Влюбиться по расчету

      Проснувшись утром в теплых и уютных объятиях сильных рук, Эшлин почувствовала себя счастливой женщиной. Просто женщиной, не наследницей престола, не принцессой, но женой, женщиной, что счастлива в браке. Ощущение было невероятно приятным. И столь же непривычным. Как выяснилось, к любовному угару медового месяца тоже требуется привыкать. А так: лежала бы и лежала. Тепло и уютно. И невероятно приятно, что кому-то столь же хорошо с тобой.       А этот кто-то тем временем уже давно не спал. Собственно и проснулась принцесса от того, что его пальцы вырисовывали какие-то абстрактные узоры на внешней стороне ее бедра.       — Я не могу сидеть сложа руки в этих четырех стенах! — Вдруг произнес ей в макушку Эйван, заметивший, что жена проснулась. — Не могу переложить все дела и опасности на тебя. И бумаги — не в счет. Текучка это, конечно замечательно, но ты женщина. И моя жена. К тому же так у меня образуется избыток энергии… из постели не выпущу!       И подкрепляя свою угрозу, привлек жену к себе, со всей страстью, на которую, она думала, после этой ночи мужчина будет по утру уже просто не способен. Ошибалась. Похоже про переизбыток энергии от отсутствия активных действий, это он серьезно.       Впрочем, сам мужчина понимал, что дело тут не только в этом. Эйван осознавал, и более того, ему нравилось, что его жена самостоятельная сильная личность, но… во-первых, нужно было еще до конца поверить, что эта личность согласна принадлежать ему, а во-вторых он ей верил, но просто боялся, что может ее потерять по не зависящим ни от него ни от нее обстоятельствам, ведь если уж дошло до покушения на короля, то что мешает преступнику попытаться убить и наследницу престола? А он сидит здесь и ничего не может поделать!       И Эшлин поняла, а может и почувствовала, что для принца сказанное действительно важно. Ее даже поцелуи и прикосновения не смогли от этой мысли достаточно отвлечь, все же старшая из двенадцати принцесс всегда отличалась серьезностью.       — Эйван, я тебе кое-что покажу, только ты пообещай сохранить это в секрете. — После некоторых раздумий решилась Эшлин, мягко пресекая очередной поцелуй.       Теперь задумался Эйван. Не то, чтобы он не знал, что у жены все еще есть, или могут быть, от него секреты, и, пожалуй, это было даже не обидно, однако заранее соглашаться хранить тайну о которой ничего не знает… действительно отнестись к этому серьезно, не легкомысленно, было бы опрометчиво. И все же он кивнул. Ну не могла же Эшлин скрывать что-то опасное?       — Нас поселили в старых королевских покоях, — Начала рассказывать принцесса, вывернувшись из объятий. —, а здесь есть… секрет.       Девушка накинула домашнее неглиже, встала и прошла в ванную комнату, поманив мужа за собой. Дождалась, пока не скрывающий удивления мужчина последует за ней и его полного внимания, повернула стенное украшение-цветок, нажала на глаза барельефа-головы льва, расположенной над краном, после чего соседняя стенная панель дрогнула, провалилась и отъехала, скрывшись в стене.       — В парк. В дальнюю его часть. — Ответила принцесса на немой вопрос мужа, удивленно рассматривающего открывшийся потайной ход.       После чего сделала шаг к мужчине, так и застывшему столбом, обняла за шею, приподнимаясь на носочках, и мягко повернула его голову к себе, ловя зрительный контакт:       — Все будет хорошо. Это на крайний случай. Ты сможешь выйти и вернуться незамеченным, но прошу тебя…       — Все будет хорошо. — Повторил мужчина, крепко сжимая ее ладонь. — Спасибо.       Юджина Эшетона принцесса обнаружила в кабинете своего отца, перебирающим какие-то бумаги. Молодой человек, если принцессе не изменяет память, всего на год старше, чем она сама, привлекательной наружности шатен с внимательными светло-голубыми глазами… в детстве их со старшей принцессой довольно часто в шутку называли братом и сестрой — на столько похожи были серьезные детские мордочки с одинаково умными глазами. Но кровным братом он принцессе разумеется не был, когда парень чуть подрос, стало очевидно: Юджин оказался просто копией своего отца, унаследовав от веселушки-матери только ямочки на щеках. Ребенком он был поздним, отрадой для родителей, особенно ныне почившего отца, от которого и принял в свое время дела, заступив на пост личного секретаря его величества. Работал парень хорошо, заслуживая лишь благодарности и хорошую репутацию, в чем впрочем никто и не сомневался: хорошая наследственность, плюс отличное воспитание — разве могло быть иначе?       — Да, кто там? — Не поднимая головы довольно резко поинтересовался занятой секретарь.       — Доброе утро, Юджин. — Улыбнулась принцесса. У нее было очень хорошее настроение: выяснилось, что маленькая ванна может быть совсем не тесной для двоих, а потайной ход — символом доверия.       На самом деле тот ход Эшлин нашла в детстве, играя в парке. Она знала этот парк лучше всех: играла там с сестрами, пряталась от гувернантки… и однажды нашла неприметную щель в каменной кладке стены, еще более незаметную, так как перед ней росла раскидистая ель. А пройдя по внутристенному коридору до конца, поднявшись в кромешной тьме по двум лестницам и рассадив коленку, маленькая принцесса обнаружила глухую стену с рычагом, но… рычаг этот ничего не открывал (позднее выяснилось, что как раз наоборот — закрывал). Девочка топнула ножкой и стала громко звать… кого-нибудь. И через некоторое время стена справа мягко отъехала в сторону, а за ней оказалась взволнованная королева Изабелла, несказанно удивленная появлением старшей дочери. Она Эшлин и рассказала все про этот секретный проход… и еще парочку тайн родового замка.       — Ваше Высочество. — Встал из-за стола секретарь, дабы поклониться в соответствии с этикетом. — Простите мою неучтивость.       — Ничего страшного. — Настроение действительно было замечательным.       Принцесса сама прошла в кабинет и села в одно из кресел для посетителей:       — Юджин, ты же знаешь, что сейчас происходит во дворце? — Начала принцесса с риторического вопроса.       Чуть раньше наследница престола зашла к отцу, но ничего особенно нового от него не узнала. Король по-прежнему был слаб и лежал в постели, ранение в плечо заживало нормально, но не молодой уже организм, к тому же ослабленный потерей крови и медленнодействующим ядом, не позволял Рэндольфу бегать как раньше. Но духом он был по-прежнему бодр и весел: шутил и очень радовался визитам дочерей, даже о своей популярности в связи с опасностью для жизни юморил. А еще пенял, что к нему старший зять не заходит… И очень удивился, когда дочь замялась с ответом, но потом все же решила сказать правду. Эшлин не хотела волновать отца, как не хотела и жаловаться ему, но все же посчитала правильным поставить короля в известность, что в его дворце происходит.       Рэндольф действительно разволновался, но удержал себя в руках, сумел не вскочить с кровати, зато обстоятельно рассказал старшей дочери свою версию произошедшего. Итак: сначала была совершена попытка отравления, вернее даже несколько, в крови короля был обнаружен медленнодействующий яд, но только недели полторы назад его личный секретарь, почти случайно оказавшийся на семейном завтраке — занес неотложные документы, учуял странный специфический запах от тарелки начальника и сюзерена. Еду проверили на яды. И нашли. То же самое нашли в организме короля. А спустя всего несколько дней, когда Рэндольф прогуливался по дорожкам парка, в него стреляли. Два раза. Одна из стрел попала в цель.       — Скажи, ты не знаешь, кто пятого дня заходил в мой кабинет? — Продолжила девушка в ответ на утвердительный кивок.       — Наверное как обычно, горничная, пыль стереть. — Пожал плечами мужчина. — Признаться не понимаю, в чем вопрос, Ваше Высочество.       Эшлин нахмурилась. Горничная имела право стирать пыль в кабинетах (что короля, что наследников) только в присутствии хозяев или своего начальства: старшей горничной или ключника. И Юджин не мог этого не знать. А все горничные, и старшая в том числе, в один голос утверждали, что их там не было.       — Юджин, ты тоже веришь в виновность моего мужа? — Уже суше поинтересовалась принцесса.       — Против принца Эйвана есть неопровержимые улики. — Снова пожал плечами секретарь, складывая перед собой руки и кажется почти сканируя, внимательно изучая, принцессу. И в сидящем напротив человеке она не узнавала мальчика и юношу, которого помнила.       — Арбалет? А я почему-то раньше думала, что ты умнее.       — Простите, Ваше Высочество, не понимаю.       — Как ты учуял яд в папиной тарелке?       — Совершенно случайно, принцесса. Я, знаете ли, увлекаюсь гербологией. И, почуяв сок цветов talecantium toru не смог не среагировать.       Эшлин задумалась.       — Что было предпринято для предотвращения последующих покушений?       Этот вопрос она уже задавала начальнику стражи, да и его подчиненным тоже, но ничего особо вразумительного от них не услышала.       — Его Высочество принц Эйван был посажен под арест, у покоев Его Величества круглосуточно дежурит стража, вся еда проверяется. — Отрапортовал Эшетон. Вот и стражники говорили то же самое.       «То есть все уперлись в одну версию и думать больше не желают.» — Подытожила принцесса.       — Кто-нибудь из слуг вел себя в последнее время странно?       — Это не в моей компетенции, Ваше Высочество, я работаю с документами, а не с людьми. Работаю изо все сил, и слуг почти не вижу.       «А Дерек сказал совсем другое.» — И принцесса была склонна верить именно зятю. Впрочем все сказанное Эшетоном — не преступление, просто мальчик вырос и дружбы с этим мужчиной у Эшлин уже не получится.       — Хорошо, в документах что-нибудь необычное было? — Для проформы уточнила девушка. И получила вполне ожидаемый ответ:       — Нет, Ваше Высочество.       Разочарованная разговором принцесса встала. Но уже от двери не смогла промолчать:       — И неужели тебе не показалось странным, что арбалет и стрелы были так легко найдены, что вообще как-то сразу решили обыскать стол наследника престола? Мои сестры, волнуясь за папу, способны поверить во что угодно, но тебя я считала умнее.       Кортни старшая поймала, как обычно, в библиотеке. Эшлин все не давали покоя обстоятельства ареста ее мужа… вот что-то ей там не нравилось, а ухватить мысль за хвост не удавалось никак. Принцесса надеялась, что разговор с младшей сестрой поможет разобраться. На сей раз третья принцесса читала в одиночестве, но против разговора не возражала.       И если Эшлин всегда была самой рациональной из сестер, то Кортни лучше всех умела слушать, и давать советы, под час весьма нетривиальные. И систематизировать собранные сведения тоже в разговоре с третьей оказалось легче.       — Так почему изначально стали подозревать именно Эйвана?       — Только его не было в то утро во дворце.       — То-то и оно, что не было.       Тот же вопрос Эшлин задала и начальнику стражи:       — Кому пришла в голову эта идея? Кто отдал приказ?       Но мужчина… затруднился ответить. Сначала мямлил что-то нечеткое, а когда принцесса «рявкнула», и вовсе заявил, что «не может знать». Девушка опешила, справедливо считая, что такого просто не может быть: «или это ваша личная инициатива?» Под давлением служивый сознался, что приказ исходил сразу с нескольких сторон: от принцессы Дженивьевы, от принцессы Блэр, от начальника личной охраны короля, и все как-то быстро, на бегу, как будто половина его подчиненных получила команду еще до того, как он сам о распоряжении услышал.       Командир четверки, закрепленной охранять короля лично, утверждал, что никаких команд не отдавал.       А вот Дженеви отрицать даже не пыталась: мол, раз отравить не получилось — решил застрелить, а значит такого опасного типа надо изолировать. Так что старшая принцесса в который раз убедилась, что доверять королевство седьмой просто нельзя: она слишком доверяет своим чувствам, действуя слишком импульсивно, всегда. Так она точно поссорится со всеми соседями (ибо половина послов — личности крайне ушлые и неприятные), и они совместными усилиями все же превратят королевство в сырьевую базу (а мы еще только модернизируем переработку и налаживаем сбыт именно готовых изделий, обучаем мастеров!). Дженеви нельзя доверять королевство. Тут старшая полностью солидарна с папой.       В итоге, когда Эшлин добралась до Блэр, от ее хорошего настроения не осталось и следа, наоборот, девушка злилась все сильнее. И упрямство второй принцессы, которая «вроде бы что-то и говорила, а может быть и нет», — стало последней каплей. Наверное, будь старшая из двенадцати принцесс спокойна, она бы не обиделась на самую близкую из сестер, в конце концов знала, что Блэр по характеру резкая, деятельная и нетерпеливая: она вообще могла отдать приказ безадресно, просто так как он прозвучал после, или вместе, со словами седьмой принцессы, то и был записан на счет Эйвана. Но Эшлин уже сама была на взводе… и даже не заметила, как поссорилась с сестрой. Слово за слово, склонность Блэр к быстрым решениям, и вот сестры уже расходятся в противоположные стороны, неся в душе обиду.       Наследница престола отправилась успокаивать нервы в парк. Она действительно знала закутки живых зарослей вокруг родного дома лучше всех, за исключением может быть садовника. Играла, пряталась, потом гуляла, музицировала, снова пряталась, но уже не от воспитателей, а от горя и плохого настроения — мочи, среди плачущих сестер сидеть, не было.       Вот и сейчас шум ветра в кронах аккуратно подстриженных деревьев медленно, но верно успокаивал. И только когда зашедшая довольно далеко девушка успокоилась достаточно и собралась возвращаться во дворец, она поняла, что в горячке вылетела на улицу даже не накинув ничего на плечи, а на дворе-то уже зима…       Только стоило ей развернуться, резко, на немного вязнущих в раскисший земле высокого речного берега каблуках, девушка почувствовала острую боль в правой лодыжке. И вдруг нежданное чувство легкости, почти полета, вызывающее, однако, скорее панику, чем эйфорию, все же когда ставшая внезапно очень скользкой земля уходит из-под ног это весьма неприятно. А потом по грудной клетке резко ударило холодом, разом выбивая из легких весь воздух, Эшлин так бы и задохнулась, если бы не пронизывающий насквозь холод и головная боль, что заставили шевелиться почти на одних инстинктах. Только спустя секунд десять, которые показались девушке парой часов, она поняла, что упала в реку. Холодную зимнюю реку, по берегам которой даже корочка льда намерзла. Видно этого, конечно, не было, это все принцесса просто знала: вокруг королевского дворца действительно протекала довольно широкая спокойная равнинная река, медленно миандрирующая по их равнине. Впрочем сейчас река не казалась Эшлин спокойной, а ширину водного потока принцесса готова была проклясть: широкая юбка платья путалась в ногах и тянула вниз, руки немели, а каждый новый вдох не жизнь приносил, а лишь обжигал легкие. Бурный поток нес все дальше, что оставалось лишь удивляться, как раньше река могла казаться спокойной.       Принцесса отчаянно старалась выплыть, но в лихорадке сумбурных мыслей все чаще проскальзывала идея, что так все и закончится, и ни с сестрой она не помирится (из-за ерунды же поссорились!), ни мужа больше не увидит (только ведь полюбила!), ни отца и королевство не защитит, когда вдруг почти онемевшие пальчики нащупали какую-то не то ветку, не то корягу, и Эшлин вцепилась в деревянную подпорку как… утопающий в последнюю соломинку. Благо ветка оказалась крепче сухой травы, и спустя еще одну вечность девушка смогла выползти на берег, окончательно ободрав при этом ладони, локти и, кажется, даже колени, несмотря на несколько слоев промокшей насквозь ткани.       Встать девушка не могла, только ползти, пытаться дышать и старательно игнорировать боль, продолжая тупо двигаться по прямой. Как далеко принцессе удалось отползти от реки, она так и не уследила, просто в какой-то момент почувствовала слабость в локтях, скользкий камешек под правой ладонью и холодную землю под щекой. Глаза закрылись и весь мир окончательно превратился в чувства и ощущения. Впрочем через какое-то время и ощущения внешнего мира отключилось, оставив только рефлекторную дрожь всего тела. А потом медленно угасло и фиксирующее эти изменения сознание.       Вообще с какого-то момента Эшлин стало совершенно не интересно, что происходит с ее телом. Вот было холодно, и вроде бы надо было куда-то двигаться, но… это все вдруг стало таким не нужным и не интересным, что оставалось только лежать, почти досадуя, что организм, эта бренная плоть, еще пытается двигаться. Мысли же в это время нежданно-негаданно, улетели куда-то в просторы разума, обозревая все сразу и ничего конкретного одновременно. И, наверное, если бы девушка не потеряла сознание, то через какое-то время смогла бы ответить на пару-другую вечных вопросов.       — Эшлин! Эшлин, очнись! Эшлин, очнись, пожалуйста!       Принцесса понимала, что зовут ее. Что делает это приятный мужской голос, вроде бы даже знакомый. Но ей было все равно.       — Пожалуйста…       Девушка почувствовала, что положение ее безвольного тела изменилось, что ее прижали к чему-то теплому. Но ей по-прежнему было все равно. Что этому мужчине надо? Она и так все слышит и понимает, но… находиться в чертогах разума приятнее.       — Эшлин…       Что-то почти обжигающе горячее прижалось к виску, а положение тела снова изменилось: на сей раз девушка ощутила себя парящей в воздухе. Так было пожалуй удобнее, затекшее в неудобной позе тело легко застонало, после чего перестало наконец-то беспокоить, позволив разуму вновь покинуть бренную оболочку.       Придя в себя в следующий раз, Эшлин обнаружила свое тело на чем-то мягком и под чем-то не менее мягким и теплым. Спустя некоторое время принцесса поняла, что чувствует это всем телом, совершенно не ощущая одежды. Не то стыдливость, не то дискомфорт, а может и еще что заставило принцессу пошевелить рукой, пытаясь себя ощупать, и движение это неожиданно вызвало такой спазм боли, что ей оставалось только взвыть сквозь непроизвольно сжатые зубы и повторить этот стон, реагируя на похожую боль в выгнутой спине и повернутой шее.       — Эшлин! Лежи-лежи, не двигайся!       Почувствовав на плечах сильные ладони, медленно опускающие ее назад в горизонтальное положение, принцесса наконец открыла глаза, увидев над собой широко раскрытые и буквально переполненные волнением карие очи. Эйван. И ей вдруг неудержимо захотелось этого мужчину поцеловать.       Шатенка снова полуприкрыла глаза и потянулась к губам напротив, что казались так близко… Но руки, удерживающие за плечи, не давали ей получить такой желанный поцелуй, чему принцесса разумеется тут же выразила свое крайнее неудовольствие, попытавшись вырваться, но только снова дернувшись от боли. И снова. И снова.       В ответ ее опять заключили в крепкие объятия. И зашептали на ушко что-то приятное. Честно признаться, что, она не только не запомнила, но кажется даже и не услышала: ей хватило теплого дыхания, приятного голоса и нежных интонаций. Кажется Эшлин уснула даже не дослушав. Не потеряла сознание, а именно уснула, и сны ей снились исключительно приятные, хотя и немного фривольные.       Следующее пробуждение снова было странным. И опять началось с ощущений: на лбу обнаружилось влажное полотенце, во всем теле какая-то слабость и странное чувство, будто это даже не твое тело, а какое-то чужое, и если не все тело, то по крайней мере зудящая кожа, а в правом боку тяжесть. На сей раз шевелиться девушка старалась аккуратнее, и, хоть и было это не легко, снять неприятную мокрую тряпку с головы ей удалось, а вот приподняться нет — пришлось открывать глаза и скашивать взгляд, чтобы выяснить почему же у нее не получается пошевелить правой рукой, да еще и в боку чувствуется тяжесть. Разгадка оказалась проста: с правой стороны кровати, сидя, лишь голову и руки положив на поверх одеяла, спал Эйван.       Все же спящим муж Эшлин очень нравился. Так он был таким спокойным, красивым, привлекательным… даже притягательным — хотелось целовать и обнимать. Жаль, что единственное, на что сейчас хватило физических возможностей девушки — осторожно погладить мужчину по голове кончиками пальцев, чуть взъерошив ему волосы.       Принц на эту невинную ласку завозился, потянувшись за рукой жены, а потом и вовсе перехватил ее за запястье, прижав к своей небритой щеке, и легонько поцеловал куда-то в луче-запястную связку. А потом проснулся:       — Эшлин? Ты как?! — Резко подскочил принц, тем не менее с величайшей аккуратностью присаживаясь на край кровати и касаясь ладонью лба жены.       — Ты что совсем не спал? — С улыбкой спросила Эшлин, проведя пальчиками по щетине мужчины, вспоминая и понимая, что же все-таки произошло и к чему привело. И тут же почувствовала, как першит в горле, почти не узнала свой голос, ставший сейчас чем-то средним между шепотом и хриплым кашлем. Даже испугалась.       Увидев в ее глазах этот страх, Эйван только ободряюще улыбнулся:       — Не волнуйся. У тебя всего лишь переохлаждение и легкая простуда. Сейчас я заварю специальный порошок, и тебе станет лучше.       — Спасибо. — Беззвучно выдохнула девушка, решив воздержаться от разговоров до лучших времен.       Порошок оказался почти волшебным, а может и на самом деле был таковым: сине-зеленая субстанция растворенная в теплой воде и имеющая отвратительный вкус осела в горле неприятным осадком, но зато почти сразу сняла со связок спазм. К сожалению, при этом стали слезиться глаза и открылся кашель, но все равно, как это ни парадоксально, действительно стало лучше. Эшлин хоть живой себя почувствовала. Хотя судя по ощущениям, это ненадолго.       — Эшлин, тебе нужно поесть. Горячего. — Наставительно говорил Эйван, держа в одной руке тарелку с супом, а во второй ложку с тем же бульоном.       — Что ты со мной как с маленькой? — Продолжала капризничать девушка.       — Когда я с тобой как с взрослой, еда успела остыть, а тебе необходимо горячее. — И ложка снова приблизилась к губам принцессы.       А ей совершенно есть не хотелось. Ни горячего, ни холодного. У нее сердце заходилось, и хотелось лишь мужа. Но мужчина упорно сопротивлялся, не реагируя ни на намеки, ни на соблазнение, ни даже на прямой текст. Половину тарелки супа муж в Эшлин уговорами и подкупом (чего ему стоило ограничиться поцелуями!) все же впихнул, а дальше остывшую еду пришлось отставить.       — Что же все-таки с тобой произошло? — Наконец решил затронуть неприятную тему Эйван, сверля неодобрительным взглядом недоеденный суп, ибо задать этот вопрос глядя на жену он просто не мог. Хотя услышать ответ принц очень хотел, но Эшлин только-только стало чуть лучше.       — Не знаю. — Она хотела пожать плечами, но действие это вызвало лишь укол боли. — Резкая боль в лодыжке, споткнулась, наверное, поскользнулась и упала в реку.       — У тебя там синяк. — Мрачно ответил Эйван. — И не на лодыжке, а на голени. Эшлин, — Принц все же повернулся к ней, в который раз проверяя температуру, и не отказывая себе в удовольствии коснуться мягких каштановых локонов. — не хочу тебя пугать, но боюсь это было покушение. Праща или бола, причем если последнее, то попадание было не точным, прошло по касательной. И от широких юбок бывает толк.       Покушение? Понятно, что если рвущийся к трону преступник рискнул покушаться на короля, то легко может замахнуться и на жизнь наследницы, но все равно уложить в голове наличие опасности для жизни в родном доме, в известном до последнего кустика парке — никак не получалось.       — Ладно. — Поднялся с кровати принц. — Пойду, учиню скандал и еще раз потребую найти мою жену. А заодно попрошу еще кипятка. — Этот лукавый взгляд и ироничная усмешка нравились принцессе куда больше, чем когда мужчина примерял роль заботливой мамочки.       В кровати девушка лежала второй день, и во дворце об этом до сих пор никто не знал. «Пропала» она вчера после полудня, нашел ее муж вчера же после обеда, даже ближе к ужину, спохватились о ней уже после ужина, а сейчас время только завтрака следующего дня, однако, Эйван успел уже три раза потребовать найти его жену. И если первые два были проигнорированы обывателями, то с третьим он даже немного опоздал: к тому времени уже Дженеви подняла всех на уши, и вот сейчас принц пошел разыгрывать спектакль еще раз, хотя спектакль был только на третий и на этот раз, а что мужчина чувствовал до того, ему даже вспоминать не хотелось.       Кстати о Дженеви: не успел Эйван качественно поскандалить (по предвзятому мнению Эшлин актер из него — никакой), как седьмая принцесса явилась собственной персоной. Скрепя сердце принц все же пропустил голубоглазую блондинку в гостиную, — все по этикету, хотя вместе с принцессой зашел и один из стражников. Сначала долго молчали. Эшлин даже встала с кровати и подкралась к двери, чтобы лучше слышать.       Эйван предложил чаю, Дженеви отказалась, а потом заговорила. И в общей сложности речь принцессы сводилась к окольными путями заданному вопросу: «Куда ты такой нехороший дел мою сестру?!» Эйван ей, так же в рамках этикета, отвечал, что он вообще-то уже который день заперт в своих покоях и соответственно просто не мог никого и никуда деть. Он выходил? — взгляд на стражника — нет. Эшлин выходила? — да. Возвращалась? — нет. Так куда вы дели мою жену?!       И все бы ничего, только… Эйван был зол. А значит опять этот его надменный и безэмоциональный тон. И судя по ответам, Дженеви это очень не нравится. Можно даже сказать, что она почти в ярости. А Эйван, в отличии от седьмой принцессы, очень не любит показывать свои эмоции. К этому просто надо привыкнуть и… смотреть в глаза, убирать злость из потемневшего взгляда принц не умеет или не считает нужным, еще можно на руки, руки всегда выдавали волнение и задумчивость мужчины. Эшлин разобралась, привыкла, научилась понимать. Дженеви даже мыслей таких не допускала.       А Эшлин слушала… И слышала, что страсти накаляются. И очень волновалась, как бы члены ее семьи не разругались друг с другом окончательно: до сих пор все же тлел уголек надежды, что сестры, в том числе и Дженеви, ее мужа примут. И вот теперь встал вопрос: успокоить сестру и подставить мужа или оставить все так как есть. Она могла бы сейчас открыть дверь и выйти, но… ведь до сих пор никто не знал о том, что она живая, здоровая (относительно) и дома именно потому, что никто не знал о тайном ходе, о том, что Эйван на самом-то деле не заперт в этих комнатах. Эшлин думала рационально и достаточно хорошо знала Дженеви: та же наверняка и это несостоявшееся покушение на линзорца повесит. Что просто глупо, но ей же все равно! Седьмая принцесса упряма, и, к сожалению, очень часто это упрямство достойно лучшего применения.       Эшлин любила младшую сестру, всех своих младших сестер, и слышала, что седьмая волнуется, но она и мужа любила.       — Где моя жена? Сколько уже времени прошло, как она пропала, и что вы сделали, чтобы ее найти? Капитан, где наследница престола? Почему вместо того чтобы ее искать, вы тут у меня над душой стоите? Вы обыскали дворец, прочесали парк, опросили свидетелей? — Уже в пятый раз вынимал из стражников души принц Эйван. И присутствуй при этом разговоре обсуждаемая принцесса, она могла бы сказать, что надменный взгляд будущего короля и такой же высокомерный и фактически лишенный эмоций голос, если и говорят о чем, то как раз о буре эмоций, ведь в тот же самый момент рука мужчины сжимает дверной косяк до побеления костяшек пальцев — того и гляди сломает.       — Я повторяю вопрос: где вы… Эшлин!       А дальше он не слушал уже никого и ничего, точно также как ему было все равно, что он до сих пор под домашним арестом. Коридор принц пролетел если не на крыльях, то со скоростью несущейся во весь опор лошади — точно. Призом ему была возможность взять идущую держась за стеночку Эшлин на руки. Краем глаза мужчина еще отметил, что за принцессой идет почти десяток слуг, а рядом пытается помочь одна из ее сестер… блондинка в зеленом — Дэлия, четвертая, но старшая ото всех отмахивается, упорно держась только за стенку и воздух, после чего буквально падает в его объятия, позволяя взять себя на руки и отнести в кровать. Она еще пыталась что-то сказать, губы двигались, но в коридоре было так шумно, что едва различимый шепот Эйван при всем старании разобрать не смог. Зато смог послать кого-то за лекарем: теперь-то можно, и даже нужно показать девушку доктору.       У принца в голове не укладывалось, как она могла: надела грязное платье, что так и лежало на бортике ванной, кое-как заплела волосы, и ушла через тот же ход, закрыв за собою дверь. А главное: зачем?!       Дэлия так и прошла в спальню вслед за Эйваном, но хорошо хоть молчала, а вот прибежавшая следом за ней Блэр как раз застала момент, когда мужчина расшнуровывал корсет на платье жены, из этого платья ее вынимая, так что принцесса оставалась в одной нижней рубашке, и чуть не подняла крик, но принц на это даже головы не повернул, а Эшлин, хоть и была слаба и очень хотела наконец-то лечь и уснуть, но все же успокаивающе погладить сестру по руке смогла, вместе с умоляющим взглядом на изможденном лице — подействовало — Блэр замолчала и перестала пытаться помешать Эйвану. Примчавшихся следом остальных принцесс, а прилетели с разным интервалом все девять оставшихся, успокаивала уже вторая. Так что когда наконец-то пришел сопровождаемый Дереком доктор, Эшлин лежала под теплым одеялом, Эйван сидел рядом (и сверлил жену недовольным взглядом потемневших карих глаз), а одиннадцать принцесс дышало ему в спину. Молча.       — Доброе утро, Ваши Высочества. — Доктор раздвинул присутствующих своим немаленьким брюшком и поставил такой же обширный чемоданчик на прикроватную тумбочку, извлекая из его недр стетоскоп. — Нутис, и что тут у нас? Ваше Высочество, позвольте попросить Вас освободить мне место? Премного благодарен. Ваше Высочество, привстаньте пожалуйста, на что жалуемся? Ага, да, покашляйте, пожалуйста, ага, вот даже так… Все, можете снова ложиться, и укройтесь потеплее. Все не так серьезно, у Вас обычная простуда. Я выпишу лекарства, попьете, и через недельку будете полностью здоровы. Просто лежите, набирайтесь сил, хорошо питайтесь и избегайте волнений.       — Это что, очередной яд? — Разбило воркование доброго доктора почти что шипение в исполнении Дженеви.       — Лекарство. — Снизошел до ответа Эйван, даже не посмотрев на блондинку, но выставив вторую руку на пути ее цепких пальчиков.       — Ваше Высочество разбирается в медицине? — Посмотрев на просвет и понюхав содержимое переданной ему кружки, не без удивления спросил лекарь.       — Приходится. — Снова без эмоций в голосе кратко ответил принц, недвусмысленно показывая жестами передать кружку больной.       Эшлин поморщилась, но привычную уже жидкость выпила без возражений.       А Дженеви снова пришла в ярость. И как только доктор оставил запас лекарств и покинул комнаты, еле голос сдержала, чтобы не донести свое мнение до всех во дворце:       — Да ему же на тебя наплевать! Неужели ты не видишь?!       Напрасно муж пытался удержать ее за плечи, девушка вывернулась и подлетела к старшей сестре, некультурно тыча в зятя пальцем. Тому оставалось только держать себя в руках, чтобы самому не сорваться на девушку, и извиняющийся взгляд свояка этому благородному делу ни капли не помогал.       — Не вижу. — Упрямо ответила Эшлин. — Потому что ему не наплевать. — Старшая принцесса закрыла глаза. Устала. И почему-то не хотелось ей сейчас видеть лица сестер. А вот пальчиками она все еще крепко сжимала ладонь Эйвана.       — Но Эшлин…       — Дженеви, не «но»! Блэр, прости за то что я вчера наговорила, — погорячилась. Кортни, могу я тебя попросить обсудить с девочками все выводы, что мы с тобой сделали?       — Ты как будто завещание оставляешь!       — Типун тебе, Дэлия, на язык! — Моментально одернула сестричку Эделина.       Эшлин засмеялась, не сдержавшись, и тут же закашлялась.       — Эшлин, ты же поправишься? — Жалобно протянула Лейси, забираясь на кровать. — Если бы только у меня осталась та вода из фонтана!       — Конечно поправлюсь, не переживай. Оглянуться не успеешь, а я уже буду танцевать на дне рождении Хэдли и Айлы. — Самая старшая, даже приобняла самую младшую, пренебрегая слабостью.       Все принцессы улыбнулись, ибо упомянутое событие было уже через четыре дня и все благодарные и даже подружившиеся с двойняшками циркачи и театралы уже готовили выступления, представления и антрепризы к празднику. Лейси же серьезно посмотрела своими синими отцовскими глазами на мужа старшей сестры и попросила, даже почти потребовала:       — Ваше Высочество, вы проследите за выздоровлением моей сестры?       — Непременно, Ваше Высочество. — Не менее серьезно кивнул Эйван.       А Эшлин улыбнулась. И сестра и муж ее были серьезны, и у обоих были на то причины, но… вот ей от их серьезных лиц хотелось улыбаться. Вообще ситуацию портила только постная моська онемевшей Дженеви. А младшая принцесса и старший принц полностью поняли друг друга и, придя к этому взаимопониманию, также дружно выгнали всех посторонних с формулировкой «больной нужен отдых».       Закрыв за принцессами дверь, Эйван обернулся к жене с единственным вопросом:       — Ты что творишь?!       Но видимо на разговор с сестрами принцесса потратила последние силы, — и уже спала.