Бусинка

Когда Эйлин с Санни вернулись с прогулки, день уже подходил к концу. Яркое солнце, уставшее от происходящих дел и событий, спряталось за горизонтом и рассеянно-дымчатой тучкой заметало за собой оставленный в виде зарева след. Прогретый за день воздух стал прохладней, хотя по-прежнему казался бездыханным, потому как бродяга-ветер так и не удосужился превозмочь свою лень. Даже сейчас, в преддверии ночи, он не давал себе труда пробежаться вдоль улиц и, спрятавшись где-то в укрытии, крепко спал. Зато в доме Лето было всё по-другому. Жизнь в нём кипела и бурлила, что подтверждали зажжённые окна, мелькающие в них тени и доносящиеся голоса. Когда Эйлин вошла в холл, они что-то увлечённо обсуждали, и было ли это хорошим или же дурным знаком, она затруднялась понять. А потому решила спровадить ребёнка, дабы в случае неурядиц уберечь его от них. — Бусинка, милая, — присев возле дочки, она отдала ей пакеты, которые держала в руках, — отнеси к себе подарки и аккуратно сложи. И обязательно положи на место серёжку, а то как бы её не потерять. А потом придёшь вниз. Хорошо? Девочка послушно закивала и тут же взмыла по лестнице, а Эйлин направилась в гостиную. Едва она переступила порог, как на неё обрушился шквал радостных возгласов и объятий, перемежающихся с перебивающими друг друга поздравлениями, в которых трудно было что-либо разобрать. — Погодите, — проронила она, непонимающе оглядывая присутствующих, — с чем меня все поздравляют? — А и в самом деле с чем? — стоявший у окна Джаред также оглянулся на домашних. — Уточните, мои дорогие. А то ведь у мисс Тишер много поводов для поздравлений. Смысл его слов остался для Эйлин непонят, но она уловила в его голосе провокационные нотки, а во взгляде — колючую искру, граничащую с осуждением и претензией. Но её понимание не успело озадачиться этим, потому как выросшая рядом мама переключила внимание на себя. — Ах, милая, это невероятно, но Бусинка выиграла сегодняшний конкурс! Эйлин на миг оторопела, и мысль о том, не шутят ли уши, пронеслась у неё в голове. Впрочем, даже если бы они и шутили, глаза бы уж точно не могли этого сделать. А они, охватывая маму — сияющую, трепещущую от сдерживаемых ликований, — безмолвно подтверждали, что всё это не обман. — Что? — всё же понимание не спешило быть легковерным. — О, дорогая, я вас понимаю! Я сама, когда услышала это, долго опомниться не могла. Но это действительно так! Судьи поставили Санни наивысшие оценки! И за выбор композиции, и за её сложность, и за технику исполнения. И в своей категории она оказалась лучшей. — О! — только и слетело у Эйлин с губ, и она заскользила по присутствующим ошарашено-растерянным взглядом, словно выискивая подтверждение этим словам. Но те лишь радостно улыбались, свидетельствуя, что всё именно так и было. Шеннон согласно развёл руками, а доктор Чериш, приступив ближе, даже взял её за руку. — Кстати, среди членов жюри был Ленард Блэр..., — начал было он. — Ленард Блэр? Сам Ленард Блэр? Из Джульярдской школы? — Да, Эйлин, преподаватель Джульярдской школы. Так вот он сказал, что техника исполнения у Санни очень интересная, особенная и не по возрасту зрелая. Заметил, что такое наблюдается не так часто, и выразил желание познакомиться с Бусинкой и с вами. — И очень огорчился, узнав, что вы ушли, — подкинула мама. — Но оставил номер телефона и просил вас обязательно с ним связаться. — Он подчеркнул, что Санни определённо обладает талантом, — снова добавил профессор, — и что его нужно развивать. А потому сказал, что отныне не выпустит её из виду, потому как она представляет для него интерес. Ого, даже так! Вот это достижение! Которое Эйлин не чаяла и не ждала. Да и никто к подобному не стремился и не рассчитывал ни на что. Они просто приняли участие в конкурсе, к чему их обязал Джаред. Эйлин встрепенулась, подумав об этом. Джаред? Она бросила на него быстрый взгляд, но тут отозвался Шеннон, выступая на передний план: — Но это ещё не всё, Эйлин. Тебе тут столько всего рассказали, а о главном — пока ничего. Как победитель, Санни выиграла главный приз: поездку на большой международный фестиваль музыки, который состоится в конце лета. — Что-о? — Да-да. Как объяснил Ленард, этот фестиваль — самое масштабное музыкальное мероприятие, в котором участвуют все от мала до велика, и Бусинка выступит в нём в категории "Одарённые дети". Но и это ещё не всё. Как, было ещё что-то? Эйлин только вздохнула, подумав, что у неё не осталось сил удивляться. А Шенн между тем продолжал: — Ты обомлеешь, когда узнаешь, где этот фест состоится! — Неужели на Марсе? Или на Луне? — Ха! Бери круче! В Лондоне! Где? Эйлин вытаращила глаза, решив, что Шеннон, видимо, шутит. А он улыбался с лёгким озорством, но говорил вполне серьёзно. К тому же утвердительные кивки мамы и доктора подтверждали, что всё сказанное — чистейшая правда. — Да, дорогая моя, — добавила мама затем на словах, — он пройдёт у вас на Родине. В Англии. — Не может быть! Вот это сюрприз! Бусинка будет очень рада! — А, кстати, где она? — Понесла наверх подарки. — Подарки? — удивилась Констанс. — Да, мы кое-что с ней прикупили... Ах, миссис Лето, это невероятная новость! Надо поскорее ей об этом сказать! Эйлин переполнилась неподдельным восторгом, уже представляя, какое изумлённое будет у Санни лицо, как вдруг голос Джареда вторгся в эту картину: — Не надо ничего ей говорить, мисс Тишер. Не стоит расстраивать ребёнка. Он всё так же стоял у окна, скрестив на груди руки и поглядывая в тёмные стёкла, и до сих пор в разговоре участия не принимал. Хотя, бесспорно, слышал каждое слово и даже оглянулся несколько раз. Суровый вид, сухие жесты, какая-то отрешённость в глазах... Однако Эйлин, удивлённая его ответом, не придала этому особого значения и, пытаясь справиться с изумлением, мягко запротестовала в ответ: — Ну что вы, сэр, Санни вовсе не расстроится. Напротив, будет рада узнать об этом. Она так интересовалась Англией, так часто расспрашивала меня о ней. И будет просто счастлива её увидеть! — Она не увидит её. Голос спокойный, но с такими твёрдыми нотками в глубине, что в несгибаемости Джареда не оставалось сомнений. Эйлин ощутила, как похолодело внутри, а возрастающее непонимание становится пиком эмоций. Нет, всё же в происходящем что-то было не так. Вот только что, она затруднялась ответить. И, видимо, не она одна, потому как со стороны присутствующих тоже послышались удивлённые вздохи: — Что? — Джаред, дорогой, объяснись! — Эй! Ты чего несёшь, братишка? Но тот молчал, пощипывая глазами Эйлин и давая понять, что этот разговор, главным образом, касался их двоих. — Как это не увидит, сэр? — с трудом выдохнула и она. — Почему? — Потому, что Англия — далеко, а ребёнка некому будет сопровождать в этой поездке. — Джаред, Господи! — в возгласе профессора послышался яркий упрёк. — Что за глупости ты придумал? — Глупости? По-вашему, Эдвард, я должен отпустить Бусинку в дорогу одну? — Нет-нет, сэр, — согласилась Эйлин, — Ни в коем разе. Но вы могли бы поехать вместе с ней. — Нет, не могу. У меня ведь тоже дела, мисс Тишер. И в конце лета я буду по уши занят. — Бог мой, сэр, дела подождут! А вот девочка — вряд ли. — Подождут? — в интонациях Джареда зазвучало что-то похожее на вызов. — Вы, видимо, забываете, что у меня — обязательства перед группой. Вы же не хотите сказать, что я должен подвести многомиллионную армию поклонников? Честно говоря, в этот момент Эйлин было абсолютно плевать на какую бы то ни было армию — будь она даже многомиллиардной. Ведь что такое поклонники по сравнению с дочерью? Абсолютно неравные вещи. И она подозревала, что и он считает именно так, но что-то его заставляло юлить и извиваться. Но она решила не акцентировать внимание на этом и предусмотрительно обойти острые углы: — Тогда, сэр, с девочкой могли бы поехать бабушка или дядя. — Бабушке трудно даются перелёты, а дядя будет занят вместе со мной. Вот как? Похоже, у него на всё были готовы ответы. Эйлин непримиримо тряхнула головой. — Мистер Лето, ну, если всё так сложно, позвольте с девочкой поехать мне. — Вам? — как он ни пытался сохранить на лице суровость, а всё же спорхнувшие вверх брови на какое-то время нарушили этот план. Но в тот же миг Джаред ухмыльнулся — коротко, чуть насмешливо и даже едко. — Это невозможно! — Почему? — Вы посторонний человек, мисс Тишер. И перевозить через границу чужого ребёнка не имеете никаких прав. Опустив голову, Эйлин помолчала минуту, ощущая, как уязвлённое сердце забарабанило в груди обидную дробь. Слова "чужой" и "посторонний" огненной змейкой пронеслись по венам, оставляя в них жгучий след. Но она постаралась справиться с этим и сделала глубокий вдох, дабы живительным кислородом разбавить отравляюще-горький яд. Нет, сейчас не время обижаться. Кто знает, почему этот человек вёл себя так непонятно, но игра однозначно стоила свеч. — Джаред, да ты что? — услыхала Эйлин осуждающий шёпот мамы, которую поддержал и профессор: — В своём ли ты уме? Но она тут же им возразила: — Нет-нет, всё в порядке. Мистер Лето не сказал ничего, что было бы неправдой: у меня действительно нет никаких прав на ребёнка. Но если вы, сэр, дадите мне письменное разрешение, на таможне не возникнет никаких проблем. — Действительно, Джей, — поддакнул Шеннон. — Всё это вполне разрешимо. — Но не для меня. Я знаю, насколько серьёзны поездки и перелёты, и никому не доверю в них свою дочь. — Тогда, сэр, поезжайте с ней сами. Да, вы занятой человек, но никому не подотчётны. Вы сами себе хозяин, а следовательно, можете подтасовать свой рабочий график так, чтобы для этой поездки в нём тоже было место. — Мисс Тишер, я же уже объяснил... — Да, я слышала. Но вы же не думаете, что важны только ваши заботы, а на то, что касается других, можно с лёгкостью наплевать? Санни выиграла приз. Эта поездка — её награда. И вы должны сделать всё, чтобы она получила её. — Это не всегда выполнимо. Ей придётся смириться. Смириться? Нет, это было немыслимо! Эйлин тут вовсю распалялась, выпрыгивая из кожи, а он реагировал с нескрываемым холодком — довольно спокойно, но твёрдо и властно. И в глазах его — снова отчуждённость, как если бы в бушующее за окном лето опять ворвалась внезапная зима. Что это за каверзные шутки? Почему он ведёт себя именно так? Ему не понравилось, что Санни выиграла конкурс? Что заслуженный приз подразумевал поездку на Родину Эйлин? Или же причина таилась намного глубже и была связана с чем-то другим? — Пожалуйста, сэр, — шепнула она, скользя по нему растерянным взглядом, — что случилось? В прищурившихся глазах Джареда отразилась насмешка — недоверчивая, язвительная, словно говорившая: "А то вы не знаете?" — тогда как губы произнесли: — Ничего. — Но такое ваше поведение объясняется пренебрежением интересами ребёнка. В его взгляде пронеслась колючая вспышка — такая внезапная и неистовая, что даже уколола стоявшую напротив Эйлин, — и в приступе озлобленности он снова сощурил на неё глаза. — Это вы говорите мне о пренебрежении интересами ребёнка? — на его лице появилось недоброе выражение — презрительное, укоризненное, возмущённое. — Вы, которая понятия не имеет об этих самых интересах? Нет, это было слишком! На каком основании он её упрекал? В голову Эйлин ударила обидная волна, заглушающая бдительность и осторожность, и, освобождённая из-под их стражи, она отдалась во власть нахлынувших чувств: — Не знаю, за что вы укоряете меня, но по-моему, это вы забыли о них, мистер! Этот приз — первое достижение Санни, а вы лишаете её заслуженной награды. Это неправильно! Так нельзя! Подобные действия могут нанести ей моральную травму и навсегда отбить в ней тягу стремиться к чему-либо! — Правильно! — воскликнул Шеннон. — В самую точку! — Действительно, Джей! — поддакнул доктор. — Джаред, дорогой, — согласилась и мама, — прислушайся к разумному совету. Но тот делать этого не спешил и продолжал стоять на своём: — Позвольте мне самому решать, как поступать со своим ребёнком! И вам, мисс Тишер, не удастся меня сломить, даже если вы заручитесь поддержкой всего семейства! — Господи, сэр, почему?! Почему вы так жестоки?! В его взгляде вдруг замела пурга, былое тепло улетучилось и испарилось, а в глубине чистой небесной сини холодными осколками блеснул лёд. И среди его колючих граней ощетинилось не менее едкое презрение. — Почему? Это вы меня спрашиваете об этом? Вы, которая за кротким, покладистым нравом умело прячет лицемерную суть? — Что? — не ожидая такого, Эйлин опешила, округлив глаза. — Вы, которая с лёгкостью втирается в доверие, но никогда не оправдывает его? Вы, которая запросто может предать, стоит лишь провернуться к вам спиной? Вы, которой плевать на всякие чувства, будь они даже вызваны у ребёнка? Вы, главной целью в жизни которой является лишь расчётливость и корысть? — Господи, сэр, что вы несёте?! — не в силах сдержаться, воскликнула Эйлин. — Чем я всё это заслужила? — Чем? — губы Джареда искривились в пренебрежительной усмешке. — Тем, что я разгадал ваше двуличие и коварство и больше не хочу их терпеть! Неужели вы думали, что я доверю вам своего ребёнка? Вам, которая понятия не имеет ни о каких детских интересах? Вам, которая долгих четыре года не проявляла ни малейшего внимания к малышке, а теперь вдруг вспомнила, что она у неё есть? Вам, которой в своё время даже материнство было рассмотрено только как возможность заработать? Так вам ли говорить о жестокости, мисс Тишер? Даже не надейтесь: я никогда не доверю свою дочь женщине, сумевшей однажды продать её за деньги! Широко распахнув глаза, Эйлин замерла в немом оцепенении. Презрительные, полные яда слова были брошены ей в лицо в сухой, довольно гневной форме и прозвучали для неё подобно удару хлыста, от щелчка которого в душу вонзились иголки. Дыхание замерло, сердце оборвалось и по нервам заструилась холодная вязкость. И только одна мысль пронеслась в поражённом мозгу: всё это время Джаред обманывал её. Напускал на себя дружелюбие, дразнил осуществлением заветной мечты, а сам презирал её изначально. За то, что она оставила девочку. За то, что выполнила условия договора. За то, что вообще подписалась на него. Господи, какой же она была глупой! Поднеся руку к груди, Эйлин сделала судорожный вдох, ощущая, как катастрофически не хватает кислорода. Изнемогая от разлившегося по жилам огня, задрожала всем телом. И словно в агонии, завертелась по сторонам, невидящим взглядом выискивая выход. — Эйлин! Эйлин! — предостерегающе коснулось её голосом доктора, подступающим к ней ближе. — Не горячитесь. Сначала успокойтесь. — Не слушайте его, милая, — её тронула мамина рука. — Он не в себе. И даже не понимает, что городит. О чём это они? А впрочем, ей было уже всё равно. Наткнувшись взглядом на зияющий темнотой проём, она бросилась в него с такой силой, что за ней не успели бы даже мысли. И тут же услыхала вдогонку: — Эйлин! Постойте! — Куда вы? Да погодите же! А затем — голос того, на кого она возлагала большие надежды: — Не надо! Не удерживайте её! Пусть уходит! А дальше — шарящие в темноте руки, щелчок замка и отзвук хлопнувшей за кем-то двери... Заслышав его, мама, почти успевшая выскочить в холл, развернулась на пороге гостиной. — Джаред, что ты наделал? Сейчас же верни её! — Ни за что! — Джей! Джей, ты осёл! — кипел от возмущения доктор. — Ты даже не знаешь, что натворил! Если ты её не остановишь...! — Я не стану этого делать! Вы всё слышали. Так будет лучше. — Лучше? Да ты глупец! Ты обвинил ей в том, в чём она неповинна! Ты..., — доктор вдруг встрепенулся от осенившей его мысли. — Стой! Тебе надо это увидеть! Подожди минуту! С этими словами он улизнул, и, проводив его взглядом, к Джареду подошёл Шеннон. — М-да, братишка, — хмуро проронил, — хороший ты преподнёс Эйлин сюрпризик. Ничего не скажешь. — Шеннон, уйди хоть ты. Без тебя тошно. — Тошно? Так зачем ты устроил всё это, чудак? — Затем, что больше не позволю играть своим сердцем. И девочку обманывать не разрешу. — Эх, Джаред, Джаред, — вернувшийся профессор заслышал последние слова. — По-моему, ты сам здорово обманулся, — он протянул ему принесённую папку. — Вот. Читай. — Что это? — Договор, который вы когда-то подписывали с Эйлин. Я знал, что однажды придётся вернуться к нему, поэтому всегда возил его в машине. Прочти. — Да что я в нём не видел? — Прочти! Если помнишь, я ещё тогда, пять лет назад, просил тебя сделать это. Но ты подписал его не глядя. А зря. Всегда нужно знать, на что подписываешься, Джаред. Читай! Доктор был категоричен, и, чувствуя этот напор, Лето ткнулся носом в бумаги. Пробежал несколько строчек с заметным скепсисом на лице, поднял глаза на профессора, словно надеясь, что тот передумал. — Читай, я сказал! От корки до корки! Джаред послушался. На этот раз стал читать более вдумчиво и серьёзно, и по мере того, как опускались его глаза, скептицизм всё больше сменялся недоумением. — Что за...? — перевернув страницу, он прочёл её до конца. — Доктор, а где же пункт об оплате услуги? — Вот! — тот даже ткнул на него пальцем. — Как видишь, его здесь нет! — Как это нет? Почему? — Это было условием Эйлин. Мы с ней обсуждали договор накануне подписания, и она сказала, что ни за что его не подпишет, если в нём будет хоть слово о деньгах. Дескать, это смахивает на продажу ребёнка, а она на неё ни за что не пойдёт. Так что ваше соглашение носило альтруистический характер. Такое заявление стало для Джареда подобием грома. И он бы, пожалуй, ему не поверил, если бы доказательство — тот самый договор — сейчас не лежало у него под носом. Хотя роящиеся в голове мысли так и пытались отыскать спорные аргументы. — Но ведь сама Эйлин тоже мне говорила о деньгах. И не отрицала того, что этот вопрос имел для неё значение. — Имел. Но теперь ты знаешь, в каком именно ключе. — Но почему она поддерживала во мне уверенность, что всё было совершенно иначе? — А ты бы поверил? Ты бы поверил, что она подарила тебе Санни не из-за денег? Джаред помолчал, ловя себя на том, что очень хотел бы в это поверить. Но не мог: среди его аргументов один был, пожалуй, самый мощный. — Нет. Ведь за эту услугу я перевёл на счёт банка кругленькую сумму. — Эта сумма до сих пор там лежит. — Что? — его словно огрели обухом. — По настоянию Эйлин этот счёт в тот же день был оформлен на имя будущего ребёнка с тем, чтобы он мог пользоваться им, когда достигнет совершеннолетия. Так что, дорогой мой, у Санни уже есть свой счёт в банке. — И папа-балбес, который ничего об этом не знает, — вполголоса подкинул Шенн, поглядывая на брата с упрёком. Не ожидая такого, Джаред присел на диван, неосознанно потирая бровь ладонью. Шеннон был прав: он балбес. Потому, что действительно ничего не знал. И так свыкся с прежней версией, что в новую никак не мог поверить. — А разве так бывает? — спросил он то ли у присутствующих, то ли у самого себя. — Особенно в наше время? — Всё зависит от человека, — ответила на то мама. — К примеру, Эйлин никогда не отдавала перевес деньгам. Она даже не брала с тебя плату за уроки. — Что? То есть как? — А вот так. Только делала вид, что берёт, и оставляла их у меня. Они так и лежат все до последнего цента. Джаред неровно выдохнул, прикрыв ладонью глаза. Это был ловкий удар по воротам его уверенности в своей правоте. Неожиданный и прицельный. И, конечно же, забивший необычайно эффектный гол. — А по поводу твоих упрёков, что Эйлин никогда не интересовалась малышкой, я тоже кое-что могу возразить, — говорил дальше доктор. — К примеру, помнишь, как часто ты привозил Санни ко мне в клинику? Поначалу — каждый месяц, потом — немного реже. — Да. Вы говорили, что ей, как и Шенну, были необходимы проверки и осмотры. — Ну, не так часто, как ему, но не суть. Сейчас главное другое. Скажи, ты никогда не задавался вопросом, что за медсестра всякий раз присутствует при осмотрах, которая, с ног до головы упакованная в чепчик-халат-повязку, стоит в самом дальнем углу кабинета и ничего не делает, а только смотрит? Нет, такой вопрос у Джареда не возникал. Да, он видел такую особу, но не акцентировал на ней внимание — ему было не до того. И вот сейчас, порождённая напоминанием доктора, сама собой напросилась догадка: — Эйлин? — Эйлин. Она каждый месяц прилетала из Кембриджа ради нескольких минут, в течение которых могла повидать свою крошку. Ей очень трудно давались подобные встречи, ведь, как я ни хитрил, они были быстротечны и не позволяли ей ни обнять ребёнка, ни даже приблизиться к нему. Но Эйлин мужественно терпела, потому как знала, что в случае обнаружения себя у неё даже этого не будет. Ещё один удар. Точно рассчитанный и меткий. Джаред даже не пытался его отразить и лишь хмуро наблюдал, как мяч закатывается в ворота. Он проиграл этот матч. Попался в скрытые ловушки и пропустил серию пенальти, о которых не подозревал. Но по своей глупости прельстился на чужую победу и посмел посягнуть на предназначенный победителю приз. — Господи! — застонал он, чувствуя, как ком становится в горле. — Эдвард, почему вы скрывали от меня это?! Оказывается, я каждый месяц виделся с Эйлин, но даже не догадывался о том! Это что, опять всё ваша грёбаная этика? — Нет. Это была обычная предосторожность. Я очень боялся, что, узнав правду, ты непременно её прогонишь — ведь мне известно, насколько ты горяч. И я не хотел лишать Эйлин хотя бы этого маленького счастья, которым она дышала и жила. Нет, это невыносимо! Ком в горле Лето увеличился в размерах и перешёл в удушливый спазм. И, признавая своё поражение, он опустил голову, ощущая, как прожигает огнём глаза. В этот миг слуха присутствующих коснулся детский топот, и через секунду в гостиную вбежала Санни — радостная, улыбчива, всё ещё облачённая в концертное платье. В руках она держала какой-то подарок — небольшую квадратную коробку, упакованную в обёрточную бумагу и украшенную бумажным цветком. — Папочка! Папочка! — бросилась она к Джареду, вручая ему свою ношу. — Это тебе! — Что это? — Твой подарок! — Подарок? — он обвёл всех недоуменно-растерянным взглядом, словно спрашивая, чем он его заслужил. Но, так и не найдя ответа, вновь перевёл глаза на дочь. — Мне? — Угу. — Можно посмотреть? Девочка с усердием закивала, лучась таким поистине детским восторгом, что Джаред слегка улыбнулся. Снял обёртку, распечатал коробок и извлёк из него... любимую чашку — такую же белую, с чёрно-красным абстрактным рисунком. Удивлённо пялясь на неё, он застыл на месте. — Бусинка, лапочка, где ты её взяла? — Мисс Тишер купила. Увидела в магазине и сказала: "Это любимая папина чашка! Давай сделаем подарок и ему". Джаред ощутил что-то сродни оплеухи. Ему сделали подарок — красивый и по-своему ценный, — который он ничем не заслужил. Тогда как он чёрной благодарностью ответил Эйлин, которая, напротив, имела право рассчитывать на него. Он сжал в руках чашку, услыхав, как в его ворота прошелестел очередной гол, и в этот миг раздался голос мамы, вкрадчиво стирающей со щеки слезу: — Послушай, сынок, верни Эйлин, пока не поздно. Не то она улетит навсегда. Да, Джаред и сам подозревал об этом. И ему этого не хотелось, но... Мог ли он указывать ей, что делать? Мог ли властвовать над этой птичкой, решившей связать свою жизнь с другим? И всё, что ему оставалось, это надеяться лишь на одно: — Она не сможет. Не сможет уйти так просто. Здесь у неё осталась Санни. — Уйти можно по-разному, Джей, — вполголоса заметил доктор, знакомой фразой заставив того встрепенуться. — К примеру, так, как это сделал Брэм Стаффер. — Бог мой, Эдвард, что вы говорите такое?! — То, что подозреваю. Я всегда просил тебя быть осторожным, потому как ты до конца не знаешь свою птичку Эйлин. Ты только что убил в ней надежду — помнишь, я предостерегал тебя от этого?! Неужели ты думаешь, что она сможет с этим жить? — Господи, Эдвард, не пугай нас! — всхлипнула мама. — Я не пугаю. А только говорю то, что очень вероятно. Однажды в жизни Эйлин уже был такой порыв — как-то она случайно проговорилась мне об этом. Ещё тогда, после рождения ребёнка, когда его отняли у неё. Тогда какая-то женщина не позволила ей совершить глупость; но во второй раз человек обычно доводит её до конца. — Вы думаете, теперь она сделает это? — взволнованно заёрзал Шеннон. Что Чериш мог ответить? Его догадки и предположения были как никогда горьки. — Я думаю, что в Кембридж она не прилетит. Знакомое слово привлекло внимание Санни, и, всё ещё стоя у отцовских колен, она вдруг выпрямилась, вздёрнув кверху носик. — А кто полетел в Кеб...ридж? — Никто, моё солнышко, — поспешил тот её успокоить. — Пока ещё никто, — стараясь отвлечь от разговора, он усадил малышку на диван и вручил ей коробку. — Будь добра, упакуй мою чашку обратно. А то как бы я её ненароком не разбил, — а затем поднялся и, поглядывая на часы, прошёлся по гостиной. — Доктор, вы летали в Кембридж. Когда туда рейс? — Ближайший — уже через час. — Тогда мне стоит поторопиться. — Погоди, я с тобой! — оживился Шеннон. — Ты в таком состоянии, что лучше за руль сяду я. Они уже дёрнулись было к двери, как вдруг из холла послышался шорох и на пороге гостиной возник Зак Ортис — удивлённый, недоуменно оглядывающийся по сторонам. — А чего это у вас дверь открыта? — спросил он, скользя по всем взглядом. — Я только хотел позвонить, а она распахнулась. Джаред ощутил, как внутри у него всё перевернулось и против гостя ощетинилась вся его суть. Почему, почему! Какой любопытный! Просто Эйлин, убегая, видимо, не заперла её за собой. — Зак, зачем ты пришёл? — обронил он сухо. — За поздравлениями? — Что, прости? — Ну, как понимаю, я должен тебя поздравить? — С чем? — Со скорой женитьбой. Ты вон и Шенна на свадьбу позвать обещал. — А-а, — Ортис даже слегка улыбнулся, но как-то невесело, с оттенком сожалеющей грусти. — Ну да. В отдалённом будущем — непременно. Когда найду ту единственную, которая станет моей спутницей на всю жизнь. — А что, — в голосе Джареда послышалось едкое недоверие, —Эйлин для этого не подходит? — Эйлин? — и Зак опять ухмыльнулся — ещё грустнее, чем в предыдущий раз. — Эйлин как раз и могла бы стать пределом моих мечтаний, но... не судьба. Она ведь мне отказала. Сказала, что я хороший парень, и всё такое, но она безумно любит другого. Недоверие Джареда тут же упорхнуло, оставляя по себе удивление в виде округлившихся глаз. А с губ слетело почти неосознанное: — Кого? — Отца своего ребёнка. Ощутив, как вздрогнуло сердце, Джаред опустил глаза, непроизвольно задержав дыхание. И в тот же миг услыхал, как мимо со свистом пронеслась целая очередь пенальти, попадающих прямо в цель. Эйлин любит его! Одного на всём свете! И только ему предана до конца. Потому и приехала в чужую страну, в чужой город, отказавшись от себя и поставив на кон всё, что имела. А он... Какой же он глупый и близорукий! Он позорный игрок. И ещё худший голкипер. — Так и сказала? — доносился до него голос Шенна. — Да, именно так. У неё, оказывается, есть ребёнок. Представляешь? Так что, парни, поздравлять меня не с чем. Да и вообще я попрощаться зашёл. — Ты куда-то уезжаешь? — Да. Наш продюсер... Вы ведь слышали, что мы обзавелись им? Так вот он устроил нам мини-тур по Штатам. Будем выступать на разогреве одной именитой группы. Это, конечно, не хедлайнерство, но всё-таки кое-какой старт. Так что мы отправляемся в поездку и возвратимся не раньше, чем через месяц. А если повезёт, то и через два. Надеюсь, в ней я смогу успокоиться. И вернусь уже совсем другим человеком, ведь ничто так не помогает забыться, как работа. Верно, Джей? — Да, дружище, — согласился тот. — Это так. Работа — отличное отвлечение и лекарство от сердечных ран. — Тогда я рад, что уезжаю. Не поминайте лихом. А Эйлин передайте мои искренние пожелания счастья. Зак развернулся и, махнув парням на прощание, направился к двери. Глядя ему вослед, Джаред испытал сочувствие и жалость — познать неразделённую любовь всегда было трудно — и неожиданно понял, почему же Эйлин ни в чём ему не призналась. Она не считала это важным, потому что это не было важным для неё. Достигнув порога, Зак неожиданно остановился и оглянулся на друга. — Нет, Джей, но как тебе нравится эта новость? У Эйлин есть ребёнок! Скажи, ты об этом знал? Знал ли Джаред? Глупый Ортис! Не желая прятаться за обманом, он лишь слегка кивнул, заметив, как при этом расширились у Зака глаза. — Знал? Ничего себе! Тогда ты, похоже, осведомлён больше меня. Быть может, где сейчас этот ребёнок, ты тоже знаешь? — Знаю, — и Джаред скользнул глазами по Санни. — Сидит сейчас здесь, в этой гостиной, и упаковывает чашку в коробок... Прости, друг, мне нужно бежать. Иначе я навсегда опоздаю. И, не добавив больше ни слова, он растворился в проёме, оставив удивлённого Зака поражённо таращиться на диван.