не пускает. Я отложил документы и помчался на КПП. - ...но раз я спрашиваю, значит, имею право, - голос Ваньки Федина, недавно пришедшего к нам инструктора я услышал, даже не успев открыть дверь, - так что извольте сообщить, куда и зачем направляетесь. - Обязательно изволю, - язвительностью Елены можно было резать металл, - особенно после того, как вы, юноша, потрудитесь привести свой внешний вид в порядок, а заодно познакомить меня с наименованием и реквизитами того нормативного правового акта, на основании которого неясный субъект неизвестной этиологии и патогенеза, умудрившийся напялить джинсы вместе с форменным свитером, спрашивает у меня кто я такая и куда направляюсь. - Я же сказал, что если спрашиваю, то имею право, - упирался Иван, и я уже представлял все кары небесные, которые сейчас на него обрушатся, когда со стороны проходной услышал голос Антонова: - Здравия желаю, товарищ... - судя по тому, как Игорь осекся, Лена каким-то образом умудрилась дать ему понять, что продолжать пока не стоит, - а что тут, собственно происходит? - Введение в практическую юриспруденцию, Игорь, - голос Лены заметно потеплел. - Заканчиваем этот цирк, господа и дамы, - я вошел на КПП, - Лен, я заждался уже. Федин, жду вас завтра в девять у себя, поговорим. - А... - Исполнять, - вместо меня рявкнул Антонов, обнимая, наконец Лену, - привет, Лен. - ...в общем, если ничего не стрясется, то постараюсь быть, а как ребята - не знаю, - голос Лены вырвал меня из воспоминаний. - Ну вот и договорились, - резюмировал Егор, - пропуски для всех я закажу.

Елена Емельянова

Сильно тонированная машина Кольцова увозила нас все дальше от его офиса, не замечая, впрочем, сутолоки вечерних московских пробок – водитель Тимофея Ильича своим мастерством мог поспорить со всеми знакомыми мне ранее профессионалами. Даже Кэп, надо признать, вряд ли был круче. Сам хозяин машины, устроившись в кресле, потягивал… баночное пиво, и с ехидством наблюдал за мной и Андреем, явно ожидая вопросов. Андрюха молчал, а я просто наслаждалась неожиданно свалившейся на голову ситуацией, в которой экстриму точно не было места – почему-то именно здесь и сейчас, в присутствии Кольцова, я точно знала, что беды не стрясется нигде.

Егор Шубин

Молчанка, в которую сознательно или осознанно играла эта троица, меня изрядно веселила. И если шеф явно ждал вопросов, хотя должен был бы понимать, что Романов его спрашивать ни о чем не будет, а сам Романов просто ожидал развития вечера, то Лена ушла в себя. Ушла в себя настолько глубоко, что я даже испугался, поскольку знал, что такое выпадение она могла себе позволить только в ситуации полного комфорта. И вот именно это и было страшно – что полный комфорт она поймала именно тут, в машине олигарха, даже не понимая, куда он ее везет.

Тимофей Кольцов

- Я, между прочим, тоже пива хочу, - вместо ожидаемого вопроса о том, куда и зачем мы едем, вдруг выпалила Елена, и я, открывая для нее бутылку бельгийского вишневого пива, мог только надеяться, что мне удалось угадать ее любимый сорт пива, а еще – скрыть изумление. Лена глотнула пива, улыбнулась, я жестом предложил пива и Егору с Андреем, получил отказ от обоих, и снова уставился на Елену, ожидая неминуемых вопросов. Но та пила пиво, явно наслаждаясь то ли напитком, то ли сложившейся ситуацией. И я вспомнил вдруг, как она не задала мне ни одного вопроса тогда, когда я на руках вынес ее, почти неживую, из палаты Романова, как вез к себе на дачу, как поил коньяком, и как потом снова вез ее к наконец-то пришедшему в себя Андрею. Вспомнил, и ждать перестал. Но когда мы остановились на верхней парковке ресторана, а, выйдя из машины, Лена явно поняла, где мы, она с изумлением спросила: - Вы нас что, в «Шале» привезли? В ее вопросе читалось многое. Она явно не предполагала, что я вообще об этом месте знаю, она, скорее всего, даже представить себе не могла, что я приеду сюда так запросто, и уж совершенно точно она не представляла, что ждет ее дальше. Дверь в ресторан была приоткрыта, и к нам подошел мой помощник, со своим обычным: - Все готово, Тимофей Ильич. Я сделал было жест в сторону двери, но тут без какого-то вступления резко ударил гитарный бой, и яростный, чем-то неуловимо напоминающий Высоцкого, голос разрезал тишину московского вечера: Все, кто русский зовет родным И в погоду, и в непогоду…

Елена Емельянова

Я уже не обращала внимания ни на кого. Четкий, жесткий, знакомый голос бил наотмашь. Обладателя этого голоса я знала, и входя в зал, к неприметному столику в самом углу, очень надеялась, что Миша, ослепленный софитами, нашу процессию не заметит. А он пел. Пел одну за другой песни, и я, то вслушиваясь больше в мелодии, то в слова, то вообще видя перед собой только скупые, потертые кадры военной кинохроники, вспоминала свой первый концерт в Ленинграде, когда в маленьком зале школы мы играли литературно-музыкальную композицию, а директриса этой школы кусала губы почти в кровь, потому что она была блокадным ребенком, как за день до этого мой однокурсник Сашка свозил нас всех – студентов, школьников, учителей – всех, кто был занят в концерте по Дороге жизни в Орешек, как мы с Ващенко прилетели в Брест, как шли вместе с ним и дедом по площади Победы, и как замерли за секунду до команды «Парад…» коробки расчетов на Красной площади. Рюмку водки, налитую мне кем-то, я махнула залпом, и почти выбежала на улицу ровно за секунду до того, как смолк отзвук последнего аккорда последней песни. Вышедшие за мной Андрей и Кольцов смотрели тревожно. - Вам не понравилось, Елена Евгеньевна? – осторожно спросил Тимофей Ильич. - Андрюш, - не отвечая Кольцову, я смотрела на мужа, - надо сегодня же поговорить с Киром и Ураганом. Это надо повторить у нас в корпусе. Такие вещи надо видеть. - Согласен, - кивнул Андрей. Говорить не хотелось. Тем более, не хотелось сейчас говорить с Михаилом, и в зал я, отправив мужчин раньше, вошла тогда, когда Калинкин уже начал свое выступление.

Михаил Калинкин

Я говорил обязательные вещи, о том, что второе отделение пою по заявкам, но точно знал, что буду петь только для нее – неизвестно каким образом оказавшейся здесь Елены Емельяновой. Ее, похоже, узнал только один я, и начиная петь я старательно не смотрел в ее сторону, хотя и видел, как улыбнулся Андрей, едва прозвучала первая строчка. - Все гляжу на Эльбрус из московской квартиры… Быстрый косой взгляд, брошенный в их сторону, и я понял, что угадал – Лена улыбалась. А Андрей вдруг глядя прямо мне в глаза, поднял со стола чашку чая. Надеясь, что угадал, я, напрочь проигнорировав просьбу кого-то из девчонок, запел «Завтрак с видом на Эльбрус», и тут уже одобрительно кивнул Романов. Дальнейшее было уже не важным. И только подбираясь к финалу, мне пришла вдруг в голову совершенно сумасшедшая идея, и очень надеясь, что и тут я не промажу, отключив все микрофоны я запел: - Нас уводят жизненные цели, Полюсов невидимых магнит. Души тех, к которым не успели, Души тех, которых предстоит... В гороскопах чьих-то незнакомых Быть последней самой из надежд, Трещины сшивать и переломы Риском перекрученных судеб. Строчка непроверенного шага За которой караулит мрак, Как непрочна бытия бумага - Если бы увидел это, брат. Давай, дружище, смотри внимательно, Ошибки вряд ли исправит кто-то. Господь не любит спасать спасателей - У нас такая с тобой работа... В нашей жизни светлой полосою Мы над краем пропасти взойдем Пусть старуха с острою косою В этот раз немного подождет. Посмотри в заоблачные дали, Где-то в черном космосе летят Души тех, к кому мы опоздали, Пусть они поймут нас и простят. Справа - жизни праздничное поле. Слева - бездна смерти ледяной, На краю с веревкой мы с тобою Путь руками держим в мир иной. Давай, дружище, смотри внимательно, Ошибки вряд ли исправит кто-то. Господь не любит спасать спасателей - У нас такая с тобой работа... Допеть я успел, только вместо аплодисментов зал взорвал звонок телефона, и я даже не удивился, когда Елена, а потом и Андрей, бросив буквально пару фраз своим спутникам, вышли прочь.

Александр Оболенский

- Елена, крупная авиакатастрофа на подлете к ДМД. Разворачиваемся. - Едем.

Тимофей Кольцов

О том, насколько же угадал Серега с этой мягкошоковой терапией, я понял только на следующее утро, когда Елена, бледная и с синяками под глазами от недосыпа, отвечала на вопросы журналистов о только что завершившейся работе по ликвидации очередного ЧП. И дело было не в ее бледности или внешней усталости, дело было в ее глазах. Там снова билась неуемная энергия жизни, неугасимое, заряжающее всех желание и умение помогать. Я набрал номер друга. - Ты угадал, Серый, ты все просчитал правильно, - не здороваясь, проговорил я. - Я вижу. У нас все получилось, - скупо ответил тот.