Ólafur Arnalds – Happiness Does Not Wait
Аплодисменты капитолийцев необычайно громкие. Может, он отвык от этого, может, что-то эдакое произошло на Жатве, но такими громкими они не были в его жизни даже после победы, после выигрыша несчастных влюбленных и после смерти Сноу. Аплодисменты оглушали и, выходя из поезда, Хеймитч пошатывался вовсе не от алкоголя. Он удивленно смотрел на Эффи, которая беспечно улыбалась разукрашенным «птицам» столицы, скрывая страх за идеальным лицом. Она боялась. Конечно, она боялась. Но впервые в жизни Эбернети боялся больше нее. Мужчина, выглядевший сейчас семнадцатилетним подростком, едва сдерживал дрожь в руках. Такой не было даже при самой сильной горячке или ночном кошмаре. Даже тогда, когда он впервые взял свою дочь. Сейчас он смотрел прямо перед собой и видел то, чего не должен был видеть. Не сияющие глаза, не мягкую и любящую улыбку – маску молодой девушки, угодившей на одни из Голодных Игр. Черт возьми, он даже не знал, что это за год! И единственное, на что Хеймитч имел право надеяться – не встретиться с еще одной парой трибутов из дистрикта Двенадцать. Эбернети даже зажмурился на секунду, прося чертовых скупердяйских «идолов света» не устраивать из этих игр Квартальную Бойню. Нет, Хеймитч знал определенно, что если ему потребуется выбирать между Мейсили и Эффи, предать Арнику, наблюдающую за ним с экранов, вновь отправить ее и собственную семью на смерть – он выбрал бы свою жену. Он выбрал бы ее в любом из ста тридцати случаев, из всего, что ему могли бы подкинуть. Выбрал и всегда выбирал. К счастью, Эффи и он оказались единственными трибутами. Из поезда выходил лишь ментор – выбранный тренер-капитолиец, это Эбернети понял едва ли не сразу по акценту и манере ходьбы. В конце концов, только капитолиец мог бы хлопнуть его по плечу и повести к толпе, дабы: - Улыбайся, Хеймитч. Произведи на них неизгладимое впечатление, им это понравится! Улыбаться? Ну не идиот ли? Эбернети скидывает ладонь недоментора-недомерка, пересекает дорожку и становится рядом с Эффи, размахивающей и посылающей поцелуи. Хеймитч не успевает до конца осознать свои действия, но тянется к ее руке и останавливает девушку, быстро и шепотом проговаривая: - Хватит. Еще пара таких махов и всякий в Панеме перестанет воспринимать тебя всерьез. Эффи хмурится, но Хеймитч не дает ей и рта раскрыть, по выученной траектории протаскивая к машине. Пожалуй, извиняться Эбернети было уже поздновато – как минимум потому, что он засунул ее сюда. В эту толпу и на это чертово шоу. - Лаберий не давал нам указаний идти к машине! - О, солнышко, если бы нам нельзя было к ней идти, нас сотни раз остановили бы миротворцы. Запомни, любой твой шаг на этой территории контролируется, что бы ты ни делала, куда бы ни пошла, они всегда за тобой следят, - Эбернети распахивает дверь автомобиля, протягивает Бряк (в фамилии которой он был вовсе не уверен) руку и выдавливает из себя некое подобие усмешки. - Но Лаберий… - Эффи возмущенно отталкивает ладонь Хеймитча, но в машину все-таки залезает, поспешно поправляя складки на платье, - он наш ментор! - Подожди, пока он раздаст автографы. Потом спросишь его, как выжить. - Да пошел ты! Эбернети вымученно хохочет, садится на сидение рядом с Эффи и захлопывает дверь. Девушка закатывает глаза, отсаживается от него чуть поодаль и упорно молчит, скрестив руки. Хеймитч не пытается заговорить с ней и прислоняется лбом к стеклу, стараясь хоть немного остыть. Господи, что он наделал. - Молодцы, ребята! Капитолийцы вас обязательно запомнят! – Лаберий садится в машину, искрясь удовольствием от всего произошедшего. Мужчина довольно потирает ладони, развязывает шарф и поворачивается к трибутам, натыкаясь на ехидный взгляд. - Только не говори мне, что это твои первые Игры, - Хеймитч выпрямляется и замечает, как Лаберий тушуется всего на пару секунд, - черт подери, серьезно? В Дистрикте нет ни одного мало-мальски адекватного победителя, что прислали тебя?! Ответ приходит сам собой – откуда же им быть, если ты, Эбернети, сидишь в бронированном и затемненном автомобиле, и еще не стал известнейшим на весь Панем пьяницей. - До чего же ты грубый, - Эффи смотрит на Хеймитча и качает головой, - по внешности так и не скажешь. Ах да. Эбернети смотрит на поверхность стекла и в отражении видит молодого себя – далеко не огрубевшего пьяницу, а златовласого парня. Да будь он хоть трижды седым, если бы мог прямо сейчас вернуться в свое настоящее-прошлое-будущее. - Успела влюбиться, милая? – И вот кто его за язык тянет? Эбернети кривится и, протирая лицо ладонью, быстро добавляет. – Ладно, прости. Нервы не к черту. Эффи смеряет его возмущенным взглядом, отворачивается и смотрит в окно, отвлекаясь на Капитолий. Эбернети, видевший его сотни раз, просто закрывает глаза и пытается осмыслить происходящее. Во-первых, он попал в свое недопрошлое, больше напоминающее альтернативную реальность. Еще сильнее – кошмар наяву, но любая порция боли не поможет ему проснуться. Во-вторых, что куда страшнее, он привел на Игры свою жену. Ладно, уже далеко не супругу и даже не любимую женщину – молоденькую Эффи Бряк, отличающуюся от оригинала хотя бы местом рождения. Хеймитч открывает глаза и наблюдает за девушкой, с восхищением рассматривающей высотные здания. Красивая. Он видел ее девочкой много раз – на фотографиях, в газетных вырезках и даже на интервью. Но настоящей на них она не была – краска, вычурная одежда и проявление первых признаков устоявшейся столичной моды. Здесь и сейчас Эффи была до того живой и реальной, что Эбернети сдерживается и едва ее не касается. Может, боли недостаточно? И он, черт возьми, проснется? Пусть даже один, в чертовой лачуге с побитыми стеклами и грязью. Но тогда где-то в Капитолии обязательно будет существовать Эффи Бряк и у нее будут дети, а его жизнь – сущее адское варево, не стоящее и капли живой воды. Но реальность была иной. И, что было в-третьих, он обязан ее спасти. Будучи готовым заплатить любую цену, пойти на что угодно, стать кем угодно. Животным, монстром, жестоким убийцей – неважно. Перед ним стоят еще одни Игры, и он снова должен их выиграть – не для себя. Для нее и для вмиг исчезнувшей дочери. - Хеймитч? Эффи замечает пронзительный взгляд, щекой прислоняется к обивке сидения и не сдерживает вопроса. Она не собиралась с ним разговаривать, но что-то в его глазах заставляет ее отбросить предыдущие впечатления. На Жатве он был другой. Да с ним, в принципе, всё было как-то не так. А сейчас он смотрит на нее иначе, что кожу потихоньку свербит. Прятаться ей вовсе не хочется, но и молчать становится абсолютно невыносимо. - Прикидываю, во что тебя нарядят. Затмишь меня, дорогуша, и я заранее проиграю, - сказано до того несерьезно, что даже Эффи не сдерживает смешок. Выходит он, правда, дерганным и коротким, но все-таки искренним. - Нас покроют угольной пылью и сверху накинут мешки. Стилисты Двенадцатого не самые оригинальные, знаешь ли. - Знаешь ли, - Эбернети начинает с театральным нажимом, делая упор на слова, - если как следует надавить на уголь, он превращается в жемчуг. - Что за чушь? – Эффи звонко смеется и качает головой. – Ты сам это выдумал? - Услышал. Давным-давно. Машина останавливается, и девушка не успевает ответить. Двери открывают практически сразу же, Лаберий подгоняет их и Эффи выходит, стараясь унять возникшую дрожь. Огромное высокое здание устремляется под самые небеса и выглядит угрожающе, хотя призвано впечатлять. Эбернети вспоминает часы, проведенные в нем во время всех Игр, и ловит себя на мысли, что в этот раз ему не придется ждать. Что же, по крайней мере, в этой реальности у него неплохое тело. Эффи проходит вперед, оглядываясь вокруг себя. Успешно скрываемый доселе страх выползает наружу, и Эбернети срывается с места, догоняя идущую девушку. - Не волнуйся, хорошо? - Хеймитч проговаривает слова очень быстро, стараясь успеть пока они не дошли до парадного входа. – Делай всё так, как тебе велят. Терпи, не перечь, благодари, когда это понадобится. Но главное – не бойся. - Откуда ты…? – боязнь сменяется непониманием. На секунду останавливаясь, девушка в упор смотрит на Эбернети, но получает в ответ лишь очередную усмешку. - Встретимся у колесницы, принцесса. Хотя бы отвлек. Не так, как хотелось бы, но иначе выходило из рук вон плохо. Хеймитч наблюдает, как Эффи скрывается за поворотом и ждет, пока перед ним откроются двери. Спустя полминуты на пороге Эбернети встречают несколько разукрашенных помощников стилиста, и они сразу ведут его в процедурную, дабы привести в надлежащий вид. «Черт возьми, Цинна, как ты был бы нужен сейчас». Как ему был бы нужен хоть кто-то – даже он сам в своем будущем. Происходящее всё никак не укладывалось в его голове, превращаясь в извращенную реальность. Выходит, если он и Эффи здесь, другой жизни в принципе не существовало. А, значит, не было ни Эвердин, ни Мелларка, ни революции, ни смерти Койн и Сноу, ни последующего восстановления Панема. Интересно, если он, семнадцатилетний, попросит бутылку виски или отменного самогона, над ним сжалятся? Сейчас это было бы в самый раз, ибо Хеймитч чувствовал, как по наклонной летит с катушек. Один из капитолийцев говорит ему лечь на кушетку и Эбернети закрывает глаза. Как там было в тех чертовых сказках, которые они читали для Далии? «Поцелуй истинной любви пробудит принцессу от сна…» Что же. Хотя бы в одном Хеймитч был абсолютно уверен – Эффи залепит ему пощечину, предложи он ей что-то подобное. «Дорогая, знаешь, мы были с тобой женаты, и у нас была дочь, но теперь ты и я здесь, и мы должны сделать всё, чтобы тебя спасти…» Ох, черт, его щеки будут гореть сильнее пламени сойки. К ним, возможно, прибавятся синяки и пара сломанных ребер – о способностях к обороне «местной» Эффи он не знал ничего. Невеселый смех слетает с губ и капитолийцы замирают на долю секунды, списав всё на излишнее беспокойство. А ведь он по-настоящему беспокоился. Да так, что внутри от холода перемерзло всё. Она может погибнуть в любой момент. Там, на Арене, если решится работать одна, если он не успеет, если распорядителям захочется куда большего веселья. У него не было права ее терять, как не было права ошибки. Он мог погибнуть в свои Игры, мог упустить десятки жизней других детей, но в их причастии к шоу Эбернети не имел, на самом деле, никакого значения. Но здесь и сейчас это была его вина. Его глупость, его неспособность быть благодарным. И пусть Эбернети не понимал, как он попал сюда, ему хватало одного знания – он должен спасти ее. Значит, времени у него было ничтожно мало. - Что вы собираетесь с нами делать? Хеймитч выпрямляется на кушетке и выжидающе смотрит на щебечущих капитолийцев. Цинны здесь не было. Как не было ни одного из выдающихся стилистов, которых он когда-либо знал. Но сдаваться уже сейчас Эбернети не собирался. Он должен выиграть. Даже если это – последняя битва, с которой ему предстоит столкнуться.«Никогда бы не думал, Что это так сложно: Молчать и смотреть. Встречу тебя. Не сегодня. Не завтра. Но снова я знаю, что встречу тебя. Северный ветер несёт меня заревом Дальше и дальше, не знаю, куда.»