Прости его, прости. Он не виноват… Отдайся его любви, это не возврат. Смотри на него, смотри. Видишь, он почти не твой. Зови его….пусть он чужой, родной, но дан тебе одной.
Еще несколько поворотов. Несколько поворотов и он дома. Счастье и неизвестный трепет переполняют его молодую душу. По телу разливается сладкая нега, руки крепче сжимают руль, когда автомобиль оказывается на знакомой улице, когда останавливается возле невысокого здания, на последнем этаже которого скрывается его личный уголок тишины и спокойствия – его квартира. Он купил эту квартиру как бы в подарок самому себе на девятнадцатый День рождения. Еще тогда ему хотелось маленькой свободы, капельку воздуха неродительского дома, хотя семья – это тот эликсир терпения и душевного равновесия, который держит его на плаву и помогает двигаться дальше, как в карьере, так и в жизни. Его дом, улица, да и весь город давно спят. Время приближается к двум ночи. Вытащив вещи из багажника и поставив авто на сигнализацию, он безошибочно вводит код к подъезду. Дверь поддается с первого раза. Чистый, выполненный в пастельных тонах подъезд, встречает его запахом освежителя воздуха и чего-то лесного – видимо, живых елок. Поднимаясь по ступенькам на свой этаж, он вспоминает, что еще не присмотрел себе зеленую красавицу. А завтра, точнее, уже сегодня, Сочельник. Утром, надо обязательно исправиться. Ключ в замочной скважине поворачивается легко и, закрыв за собой дверь, он бросает тяжелые чемоданы в прихожей. Едва ощутимо ступая, заходит в гостиную и замирает. Елка совсем невысокая, но живая, пахнущая хвоей и мерцающая огоньками, кажется, будто радуга посреди зимы. Красиво убранная, стеклянные игрушки разбавлены конфетами в разноцветных, шелестящих обертках. - Подумала, что ты вернешься поздно, и в Сочельник тебе будет точно не до елки, - она наблюдает, как мужчина, помедлив, подходит к рождественскому дереву и, подхватив пальцами конфету, крутит ее. – Мама всегда украшала елку конфетами и игрушками. И ты даже не представляешь, сколько усилий стоило мне и моим сестрам не воровать такие украшения хотя бы до утра Рождества. Добрый вечер, Иньяцио. Я очень…очень скучала. Молодой человек закрывает глаза, улыбается и вдыхает полной грудью – аромат дома, уюта, Рождества, ее. Особенно, ее. В следующий миг, они делают несколько шагов навстречу друг другу и Иньяцио, наконец, крепко сжимает девушку в объятиях, зарывается в волосы, трется щекой об ее щеку, водит ладонями по спине – полностью растворяется в этой невинной близости. - Я скучал до безумия. Спасибо. Отстранившись, он несколько секунд всматривается в лицо девушки, будто вживую прослеживая, как изменились ее черты, она сама, за эти три месяца. Кажется, глаза…Глаза обрели некий блеск, а губы…губы, которых Иньяцио смело, но аккуратно касается в легких поцелуях, растягиваются в улыбке точно искренне. Виктория кладет ладонь на его щеку и усмехается, когда мужчина, словно маленький ребенок, трется об нее, коля кожу прилично отпустившейся щетиной. - Тебе идет борода, - весело подмечает девушка. - О, дорогая, как долго я искал кого-то, кто бы сказал мне такое и не заставлял бриться по утрам, - шутит Боскетто, вновь и вновь целуя ее.***
Пьеро оглядывается. Вокруг него разбросаны несколько фотографий, на которых запечатлены они с Анной. Ну конечно, маленькая, самовлюбленная сука. А он, доверчивый болван, поверивший, что такие, как она умеют прощать и отпускать. Словно в прострации, мужчина утыкается глазами в пол и несколько секунд рассматривает фотографии. Кстати, профессионально сделанные фотографии. Друг-фотограф, значит. Он ее убьет. Родители, сестра, брат и невестка наблюдают за разыгравшейся сценой, молча, не смея вставить даже слово. К чему слова, наверное, каждый решает про себя. - Кто это принес, Кать? – Пьеро, не поднимая взгляда, брезгливо морщится, когда натыкается на запечатленный кадр их поцелуя с Анной в довольно близком ракурсе. – Катерина! – он повышает голос, молодая женщина вздрагивает и прочищает горло. - Днем, почтальон, лично в руки Лидии. Она ставила подпись, - рассказывает она. Он больше ничего не спрашивает. Срываясь с места, несется на второй этаж, перескакивая по несколько ступенек, останавливается около закрытой двери своей комнаты, где точно, пять минут назад, скрылась ты. Рывком распахнув дверь, сицилиец наблюдает, как вполне спокойно, но беззвучно плача, ты собираешь вещи. Огромный чемодан камнем расставания лежит на вашей постели, дверки шкафа открыты, некоторые вещи валяются по полу. Видимо, ты начала собираться давно. Пьеро входит и закрывает дверь. На замок. Обводит глазами комнату, где ты жила последние три месяца. Вздыхает, зарываясь руками в волосы. - Я не отрицаю, - хрипло отзывается он, но ты игнорируешь, продолжая складывать какие-то платья. Пьеро замолкает, ожидая от тебя толику реакции. Хотя бы малую долю внимания. Ты продолжаешь бессмысленно метаться около кровати, но явно ощущая его прожигающий взгляд на затылке. В конце концов, ему надоедает и, быстро подойдя, Пьеро вырывает из твоих рук какую-то тряпку и отбрасывает в сторону, становится напротив и, схватив за плечи, заставляет посмотреть на него. - Пусти, - цедишь сквозь зубы, пытаясь вырваться, - пусти, иначе, Богом клянусь, я закричу. Тебе хочется закатить ему щедрую истерику, с битьем посуды, пощечинами и обилием слез, но их ты выплакала еще днем. Твое утро начинается с мысли, что сегодня последняя ночь в трехмесячном марафоне, когда ты ночевала в вашей комнате, в холодной постели одна. Вчера Пьеро отзвонился и сообщил, что они уже взяли билеты, значит сегодня, поздно вечером, он будет в Наро. На душе становится совсем легко, хочется улыбаться и радоваться жизни. Правда, где-то глубоко засело неприятное ощущение чего-то неизвестного, но плохого для тебя. Принимая душ и одеваясь, ты пытаешься отогнать от себя дурное предчувствие. Спустившись на первый этаж и увидев семейство Бароне практически в полном составе, украшающих елку и спорящих, куда повесить хрустальный шар с набитой Пизанской башней, тебе это удается. За заботами и делами, а ты усердно помогаешь синьоре Элеоноре готовить угощения, перенимая хитрости итальянской кухни от прекрасной хозяйки, не замечаешь, как время близится к полудню. По дому разливает мелодичный трель дверного звонка. - Кати, если это девочки - фанатки, скажи, что Пьеро сможет увидеться с ними только завтра, - просит синьора Элеонара невестку и продолжает рассказывать тебе о том, как приготовит шоколадный торт без молока. - Это не фанатки, - Катерина появляется на кухне немного растерянной, - это к тебе, Лидия, почтальон. - Почтальон? – удивленно переспрашиваешь, переглядываешься с мамой Пьеро, но, сняв фартук, следуешь за подругой. Странно, никто не знает, что ты живешь здесь. Почтальон, улыбчивый пожилой мужчина протягивает тебе конверт и просит поставить подпись, прощается и уходит. Закрыв дверь, ты внимательно изучаешь конверт. Простой, белый, в одной из граф адреса указано твое имя, адрес дома Бароне. Куда отправить ответ, если бы захотелось, неизвестно. - Уверенна, это что-то придумал Пьеро, - улыбается Кати, - давай, открывай, если там что-то ооочень интимное, обещаю не подсматривать. Качаешь головой такой шутке подруги, но аккуратно разрываешь конверт. Фотографии. Несколько небольших фото, изображение на которых в следующую секунду плывет перед глазами. - Что-то интимное, - шепчешь дрожащими губами и, оставив в непонимании Катерину, бредешь на второй этаж. - Пусти, Пьеро, просто оставь меня в покое, - вырываешься с его крепких рук, чувствуя, что истерика накрывает с новой силой. - Я не отрицаю, девочка моя, слышишь, - он, не обращая внимания на твои попытки выбраться, не размыкает руки, наоборот, подходит ближе и тебя, сопротивляющуюся, заключает в объятиях. Сжимает сильно и уверенно на своей груди, чувствуя, как твои слезы начинают жечь кожу. Какое-то время ты еще пытаешься вырваться, но после очередной тщетной попытке, опускаешь руки и, безвольно, повисаешь на его руках. Плачешь и едва ли различаешь, что он говорит. - Это было так глупо. Это ничего…слышишь, ничего не значит и никогда бы в жизни не значило, - как заученный монолог, шепчет мужчина, - это просто глупость, дружеский поцелуй и хороший фотограф. Она…она все подстроила…она прислала тебе эти чертовы фото. Она отомстила и теперь спокойно. Прошу, Лидия, - Бароне отстраняется и заглядывает в твои красные глаза, - не позволь…не позволь моей глупости разрушить все. Я молю. Прошу, останься со мной. Оставь мне свое сердце, душу, тело, il mio alba. Оставь мне…оставь мне рассвет. Чувствуешь, как он убирает одну руку и вытаскивает из кармана брюк коробочку. Найдя с тобой зрительный контакт, Пьеро открывает ее, и ты видишь до умопомрачения красивое кольцо на бархатной подушечке. - Я клянусь тебе, это ничего не значит, просто дружеский поцелуй, который она выставила в выгодном для себя свете, - утверждает он. – Если бы я раньше знал, что она будет моделью, снимающейся с нами, сразу бы отказался. Я… - У тебя все будет хорошо, Пьеро, - прогоняя истерику, наконец, отзываешься ровным голосом. Обхватываешь ладонями его руку, в которой он все еще сжимает коробочку, целуешь и повторяешь попытку выпутаться с объятий. Он поддается. Убирает руку с плеча, отходит на шаг…два…три.***
Пять лет пролетели как-то стремительно. Углубляясь в воспоминания, ты выбираешь удобное положение в кресле, пристегиваешь ремень безопасности и, на минуту, заостряешь внимание на виднеющиеся в иллюминаторе огни ночного города. Через два дня только католическое Рождество, но город уже во всю готовится к праздникам. - Мам, а летать – это больно? – поворачиваешь голову к своей малышке. Девочка, с интересом и прячущимся в глазах страхом, пытливо смотрит на тебя. - Нет, il mio alba, совсем не больно. Это здоров, на самом деле, - наклоняясь к дочке, шепчешь ей на ушко. – Ты сможешь увидеть тучи, небо. К тому же, мы летим в прекрасное место. - И ангелов? – невинно интересуется она. - Может быть и ангелов, - улыбаешься, заправляя ее выбившиеся из прически смольные пряди волос. Гладишь ребенка по щечке, - это волшебная страна, малышка, там солнце встречается с морем, а небо переходит в бескрайние воды. - А почему «Рассвет»? - Прости, - вопросительно смотришь на дочь, - ты иногда называешь меня рассветом. Ты думала, я не понимаю, а мне как-то легко удается понимать, - малышка пожимает плечами, широко улыбается. - Потому что ты похожа на рассвет. Такая же теплая, светлая, лучистая, - поясняешь и прижимаешь девочку к себе. - Мама, а мы точно попадем на их концерт? – тебя, вновь задумавшуюся, дергает за рукав дочка и махает перед глазами яркой брошюрой, на которой изображены три прекрасных молодых мужчины и красными буквами написано «IL VOLO». - Да, детка, мамина давняя подруга уже давно взяла нам билеты, - уверяешь. - Здорова, - малышка задорно хлопает в ладоши, страх от перелета давно ушел и теперь у нее остается лишь восторг от предстоящего концерта, - учительница по вокалу говорит, что мой голос надо обязательно тренировать, и он будет становиться все сильнее и сильнее. Вот бы мне спеть с кем-то из них, - она мечтательно смотрит в потолок. – Наталья уверяет, что петь на итальянском у меня получается еще лучше, чем на русском. - Ты еще совсем маленькая, Ника, и с возрастом твой голос будет все прекраснее и прекраснее. Представь, еще лучше, чем сейчас. Стоит признать, ты не ожидала, что твоя дочь переймет от отца так много всего. Черные волосы, смуглую кожу, шоколадные глаза, улыбку, губы, а самое главное талант к пению. Это открытие застало тебя как-то внезапно. Но, еще больший шок вызвало утверждение дочери, которая еще год назад заявила, что ее кумирами является одна итальянская группа, которую мама точно не знает. И ей очень хочется спеть с тем серьезным, очень талантливым певцом в красных очках. Четырехлетняя девочка призналась тебе, что от его голоса становится как-то совсем легко, ей тоже хочется петь, улыбаться, радоваться. Тогда ты впервые осмелилась посмотреть на него. Возмужал, стал слишком серьезным, с еще более мощным голосом и со слишком натянутой улыбкой. Единственное, в чем мужчина себе не изменил – очки в красной оправе. Хотя, он и стал выбирать столь кричащие оправы намного реже, но совсем не отказался. И что самое странное, ее дочери их посоветовала послушать преподавательница вокала. Стоит отдать должное ребятам, они сдержали свои обещания и уже десять лет поют в одном коллективе, хотя и каждый из троих имеет отдельные проекты, с собственными интересами. И именно на концерт, посвященный десятилетию группы, который они дадут на Рождество, ты везешь дочь. Ты не смогла ей отказать. Матильда, бывшая коллега по работе, с которой поддерживаешь теплые отношения, достала тебе билеты и согласилась сопроводить на концерт в самом большом зале Рима.***
Самолет приземляется на рассвете. Аккуратно будишь сонную дочку, которая, впрочем, услышав, что вы уже прибыли, тут же бодро подскакивает на ножки, взяв свой небольшой рюкзак и вцепившись за твою руку, вы следуете к выходу. В зале ожидания, на удивление многолюдно. Матильду ты находишь спустя десять минут. Она вам машет, улыбается и тут же пробирается сквозь толпу ближе. - Ох, я так рада, что вы хорошо добрались, - женщина расцеловывает тебя в обе щеки на итальянский манер, затем тоже самое делает и с Никой. – Какая славная малышка. Как тебя зовут, красавица? Меня Матильда, - она протягивает девочке руку, представляясь. - Вероника-Элеонора, очень приятно, - важно представляется в ответ ребенок, чем вызывает твою улыбку. - Какая маленькая и такая серьезная, - добродушно подмечает Матильда. – Кстати, я не случайно сказала брать вам билет именно на этот рейс. У меня для тебя подарок, детка, - женщина подмигивает девочке, - пойдем. Ника смотрит на тебя и, увидев твой разрешительный кивок, следует за новой знакомой. Ты, забрав ваш багаж, который, впрочем, не очень внушительный, так как задерживаться здесь никто не собирается, плетешься следом. Матильда ведет вас через два зала, пока вы не останавливаетесь возле терминала, где проходят контроль vip – клиенты. Отставляешь чемодан в сторону и, разведя руки в стороны, жестом спрашиваешь подругу, зачем вы здесь. Сейчас, тебе бы хотелось принять душ и нормально выспаться. Но, в первую очередь, отдохнуть надо Нике. - Сейчас…сейчас, смотри, - Матильда обращается больше к твоей дочери, указывает пальцем в сторону выхода, и ты наблюдаешь, как на лице ребенка расцветает восторженная улыбка. Прослеживаешь за ее взглядом и чувствуешь, как сердце пропускает несколько ударов, громко ухает и падает куда-то в пятки. Ощущаешь, как скручиваются в комок легкие, как забивается воздух, как становится нечем дышать. Это от волнения. Конечно, от волнения. - Раз уж вы ехали специально на концерт, я просто должна была сделать вам такой подарок, кроме того, после выступления, вам вряд ли удастся увидеться с ребятами, - рассказывает Матильда, - они все еще спонсируют несколько детских садов, в том числе и наш, поэтому, когда они прилетают узнать, особого труда не составило. Ну что, - она смотрит на светящуюся от счастья Веронику, - пойдем, попросим фото. Ты, словно вросшая в пол и потерявшая дар речи, лишь можешь наблюдать, как Матильда уводит ребенка к только что появившимся мужчинам. Их начали узнавать, и несколько человек окружила певцов неплотным кольцом. Первым, как самого высокого, ты замечаешь Иньяцио. Такой же, только вместо милых усиков небольшая борода, не скрывающая добродушной улыбки. Все с той же прической, которая, кажется, с годами идет ему еще больше. Он улыбается поклонницам, фотографируется, раздает несколько автографов, видимо, шутит, так как по небольшой толпе время от времени раскатываются волны смеха. Джанлука, пожалуй, изменился больше всех. Теперь он без щетины, но, тем не менее, не выглядит милым и юным мальчишкой. Эти несколько лет сделали его настоящим мужчиной. Пьеро. И вот твое сердце ухает в пятки по новой. Снова и снова. Странно, что еще не разлетелось вдребезги. Красивый, статный, возмужавший, с щетиной, но без своего любимого хохолка, с небрежно лежащими волосами. Единственное, пожалуй, что осталось от Пьеро, которого ты знала – красные очки. На этот раз он выбрал именно их. Во всем остальном…Он даже улыбается как-то по-другому. Ника, под четким руководством Матильды, пробирается наперед, под сами руки ребят. Ты все прекрасно видишь, и, когда с ног спадает онемение, подходишь так, чтобы видеть ребенка. Нет-нет, она не должна так близко подходить, думаешь, будто в лихорадке. А если он узнает. Ты совсем забываешь, что и сама особо не изменилась, лишь немного отросшие волосы и другой макияж, и если Пьеро повернет голову вправо, то обязательно заметит и узнает тебя. - Какая маленькая, - с задором вопит Иньяцио, замечая твою дочь. – Ты почему не спишь так рано, красавица? – она почти хорошо понимает итальянский, правда, говорит, немного хуже. - Я прилетела на концерт, к вам, - довольно заявляет Вероника. С ужасом замечаешь, как Инья подхватывает Нику на руки, и ее заливистый смех разносится вокруг, быстро стираешь слезы. - Смотри, Пьеро, как мой. Сколько тебе лет, красавица, - Иньяцио всматривается в личико, широко улыбаясь. - Четыре. - Точно, как мой. Впиваешься ногтями в ладони, сдерживаешь себя, чтобы не разрезать толпу и не выхватить дочку, когда Иньяцио передает ее на руки к Пьеро, к кумиру и…отцу. - Летела специально на концерт, говоришь? – интересуется мужчина, немного подкидывая девочку. - Дааа, - смеясь, тянет она. Ты наблюдаешь, как понемногу люди расходятся, но Ника все еще на руках у Пьеро. - Как тебя зовут? – тихо спрашивает он. - Вероника-Элеонора. - Очень красивое имя. Как в принцессы, тебе под стать, - заключает сицилиец. - Но чаще всего, - машет рукой малышка, - мама просто называет меня Никой или il mio alba. Говорит, что я похожа на рассвет. А еще это я просила маму приехать к вам на концерт, моя преподавательница по вокалу впервые включила мне ваши песни. Это тааак красиво. Вот просто чудесно. Ты все же делаешь несколько несмелых шагов вперед, чтобы, как только Пьеро спустит дочь с рук, сразу же увести ее. Но, твоя малышка так увлеченно, что-то ему рассказывает, а он так внимательно и умилительно слушает, что невольные слезы все никак не могут остановиться. В какой момент твоя бдительность потеряна – не знаешь, но в следующий миг, ваши взгляды пересекаются. - А вон там стоит моя мама, - девочка указывает в твою сторону и тебе хочется исчезнуть, провалится сквозь землю, растворится. Хочется не попадаться под пристальный, холодный взгляд Пьеро. - Познакомишь с мамой? - Конечно, - кивает Ника. Пьеро, не выпуская ребенка с рук, направляется в твою сторону. Ты не исключала, что скажешь ему о дочери. Может быть, даже в этой поездке, он имел право знать. Но, ты совсем не думала, как представить такую новость. Может быть, у него семья, другая женщина. Пять лет ты абсолютно не следила за его жизнью. Просто жила, неся в себе чувства к этому мужчине. - Мамочка, ты представляешь, Пьеро даже согласился немножко спеть со мной на концерте или после. Здорово, правда, - Пьеро, нехотя, опускает малышку на пол и она тут же подбегает к тебе, берет за руку и оборачивается к кумиру. Судя по суровому, испепеляющему взгляду, он догадался. А еще, ты не можешь понять, рад ли он тебя видеть или же просто ненавидит…