Влюбиться по расчету

      Свежие сырники лежали на белой тарелке и аппетитно исходили паром, побуждая к слюноотделению, но сидящим за столом людям до завтрака сейчас не было никакого дела. А ведь пока не начали разговор были очень голодными. После вчерашней-то беготни. И черт дернул принцессу заикнуться о «деле». Но только сказав, девушка поняла, что не ту тему подняла.       — Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, что Юджин невиновен?       — Не согласен.       — Но Эйван, я была рядом с ним все время, он просто не мог уронить люстру! Не говоря уже о том, что он меня спас.       — У него мог быть сообщник.       — У него мог быть сообщник!       — Какой сообщник? — Почти нараспев, то есть мало интересуясь ответом, спросила Фэлон, подкалывая последние пряди прически.       — Откуда я знаю, кого он мог нанять?! Или… к нему же брат приехал — вот и нанимать никого не надо!       — Ну… брат у него вообще-то весьма ничего… — Стрельнула глазками по сторонам шестая принцесса.       — Поддерживаю. — Отозвалась, зачем-то вскидывая руку, Дэлия.       — Меня или ее? — Наконец-то развернулась от зеркала модница.       — Тебя. — Как всегда прямо и честно ответила четвертая.       — Девочки, ну какая разница на сколько он симпатичный, если они пытаются убить папу!       — Дженеви, он вообще-то спас папу. И тебя. — Неожиданно сегодня роль «адвоката» приняла на себя Блэр. Вчера она… увидела искреннее волнение за Эшлин, когда встретилась взглядом с Эйваном. Хотя Дженеви бы сейчас, озвучь вторая принцесса подобные мысли, наверняка сказала бы, что она приняла за беспокойство о жене неуверенность в сообщнике и плане.       — Ну ему же надо было оправдаться. Идеальный способ втереться в доверие!       — Только чтобы втереться в доверие.       — Почему ты такой упрямый?       — Упрямая в этой семье принцесса Дженивьева. — Втыкая вилку в последний кусочек сырника на тарелке, ушел от ответа жене Эйван.       — Позволь тебя обрадовать: вы друг друга стоите. — Наплевав на этикет, подперла рукой щеку Эшлин, бездумно возя вилкой по тарелке. Последний, лежащий на белой представительнице фарфорового сервиза сырник так и остался нетронутым. — Хочешь? — Указала на еду, поднимая глаза.       Мужчина улыбнулся:       — Тебе нужно хорошо питаться. Ты и так вчера перенервничала. — Он невольно поднял глаза на волосы жены, и, проследив этот взгляд, она тоже улыбнулась. Даже аппетит вернулся.       Ибо поддавшись вчера усталости, позволив себе эту слабость, сегодня за нее пришлось расплачиваться сполна: неудобно подвернутая рука затекла и теперь болела, а ноги страшно чесались из-за не снятого платья, волосы же… к выниманию нескольких шпилек пришлось даже Эйвана привлечь, что одним словом было ужасно. Впрочем, последовавший затем массаж компенсировал девушке все неприятные ощущения и потерю нескольких прядей волос. И чуть не перерос в нечто большее. Собственно перерос бы, если бы кое-кто не забыл что у него спина ранена. После чего пришлось уже Эшлин заботиться о муже, обрабатывая ему порезы заживляющей мазью. И в процессе она поняла, почему несколько минут назад Эйван не удержавшись поцеловал ее в основание шеи.       Жаль завтрак принесли слишком рано. Слишком. Ну куда это годится: переодеваться не понадобилось. Может еще не поздно наверстать теперь? Вот только сначала нужно уволить эту служанку, — она всегда появляется крайне не вовремя! А именно, стоило только принцессе пересесть на колени мужа. Потом же настроение было испорчено. Да и появились новые вопросы.       — А я что, уже не главный злодей королевства? — Поинтересовался у принцессы Эйван, заметив, что у дверей кукует, изображая почетный караул, только один гвардеец, а не его обычная уже «охрана» в три алебарды и четыре меча.       — Да. — Кивнула, улыбаясь Эшлин. — Папа вчера отменил все распоряжения девочек на твой счет.       — А этому я что так понравился, что он со мной никак расстаться не может?       — Дженеви. — Вздохнула старшая принцесса, размыкая руки на шее мужчины. — Настояла. Он что-то вроде личного соглядатая. Пока придется смириться. Прости.       — Тебе не за что извиняться. — Погладил принц жену по талии. — Так я теперь значит могу наконец выйти из этих четырех стен?       — Ну не позорить же тебя перед братом. — Хихикнула девушка.       — Мяу! — Требовательно раздалось из-под стола.       — О, Твайла. — Дерек нагнулся, взял подросшую кошечку на руки и почесал за рыжим ушком. — Что ты здесь делаешь?       — Она со мной. — Раздался от двери знакомый голос. — Или я с ней. Можно?       — Это Ваш дом, принцесса. — Мужчина буквально почувствовал, как улыбка сходит с его лица. — Вы что-то хотели?       — Дерек, но я уверена: я не доверяю этому линзорскому принцу и уверена, что он что-то замышляет! — Опять вернулась к старому разговору девушка, поведясь на обиженный тон.       — Я не буду помогать тебе шпионить за Эйваном. — Твердо и на удивление спокойно ответил принцессе муж.       — Ты веришь ему, а не мне?!       — Я верю своим глазам. Это все, что ты хотела сказать?       — Нет. Милый, я… скучаю по тебе.       — Ты уверена? Мне казалось тебе хорошо и без меня. Возможно мы поспешили с браком.       — Нет! — Порывисто сделала шаг в сторону мужа принцесса. — Я не хочу тебя потерять!       Дерек только невесело покачал головой. До сих пор у них с Дженеви все было идеально, слишком идеально. И по всей видимости его любимая принцесса стала воспринимать все как должное. В то время как на самом деле их отношения никуда не двигались, застыв, и сапожник все больше ощущал, что семьей они друг для друга так и не стали. Особенно хорошо разница была видна в сравнении: принцесса Эшлин воспринимала проблемы мужа как свои, в то время как Дженеви… Дерек знал, что старшая принцесса сделала для Эйвана, и, к своему огромному огорчению, не был уверен, что его жена сделала бы тоже самое для него. У них совсем другие отношения. Можно ли их вообще назвать любовью, если жена продолжает весь день танцевать где-то, вспоминая о статусе замужней дамы только ближе к вечеру?       А сам он… похоже слишком привык восхищаться ею. Дженеви вообще обычно слушали и старшие и младшие. Магия всегда была частью седьмой, и остальные это чувствовали. Или она просто была очень похожа на маму. Нет, не внешностью, но характером: ее безграничная любовь к танцам, непримиримость и уверенность в себе и своих суждениях, — она всегда была светом, за которым хотелось следовать. Следовал и Дерек. И похоже слишком поздно понял, что поступал неправильно. Что так он никогда по-настоящему не станет частью этой семьи. Что стоит статус принца, если любимая девушка видит в нем только постоянного партнера по танцу, но не мужчину?       — Мяу! — Судя по всему, Твайла хотела, чтобы они помирились. Но кем он снова окажется, если опять пойдет на поводу у окружающих? Ведь если вспомнить, в свое время даже предложение принцессе сделал не он, это ее отец, глядя на стоящих рядом молодых людей, отдал за него дочь. Тогда он был счастлив. Теперь ему этого мало.       — Прости, Твайла. — Опустил парень кошку на пол.       — Дерек?       — Я не могу, Дженеви.       — Но… Я не понимаю!       — В этом-то и проблема.       — Да скажи ты уже девушке, что хочешь больше внимания! — Каркнул, слетая на плечо хозяина, попугай.       — Феликс! И не внимания, а понимания. И участия.       — Это правда?       — А ты сама не замечаешь, что наши отношения зашли в тупик? Милая, когда ты в последний раз… не важно.       — Нет, важно! — Возразила Дженеви. — Может я чего-то еще не понимаю, — расскажи. Я научусь. Пожалуйста.       Дженивьева разве что не плакала. Он просто не мог не обнять девушку. И пусть Дерек сам еще многого не понимал, пожалуй вот он ответ: они научатся. Вместе.       — О, наконец-то нашел! — Показалась около часа по полудни взлохмаченная голова Ирвина в открытой без стука двери кабинета. Следом ввалился внутрь и сам принц, тоже весьма потрепанный на вид. Поглядел на Эйвана, чему-то ухмыльнулся и, сделав три широких шага, плюхнулся, иначе и не скажешь, в кресло для важных посетителей, что тут же сбоку у чайного столика стояло.       — Ну у вас тут и планировочка! Слушай, брат, у тебя случаем ничего на опохмелку не будет? А то я вчера так… что на утро ничего не осталось!       Младший принц пребывал в необычайно приподнятом настроении и бурно жестикулировал, от чего Эйвану показалось, что тот уже успел где-то… «опохмелиться» с утра. Впрочем с той же вероятностью Ирвин мог только-только проснуться после вчерашнего и заменять улыбкой мысли о головной боли и сушняке. Мог.       Младший принц слыл при линзорском дворе весельчаком и балагуром, но брат-то знал, что Ирвин человек достаточно серьезный… и отнюдь не чуждый интриг. А посему способный целый вечер приема тянуть один бокал виноградного сока, выдавая его за вино. А вот выпить (или даже напиться) он предпочитал в компании близких соратников или вообще в одиночестве (иногда с фавориткой), и всегда с поводом.       Глядя на улыбающееся лицо брата, Эйван только вздохнул. Вообще-то в этом кабинете бара не было…, но заначка, разумеется, была. Пришлось ее «распечатывать». Благо Эшлин как раз куда-то отлучилась.       — Держи. — Передал живительную влагу брату Эйван, выходя из-за стола, чтобы облокотиться на него.       — О! Другое дело! Не то что местная бурда. — Встретил высокоградусный алкоголь бурной радостью младший.       — Ты уверен, что с утра уже нигде не клюнул?       — Не, эт вчерашнее. Ну, за твою удачу! — Поднял Ирвин откупоренную бутылку, игнорируя поданный бокал и прикладываясь прямо к горлышку. — Фух. Хорошо пошло. А кого здесь можно услать надыбать закусь?       — Ирвин, что за выражения. — Поморщился старший, скрещивая на груди руки. — Ты же будущий король.       — Не, — И не подумал стать серьезнее младший. — будущий король у нас ты. А я так…       — Что случилось? Это как-то связано с тем, что отец не приехал?       Вообще линзорский правитель любил путешествовать. В отличие от младшего сына. И если раньше Эйван отметил эту странность, но не обратил на нее достаточно внимания (честно сказать своих проблем хватало), то теперь… Эдвард же готов не есть, не пить, лишь бы поехать куда-нибудь, и использовал для этого каждый повод (министры и принцы уже давно привыкли к некоторым предпочтениям своего правителя), так что пожалуй у принца были причины удивляться.       — А, — Махнул уже сильно початой бутылкой Ирвин, засмотрелся на покачивание темной высокоалкогольной жидкости и продолжил только когда она более-менее успокоилась. — у него новая пассия.       — Так это не новость. — Индифферентно пожал плечами Эйван. К любвеобильности собственного родителя принцы тоже уже привыкли.       — Беременная. — Добавил «вестей из дома», что не попали пока в местную светскую хронику, младший. Однако добился только все той же слабой реакции, чем-то новым и это не было. — И он намерен признать ребенка. Даже имя уже выбрал. Айвен.       А вот это уже был повод… вряд ли волноваться, но напиться — вполне. Особенно для Ирвина, который всегда тянулся к отцу, стремясь получить его внимание и одобрение, возможно за отсутствием материнского.       Впрочем, подобного Эйван от отца все же не ожидал. Кто бы что не говорил, но королеву свою их отец любил. Возможно когда-то, возможно по своему: ребенок не мог понять наверняка, а время исказило и факты, и слухи, и память и даже чувства, — но любил совершенно точно. Даже сыновей назвал не иначе как в ее честь. Вот только у королевы Ивонны было слабое здоровье. И ей совсем не подходил приморский климат. А столица Линзории меж тем один из крупнейших портов мира.       — А если будет девочка? — Спросил разве что для поддержания диалога.       — Вряд ли. — Откликнулся Ирвин. И это было и «вряд ли будет», и «вряд ли тогда признает». Отчего-то Эдвард не считал себя возможным воспитывать дочку. Хотя не сказать, что и с сыновьями у короля были особо теплые и доверительные отношения.       — А тут девушки кстати тоже ничего. Я вчера такую принцесску…       — Стоп. Без подробностей. Грубо говоря, эти девушки теперь и тебе родственницы.       — Такая блондиночка не может быть родственницей!       — «Блондиночка»? Делия или Фэлон? Скажи мне, что не Дженевьева и я буду доволен.       — Э… да не помню я, как ее зовут! Их тут слишком много. Повезло тебе, братец! Нет, реально повезло!       — Я своей жене не изменяю. — Ледяным тоном ответил Эйван.       — У-у, как все безрадостно. Тогда извини — не повезло. Ничего-то не меняется! А в остальном что, все также преследуют падающие предметы и другие неприятности?       — А куда я от них денусь? — Эйван посмотрел на все еще лежащие на столе бумаги, на почти приговоренную Ирвином бутылку, — и сел напротив брата, подняв обделенный вниманием последнего бокал. — Плесни и мне.       — Во-от! Надо выпить еще — и можно легко выйти в любое окно без вреда для здоровья! А еще бутылка есть?       Когда вернулась в свой кабинет Эшлин, она застала весьма интересную картину… и чуть не почувствовала себя на месте Дженеви. Во всяком случае девушка была уверена, что выражение удивленного лица ушло недалеко. Вот только сдержать глупые выкрики и еще более неуместные вопросы старшей удалось. Да и сидевший спиной к двери Ирвин всего этого не увидел, когда повернулся — принцесса уже успела взять себя в руки:       — Добрый день, Ваше Высочество. Что привело Вас сюда в этот час? - Поинтересовалась, делая стандартный приветственный реверанс.       — Жестокая похмелюга! — Жизнерадостно отозвался нынешний наследник линзорского престола.       Эшлин моргнула и еще раз обозрела экспозицию: на маленьком кофейном столике стояла высокая бутылка крепленого линзорского вина (уже по всей видимости пустая), Ирвин держал в руке пузатую и пока еще на половину полную бутылку откуда наливал в бокал брату что-то более крепкое, — и ничего больше. Честно признаться, раньше принцесса не знала, что люди могут так проводить свое время. Приличные люди. Об опустившихся пьяницах она конечно слышала, в том числе и об их наличии среди благородных, но до сих пор была уверена, что это болезнь и совсем не понимала как и зачем люди ей заболевают. И конечно не думала, что можно пить… выпивать, и оставаться при этом нормальным, адекватным, а также интересным и привлекательным человеком. Эйван как-то сказал, что пить тоже надо уметь, что доза и эффект бывают очень и очень разнообразными, что хорошая бутылка вина порою может заменить армию. Однако видеть… девушке было в высшей степени странно.       — Ирвин, следи пожалуйста за языком и не пугай мою жену.       — Вы бы хоть дверь закрыли. А если бы вошла не я? — Обиделась на «испуганную» Эшлин.       — О, свои люди! Дорогая сестрица, присоединяйся!       — Прости, он просто пьян. Видимо еще со вчерашнего.       — Ага. У вас тут все равно больше нечего делать. Скучно! Ни двора ни интриг… хотя служанки симпатичные. И принцессы. Очень симпатичные.       Эшлин опешила от брошенного на нее мужского чисто оценивающего взгляда, а вот муж ее был уже достаточно пьян, чтобы просто пнуть брата под столом. И мысленно с ним согласиться. Не только по поводу внешней привлекательности собственной супруги. У них на родине двор был совершенно иной, гораздо больше, а здесь — даже интриги какие-то игрушечные, не настоящие подстать алкоголю. И… покушения такие же. Наверное стоило выпить, чтобы это понять.       Эйвана с самого начала беспокоило что-то в так называемых покушениях на Рэндольфа. Но он принц, а не детектив, и ухватить верткую мысль за хвост никак не получалось.       — Эшлин, ты была права. — Отставляя бокал, сказал Эйван.       — В чем? — Снова моргнула девушка, переводя удивленный взгляд с младшего брата на старшего и проходя, наконец, к «домашней» зоне кабинета.       — За всем этим стоит не Эшетон.       — Вот! А ты все «зануда», «зануда».       — Как раз именно потому что зануда — и не он.       Эшлин только снова вздохнула: ну да Юджин предпочитал не семь, а семьдесят семь раз отмерить и проверить перед тем как отрезать, в то время как Эйван всевозможных проверяльщиков терпеть не мог, ведь он раз сказал, что сделал — значит сделал, уверен — значит уверен, иначе бы вообще не говорил — вот уже действительно не сошлись характерами.       — Что-то я не уловила мысль. Пояснишь? — Эшлин кинула недвусмысленный взгляд на Ирвина, намекая, что не нужно бы посвящать постороннего их королевству человека во внутренние дела, но в то же время доверяя по этому вопросу суждению мужа, если он посчитает это возможным.       Эйван пожал плечами на не вербально заданный вопрос, а вслух ответил:       — Я сам не уверен, как это ощущение объяснить. Или, возможно, я чего-то еще не понимаю. Но я уверен, что это не его уровень: Юджин Эшетон провернул бы подобное так, что добился бы успеха с первого раза.       Эшлин непроизвольно ахнула: ее муж был совершенно прав, и оставалось только удивляться, как она сама раньше об этом не подумала, только сокрушаться, что позволила Эйвану убедить себя начать сомневаться в Юджине. Ведь она же всегда знала: этот человек предан королевству до глубины души, упорно продолжая дело почившего ныне отца.       — Так ты думаешь…       — По-детски все как-то. Наивно.       — А вы вообще о чем? — Внес свою лепту пьяной наивности Ирвин в разговор.       — О том, что скоро уже будет пора обедать. — Улыбнулся ему старший брат.       — Ну, ты что меня за ребенка считаешь, что ничего не рассказываешь?!       — Нет, за пьяного. Что в принципе равнозначно. Вставай, пошли тебя кормить, ты не у нас во дворце, где все уже привыкли. Пить надо меньше.       — Но чаще! — Многозначительно поднял принц вверх бутылку, кажется так и не решив хихикнуть в конце или икнуть.       — Папа, ты не можешь!       — Почему? Мне казалось, что именно я все еще король. Дженеви, я так решил, а значит так и будет.       — Но папа! — Седьмую принцессу охватило пренеприятнейшее чувство дежавю. Только шахмат не хватало. Отец опять ее не слушал, попав под влияние чужого человека, которому почему-то решил доверять больше, чем собственной дочери.       — Дженеви, я хочу, чтобы ты попыталась поладить с принцем Эйваном. Дорогая, своими действиями ты разрушаешь нашу до сих пор крепкую семью изнутри… — Попытался все же объяснить король дочери.       — Да, папа. — Опустила Дженевьева глаза, чтобы спрятать горящий в них непримиримый огонек.       Он же обещал всегда прислушиваться к дочерям! А теперь снова «принцесса не должна перечить»?! И как она вообще должна налаживать отношения с этим… этим… узурпатором?! Это он — тот кто может разрушить их крепкую семью!       Успокоенный любящий отец поцеловал лобик своей седьмой принцессы:       — Ради меня и твоей старшей сестры, Дженеви.       Девушка вдохнула и сжала кулачки.       — Эйван! — Старшая принцесса буквально влетела в малый приемный зал, игнорируя большую часть приличествующих Ее Высочеству правил. — Эйван, папа все-таки подписал тот указ!       — Что? Подписал? Настоящий?! — Вскочил со своего места и принц, преодолевая оставшиеся между ними с женой метры.       — Да.       — Но…       — Я тоже спросила, на что он ответил, что хочет уже внуков понянчить.       Эшлин ощутимо нервничала, и это волнение передалось и Эйвану, он снова сел и покачал головой:       — Мне кто-нибудь поверит, если я скажу, что не хочу?       — Не-а.       — Даже ты?       Он протянул к жене раскрытую ладонь, и девушка тут же вложила в нее свою руку, переплетая пальцы, улыбнулась, присаживаясь к нему на колени и обнимая мужчину за шею, пользуясь тем, что пока они в зале одни:       — Я может и поверю. Но все равно никому об этом не скажу.       — Какое коварство. Хорошо хоть указ составлен так, что не мне одному мучиться.       — Можно подумать, я отдам тебе наше королевство «на растерзание».       — Королевство не надо. Я сейчас прозвучу как очень плохой король, и ты во мне наверняка разочаруешься, но я готов отдать это королевство за любимую женщину. — Руки его опустились с талии девушки чуть ниже, не позволяя толковать слова двояко.       — Ну, если эта женщина я, то тебе повезло: она к королевству прилагается. — Девушка снова лишь улыбнулась, серые глаза искрились счастьем. — И все равно не поверит, что ты действительно мог бы бросить страну на произвол судьбы.       Но Эйван шутливый тон вдруг не поддержал, криво улыбнувшись уголком рта:       — Эшлин, я серьезно. Одну корону я уже терял, и ничего, выжил. По большому счету только самолюбие и пострадало. Но вот потерять тебя… я просто не могу. — Большие горячие ладони вернулись на талию и сжали с той силой, что была уже на самой границе боли. Но девушка и не дернулась.       — Эйван, я не собираюсь никуда теряться. — Уже в очередной раз, как могла мягко, ответила на эти необоснованные (по ее мнению) страхи мужа принцесса. Ну вот с чего он это взял?!       — Я боюсь за тебя. — На грани слышимость признался шепотом мужчина, разве что не прочитав последний вопрос в ее мыслях, и, опустив голову куда-то к ее плечу, также тихо, чтобы слышала только жена, продолжил, быстро, глотая окончания слов, будто боясь быть услышанным, будто считая это постыдным, слабостью. — Если встанет вопрос ты или королевство, я выберу тебя. Буду всеми силами пытаться найти третий вариант, где между важным для меня стоит «и», но если не удастся… Я не настолько хорош как правитель, как ты думаешь.       Не без труда разобрав сказанное, Эшлин застыла на мгновение, понимая, что должна что-то ответить, должна показать, что уже решила как на подобное отношение отвечать, что ей безумно приятно быть драгоценностью дороже короны, и что она всем сердцем верит, что любимый действительно сделает все возможное, прежде чем прийти к вынужденному выбору, что она нисколько такой выбор не осуждает… ведь именно этого он боится сейчас? Что ее личный выбор будет ровно таким же. Да, от них зависит благо королевства, но при этом они все равно остаются живыми людьми, со своими чувствами, страстями и желаниями… И принцесса была уверена, что без этих чувств нельзя быть хорошим правителем: как бы не старался несчастный король, сделать счастливым свое королевство, он не сможет. А ее Эйван — хороший правитель и достаточно сильный человек, чтобы со всеми испытаниями справиться.       Но подобрать слов, чтобы выразить все эти немного противоречивые, как ей самой казалось, чувства, у девушки не получалось. Все слова и фразы казались глупыми, недостаточно настоящими, и вообще, стоило только подумать о том, как их озвучить, теряли половину смысла. Но и молчать было нельзя. Эшлин в буквальном смысле, на собственных ребрах, чувствовала, как непросто мужу далось прозвучавшее «признание».       — Я… — Голос подвел и упал до шепота, произнесенные во всеуслышание слова имели тот же оттенок притворства и показухи. — останусь, верну, поддержу, буду, — Одни глаголы, действия, если сердца бьются в унисон, он поймет, а если нет, то и написанная ода не поможет. — люблю.       Спустя секунду в, казалось, абсолютной тишине помещения раздался судорожный вдох и глубокий медленный выдох. Эйван и сам не заметил, когда успел задержать дыхание.       Горячий воздух едва не опалил Эшлин кожу прямо через ткань платья: слишком высоко было между супругами сейчас напряжение, слишком важными оказались вдруг сказанные слова. А мужчина, наконец пошевелившись, чуть повернул голову и уже полноценно, медленно и аккуратно, прижался губами к шее жены, будто все еще боялся спугнуть так прочно сидящую у него на коленях девушку. Но наследница престола только чуть запрокинула голову, чтобы ему было удобнее, и мужчина усмехнулся, не отнимая губ, ей в тонкую шейку, и закономерно осмелев, двинулся дальше. Через неполную минуту супруги уже самозабвенно целовались.       Стражник, стоящий по ту сторону двустворчатых дверей осторожно поскребся внутрь. Не получив ответа, постучал чуть громче. А потом и заглянул. И, убирая свой любопытный нос назад, не удержал тяжелую створку, неосторожно ею хлопнул в результате.       — Эйван, просители…       — Подождут. — Уверенно ответил принц, снова завладевая губами любимой.       Прием просителей все же состоялся, хоть и на полчаса позже запланированного. А выслушав всех пришедших сегодня во дворец подданных и не найдя в их просьбах и предложениях ничего неотложного, Эйван как мальчишка схватил любимую супругу за руку и почти бегом потащил в парк. Хорошее настроение принцу не смогли испортить ни многочисленные дворяне с их «рациональными» предложениями, ни обозначенные вдвое меньшим количеством крестьяне с их жалобами на жизнь и соседей, ни даже указ, что вопреки его желанию подписал король Рэндольф. Не ожидал принц-несчастье, что найдет свою королеву, и оттого радость его сейчас просто переполняла. Немыслимо, но ему впервые в жизни хотелось танцевать и даже отсутствие музыки нисколько не смущало. Не смущал даже помчавшийся сюда за ними личный соглядатай, притаившийся «в засаде» за крупным стриженным кустом.       Собственно добравшись до одного из закрытых уголков парка, принц и закружил жену в ритме чего-то сходного с вальсом, прижимая ее тонкую фигурку к себе и позволяя совершенно шальной улыбке появиться на лице. Эшлин провернулась в сильных руках и тоже не сдержала улыбку, и даже стала мычать что-то мелодичное «в такт». Настроение и у нее было на редкость легкое, что вдвойне удивительно в сегодняшних обстоятельствах.       — Что на тебя нашло? — Со смешинкой в голосе поинтересовалась принцесса, когда они «закончили» свой танец, почти упав на притаившуюся в этом уголке королевского парка каменную лавочку.       — Ничего особенного. — Мотнул мужчина головой, продолжая крепко держать ее за руки и улыбаться глазами. — Просто я очень тебя люблю.       — Эйван… — Девушка непроизвольно приоткрыла рот в правильной форме буквы «о», а к глазам ее сами собой подступили слезы. — ты еще ни разу не говорил этого.       Муж посмотрел на нее без понимания:       — А разве ты этого не знаешь? Разве это не очевидно?       Эшлин даже правую руку из его ладони вынула, чтобы стереть непрошеные, но счастливые слезы, и он бы может расстроился, если бы вторую его ладонь принцесса не сжала еще крепче.       — Это все равно приятно слышать. — Ну вот как объяснить мужчине, что девушки действительно любят ушами, что девушкам приятно слышать такие слова, что девушкам порою необходимо однозначное гласное подтверждение и того что они знают, и еще больше того, во что верят. И главное: такие слова всегда доставляют огромную радость. А если слышишь их в первый раз, и от того, от кого больше всего хочешь… из глаз сами капают слезы.       — Не плачь. — Мужчина снова притянул любимую к себе за соединенные до сих пор руки и предпринял попытку собрать слезы с ее щек поцелуями. — Если хочешь, могу говорить тебе эти слова каждый день.       — Нет. — Легко отказалась, улыбаясь, Эшлин. — Они тогда обесценятся. Я и так чувствую. Просто иногда хочется еще и слышать. — Всхлип вырвался непроизвольно, просто потому, что так быстро от слез не избавишься.       — Эшлин, я не говорил тебе что люблю, потому что это слово не выражает всего, что я чувствую. Я жизни без тебя не представляю. — Попытался объяснить свои действия принц, которому очень не нравилось быть причиной слез любимой. Даже если это по всем признакам слезы радости.       Принцесса нашла в себе силы только кивнуть, после чего спрятала лицо на груди у мужа, вытирая сочащуюся из глаз влагу о его камзол. Снова подняла голову она только когда смогла полностью справиться с бушевавшими в душе эмоциями.       — Кстати, а что мы здесь делаем? — Поинтересовалась девушка, пожалуй только чтобы сменить тему. К собственному удивлению ей удалось произнести слова нормальным голосом. А ведь до сих пор она даже подумать не могла, что от эмоциональных бурь, основная составляющая которых счастье — можно устать. Слишком сильные чувства, как выяснилось и положительного спектра, действительно могут вымотать.       — Сидим. — Улыбнулся мужчина, но, полюбовавшись выражением ее личика, все же пояснил. — Хотел сделать тебе приятное, и первым на ум пришло именно это место. Это ведь один из твоих любимых уголков парка.       Говорить о том, что ему и самому очень хотелось уже выйти за пределы дворца, раз уж наконец позволили покинуть «четыре стены», мужчина не стал. Но возможно Эшлин и это поняла.       — Да. Но откуда ты это знаешь? Тебе кто-то из девочек рассказал?       — Нет. Станут твои сестры со мной на подобные темы откровенничать. Я просто… наблюдал. Ты всегда уходишь именно сюда, чтобы успокоиться или расслабиться. Если подумать, то в первый раз мы здесь и встретились.       — Не совсем. — Улыбнулась девушка. Ей было очень приятно, что муж давал себе труд подмечать и запоминать такие, казалось бы, мелочи. К глазам чуть снова не вернулись слезы, но на сей раз принцесса справилась с собой. — Это был мамин танцевальный павильон.       «И в чем разница?» — Спросил Эйван взглядом.       — Павильон это особенное место. Волшебное. — Девушка посмотрела на солнце, примерно определяясь со временем, и удостоверившись, что их пока никто не хватится, встала, потянув мужа за собой. — Пошли.       — … как он мог? Я поверить не могу! — Принцесса Дженевьева мерила размашистыми шагами девичью спальню, в очередной раз негласно выбранную принцессами на роль совещательного кабинета, не в силах найти себе место.       За отсутствием Эшлин, голосом разума и рациональности пришлось стать Делии:       — А что тебя не устраивает? Конкретно. Ну станет принц Эйван королем чуть раньше…       — Но мы не можем этого допустить!       — Почему?       — Он же пытался убить папу!       — Допустим, что это так…       — Допустим?! — Повысила голос принцесса, посмотрев на сестру едва ли не с искренней злостью.       — Даже если ты права, представь: вот он станет королем и… исходя из твоей логики у него пропадет надобность убивать папу. Разве не это тебя волнует, не это важнее всего?       — Да… — Пришлось признать блондинке. Но отступить, ее доводы логики не заставили. — Но тогда наше королевство…       — А что тебя не устраивает в принце Эйване как в правителе? — Подхватила «эстафетную палочку» немного усталым голосом Блэр. Не то чтобы ей все в сложившейся ситуации нравилось, но вторая доверяла старшей сестре. И, как и Дерек, увидела тот свет, что начала с недавних пор излучать Эшлин.       — … Плохой человек не может быть хорошим правителем! — Придумала после небольшой паузы новый довод Дженевьева.       — Не согласна. — Подала вдруг голос Кортни.       — Вас послушать, так он просто замечательный, а исчадие ада тут я! — Всплеснула руками и отвернулась к окну голубоглазая.       — Нет. Я не согласна, что плохой человек не может быть замечательным королем с точки зрения блага для королевства и народа. История знает несколько таких примеров. Вот король Гилберт Третий был известен тем, что…       — Мы сейчас говорим не о историях махровой древности, а о происходящем здесь, сейчас и в нашей семье! — Перебила седьмая, кажется, даже не заметив, что обидела этим сестру.       — Дженеви, — Эделина оглядела сестер, убедилась в их молчаливой поддержке и продолжила, порадовавшись, что на сей раз они собрались без младших. — ты переходишь границы.       — Что?! — Ушам своим не поверила блондинка.       — Дженеви, — Не позволила себя сбить пятая принцесса. — это уже похоже на одержимость. Ты судишь предвзято и никого не слушаешь. Я сама мало знаю о принце Эйване, но уже начинаю об этом жалеть и собираюсь исправить. И тебе того же советую. — Рыжеватая шатенка экспрессивно махнула ракеткой, которую, оторванная прямо от игры, так и не выпустила из рук в течение всего разговора.       — Но… как же… Девочки… неужели… вы все так думаете? — Дженеви оглядела сестер и ни в одной не встретила поддержки. — Уму непостижимо! — Принцесса вылетела из дверей спальни быстрее, чем запущенный ракеткой в сильной руке Эделины мяч. Несущихся ей вслед возгласов она уже не слышала.       Дженевьева направилась прямо в парк, в танцевальный павильон королевы Изабеллы, в то место, что всегда было частью ее души. Туда, где она могла танцевать не оглядываясь ни на кого и ни на что. Хотела бы она снова отправиться в волшебную страну, ведь в родном доме больше нигде не было для принцессы покоя, все вокруг было так неправильно! Но сколько бы она не делала двенадцать заветных шагов, сколько бы не поворачивалась на последнем камне, — ничего не происходило. Чудесное место было для нее закрыто, рай был потерян навсегда. И все равно где-то глубоко внутри принцесса продолжала надеяться и слепо верить.       Однако сегодня девушке не дали даже раствориться в прекрасном чувстве гармонии движений: только-только она почти почувствовала себя правильно, танцующую принцессу прервали. В место ее уединения ворвался сначала чужой смех и шаги, а потом и сами источники этих звуков, и далеко не сразу Дженеви поняла, что это ее старшая сестра с мужем. Да и они не сразу увидели, что не одни в этом месте.       — Дженеви? — Первой остановилась и подала голос старшая принцесса, прервав еле заметное движение собиравшейся молча уйти сестры.       Седьмая, чье настроение вновь резко упало до отметки «никто меня не понимает», замерла. Но ничего не сказала.       — Ваше Высочество. — А вот Эйван не собирался отступать, бояться или молчать. Он никогда не бежал от неприятного. Да он живет со своей неудачей всю жизнь — и ничего. Привык уже. К неприятному. Еще немного, — может и к принцессам привыкнет.       — Ваше Высочество. — Ответила реверансом на поклон принцесса, повинуясь требованиям этикета. И через силу продолжила, отступать она тоже не привыкла. — Эшлин. — Теперь надолго пауза не затянулась. — Что ты здесь делаешь?       Принца седьмая дочь короля подчеркнуто игнорировала, на что он только хмыкнул, и не думая отпускать руку жены, хотя именно на их соединенные ладони Дженевьева и устремила полный непримиримого огня взгляд. Эту линию проследила и Эшлин, тоже только крепче сжав пальчиками ладонь любимого.       — Мы вышли немного прогуляться. А как твои дела?       Дженеви по всей видимости посчитала вопрос риторическим.       — Ты уже знаешь об указе, который подписал сегодня папа?       — Да.       — И вы?! — Впервые посмотрела Дженевьева своими голубыми глазами в его карие.       — Да, Выше Высочество.       — Откажитесь! — Выпалила принцесса, экспрессивно делая шаг вперед.       Эйван посмотрел на свояченицу с огромным удивлением, не меньше секунды пытаясь понять, что же она имела в виду. Потом перевел взгляд на жену, легонько пожал ее ладошку и шепнул, так чтобы слышала только она:       — И почему в этом месте я постоянно ссорюсь с принцессами?       Дженевьеве же он ответил в полный голос:       — Нет.       Девушка возмущенно открыла рот и далеко не сразу смогла выразить обуревавшие ее чувства в словах:       — Вы! Как у Вас вообще хватает наглости говорить это мне в лицо! Конечно, добились своего! Эшлин, ты все еще наивно полагаешь, что ему нужна ты, а не королевство?!       Эшлин совсем не наивно полагала, что Эйван может сам за себя ответить и слова его понимала правильно. И даже не пискнула, когда разозлившийся принц слишком сильно сжал ее пальчики, когда его голос вновь по обыкновению утратил эмоции.       — Я люблю Вашу сестру, но по-вашему выходит, что я могу бросить на произвол судьбы королевство. Даже не говоря обо всех его жителях, королевство, что так дорого Эшлин?       «Да тогда я буду просто не достоин ее! И собственному отражению в глаза посмотреть не смогу.»       — У королевства есть другие наследники!       — Да? Кто? Если намекаете на себя, то вам я правление не доверю.       — Да как вы смеете?!       — Не только я, но и ваш отец. Скажите, Ваше Высочество, какая нынче общая налоговая ставка работающему населению?       С ответом Дженивьева не нашлась: принцессы хватило только на не слишком вразумительный и полузадушенный писк на букве «э» да недоуменное хлопанье ресницами. А Эйван, не услышав четкого ответа, продолжил:       — А в чем заключается целевая программа развития металлургии, разработанная между прочим еще вашим дедом? Общая экономическая структура королевства? Положение на внешнеполитической арене? Военная угроза? Уровень милитаризации? Хм…, а мелиорации? Знаете в чем разница? Вы не готовы править, принцесса, оставьте это тем, кто разбирается.       — Эшлин, и ты ему это позволишь?!       — Дженеви, указ вообще-то составлен так, что я буду соправителем, а не женой короля. — Постаралась пояснить старшая принцесса.       — А ты знаешь про этот… налог, сколько там?       — Тридцать четыре процента в совокупности. — Немного не понимая смысла этого вопроса здесь и сейчас, тем не менее без запинки ответила Эшлин. — Но мы планируем снизить его для нижнего сословия и заменить для дворян обязательное военное обеспечение на стандартный денежный налог.       — Не боишься, что, получив корону, он и тебя попытается убить? — Крайне недовольно почти прошипела Дженевьева, старательно сдерживая бушующий в душе гнев. — Стоит тебе встать на пути его курса правления.       — Нет, Дженеви, не боюсь. — Вздохнула будущая королева и сделала полшага назад, чуть ближе к будущему королю: она прекрасно чувствовала на сколько подобные предположения задевают Эйвана, но просто не знала, как сделать так, чтобы сестра замолчала. И все же выслушивать это было крайне неприятно и ей. Сейчас, по правде, принцесса гораздо больше боялась, что Эйван не выдержит и окончательно разругается с ее младшей сестрой, хотя куда уж дальше представить и затруднялась.       — Ух, как бы я хотела, чтобы он исчез! — От всего сердца пожелала Дженевьева, не в силах смотреть, как ее дорогая старшая сестра, что всегда была такой сильной и рассудительной, опорой для младших, все сильнее попадает под влияние иноземного захватчика, принцесса даже ножкой притопнула, не зная как еще выразить всю глубину своих чувств.       — Хотела бы я, чтобы вы друг друга поняли. — С болью в голосе отозвалась Эшлин.       А в следующую секунду принцессы услышали внезапный хрустальный звон, тихий, но в воцарившейся вдруг тишине очень отчетливый и… до боли знакомый, прошло слишком мало времени, чтобы забыть. А потом Эшлин почувствовала, что ее рука, крепко сжимающая ладонь мужа, держит воздух и может свободно сжаться в кулак. Девушка оглянуться успела только за тем, чтобы увидеть, как Эйван буквально растворяется в воздухе, золотые искры вокруг его силуэта выглядели как изощренное издевательство.       Поймав не испуганный, но ничего не понимающий взгляд карих глаз, принцесса только имя мужа прошептать смогла, прижимая ладони ко рту, будто стараясь удержать крики и всхлипы внутри. Она не должна плакать — истерикой тут ничему не поможешь.