Да несчастье помогло

POV - Ирина. Вечером, когда я шла к выходу, начкадров бросил на меня недоуменный взгляд, но спросить ничего не осмелился. Как ни странно, после размашистой росписи на глухаревском рапорте, внутри меня появилась странная легкость. Неизвестные наших с Сергеем отношений, как оказалось, давили на меня сильнее, чем я предполагала. Я не была до конца уверена в том, что у него есть что-то с этой женщиной. Теперь же все понятно. Все встало на свои места. Больше не нужно заглядывать в глаза, пытаясь там найти ответы. Не нужно мучиться от чувства, что человек, целующий твои губы, принуждает себя и притворяется. Нападавший снег за целый день спрессовался под крепкими ментовскими ботинками и превратился в каток, явно не рассчитанный на то, что начальница этого дурдома – женщина и ходит на каблуках. Нога поехала, и я нелепо замахала руками, пытаясь удержать равновесие. Удалось устоять, но ключи от машины выскользнули и исчезли в ближайшем сугробе. Пока наблюдала, как здоровые ППС-ники, одной рукой удерживая автомат, ищут мою пропажу, появилось время задуматься над тем, что произошло. Я не могла насильно отвлечься на бумаги или на телефонный звонок- передо мной маячили две спины, усердно рыщущие в снеге, тихо маячили перед глазами снежинки и было чертовски холодно. Первый снег. Сегодня первый снег. Еще вчера моросило, сегодня все белым-бело. Еще вчера мы были вместе, а сегодня уже нет. Легкость исчезала, ее место угрожающе быстро занимало ощущение болезненной пустоты. Слово «притворяется» обрело в голове конкретные образы - образы нашей последней с Сергеем ночи вместе, которая была всего то… неделю назад. Если бы он мог теперь хотя бы просто исчезнуть, если бы мне хотя бы не пришлось еще раз смотреть в его глаза! Почему-то именно этот момент показался мне самым невыносимым. Он же ведь приедет и еще какое-то время будет делать вид, что все по-прежнему. Я не хочу этого, не хочу никаких разговоров, никаких объяснений, никаких обвинений или, наоборот, просьб о прощении. Нужно сказать ему, что я все знаю. Но позвонить я решилась только на третий день, уже поздно вечером. И он не ответил на мой звонок… Противный осенний снег, который днем успел подтаять, опять схватился морозцем. Все вокруг блестело, как глаза нездорового человека, а потом начало сливаться в сплошные круги. Наверное, я долго стояла у окна. Сзади раздался сонный и удивленный голос. - Ма! Ты что тут делаешь в темноте? Напугала! Стоишь, как привидение. - А ты что не спишь? - я попыталась придать своему голосу непринужденность, но кажется не получилось. - Водичики захотелось, - язвительно сообщил сын и тоже прилип к окну. – Ты плачешь что ли? - Уже нет. Идем спать. – я потрепала сына за волосы и потянула за собой из кухни. Сашка хитро улыбнулся и неожиданно спросил: - Мам, а можно с тобой? Как когда я был маленький? - Господи, ну, конечно, можно. Вот ему сейчас действительно захотелось вспомнить детство, или меня так решил поддержать? В любом случае, я была Сашке благодарна – оставаться одной мне сейчас было просто физически больно. А так – вот он самый родной и любимый мужчина –лежит рядом и тихо посапывает у меня под рукой. Благодаря сыну я заснула, но отдыхом назвать это было сложно. Мне снилась дорога, полная машин и все они тревожно сигналили, этот звук сливался воедино, переходил то ли в крик, то ли в вой… Разгадка сна пришла позже, днем. Я ничего не ответила на глухаревское сухое сообщение «Привет, я уже в городе». Честно, было не до него. Потом и вовсе вызвали в управление. Там то, прям перед кабинетом генерала, в моем кармане завибрировал телефон, высветив надпись «Антошин». Сердце почему-то дернулось у горла и забилось сильнее. - Что тебе? Говори быстрее! Я занята. Я даже не поздоровалась, пытаясь скрыть за раздражением непонятную тревогу. - Ир, Серега в аварию попал.