***
Лаврова искренне рассчитывала, что задержаться в Юбилейном на два дня им все же не придется, но после визита к матери Тарасова и разговоров с еще парой человек поняла, что остаться необходимо. Радовало одно: Долгов на время забыл о своих притязаниях, и Катя лелеяла в душе слабую надежду, что и не вспомнит. Учитывая, что им придется провести ночь в одном номере, да еще и в одной постели... Капитан украдкой покосилась на беззаботно улыбавшегося курсанта и вздохнула. Возникла забавная ассоциация с конфетой: и обертка что надо, и содержимое, но — нельзя, руки прочь! — О чем задумались? — заметил ее рассеянность Родион. — О конфетах, — машинально отозвалась куратор, тут же поймав недоуменный взгляд спутника. Интересно, что вообще творится в голове у этой непостижимой женщины? — Может, тогда в кафе? Сладкое, говорят, думать помогает. — В кафе так в кафе, — все так же на автомате кивнула капитан. Перспектива торчать в одном номере с курсантом ее совсем не вдохновляла, а вот поразмыслить действительно было над чем. Первым делом, оказавшись в кафе, Лаврова позвонила Захоронку, попросив информацию на Павла Горского и его родственников. Объяснять ничего не стала, по обыкновению отделавшись туманным "есть кое-какие мысли", и отключилась, оставив Артема мучиться догадками. — Может, объясните? — предложил Долгов, едва от столика отошла официантка. — Вы видели в квартире Тарасовой фотографию? — вопросом на вопрос ответила капитан. — Ну да, Кудилина, Тарасов и этот Горский, — кивнул Родион. — А странного ничего не заметили, нет? — Видя, что курсант не спешит обрадовать ее своей наблюдательностью, пояснила: — Павел Горский и любовник Соболевой, которого запечатлели камеры в доме Пашкова, просто на удивление похожи. Неужели вы ничего не заметили? Родион промолчал, стараясь не выдать себя усмешкой. В тот раз, когда остальные курсанты прилежно смотрели на экран, он был занят намного более привлекательным объектом... — То есть вы думаете... — Думать будем после того, как получим официальную информацию, — перебила капитан. — А сейчас просто есть некоторые факты, которые немного настораживают. Горский, как вы знаете по словам матери Тарасова, примерно полгода назад погиб в аварии, оставив очень приличное наследство, которое полностью переходит его единственному сыну Виктору... — И тому могло очень не понравиться появление второй наследницы, Вики, — завершил Родион. — Но ведь даже она не знала, кто ее отец, как это выяснил Виктор? — Вполне могло быть, что Павел рассказал ему о сестре... — Стоп! — Долгов чуть не расплескал кофе. — То есть, получается, он был любовником своей сестры?! Лаврова спокойно пожала плечами. — Во-первых, это пока еще только вольная фантазия на тему расследования. А во-вторых, Родион, в жизни иногда бывает такое, что самым хитроумным писателям и в голову не придет. Философствования прервал звонок мобильного. Катя молча выслушала собеседника, бросила краткое: "Спасибо, пока" и с улыбкой посмотрела на курсанта. — Эксперт сравнил фото Горского с фотографиями с камер наблюдения. Почти стопроцентная вероятность, что это один и тот же человек. А еще выяснилось, что Виктор программист, а в день убийства Соболевой как раз был в Москве по каким-то делам. — Обалдеть, — только и смог выдавить Долгов. — Алиби его, конечно, проверят, но что-то мне подсказывает, что никакого алиби нет. — Екатерина Андреевна, я запутался, — честно признался курсант, отодвигая чашку. — Если младший Горский каким-то образом узнал о второй наследнице... Не захотел делиться и решил ее убить. Но зачем весь этот огород городить? Становиться ее любовником, после преступления подбрасывать труп к академии, оставлять эту записку с цитатой... А блог Тарасова тут причем? А покушение на вас? — Виктория была очень скрытным человеком, очевидно, Горский решил таким образом сблизиться с ней и выяснить, что ей известно о своих родителях. А ей, видимо, было известно достаточно, если он ее убил. Про блог и записку вообще элементарно — хотел отвести от себя подозрения. Может, даже сошелся с Тарасовым на этой почве, психически больным человеком управлять на самом деле довольно просто. Тарасов же учился в медицинском, как вы помните, так что знал, куда ударить, как правильно... Долгов только покачал головой, не зная, что еще сказать. Какая-то "Санта-Барбара" с криминальным уклоном просто. — А на самом деле правду мы можем узнать только когда найдем Тарасова с Горским. Пока можете считать все вышесказанное... ну не знаю, сюжетом какого-нибудь детектива. — Пожалуй, так я и сделаю, — кивнул Долгов, поднимаясь вслед за Катей и галантно помогая ей надеть плащ. Лаврова в ответ одарила его улыбкой, и все преступные страсти для Родиона как-то сразу померкли.***
В гостиницу они вернулись поздно, вдоволь побродив по улицам городка и вообще очень мило проведя время. Возможности возвратиться в Москву не было, так что ночевать волей-неволей приходилось в гостинице, с чем Кате пришлось смириться. — Я могу лечь на полу, — благородно предложил курсант, видя, с каким сомнением куратор смотрит на кровать, потом на него, а затем снова на постель. — И меня загрызет совесть, что я мучаю ребенка. Думаю, мы поместимся на этом... мебельном монстре. — Какой тонкий сарказм, — фыркнул Долгов, едва не рассмеявшись. — А чтобы у ребенка не возникло желания... в общем, желания, мы разделим территорию, — весело оповестила Лаврова и устроила аккурат посередине кровати скрученный плед. — Вы бы еще меч положили*, — поддел курсант, наблюдая за манипуляциями куратора. — Был бы — положила бы, — не отреагировала на провокацию Лаврова. — Меня радует, что вы дружите с историей, надеюсь, с головой вы дружите так же хорошо. Родион проследил, как Лаврова скрывается в ванной, и вздохнул. Похоже, бессонная ночь гарантирована. Уснуть Долгову и впрямь не удалось. Поворочавшись на постели, поднялся и вышел на балкон. Холод сразу пробрал насквозь, но курсант не обратил на это никакого внимания. Возвращаться обратно, чтобы наслаждаться видом спящей Екатерины Андреевны, совсем не хотелось. Взгляд зацепился за пачку сигарет и зажигалку. Хм, а горничные не очень-то радеют за чистоту, даже нормальную уборку после предыдущего постояльца не сделали... Родион неумело затянулся, оперся о перила, наблюдая, как сероватый дым растворяется в воздухе. Стало немного спокойнее. Долгов поежился от холода, и тут услышал шаги. Лаврова прислонилась к балконной двери, несколько мгновений молча разглядывая курсанта. — Замерзнете, — произнесла наконец. — Нормально. Извините, что разбудил. Катя ничего не ответила, продолжая смотреть парню в глаза. От этого спокойного, немного задумчивого взгляда Долгову стало жарко, как будто он стоял на солнцепеке, а не на продуваемом всеми ветрами балконе. Курсант нервно сглотнул, неосознанно комкая в руках пачку сигарет, но даже не замечая этого. А Лаврова, словно желая добить его окончательно, медленно приблизилась, встав почти вплотную. Коротенькие пижамные шорты и свободная майка не скрывали практически ничего, а то, что скрывали, моментально дорисовало воображение. Родион судорожно вздохнул, снова улавливая маняще-жаркий запах ее духов, а в следующее мгновение застыл в неподвижности, потому что куратор взяла его руки в свои, и этот такой невинный жест в одно мгновение вышиб из головы все мысли. — Больше никаких сигарет, хорошо? — мягко сказала Катя, и Долгов завороженно кивнул. Сейчас, когда она просто держала его за руки, он был готов пообещать ей что угодно. А главное — не только пообещать, но и тут же выполнить. — Вот и хорошо, — куратор улыбнулась незнакомо нежно, и от непривычности этого зрелища Долгову показалось, что он сошел с ума. Неужели она действительно могла так улыбаться, и не кому-то или чему-то, а именно ему? Неужели она действительно могла вот так просто стоять посреди ночи на холодном балконе, поглаживая его ладони и глядя в глаза с чуть тревожной теплотой? Могла. И от понимания этого курсанта захлестнула невероятная волна странной, оглушающей нежности, выразить которую казалось невозможным. Поэтому Родион просто шагнул вперед, прижимая Катю к себе, защищая от морозного ветра, делясь своим теплом. И Лаврова впервые не оттолкнула. Подалась к нему, уткнувшись лбом в грудь, слыша, как его сердце выстукивает какой-то безумный ритм танго. Ритм чувств, которые неумолимо рвались наружу, грозя затопить сумасшествием. Они знали оба, что когда-нибудь этот момент настанет. Как знать, может, совсем скоро?