Последние волны

- Эван, не надо. Узкая ладошка ложится на кажущееся каменным предплечье, и парень ощутимо вздрагивает. Как и всегда - от любого из ее прикосновений. "Моя подёнка" - Не мешай, Кассиопея. Я могу промахнуться. Теперь он всегда зовет ее так - "Кассиопея", если сердится сильно, раздражен или взволнован. - Там Рингер рядом, ты видишь? Я где угодно узнаю эту линию плеч и поворот головы. Она не может быть Иной, не может быть врагом. Эван, послушай... Он переступает удобнее, а потом вскидывает винтовку и целится, палец тянется к спусковому крючку. А у нее перед глазами темнеет и под веками разгорается пламя. Почему должно было случится именно так? Почему Бен должен был умереть, чтобы жила она? "Кассиопея", - шептал мальчишка, что в школе сидел чуть впереди и даже не знал о ее существовании. "Кассиопея", - шептал он, а в мутнеющих глазах зажигались далекие звезды - такие же яркие, как и те, откуда прилетели Иные. "Кассиопея", - бормотал в горячечном бреду, а кровь пузырилась на губах, и сделать ничего было нельзя. Он все еще шептал ее имя, пока она стискивала холодеющие пальцы изо всех сил. И продолжала держать его руку, когда та обмякла, выскальзывая из ладони. - Эван, мы не можем потерять еще и ее. Если Рингер жива. ... Не факт, что ей промыли мозги. Это ведь Рингер, понимаешь? У нее всегда есть запасной план. Эван Уокер не слышит. Не хочет или боится. Потому что в его голове она все еще сжимает в руках голову мертвого парня, и ее слезы капают на холодное лицо, которое она беспрестанно целует. "Ты выбрала бы его, останься он жив. А теперь у тебя просто нет выбора. Ты сделаешь все, чтобы выжить, чтобы найти Сэма...", - невысказанные упреки повисают между двумя прозрачной непроницаемой стеной, и все чаще ему хочется отшатнуться, не чувствовать на плече ее руки, ее дыхание на щеке. - Я разберусь, хорошо? Черт, просто пойми, я не могу рисковать. "Не могу потерять тебя снова, подёнка. Никогда не смогу отпустить тебя" Ветер замирает в кронах деревьев, и бубнящие вдалеке голоса стихают почти подчистую. Она не моргает и пытается не дышать. Так хочется заплакать, но слез больше нет. Кэсси Салливан не плакала больше ни разу, с той ночи, когда... С той ночи, о которой она не вспомнит больше ни разу. - Эван Уокер, если ты любишь меня... - в голосе звенит сталь, плечи расправляются... Иной опускает оружие. - Черт, мы их спугнули, наверное. Кэсси старается не смотреть в глаза цвета топленного шоколада. Глаза, что могут гипнотизировать, лишать рассудка и воли. "Ты так любишь его, подёнка" "В моих мыслях давно только ты, идиот"