Бусинка

В Павильоне Дороти Чендлер, входящем в состав музыкального комплекса Лос-Анджелеса, в день, знаменующий середину июля, было более чем оживлённо. Впрочем, учитывая специфику проводимого в нём мероприятия, — ежегодного детского музыкального конкурса, — рассчитывать на что-то другое и не приходилось; и потому суета, беготня и всеобщее беспокойство отмечались здесь с самого утра. Причём пульсирующая суматоха властвовала не только в залах и кабинетах, но и в коридорах центра. Иногда непредсказуемая и настолько интересная, что порой походила на настоящий голливудский фильм, снятый в необычном новом жанре: закулисные страсти. В чём-то похожем оказался замешан и Росс Стаффер, каким-то образом сумевший пробраться в лабиринты музыкального центра. Поскольку доступ к служебным помещениям был ограничен, он, как и водится, плохо ориентировался в нужных ему направлениях и потому больше рассматривался и озирался, бредя куда-то наугад. Вдруг перед ним распахнулась дверь находящегося слева кабинета, и Стаффер едва успел притормозить, чтобы не напороться на неё носом. А из-за неё выплыла рожица кареглазого шатена, обдавшего его удивлением из глаз. — Прости, чувак, я тебя не прибил часом? — поинтересовался тот. — Как видишь, нет, — буркнул Росс. — Жаль. То ли шутка, то ли — серьёзно. Стаффер осмотрел незнакомца. Странный какой-то тип. — А ты тут работаешь? — осведомился. — Что-то вроде того. — Тогда будь добр, подскажи, где гримёрка. Я как раз её ищу. — А зачем тебе гримёрка? Посторонним туда входа нет. — Я знаю. Но я не совсем посторонний: я должен был быть осветителем на этом празднике жизни. — А что ж не стал? — Один человек постарался. Не знаю, за что. — Вот как? Бывает. Ну, а гримёрка тебе зачем? — Слушай! — неожиданно голос Росса напрягся, свидетельствуя, что любопытство незадачливого кареглазика ему надоело. — Тебе не кажется, что ты задаёшь слишком много вопросов? Покажешь, где гримёрка, или нет? Он уже приготовился услышать в ответ злобный выпад, что вести себя подобным образом незнакомец имеет право, а вот он, Стаффер, — как раз таки нет; но тот не стал говорить ничего такого. Напротив, как-то бегло и даже чуть виновато улыбнулся и произнёс: — Покажу. — Так действуй! — громыхнул Росс, явно уверенный, что кареглазик позволяет помыкать собой и потому безропотно подчинится. И тот действительно подчинился. Причём довольно охотно, с готовностью проронив: — Пошли! Он приобнял Росса за шею, и тот, хоть и возмутился подобной фамильярности, всё же виду не подал. Во-первых, незнакомец был крепким и плечистым — его белого цвета футболка обтягивала округлые бицепсы на руках, — и по мускулатуре и силе Стаффер здорово ему уступал. А во-вторых, сейчас он готов был на что угодно, лишь бы добраться до злосчастной гримёрки, где, как он знал, пребывала Эйлин — тот самый человек, из-за которого он лишился работы. Поравнявшись с какой-то дверью, незнакомец остановился и, взявшись за ручку, успел проронить: — Это здесь! А затем Стаффер не понял, что же случилось, только ощутил, как крепкая рука слегка подтолкнула его вперёд, тогда как вторая рванула на него двери. Резкий удар, шум в ушах, мрак, темень... — Вот так-то, приятель, значительно лучше, — шепнул шатен, подхватывая обмякшее тело Росса. — По-моему, тебе надобно отдохнуть. Закинув его руку себе за шею, он поволок Стаффера по коридору, но едва преодолел несколько метров, как в него ступил Энтони Сард. — Шеннон! Ты что здесь делаешь? Кареглазик оглянулся и виновато, хотя и не без некоторого лукавства, заморгал глазами. — Господи, Тони, зачем так пугать? Лучше б помог: человеку вот плохо. — Плохо? — удивился тот, подходя ближе. — Может, он до чёртиков надрался? — Да кто его знает. Шёл-шёл, а потом вдруг — бац! — и потух. Ты случайно не знаешь, тут какого-нибудь врача не найдётся? Патологоанатома, например? — Чего? — тот удивился ещё больше и, приподняв поникшую голову на плече Шенна, внимательно осмотрел. — Так, говоришь, потух? — Угу. Я едва успел его подхватить. — А на лбу у него что за шишка? — Откуда я знаю? Может, он им ступеньки считал. Сард тихонько рассмеялся, подозревая, что сделать это ему помог именно Шеннон. А тот принял вид "моя хата скраю", хотя озорство, лучащееся в карих глазах, бесстыдно его выдавало. — Шенн, ты убийца, — давился смехом Сард. — Хорош ржать! Лучше помоги избавиться от трупа, — тот оглянулся по сторонам и ткнул пальцем на дверь справа. — А это что за комната? — Кладовка для инвентаря уборщика: веники, вёдра, швабры, тряпки. — Отлично. Шеннон подтянул к ней безвольное тело и безо всяких проволочек втолкнул его внутрь. Послышался шум, стук, грохот падающих предметов, звон затанцевавшего по полу ведра... Сард взглянул на Лето, задаваясь вопросом, всё ли в порядке у него с головой. А тот лишь довольно потёр руки, не без удовольствия подмигнув: — Вот так! — Да, любишь ты ближнего своего, как я погляжу! — снова ухмыльнулся Сард. — Теперь этому несчастному точно не выжить. — А пущай там полежит. Пока не придёт уборщик и не вынесет на помойку. От мусора ведь надо избавляться, Тони. — Согласен. Но всё же за что ты с ним так? — Он точит зуб на Эйлин Тишер. И хочет её укусить. За то, что якобы по её милости ему не позволили освещать этот конкурс. — Освещать? Он осветитель? — Уже нет: его начальство воспользовалось тем, что от обслуживания данного конкурса он был отстранён, и уволило его вовсе. Потому как работник из него был никудышный. — Ах, вот как? — Сард даже улыбнулся. — Понимаю. Ты прав: от хороших сотрудников не избавляются. И если это случилось, значит причина в нём самом. — Верно. Но есть кретины, которые этого не понимают. И всегда винят кого-то другого. — Эйлин Тишер, например? — хохотнул Энтони. — Бог мой, Шенн, вокруг этой девушки сегодня такие дела происходят! — Какие? — внимание Лето встрепенулось, метнув в Сарда заинтересованно-резкий взгляд. — Почти как в кино. Всего полчаса назад ей довелось стать участницей ещё одного переплёта. Которого я, кстати, очень ждал. Такое заявления стало для Шенна полной неожиданностью, заставившей заинтересованность смениться удивлением; и он машинально проронил: — Чего? Тони, дружище, о чём ты? — О Барретте Тальби. Этот тип коварен и хитёр, и вывести его на чистую воду можно, только поймав с поличным. Поэтому в отношении его никаких действий я не предпринимал. До сегодняшнего дня. — Ты говоришь о его наглых домоганиях Эйлин? — Да, именно о них. Я знал, что он не успокоится и снова возобновит их, поэтому не спускал с него глаз. — И? — глаза Шенна настороженно прошлись по другу. — Как я и думал, успокоиться он не хотел. Подкараулил Эйлин, когда она вышла за водой к автомату, и вновь прибегнул к угрозам. Говорил, что она поступает крайне неосмотрительно, отвергая его помощь, называл себя очень влиятельным и могущим ей навредить. — Вот скотина! — Конечно. Но такова его суть. Кстати, он недоумевал, каким образом Эйлин удалось попасть на конкурс, но просил не радоваться особо, потому как он собирался превратить её выступление в сущий кошмар. Говорил, что обязательно его запорет и выдаст ей такой отзыв, с которым её ни в один дом не возьмут. Шеннон стиснул зубы, кипя от злобы, однако это не помогало и негодование грозным шёпотом просочилось сквозь них: — Сволочь! Грязный подонок! Дай я пойду вырублю и его! — Погоди, Шенн, не кипятись. Сначала дослушай. Так вот. Применяя угрозы, он сделал акцент, что всего этого Эйлин может избежать, если уступит. Заверил, что, заручившись его поддержкой, она получит самый лестный отзыв, который можно будет использовать в качестве главной рекомендации в Штатах и с которым её будут приглашать на работу самые избранные сливки общества. И не просто приглашать, а отрывать с руками. К ней в очередь будут выстраиваться клиенты, а её рейтинг невероятно возрастёт. — Паршивец! Наглый ветроплёт! Всё же я придушу его! — В этом нет надобности: я уже это сделал. На минуту эмоции Шенна застыли, уступая место ошарашенности, заставившей округлиться глаза. А с губ сорвалось поражённое: — Чё? — Ну, не буквально. Но я, образно говоря, дал ему крепкий пинок. Причём с удвоенным эффектом. — То есть? — Рассказывая о преимуществах своей дружбы, Тальби стал нахальничать и давать волю рукам. За что получил хорошую затрещину от Эйлин. Затем в игру включились мы, команда организаторов. Ты бы видел, что там творилось! С этого засранца тут же слетела спесь, нахрапистость сменилась испугом, и он превратился в трусливого лжеца. Уверял, что абсолютно ни при чём, и валил всё на Эйлин —дескать, это она приставала к нему, желая подкупить его судейский голос. — Что?!! — Лето-старший,казалось, взорвался от возмущения. — Да я его сейчас так подкуплю...! — Да погоди, Шенн! А то я не стану рассказывать, если ты такой вспыльчивый. — Да как мне не быть им? Я как подумаю, что Эйлин довелось всё это услышать...! — Она не слышала: перед этим мы отпустили её к своей ученице. А с Тальби беседовали наедине. И поначалу он пижонился и гонорился, но мы отвели его в операторскую и предоставили улику, которую ему нечем было крыть: запись его разговора с Эйлин. — Запись? — Ну да. Я ведь знал, с каким подонком имею дело, и потому позаботился о том, чтобы его домогательства были зафиксированы на плёнку. Это был убойный аргумент, и Тальби признал своё поражение. — Ха! — прорвалось в Шенне внезапное злорадство. — Так ему и надо, подлецу! — Но это ещё не всё. Во всей этой истории произошла случайность, которую никто не планировал и не ожидал. Пока мы демонстрировали Барретту запись, в операторскую вошла его жена — она искала мужа — и тоже её увидала. — Чёрт возьми! Вот это сюрпризик! — Да уж, — с лёгкой полуулыбкой выдохнул Сард. — Он поразил нас всех. И ты бы видел, что было дальше! Таких звонких пощёчин я ещё никогда не слыхал! А затем Мередит заявила, что уходит от мужа. — Даже так? — Да. Причём решительно и категорично. Вот так похотливая глупость и разрушает семьи. Шеннон опустил голову на поднесённую к лицу ладонь и покачал ею, самому себе не веря. Оказывается, здесь, на задворках возвышенности, даруемой музыкой, в мире гармонии и высокой красоты, происходили довольно низменные курьёзы: кто-то кого-то обличал во лжи, осуждал за предательство, презирал за пороки. Неужели у людей не осталось ничего святого, если даже самые главные ценности они перестали ценить? — Что ж, — затем вздохнул он, — поганец Тальби всё это заслужил. А Мередит жаль. Хотя я за неё рад: она избавилась от такого мерзавца. Она хорошая женщина и, бесспорно, заслуживает лучшего. Впрочем, жена Тальби занимала мысли Шенна всего несколько минут. Затем они сбавили ход и сменили своё направление, вернувшись к той, что невольно послужила причиной всей суматохи: — А что Эйлин? Как она? Должно быть, не очень-то приятно столкнуться с подобным перед выступлением. — Я тоже думал об этом. И, честно говоря, направлялся именно к ней: узнать о её состоянии. — Тогда пойдём вместе. Я воспользуюсь тем, что у тебя есть доступ к гримёрке, и тоже в неё просочусь. Энтони не стал возражать и, согласно кивнув, направился с другом по коридору. В гримёрке в этот час было довольно оживлённо. Поскольку она была рассчитана сразу на несколько человек, в ней бурлила насыщенная жизнь, напоминавшая конвейер. Кто-то только готовился выйти на сцену, а кто-то уже возвращался с неё; кто-то, прихватив концертные наряды, лишь входил в гардеробную переодеваться, а кто-то, уже облачённый, выпорхал наружу. А затем усаживался перед зеркалом, дабы соорудить причёску или нанести макияж. Эйлин с Санни уже были полностью готовы к выступлению. Одетые в одинаковые платья, — длинные, розовые, с диагональной россыпью вышитых белых цветов, — они восседали на стульчике у окна и были заняты общением друг с другом. Держа малышку на коленях, Эйлин шептала ей что-то на ушко, а та в ответ то согласно кивала, то улыбалась, то, закинув головку, пронзительно заглядывала в глаза. Завидев вошедших мужчин, она встрепенулась и заерзала на месте, сползая с колен. — Дядя Шенн! — она тут же была подхвачена на руки. — Ты пришёл меня поддержать? — Да, моя лапочка. Я волновался, как ты себя чувствуешь перед выступлением. — Хорошо. Правда, мне страшно немного, но мисс Тишер говорит, что бояться не надо. — Мисс Тишер абсолютно права, котёнок, — отреагировал мистер Сард, пощипывая её за носик. — Выступать перед публикой совсем не страшно. Видела, сколько ребятишек уже это сделали перед тобой? По-моему, все они остались довольны, — он подмигнул девочке и перевёл глаза на Эйлин. — А вы как себя чувствуете? — Я в порядке, мистер Сард. Спасибо. — Я пришёл вам сказать, что Барретта Тальби больше нет в составе жюри: час назад он был рассчитан и заменён другим человеком. Эйлин только выдохнула короткое: "О!" — и в крайнем замешательстве застыла на месте. — Эйлин, — видя такое смятение чувств, Шеннон даже взял её за руку, — ты не должна винить в этом себя. Всё, что произошло, случилось по вине Тальби. — Ты уже знаешь? — Да. Тони мне всё рассказал. И, как по мне, этот прохвост заслужил то, что получил. Ты так не считаешь? — Да, конечно. Но его надменный напор обескуражил меня — не самое лучшее чувство перед выходом на сцену. — Быть может, вам нужна помощь, позволяющая настроиться на удачное выступление? — искренне поинтересовался Сард — У нас здесь есть штатный психолог, который при надобности оказывает её. — Нет-нет, что вы. Мне куда важнее настроить девочку на него. Но с этим, думаю, я сама справлюсь. Всё же у Санни больше доверия ко мне, чем к кому-то чужому. — Справедливое замечание. Лично я считаю, что, если бы родственники и друзья были более внимательны к нам, мы бы всегда получали куда большую психологическую помощь. Ведь в них мы нуждаемся больше всего... Кстати, Санни, дядя Шенн говорил, что тебя пришло поддержать всё семейство: папа, бабушка, дедушка Эдвард. И сейчас они там, в зале, ждут твоего выхода. — А где? Я заглядывала в зал. Он такой огромный. И я их не видела. — Пойдём покажу. С этими словами Сард отобрал девочку у Шенна и шепнув короткое: "Мы — скоро", — выскользнул из гримёрки. Проводив его глазами, Эйлин даже улыбнулась. — Энтони — очень чуткий человек. Он знает, как в таком деле важна разрядка. И использует всякие мелочи для придания энтузиазма. — Да, он хороший человек, — согласился Шенн. — А у меня, кстати, тоже есть такая мелочь. Мне её дал Джаред. Он хотел вручить её сам, но его задержал Лагранж по какому-то делу. Поэтому он попросил это сделать меня, — он сунул руку в карман и извлёк маленький коробочек, в котором — Эйлин хорошо знала это — хранилась пуссета. — Сказал, что это может стать хорошим мотиватором для Санни. Хорошим мотиватором? Взяв коробок, Эйлин поднесла его к лицу и открыла, заметив, как тотчас заискрилось переливами отточенное стекло, которому руки мастера придали искусную огранку. Это была не просто красивая вещь, пусть даже стоящая не так много. Это была своего рода связь, некий особый портал, который соединял Санни с мамой. Помогал думать о ней, помогал чувствовать её, помогал ощущать её защиту. Джаред был полностью прав: ничто не могло придать девочке уверенности и внутренних сил больше. — Спасибо, Шенн! — Эйлин даже улыбнулась. — Но это ещё не всё. Он также просил передать и вот это, — он наклонился и скользнул губами по её щеке, а затем выпрямился и прищурился с заметным лукавством. — Не знаю, что это значит, но мне понравилось. Вот же прохвост! Эйлин прыснула со смеху, ощутив, насколько легче стало у неё на душе; а в это время заглянувшая в гримёрку женщина-распорядитель огласила их с Санни выход. — Шенн, нам пора. — Удачи! А я пойду в зал и буду смотреть на вас оттуда. Лето-старший растворился в дверях, а Эйлин сделала глубокий вдох и, зажав в руке драгоценный коробок, направилась в сторону сцены, где, как она знала, её поджидала Санни. А концертный зал в этот день действительно был забит до отказа. Хоть, благодаря хитрому освещению, зону зрителей и окутывал лёгкий сумрак, всё же Эйлин ощутила на себе тысячи взглядов, едва лишь ступив на сцену. Этому же воздействию подверглась и малышка, и оно насторожило её настолько, что, усаживаясь за инструмент, она испуганно шепнула: — Мисс Тишер, а зрителей мно-ого. — Конечно, солнышко. Это значит, что концерт интересный. Может, и так, но девочку это слабо утешало. — Но мне стра-ашно. Вполне оправданное волнение, понятные каждому опасения. Эйлин придвинулась к ребёнку почти впритык. — Бусинка, милая, забудь, что на тебя сейчас кто-то смотрит. Представь, что ты здесь совершенно одна. Есть только ты и музыка. Песня борьбы и надежды. Папина песня, написанная для мамы. И ты исполняешь её лишь для неё. — А она меня услышит? Тревога в глазках Санни сменилось надеждой, и, видя это, Эйлин даже улыбнулась. Достала из кармана пуссету и прикрепила её на детское платьице, шепнув: — Теперь она обязательно тебя услышит. Это подействовало: надежда перешла в уверенность, и, повернувшись к роялю девочка решительно коснулась клавиш. Рождённая из-под её пальчиков музыка лёгкими переливами потекла в зал — поначалу негромко, спокойно, вкрадчиво-осторожно, — с каждым аккордом стала обретать силы, набирать мощности и нарастать, становясь всё более яркой. Верно взятые тональности, точно выдержанный размер, в исполнении — не по возрасту уверенная чёткость. Эту особенность у Санни Эйлин замечала всегда, но сейчас, по её мнению, она особенно проявлялась. И всем своим видом девочка подтверждала её: серьёзная, сосредоточенная и вместе с тем мечтательно-отрешённая. Казалось, мысленно она пребывала где-то очень далеко, на подступах к параллельной вселенной, рядом с мамой. Помогала бороться, помогала следовать за мечтой, помогала добиваться цели. И верила, что в этот самый миг она непременно её слышит. Эйлин поразилась этому и сама. Да, Бусинка всегда исполняла эту мелодию с особенным чувством, но так увлечённо и одухотворённо — ещё никогда. Подыгрывая ей, — всего несколько нот, создающих, скорее, аранжировочный фон, — Эйлин ощутила, как защипало в глазах. Это исполнение непревзойдённо! По своему опыту она сталкивалась с разным из них, но чтобы маленький ребёнок был так им поглощён, настолько проникался тем, что играл, так тонко чувствовал, ей не доводилось видеть ни разу. Наполнившись экспрессией, музыка поднялась во весь рост, вознеслась на высоту души и, достигнув апогея, заструилась по нервам. По жилам прокатилась терпкая волна, отдающая в окончаниях приятным щемлением, и, пьянящей вязкостью ударив в мозг, рассыпалась на фееричные нейроны. А затем выразительность мелодии стала спадать, становиться всё тише и тише и, наконец, умолкла совсем, оставив по себе лишь незримую дымку. В зале стало тихо. И, превозмогая себя, Эйлин повернулась к малышке. — Бусинка, лапочка, ты сделала это! — шепнула с улыбкой на губах. — Ты исполнила её! Но та всё ещё пребывала под воздействием грёз, и её интересовало совсем другое: — А мама слышала меня? — Мама самая первая, кто тебя слышал! Радостная улыбка озарила детское личико, ручки сомкнулись у Эйлин на шее, и та поднялась, прижимая дочку к себе. И в этот миг зал взорвался овациями, ожил и задышал, неожиданно напоминая о своём присутствии. — Слышишь, Бусинка? Эти аплодисменты тебе, — шептала ей Эйлин на ушко. — Похоже, зрителям понравилось, как ты играла. — А маме понравилось? — Очень. И, думаю, папе — тоже. О, вот он, должно быть, удивился, услышав, какую песню ты стала играть! Наверное, до сих пор не может прийти в себя от волнения. — Давайте пойдём успокоим его. — Ты права, — и, отвесив зрителям лёгкий поклон, Эйлин так и унесла Санни со сцены. Джаред и в самом деле был ошеломлён, хотя распиравшая его гордость разбавляла это чувство. Встретив их в коридоре возле гримёрки, он сначала позволил другим членам семьи высказать свои поздравления, а затем приступил ближе сам. — Милые барышни, я поражён! — проронил он, поглядывая то на Санни, то на Эйлин. — Вы преподнесли мне сюрприз, которого я не ожидал и от которого всё ещё пребываю в лёгком шоке. Кто из вас отважился выбрать именно эту песню? — Это выбор Санни. — Санни? — он даже удивился, видимо, больше склоняясь к тому, что это была инициатива Эйлин. — Да-а, — в присущей ей манере протянула малышка. — Мисс Тишер говорила, что это песня борьбы, и я играла её для мамы. Джаред помолчал, задержав на девочке долгий разгадывающий взгляд, а затем взял её на руки и притиснул к груди. — Ты права, моя куколка: это песня твоей мамы. И что бы ни сказало жюри, это было самое достойное её исполнение. — Вы так считаете, сэр? — осторожно поинтересовалась Эйлин. — Именно так и считаю. Даже доктор Чериш согласился со мной. — Конечно, — поддакнул тот. — Хоть я смыслю в музыке мало, но ты, Бусинка, пленила меня. И заслужила огромную порцию мороженого. От меня лично. От такого предложения у девочки загорелись глаза, однако Эйлин тотчас перехватила инициативу: — Кстати, по поводу мороженого. Мистер Лето, вы не будете против, если мы с Бусинкой устроим себе маленький праздник: прогуляемся по городу, покатаемся на каруселях, зайдём в кафе и излюбленным лакомством отпразднуем своё выступление? — Вдвоём? — тот удивлённо округлил глаза. — Да, сэр. Когда-то, ещё месяц назад, я это Санни обещала. Его нахмуренный вид засвидетельствовал то, что подобная идея выдалась ему неоднозначной, однако мама тут же приступила к нему и заговорщически шепнула: — Почему такое лицо, дорогой? Эйлин же не просит бог весть что. По-моему, девочки это заслужили. — Да, конечно, — согласился тот, — но... Эйлин, вы хотите уйти прямо сейчас, не дожидаясь решения судей? — Решение судьи вынесут лишь в конце, а нам не хочется терять время. Да и результаты конкурса нам не важны. Свою награду мы уже получили: доказали самим себе, что участвовать в нём мы можем. — И, к тому же, очень достойно, — заметил Шеннон. — Так что, братец, не упрямься. Девочки имеют сегодня право на исполнение желаний. — Ладно, ладно, — поспешил согласиться тот, видя, что вся семья поддерживает такую идею. — Бегите гулять. Но, пожалуйста, Эйлин, недолго. А затем возвращайтесь домой, где вас будет ждать ещё один сюрприз. Она лишь кивнула и, подмигнув девочке, протянула ей руку. Вцепившись наставнице в ладонь, та вприпрыжку бросилась к выходу, уже предвкушая поистине райское наслаждение, которое сулили прогулка и любимое лакомство. Вскоре они скрылись за углом, и, проводив их глазами, Джаред взглянул на остальных: — А нам остаётся поехать домой и этот сюрприз подготовить. — А о каком сюрпризе идёт речь? — поинтересовался доктор Чериш, чем даже удивил младшего Лето — правда, мимолётом и всего на несколько секунд. Тот тут же спохватился, проронив: — Ах, вы же не знаете! Я и забыл. Тогда, Эдвард, вам лучше поехать с нами и всё увидеть. И тебе, Шенн. — Ха! — засиял тот. — Я бы и так поехал. Даже если бы ты не сказал. Я ведь очень люблю всякие подарки и сюрпризы. Только давай сначала дождёмся результатов конкурса. До возвращения девочек у нас ещё время есть, а мне очень уж интересно, как оценит их выступление жюри. Такого же мнения придерживались и остальные — это Джаред видел по выражениям их лиц. Да и ему самому тоже было это любопытно. И он согласился: — Ты прав. Тогда давайте вернёмся в зал и дождёмся завершения концерта. Они уже двинулись по направлению к залу, как вдруг послышался шум, и в коридор буквально влетел Барретт Тальби — рассерженный, злой, с пылающим гневом взглядом. — Где она?!! — рявкнул он. — Где эта негодница Эйлин Тишер?!! — Эй! — миновав стадию удивления, в Джареде ощетинилась воинственность. — Какого дьявола тебе от неё надо? — Лето, уйди! Пустите меня в гримёрку! Я должен посмотреть этой паршивке в глаза! — Ты можешь объяснить, что случилось? — А то, что твоя учительница — настоящая стерва, ловко маскирующаяся под английскую леди! Да меня из жюри попёрли из-за неё! У меня семья по её милости развалилась! — Закрой рот, идиот! — явно недовольный высказываниями в адрес Эйлин, цыкнул на него старший Лето. — Здесь везде дети! А все твои невзгоды не из-за мисс Тишер, а из-за тебя самого! Имей смелость признать это. И посмотрись в зеркало: там ты найдёшь виновника своих бед! — Шенн, что ты несёшь?! — вспыхнул тот. — Я был свидетелем того, как ты её домогался. И, кстати, делать это ты стал со времён моей вечеринки. — Что-о? — взгляд Джареда налился гневом, а брови сошлись на переносице. — Это неправда! Выдумки! Грязный поклёп! Эта бесстыдница сама мне себя предлагала! В качестве платы за помощь на конкурсе! Такого Шеннон стерпеть не мог. Резкий и весьма неожиданный удар — и поганец Тальби отлетел к противоположной стенке. Грохнулся о неё, брякнулся на пол, а потом подорвался и бросился в бой. Однако руки присутствующих его удержали. — Пустите! — бушевал тот. — Лето-скотина! С какой стати ты заступаешься за неё? У тебя что, виды на эту девицу? — Просто не люблю, когда клевещут. Тем более — на моих друзей! Мне доподлинно известно, что ещё на моей вечеринке ты делал грязные предложения Эйлин и она отвергла их. Она в тот же вечер рассказала об этом нам с мамой. А то, что случилось сегодня, Сард предусмотрительно снял на плёнку. Так что нетрудно убедиться, кто же на самом деле лжёт! Такое признание на какое-то мгновенье повергло Джареда в шок. Он даже метнул быстрый взгляд на маму и получил в ответ утвердительный кивок. — Ах, ты мразь! — сорвалось с его губ адресованное Барретту Тальби. — Подлый ханыга! Приходил ко мне в дом под видом друга, а сам строил козни за моей спиной?! Новый удар — теперь уже в исполнении младшего Лето — и Тальби опять свалился под стену. Попытался встать — и вновь получил апперкот. Теперь уже присутствующие оттаскивали Джареда от него. — Джей, ты придурок! — поднимаясь, корчился тот от боли. — Я всегда подозревал, что эта девица не просто учительница твоей дочки, что ты питаешь к ней интерес! Но ты ошибаешься, думая, что ей нужен. Она из тех, кто лишь использует мужиков! Как ни удерживали Джареда, а эти слова произвели на него гальваническое действие, давшее свой непредвиденный эффект: вырвавшись, он нанёс Барретту такой удар слева, что его физиономию окрасила кровь. Послышались испуганные вскрики, всполошенные вздохи; мама, выдохнув коротко: "О, Господи!", —всплеснула в ладоши. И тут же крепкие руки доктора вцепились Лето-младшему в плечи. — Джаред, остепенись! Что ты творишь? Опомнись! — Этот барыга нагло лжёт! — Даже если и так, он того не стоит. — Я говорю правду! — прохрипел тот. — Я не лгу! — Заткнись! Или я проломлю твою пустую черепушку! — Пустая она у тебя! И у твоего братца, раз вы так опекаете Эйлин Тишер. Но по своей глупости вас превзошёл мой дорогой дружок Зак Ортис. Этот недоумок даже решил на ней жениться! Подобное заявление, словно игла, вонзилось в мозг Джареда с такой силой, что он на минуту оторопел, не удержав непроизвольное: — Что?! — Да-да, этот балбес даже предложение ей сделал! И она его, кажется, приняла: я слышал, как он говорил что-то о свадьбе! — Врёшь! — поддаваясь импульсу, пронёсшемуся внутри, Лето-младший пригвоздил Барретта к стенке. — У своего братца спроси! Он об этом знает больше! Как думаешь, почему? Почему Зак рассказал это ему, а не тебе? Быть может, потому, что почувствовал в тебе конкурента? Глупый верзила! В ситуации, подобной его, он ещё смел подначивать и насмехаться? Джаред не помнил себя. Им овладел какой-то безумный вихрь, отметающий всякие проявления здравого смысла, и, поддаваясь ему, он вновь занёс над Тальби кулак. Но чьи-то руки опять вцепились в него, а голос профессора снова коснулся уха: — Джаред, остынь! Ну, что же ты так горяч? Барретт, а тебе лучше убраться подобру-поздорову! — Да, проваливай! — громыхнул Шенн. — Пока тебя не скрутили в бараний рог! Такая перспектива, конечно же, не прельщала его, хотя сейчас, на фоне случившихся передряг, Барретт никого не боялся. Вообще-то, особой смелостью он не обладал, но, подхлёстнутый неурядицами в личной жизни и в карьере, в какой-то мере слетел с тормозов и преисполнился храбрости, граничащей с безумством. Но даже она подсказывала ему, что совет доктора Чериша очень дельный. И Тальби последовал бы ему, если бы Джаред не прижимал его к стенке так крепко. А тот продолжал напирать на него всем телом, сверлил гневным взглядом, тяжело дышал ему в лицо; и в какой-то момент Барретт подумал, что сдержать его доктору не удастся: Лето всё равно свернёт его в рог. Но вот Джаред словно одумался, ослабил руки, слегка отстранился и тихо, но грозно прошипел: — Убирайся! Тальби не стал препираться. Оторвался от стенки и сделал по коридору несколько шагов. Но вдруг остановился и оглянулся на братьев. — Я-то уйду, но мне вас искренне жаль. Ваша подопечная обладает ангельской внешностью и кротким нравом, но всё это мелочи по сравнению с изворотливостью её ума. А в купе с хитростью и коварством это составляет гремучую смесь. И она наблюдает, как вы конкурируете друг с другом, а сама строит планы, удобные только ей. Не знаю, какие она увидела перспективы в партии с Заком, но определённо какая-то выгода ей в этом есть. Выгода? Почему-то понимание Джареда зацепилось за данное слово. И он даже покосился на маму, неожиданно вспомнив состоявшийся когда-то у них разговор. О непростой ситуации, в которой оказалась Эйлин. О выгоде, которую она могла искать для себя. О браке с кем-то посторонним, который мог бы составить ей запасной вариант и позволить остаться в Штатах. Неужели это действительно так? Неужели его птичка Эйлин пленяла кротостью и смирением, а сама составляла выгодные планы за его спиной? Он ощутил, как потемнело в глазах, и, глядя вослед уходящему Тальби, невпопад вдруг подумал, что зря разбил ему лицо: тот всё равно одержал победу. И всё, что оставалось Джареду, это признать своё поражение. — Шенн, это правда? — почти неосознанно слетело с его губ. — Ты о чём? — Это правда, что Ортис сделал предложение Эйлин? Тальби сказал, что ты осведомлён больше меня. — Тальби — ветроплюй, каких мало! Наглый темнила и туфтогон! — Но ты ведь знал? Знал об этом, не так ли? — Ну... — Так знал или нет? Признавайся! — Да... Зак рассказывал мне... Правда, что ответила Эйлин, он так и не поведал, но обещал, что на свадьбу непременно позовёт. На свадьбу? Воображение Джареда тут же нарисовало эту картину. Нарядно украшенный зал, улыбчивые гости, и облачённый в смокинг Зак ведёт Эйлин к алтарю.. Могло ли это стать правдой? Что за шутки? Зачем ей понадобилась эта двойная игра? Впрочем, он знал на это ответы и потому сцепил зубы и на минуту поник головой. И, видя, как он кусает губы, мама осторожно коснулась его плеча. — Джаред, дорогой мой, не верь этому проходимцу. Тальби по своей натуре лжец. А кроме того, рассержен. А значит, мог наплести что угодно. — Я знаю. Но это же подтверждает и Шеннон: Ортис сделал предложение Эйлин. — Ну и что? Это ещё ничего не значит. — Нет? Тогда почему она от меня это скрыла? — Может, у вас не было случая поговорить? — Не было? Мама, мы были в "Обители надежд" и говорили о главном! Не таясь. Доверительно. Откровенно. Более удобного случая вряд ли можно было найти. — Ну.... наверно, Эйлин что-то отвлекло или помешало. Возможно, что-то другое владело её вниманием куда больше? Куда ещё больше? Там, на самой высокой башне города они открывали друг другу сердца. Во всяком случае Джаред — точно. И он обнажил Эйлин чувства, предоставил сокровища своей души и опрометчиво посчитал, что обрёл в ответ такую же ценность. А оказывается, это было ни чем иным, как обычным лицемерием и притворством. Холодное и расчётливое, оно в это самое время бродило у него за спиной, пленительно смущалось, заглядывало в глаза, а затем поднимало голову и смотрело на звёзды. На те самые звёзды, которые когда-то роднили их. На те самые звёзды, которые были призваны их воссоединить. На те самые звёзды, которые уже никогда не будут ему улыбаться. Джаред ощутил, как пронзённое сердце завыло раненым зверем. Поднёс к лицу руку, на минуту прикрыл ею глаза и, глубоко вздохнув, снова взглянул на маму. — Звучит маловероятно. Очевидно, ты была права, сказав однажды, что для достижения цели у Эйлин есть множество вариантов. И, видимо, я для неё всего лишь один из них.