magnus

Audiomachine – When It All Falls Down

Близился ее первый день рождения. Далия, румяная круглолицая малышка, бегала по первому этажу, зацепляя и снося всякий предмет на своем пути. По пятам за ней следовал ее отец, иногда приседая и проговаривая «догоню, догоню, догоню!». В конце одной из комнат Далию подхватывала мать, светловолосая красивая женщина, обнимала дочь и вела на кухню, улыбаясь мужу. Они были счастливы. По крайней мере, пережив первые месяцы после рождения девочки, оба выдохнули спокойно. Больше никаких колик, беспричинного плача и осознания, что она, крохотная, может исчезнуть в любой момент. Прошел практически год и теперь, закрыв каждую розетку, убрав все провода, скатерти со столов, посуду с видных мест, оградив батареи подушками и игрушками, поставив магнит для дверей, они с радостью наблюдали за тем, как их дочь растет. Улыбается, показывая два гордых передних и три нижних зуба, смеется, прерываясь на детский лепет. Далия все еще отправляла невкусную, но полезную еду в соседнюю стену, всё еще вымазывалась в твороге, всё еще не соглашалась сидеть спокойно на специальном кухонном стуле. Череда пеленок-подгузников-бутылочек-носков-пижам-костюмчиков сменялась ежедневно, а умиротворенное лицо дочери перекрывало всякую усталость. Далия до сих пор засыпала только на руках, после получаса непрерывных покачиваний, колыбельных и сказок, которых она пока не понимала. И все-таки, стоило розовым губкам довольно причмокнуть, голос рассказчиков креп и песни продолжались с новой силой. Они оба были счастливы. Но, как новоявленные родители в не самом молодом возрасте, были чертовски измотанными, что бы сами себе не говорили. Доползали до кровати, засыпали, едва смыкая глаза. Продолжали работать, следить за дочерью, проводить время вдвоем. Давали советы своим подопечным, заботясь о них по-прежнему. Дни сменяли недели, усталость росла, возникали новые ссоры. Они с десяток раз разводились в сердцах, громким шепотом ругаясь с друг другом. И все-таки всегда засыпали вместе, сводя ладони под одеялом. Шел пятый год их совместной жизни. И они не жалели. Разве что иногда, как это делают нацело все. В абсолютной злости или тяжелых тяготах. Не так, чтобы по-настоящему. Не так, чтобы хлопнуть дверьми и не возвращаться после. В тот самый день, наступление которого они одновременно ждали и сторонились, Далия проснулась в первый час после рассвета. Она громко плакала, но почти сразу же успокоилась, стоило заботливым рукам матери покачать ее из стороны в сторону. Последующие часы прошли как обычно, разве что родители целовали дочку еще чаще. К обеду она проспала всего минут сорок, наотрез отказываясь провести в кровати чуть больше времени. Далия смотрела на родителей своими серо-голубыми глазами, будто напоминая, что она теперь взрослая и ей можно не спать. В конце концов, они смирились и пошли переодевать ее в заказанное из Капитолия платье. - Это ведь первый день рождения нашей дочери, Хеймитч. Скажи спасибо, что я не требую праздника на весь Панем. Эффи продумала всё. Из столицы прислали целые коробки вещей, Эбернети таскал их еще с неделю назад, стараясь понять, куда они и зачем нужны. Далия ведь всё равно ничего не поймет, но Эффи от всего этого хлама становилось лучше. Женщина улыбалась, отправляла Хеймитча из одной комнаты в другую, указывая подходящие места для праздничных гирлянд и надписей. Пожалуй, фразу «Нам год!» заметил бы и слепой. - Переоденься, Хеймитч. Скоро приедет мама. Эбернети закатывает глаза, что-то громко и недовольно бурчит, но идет в спальню, натягивая один из костюмов. Со старшей капитолийской дамочкой он ладить пока не научился. Миссис Бряк всё еще упрекала дочь за выбор, но стала смиреннее с рождением Далии. Однако в отношениях с Хеймитчем это не помогло. Совсем. - Пожалуйста, не шути с ней в своей излюбленной манере. Она не привыкла к подобному юмору. - Я же не виноват, что в спектре эмоций твоей матери присутствует разве что недовольство, угрюмость и прищур унюхавшего… - Прекрати! – Эффи старается спрятать усмешку, завязывает галстук и быстро целует Эбернети, одновременно поправляя воротничок. - Прекращу, когда она уедет. - Она еще даже не приехала! - Разве? А мне уже так тошно. Эффи не выдерживает и смеется, наклоняется, подхватывает Далию на руки и спускается вниз, проверяя всё ли готово. Не проходит и пары минут, как в дверь раздается стук вместе со звонком. - Твоя мать слишком нетерпелива. - Хеймитч, - Эффи взглядом призывает его к обещанию и кивает на дверь. Эбернети со вздохом открывает ее, натягивает некое подобие улыбки-оскала и наблюдает, как миссис Бряк с восклицанием «мои дорогие!» проходит к дочери и внучке. Спустя долгие объятия и поцелуи, женщина оборачивается и с ехидной улыбкой обращается к «суженному» Эффи: - О, Хеймитч, ты всё еще здесь. - А вы всё еще живы, - Эбернети усмехается и замечает хитрый блеск глаз миссис Бряк. Всё-таки, она определенно умела язвить. Если бы Эф только слышала, какие войны они с ее матерью устраивали перед свадьбой. - Китнисс, Пит! Эффи проходит вперед, радостно улыбается будущей чете Мелларков и принимает от них свежие цветы, поручая Хеймитчу нести коробку с тортом. Вскоре дом наполняют гости, на что Эбернети сбегает на кухню, замечая там Китнисс. Эвердин затуманено смотрит в окно и вздрагивает, когда чувствует тяжесть руки на своем плече. - Мои поздравления, Хеймитч. - Не старайся, солнышко. Лучше скажи мне, как ты? Эвердин усмехается, прикладывает ладонь ко рту и выпаливает: - Всё в порядке. Впервые всё в порядке. - Уже неплохо, Китнисс. Теперь постарайся осчастливить парня. Хеймитч не успевает продолжить, когда в комнату влетает виновница торжества, а за ней вереницей следуют с человек пять. Шум и гам только начался. Они садятся за стол через пару часов, обсуждая какую-то безобидную тему. В определенный момент, обстановка начинает меняться и комментарии приобретают другой характер: - Я не считаю, что Президент имела на это право. Пэйлор… - Пэйлор – лучший командир, которого можно было только найти. Она знает, что делает. - Теперь Капитолий похож на один из Дистриктов. На яркую одежду, макияж, рисунки на теле смотрят если не косо, то с неким предубеждением, будто это хоть что-то значит! Хеймитч прищуривается, смотрит на одну из теток Эффи и сжимает зубы. Собрать их всех было не лучшей идеей. Эф это и сама понимает, поэтому старается перевести разговор в другое русло, но это выходит буквально на пять минут. - Продукты в магазинах потеряли те качества, за которые мы раньше восхваляли их. Креветки далеко не большого размера, в Четвертом перестали уделять должное внимание их выращиванию. Даже рыба – и та будто высохла! Стол выглядит бедным до ужаса. Китнисс сдавленно проглатывает, откладывает вилку и вытирает губы краешком белоснежной салфетки. Она бесшумно встает, сразу следом за ней поднимается Пит. Эвердин без слов выходит из-за стола, Пит проговаривает нечто вроде извинений и вылетает из гостиной вслед за Китнисс. Эффи следует за ними, на что девушка мгновенно выпаливает: - Прости, Эффи, я не могу. Праздник был чудесный, но… - Спасибо, что пришла. И тебе большое спасибо, Пит. Жаль, что вы не останетесь на торт. Я понимаю. Женщина никак не выдает своего расстройства, продолжает улыбаться и обнимает их со всей заботой, на которую только способна. - Заходите, когда все уедут. Мы будем вам рады. Эффи закрывает за ними дверь, возвращается в гостиную и замирает. За столом царит абсолютная тишина. Хеймитч резко поднимается, берет Далию в руки и проходит мимо жены, направляясь в одну из комнат. Женщина медлит секунду, но разворачивается и идет за ним. - Хеймитч, что произошло? - Было дурацкой идеей собрать всех нас за одним столом! – резкий тон голоса Эбернети заставляет Эффи остановиться и инстинктивно забрать Далию к себе. – Революция и победа ничего не изменили. Столица всегда останется такой, какой она была. Знаешь, что их интересует? Почему ежемесячные пособия сократили. Ни один из них не задумался, скольких трудов стоит восстановить Дистрикты! Они твердят о еде, о сократившихся вечеринках, едва ли не вслух высказывая, что скучают по Сноу. - Ты неправильно их понял, Хеймитч. Я уверена, они говорили иначе… - Иначе? Пока они направлялись к нашему дому, они прошли по дороге, усыпанной десятками тысяч человеческих костей. Что они там говорили иначе? – Эбернети усмехается, сжимает ладони и холодно продолжает. - Разница между Капитолием и Дистриктом всегда будет слишком большой. Резкий выдох и Эффи чувствует, как в грудной клетке что-то сжимается. Женщина сильнее обхватывает дочь, словно стараясь найти успокоение в дыхании малышки. - Такой же, как между мной и тобой, да, Хеймитч? Ты это имел в виду? Хеймитч смотрит в упор, натыкаясь на полный боли взгляд. Мужчина огибает Эффи, хватает пальто с вешалки и быстро выходит из дома, захлопывая за собой дверь. Надо успокоиться. Успокоиться. Но разве она не была права? Эффи была бы куда счастливее, если бы вышла за какого-нибудь капитолийца. Тот уж точно не испортил бы первый праздник их дочери, потому что и поводов бы просто-напросто не было. Ей не пришлось бы беспокоиться, не пришлось бы разрываться между абсолютно не схожими между собой людьми. А он сам? Он сам был бы счастлив? Хеймитч пальцами вдавливает глазницы, но мысль, теплившаяся где-то глубоко в сознании, все-таки выходит на поверхность. Они остались бы самими собой. Без необходимости что-либо менять. Выходит, они ошиблись. И всё-таки не смогли. Мужчина поскальзывается и в глазах резко темнеет. Реальность пропадает где-то за пеленой, заглушая всё в голове. Эбернети даже не цепляется за нее, не в силах понять, что происходит. Он упал…или? Не зря говорят – будь осторожен со своими мыслями и желаниями.

***

Хеймитч резко выпрямляется и громко дышит, ощупывая макушку. Всё в порядке, крови нет. Тогда почему ему стало так плохо? Мерный стук поезда успокаивал. Эбернети осматривает ладони, прислушивается и восстанавливает дыхание. Стоп. Мерный стук поезда?! Хеймитч оглядывается вокруг, понимает, что сидит на кровати, а интерьер вокруг напоминает до боли знакомый экспресс в Капитолий. Те же кристальные стаканы, фрукты в фазах, винтажные орнаменты на стенах. Поезд замедлял свой ход, и хрустальные люстры перестали трястись совсем. Эбернети и вовсе не успевает прийти в себя, когда стук в дверь застигает его врасплох: - Подъезжаем! Куда, черт возьми? По крайней мере, Хеймитч знал, что этот экспресс находится в черте Панема. Но куда они направляются прямо сейчас? Мужчина встает, проходит к двери и открывает ее, выходя в длинный коридор. Эбернети осматривает окрестности, не надеясь зацепиться даже за что-нибудь. Большую часть пути в поездах он был безбожно пьян и местность не запоминал. В общей комнате, по всей видимости, кто-то уже сидел. Хеймитч проходит вперед, видит светлую голову и старается припомнить, в какой из последних лет трибутом была светловолосая девушка? Впрочем, он вполне может спросить, какой сейчас год – для алкоголика-ментора это было бы обычным явлением. Эбернети не успевает задать вопрос, когда девушка оборачивается сама. И в отражении затемненного стекла в туннеле вдруг видит себя. - Вместо того, чтобы смотреть друг на друга, я посоветовал бы вам поприветствовать капитолийцев. Кто-то из них может вам немало помочь, если вы сможете их привлечь. Хеймитч не слышит. Хеймитч не слышит и не видит практически ничего. Кроме ее глаз, тех самых, что еще недавно смотрели на него с обидой и разочарованием. - Эффи? Ее имя срывается само по себе. А губы, его произнесшие, принадлежали молодому парню. Молодому Хеймитчу Эбернети. - Добро пожаловать в Капитолий. С этого момента Голодные Игры для вас по-настоящему начались.