26.04.2014
16 августа 2013 г. в 18:06
Уже чуть больше месяца Том и Виктория проживали под одной крышей как самая настоящая влюбленная пара. Переезд мужчины, конечно, привнес некоторые изменения в налаженную жизнь двух прекрасных особ, но обе были несказанно рады такому сожительству. Вместе с Хиддлстоном в этой квартире поселился необъятный оптимизм и неслыханное жизнелюбие - каждая мелочь почему-то казалась значимой и светлой. Теперь дом просыпался вместе со своим полноправным хозяином, едва Солнце выкатывалось из-за горизонта; по утрам неизменно пахло свежей выпечкой и кофе, которые мужчина приносил с пробежки, а тонкие женские голоса непременно звонко звучали. Мужская одежда в гардеробной, награды кино и театра на полках, лосьон после бритья в ванной – все это подтверждало то, что теперь эта квартира больше не является исключительно женской общиной. Однако самым важным следом совместного проживания являлся детский рисунок с отпечатками ладоней на холодильнике. Идея этой своеобразной семейной фотографии целиком и полностью принадлежала маленькой Гвен, неуверенная рука которой подписала каждый отпечаток "мама", "папа" и "я". Такой была новая жизнь.
Новая жизнь. Виктория одной ногой легко вступила в будущее, но другая нога так и осталась в тягучем прошлом. Престон хотелось вступить на новый этап своей жизни без проблем, трудностей, обид и неразрешенных вопросов: ей хотелось идти вперед и больше никогда не оглядываться назад.
Неделю назад Том и Ви обратились в бюро записей актов гражданского состояния для того, чтобы у Гвен официально появился отец - уже очень скоро девочка по обоюдному решению родителей приобретет двойную фамилию.
Деликатно решив столь щекотливый вопрос, Ви поняла, что и ей самой пора разобраться с пустующей графой в своем свидетельстве о рождении. Она давно откладывала этот вопрос, пытаясь забыть то, почему у нее никогда не было матери. Сейчас - в преддверии новой жизни - настало самое время, чтобы все-таки прочесть материнские письма, пылившиеся в дали ящика стола, и освободить душу от тяжкого бремени обиды и непонимания.
Именно чтением под покровом ночи и занималась Виктория, когда Том, проснувшись, отправился на кухню за стаканом воды. В гостиной за боковой частью дивана с тусклым фонариком в руке он ее и застал. Плечи ее выгнулись дугой, голова низко опустилась к каким-то бумагам, которые тонкие пальцы бережно перебирали - всем своим видом она напоминала воровку, похитившую из музея ценный манускрипт.
- Что ты делаешь? - прошептал Том, подкравшись к ней.
- Том!? - от неожиданности она легко ударилась головой о диван. - Ничего! - пыталась заверить его женщина, судорожно пытаясь придумать, куда же деть злополучные письма.
Ее стремление спрятать эти письма от него имело весьма простую природу - Ви не рассказывала о позорном поступке своей матери. Престон было проще сказать, что у нее нет матери, чем признаться в том, что ее бросили при рождении ради турне рок-группы. Женщине казалось, что бесславное деяние Гри наложило и на нее несмываемый отпечаток бесчестья, от которого не избавиться и за всю жизнь. Так стоит ли омрачать идеальную репутацию Тома своим прошлым?
- Викки, - присев рядом, мужчина смерил ее серьезным взглядом.
Престон, вздохнув, подняла на него свои большие глаза. Ее глаза блестели от влаги, но слез гордая англичанка не допустила. Видит Бог - Ви не хотела, чтобы Хиддлстон знал горькую правду, но обещание, данное ему, призывало быть честной.
- Что случилось? - мужчина обеспокоенно приобнял ее за плечи.
Его взгляд то и дело падал на листы бумаги, которые женщина крепко прижимала к себе. Причина печали Викки была именно в этих бумагах, но как бы он ни старался, ему не удалось прочесть и слова: было слишком темно.
- Том, - Престон шумно выдохнула, - это письма моей матери. Она писала мне, пока не умерла.
- Так в чем же дело? - мужчина никак не мог понять причину ее расстройства.
О матери своей возлюбленной он знал лишь два неоспоримых факта - скандинавское имя и полное отсутствие в жизни своего ребенка.
- Гри бросила меня, едва я родилась и уехала колесить по свету за своей любимой группой! - от негодования руки Викки тряслись. - Бросила, понимаешь!?
Голос, полный отчаянья и боли, наполнил собой комнату. Интонации этого раненого восклицания холодили кровь и заставили вздрогнуть обоих. Викки никогда прежде не слышала себя такой.
Мужчина молчал, да и что бы он мог ей сказать? Смогли бы его самые красивые и нежные слова утешить Викки, успокоить ее душу и сердце? Нет, не смогли бы. И что бы он ей сказал? Мне жаль? Эта забитая фраза никогда не сможет хотя бы сгладить ощущения брошенности, в котором Ви не только выросла, но и прибивает до сих пор.
- Том, оставь меня одну, пожалуйста, - женщина медленно отпрянула от него. - Все будет хорошо, - горячо говорила она, видя то, как на его лбу появились глубокие морщинки недоверия.
- Хорошо, - поцеловав ее в щеку, Хиддлстон нехотя поднялся.
Он не одобрял ее методов борьбы с жизненными тяготами, но был вынужден сдаться: он обещал.
Пока Том возился на кухне со стаканом и графином воды, Престон принимала одно из самых сложных решений в своей жизни. Женское сердце разрывалось на части: одна часть никак не могла простить поступка матери и упивалась обидой, а другая - хотела простить, веря в то, что сумасбродная Гри хоть немного, но любила свою дочь. У женщины было очень много вопросов, но так мало ответов, получить которые она могла только в Норвегии.
- Я еду в Ставангер, - сообщила Виктория Тому, едва легла в кровать.
- Когда?
- Как можно скорее, - мечтательно произнесла она, устроив голову на мужском плече.
Хиддлстон, обняв ее, улыбнулся. Его маленькая, но отважная Виктория вновь бесстрашно отправляется навстречу приключениям и правде. Мужчина не спрашивал о том, планирует ли она совершить эту поездку в его компании: Том знал ответ, хотя тот и был для него неутешителен - в далекую Норвегию Викки поедет исключительно одна. К своим годам он понял, что некоторые путешествия должны осуществляться только в одиночку.
Вот как-то так. Прежде, чем жить долго и счастливо, героям нужно решить некие проблемки. Для Ви главная проблема - отношения с матерью. Эта глава некий мост к норвежкой главе, в которой я поставлю точку в этих непростых перипетиях.
Удачных всем выходных!