WOAS. Bonnie and Damon. Bomon.

— Ты меня избегаешь, Бонни. В осеннем лесу прохладно, а у нее нет с собой ветровки, да и свитер надеть она не удосужилась. На самом деле, холод был сейчас наименьшей из ее проблем. Хотелось выстудить из головы все странные, непозволительные мысли, вытеснить их ветром и сыростью, как горячечный бред… Где еще лучше всего делать это, как не в лесу? Дэймон следовал за ней по едва заметным тропинкам, и если она безжалостно ворошила подошвами ковер из пожелтевших листьев, то он двигался бесшумно, превратившись в незаметную тень, и теперь настиг ее у входа в один из старинных склепов, затерянных в чаще. Здесь не было больше никого, кто мог бы помешать их разговору. Не было никого, за кого она смогла бы спрятаться. Не было никого, кем смогла бы прикрыться. Только он и она. Наконец-то. Впервые после той ночи две недели назад, что изменила их отношения раз и навсегда. Они были друзьями. Своеобразными, какими-то друзьями на грани неприятия, но все же, они были друг другу поддержкой и опорой. Особенно после того, как Кай проклял Елену и ее уложили в склеп. Они нуждались друг в друге. Кто же знал, что однажды вечером бурбона окажется слишком много, а из одной случайной искры вспыхнет настоящее пламя. События той ночи Бонни отчаянно пытается забыть уже который день, но как это сделать, если на самом деле больше ни о чем другом думать и не можешь? Прикосновения Дэймона словно все еще горят на ее коже, вкус его поцелуев — терпкий и пьянящий, как его любимый бурбон, — все еще ощущается на губах… То, что она сбежала наутро, пока он спал, ничуть не помогло. Может, стоило остаться и сразу обсудить все, попытаться отделаться малой кровью… Но она струсила и выбрала более простое решение. Избегать его. Игнорировать его звонки и сообщения. Тщательно следить за тем, чтобы если и повстречать его где-то, то только в людном месте, исключающем разговор наедине. Крайне глупо было полагать, что он позволит ей так себя вести и не поймает ее одну с поличным в каком-нибудь укромном местечке типа этого. Но когда оттягиваешь неминуемое, как-то не думаешь о том, что неминуемым оно зовется не зря. Вот и Бонни на это купилась. — Прости, — тихо говорит она, оборачиваясь к Дэймону, стоящему у нее за спиной. — Знаю, это глупо, но ничего не могу с собой поделать… — Потому что так сильно сожалеешь о случившемся? — его глаза колючие, словно битое стекло. Ему больно, но он готов причинить ей еще большую боль в ответ, если ее слова окажутся не теми, которых он ожидает. В этом весь Дэймон. Он далеко не Мистер Благородство. — Нет, — медленно отвечает она. Ветер треплет ее порядком отросшие волосы, смоляные пряди падают на глаза. Холод щекочет поясницу и забирается выше, Бонни машинально обхватывает себя руками, чтобы не продрогнуть окончательно. — Потому что чувствую себя предательницей и хочу, чтобы все это повторилось. — Снова и снова? — стекло в глазах Дэймона плавится, острые углы превращаются в глубокие озера. — Если бы я могла жить вечно, то сказала бы, что до скончания веков, — отзывается она, глядя в эти глаза и понимая, что если погрузится в эти озера прямо сейчас, то пути назад уже не будет. И она погружается. Дэймон подходит ближе, снимает с себя кожаную куртку и накидывает ей на плечи. — Вот, держи. Прежде, чем мы поговорим о вечности, я бы хотел, чтобы ты не свалилась с простудой.