Бусинка

Открыв дверь классной комнаты, Джаред вкрадчиво, немного даже воровато переступил порог. Окинул взглядом пространство, прошёлся им по предметам, наполнявшим его. В данный момент комната пустовала — в проходившем в ней уроке наметился перерыв, и Эйлин с Санни отправились в сад на прогулку, — но это ему было как раз на руку. Ведь о том, что он собирался сделать, Эйлин как раз не должна была знать. Стрельнув глазами по пюпитру, он метнул их на стол и, скользнув по роялю, затем перевёл на подоконник. И даже улыбнулся: папка Эйлин — вещь, которую он искал, — лежала на нём. Подойдя ближе, он взял её в руки, перелистнул хранящиеся в ней композиции и, отыскав "Бусинку", аккуратно извлёк из файла. Интересно, какова была бы реакция Эйлин, узнай она о его намерениях? Наверняка стала бы возмущаться, отнимать папку и протестовать. Поэтому он будет действовать исподтишка, пользуясь тем, что она не видит. Зато Джаред сейчас имел возможность её лицезреть. Случайно бросив взгляд в освещённое солнцем окно, он видел, как она сидела за столиком в саду, держа на коленях малышку. Внимание Эйлин всецело принадлежало ей, с усердием выводящей что-то красками в альбоме; и, заглядывая в него поверх детской головы, она время от времени давала девочке какие-то советы. Интересно, что они там изображали? Может, любимого тигрёнка, сидящего на столе? Джаред невольно засмотрелся. Эйлин. Внимательный взгляд, чуть склонённая голова, спадающие лёгкими волнами пряди, сколотые на затылке и достающие ниже плеч. Облачённая в белые джинсы и кремовую тунику в мелкий розовый цветочек, она выглядела особенно изящно и, склоняясь над дочкой, украдкой целовала её в макушку. А иногда прикасалась к ней щекой и прятала в косичках счастливую улыбку. Да, она была счастлива в этот момент. Потому, что предмет её обожания — её девочка, её крошка — сейчас находился рядом. Потому, что её грела надежда. Надежда на хорошие перемены. Потому, что она любила, — а отныне Джаред знал, как Эйлин умеет любить. Она не выставляет этого напоказ, не кричит на всех углах о своих чувствах, а просто любит — искренне, преданно, глубоко. Это больше, чем чувство, это её внутренняя суть. Её дыхание, её сердцебиение, её жизненная сила. Это сама её жизнь! Её душа, которая бездонна. Вот если бы случилось чудо, и Эйлин смогла точно так же полюбить и его! Чувствуя, как от подобной мысли заныло в груди сердце, — а отныне они давались ему нелегко, — Джаред в тихом страдании даже закрыл глаза и глубоко вздохнул. И тут же услышал за спиной тихое: — Зачем ты так изводишь себя, Джаред? Он оглянулся, окинул взглядом маму, стоявшую в нескольких метрах и с тихой жалостью глядящую на него. Интересно, она давно за ним наблюдала? И как сумела войти в комнату так неслышно? — Что? — Я спрашиваю, зачем ты себя истязаешь? Почему не поговоришь с Эйлин и не откроешь ей свои чувства? Удивлённый, застигнутый врасплох подобным вопросом, Джаред чуть заметно вздохнул: — Потому, что боюсь. Боюсь, что ей не нужен. И она открыто скажет мне о том. — Глупый, — снисходительно улыбнулась мама, подходя ближе. — Она не сможет этого сделать. Неужели ты не понял до сих пор? — Ну, почему же? Понял: она не скажет этого из-за Санни. А я хочу что-то значить для неё сам. — А ты считаешь, что ничего для неё не значишь? — Нет. Она всегда была ко мне равнодушна. В её жизни я всего-навсего эпизод. Ничего не значащий и чисто случайный. Мама не была с этим согласна — недоверчивый взгляд и протестующая улыбка выдали это. И она лишь качнула головой: — Тогда почему она отважилась повторить его снова? Зачем она вновь приехала в нашу страну, оставив и свой город, и привычный уклад жизни? — Ради девочки. Она хочет быть рядом с ней. — И поэтому чуть ли не молится на тебя? — Что? — Джаред озадачено вздёрнул брови. Могло ли быть правдой то, что он услышал? Или же мама просто обмолвилась невпопад? — Что ты имеешь в виду? — Что если бы её целью была только Бусинка, Эйлин нашла бы кучу способов — намного попроще — остаться с ней рядом. К примеру, вышла бы замуж за жителя Лос-Анджелеса, чтобы на законных основаниях остаться в Штатах, и беспрепятственно встречалась бы с дочкой. И, заметь, вовсе бы не молчала, что она её мать, — уведомить об этом девочку у неё есть право. Но Эйлин этого не делает. Как думаешь, почему? — Потому, что сначала надо найти осла, который бы на ней женился. — И у тебя поворачивается язык такое говорить? — видя в глазах сына пляшущие смешинки, мама с улыбкой потянула его за ухо. — Эйлин очень хороша собой и от недостатка мужского внимания не страдает. Ты это знаешь. И при желании ей это не составит труда. Взять хотя бы Зака Ортиса — он без конца ей цветы присылает! Это был выстрел прямо в цель: Джаред насупился и нетерпеливо передёрнул плечом. — Ну, ладно, ладно, — признавая своё поражение, отмахнулся он от неоспоримых аргументов. — Я же всего-навсего пошутил. — Ты бы лучше не шутил, а посмотрел в глаза правде. А заодно бы подумал, почему Эйлин так не поступает. Почему ничего не доказывает и не настаивает на своих правах. Почему именно тебе предоставила право выдвигать условия, а сама готова полагаться на твою волю и подчиняться. Почему точно так же, как и ты, украдкой наблюдает за тобой из окна и прислушивается к твоим шагам, проносящимся по дому. А вот это было интересно. И неожиданно — Джаред никогда раньше не задумывался о таком. — Она за мной наблюдает? Когда? — Когда ты не замечаешь. К примеру, вчера, когда ты беседовал в саду по телефону, Эйлин не отходила от окна. Делала вид, что проверяет тетрадку Санни, а сама то и дело поворачивалась к стеклу. И вообще, за неделю, минувшую после встречи с Россом, вы какие-то странные оба: держитесь с напряжением, молча наблюдаете друг за другом. Что же там всё-таки произошло, Джаред? Ты мне так и не рассказал. — Ничего, мама. Ровным счётом ничего. — Тогда почему бедная Эйлин была такой болезненной всю неделю — всего два дня, как оклемалась? Почему на меня смотрит с настороженностью и опаской? Я не смела ей ставить вопросов, а она, видимо, ждала их от меня. Ждала и боялась. — Вот потому я и не рассказывал тебе ничего: не хотел, чтобы ты спрашивала её о чём-либо. Ты уж поверь мне: лучше всего обойти молчанием то, что случилось. Этому злодею не удались его гнусные планы — и слава Богу! Конечно же, Констанс догадывалась о намерениях Стаффера в тот вечер. И с такой позицией Джареда была согласна. Поэтому не настаивала на каких-либо уточнениях, а лишь покивала — чуть заметно, но от души. Взгляд её при этом коснулся папки в руках сына, и она удивлённо приподняла бровь. — А это что? — Это?... — замялся тот, поняв, что попался с поличным. Глаза его предательски забегали — правда, больше наигранно, чем на самом деле, — и он спрятал папку за спину. — Да это... так. — Как? — подозрительно прищурилась мама. — А ответь-ка мне, дорогой мой, что ты делаешь в классной комнате? — Да вот... зашёл. — Зашёл, когда Эйлин нет в ней? — О! А я и не знал, что должен спрашивать у неё разрешения! — в его мягком голосе послышалась не менее мягкая ирония. — Чтобы войти в комнату — нет, но чтобы рыться в её вещах, — Констанс ткнула пальцем на папку, как на неопровержимую улику, — думаю, стоит. — А я не роюсь! — шутливо огрызался Джаред, корча до забавного виноватую моську. — Я... ворую у неё кое-что. — Ещё лучше! С каких это пор ты стал воришкой? — С тех самых, когда одна крупная музыкальная фирма объявила конкурс на лучшую авторскую композицию. Мама перестала улыбаться, озорные искорки угасли в её глазах, а натомест в них вспыхнул серьёзный интерес. — Чего? — Ну, наш лейбл, звукозаписывающая фирма "Immortal", объявила конкурс "Прорыв года", в категории "лучшая авторская композиция", в котором имеют право участвовать все композиторы — и именитые, и неизвестные, и даже просто любители. Главное — чтобы композиция была новой и никому не знакомой. — И как это связано с тем, что ты роешься в папке Эйлин? — мама всё ещё не улавливала эту связь. — Помнишь, я говорил о мелодии, которой она характеризовала Санни? Так вот то была её мелодия. Она сама её написала, — Джаред даже приподнял выуженный из папки лист, испещрённый нотами. — Вот она! — И ты задумал послать её на конкурс? — Да. — Но Эйлин на это не согласится. — Знаю. Поэтому сделаю это втихаря. Скопирую на принтере и отошлю куда нужно. — А если Эйлин узнает? — Не узнает, если ты не скажешь. Но я же могу на тебя рассчитывать, правда? — Что? — нахмурилась Констанс. — Опять секреты? Господи, сынок, если б ты знал, сколько тайн в этом доме я храню! — Ну, — тот опять озорно ухмыльнулся, — одной больше, одной меньше. — Джаред, я серьёзно! Прекращай эти игры! Вы никогда не сможете найти с Эйлин общий язык, пока будете скрытничать и таиться. А у вас растёт дочь. Ты бы хоть о ней подумал! — А я о ней и думаю. — Правда? Тогда почему ты до сих пор не представишь ей маму? Ведь Бусинка этого так ждёт. Это была сложная тема. Раньше Джаред хотел убедиться, что Эйлин не временное явление и её намерения остаться с дочерью тверды, как гранит. Затем ему нужно было разобраться в себе, осознать важность ситуации, ответить на имеющиеся вопросы. А вот сейчас... На минуту опустив голову, Джаред глубоко вздохнул и, бросив короткий взгляд в окно, затем опять устремил его на маму. — Просто мне нужно было время, чтобы кое в чём убедиться, кое-что понять. Ведь это вопрос серьёзный, и я не хотел ошибиться. — И как? Понял? — Да. Я понял, что Эйлин будет примерной мамой для Санни. Лучшей нам не найти. Это было веско. Настолько, что мама на миг замолчала, подняв на сына поражённый взгляд. Затем он потеплел, тут же смягчился, а далее обрадовался и засиял. — Ну, наконец-то! — сорвалось с её губ. — Наконец-то ты понял это! И теперь ты откроешь Бусинке правду? — Да. — Хвала небесам! И когда же? — Знаешь, я тут подумал: пусть это станет ей наградой. Наградой за участие в конкурсе. Ведь Санни наверняка выступит на нём неважно — у неё почти нет времени на подготовку. Но я не хочу, чтобы она зацикливалась на неудачах, и потому дома её будет ждать грандиозный приз: в тот вечер к ней наконец "приедет" мама. Как тебе такая идея? Губы Констанс растянулись в улыбке — светлой, широкой, непроизвольной. Высказанный замысел выдался ей настолько милым и самобытным, что она даже поднесла к лицу сложенные лодочкой ладоши и, уткнувшись в них носом, восхищённо покачала головой. — О, дорогой, она превосходна! Всякие усилия — а Бусинка старается, правда, — должны быть вознаграждены. Независимо от результата. И это станет для неё лучшим подарком, который она запомнит на всю жизнь. Вот только до конкурса ещё целых два месяца — всего лишь неделя мая минула. — Это время даст мне возможность привыкнуть к мысли, что отныне я буду у Бусинки не один. А то ведь я не привык делить её с кем-то. Заслышав это, мама лишь улыбнулась. Конечно, это была всего лишь шутка, но с очевидной долей правды. Ведь минувшие годы Джаред был всем для маленькой Санни: её миром, наполнявшим его смыслом, живущей в нём мудростью. А позволив Эйлин войти в жизнь малышки, он будет вынужден делить с ней часть этих привилегий. Причём с готовностью и охотно. — А Эйлин знает? — и всё же задумка сына заставляла маму улыбаться. — Пока нет. Хочу, чтобы и для неё это стало сюрпризом. Она его заслужила. Ведь так? — Ещё бы! Господи, это будет настоящий праздник! Я даже думать о нём боюсь! — Почему же боишься, мама? — Чтобы не сглазить. Чтобы не дай Бог что-то не пошло кувырком. Чтобы не понадеяться на что-то, что не сбудется и горько разочарует. — Ты зря беспокоишься, — он даже приобнял Констанс. — Ничего такого не случится. Всё пройдёт хорошо. А к тому времени у нас с Эйлин ещё есть время выяснить отношения между собой. — Да, это нужно. Только, Джаред, сделай это разумно. Помни о рассудительности и здравом смысле. Иногда ты бываешь вспыльчив, и это подводит тебя. Он нахмурился и вновь опустил голову — чуть пристыженно, слегка виновато, хотя и с доброй долей озорства. Да, замечание мамы таило в себе частицу укора, но было справедливым: такой грешок действительно водился за ним. Не даром же в своё время на него указывал и доктор Чериш. Тогда, ещё пять лет назад. Кто знает, возможно, во всём, что случилось, импульсивность Джареда тоже сыграла какую-то роль? Дверь в комнату неожиданно распахнулась, и на пороге возникла Абби с букетом белых лилий в руках. — Простите, — оторопела она, явно не ожидая, что кто-то был в классной, а затем указала на принесённый букет. — У меня цветы для мисс Тишер. — Что? Опять? — в голосе Джареда зазвучали возмущённые нотки, и он метнул на них полный негодования взгляд. — Этот пронырливый Ортис преступает все мыслимые границы! — Джаред, не заводись, — снисходительно улыбнулась мама. — Во-первых, это ещё неизвестно: быть может, автор цветов кто-то другой. — Другой? Ха! Ты ошибаешься, мама! И я тебе это сейчас докажу! Абби, дайте мне букет! — Но, мистер Лето... — Дайте-дайте! Домработница не отважилась спорить и, подойдя, протянула Джареду принесённый презент. И тот, не церемонясь, выудил из него карточку и, опережая возражения мамы, быстро пробежал по ней глазами. А затем поднял победный, почти торжествующий взгляд, подкрашенный ревностной злобой. — Ну? Что я говорил — Зак Ортис! Он ещё и на ужин её пригласил! Настоящий балбес! Дубоголовый фраер! — Джаред! Господи, мне за тебя стыдно! Как ты посмел читать чужие записки? — Это не записка! — огрызнулся тот. — А всего лишь карточка! В которой, кстати, этот дурила приглашает Эйлин в ресторан! — Да пусть приглашает её, куда хочет! Разве он не имеет права? — Нет! Я в этом доме хозяин! — Это не позволяет тебе указывать, как поступать. Ни ему, ни Эйлин. Они люди взрослые и свободные. Сами разберутся. — Хватит, наразбирались уже: вон этот умник приглашает её на ужин! Достал уже своими букетами! Ботаник! Джареда распирали недобрые чувства. И пусть он высказывал их в мягкой и чуть ироничной форме, но всё же огромная доля правды в его словах была. И порой она срывалась с его губ не совсем осознано и разумно, но очень натурально, без фальши, от души. Мама видела это. И понимала. Хотя и не упускала случая приструнить сына: — Джаред, милый, не надо так кипятиться. Это всего лишь цветы. — Всего лишь? Да у меня от них уже аллергия! Зак ими буквально нас завалил —не дом, а оранжерея! А посему, — и он повернулся к домработнице, протягивая ей букет, — Абби, милая, возьмите этот веник и вышвырните на помойку! — Джаред! — на этот раз мама отреагировала с укором. — В своём ли ты уме? — и она тоже обратилась к Аббигайль: — Не слушайте его, дорогая. Это шутка. Возьмите эти цветы, — забрав у сына карточку, Констанс сунула её обратно в букет, — и отнесите в сад Эйлин. — Мама, да ты что?! — вполне серьёзно возмутился Джаред. — Да-да, Абби, сделайте, как я прошу. — Не смейте! — Идите, дорогая, — подмигнула ей мама. — А с мистером Лето я разберусь. На минутку Абби замешкалась, сомневаясь, кого ей следует слушать. Конечно, миссис Лето была старше и в каком-то смысле имела власть над сыном; но хозяином дома всё же был он. Так чьё же слово при таком раскладе должно было перевесить? Она растерянно скользнула взглядом по обоим, но, поскольку Джаред молчал, — а он не посмел дальше спорить, — затем послушно выпорхнула за дверь. Но только она сделала это, как Джаред с явной претензией уставился на Констанс. — Ну? И зачем ты так поступила? — Затем, что ты не имеешь права заправлять цветами, присланными не тебе. Они адресованы Эйлин — пусть она их получит. И распорядится ими сама. — Но, мама! Она же согласится принять приглашение Зака! — Думаешь? Тогда почему она не сделал этого до сих пор — ведь он не впервые подбивает её на это? Почему она отдаёт Санни все цветы, полученные от него? Почему не ценит их настолько, чтобы оставить их себе? Ведь женщины очень чувствительны по натуре и придают значение таким вещам. И не могут расстаться с тем, что хоть капельку для них важно. Ты уж поверь мне. — Ох, мама! — выдохнул он, сжимая в руке теннисный мячик, лежащий на подоконнике в уголочке. — Хотел бы я тебе верить! Но... не могу. Эйлин очень хорошенькая. И нравится Заку — в этом ты абсолютно права. И его намерения в отношении её очень серьёзны. — И тебя это возмущает? — Ещё бы! Да я готов этого Ортиса стереть в порошок! — Джаред, милый, обуздай свою ревность. Она не лучший советчик в подобных вопросах. И как бы тебе не наломать дров из-за неё. Дело ведь не в предложениях Зака, а в реакциях Эйлин. А она не давала повода тебе ревновать. Вот увидишь, к данному букету она и сейчас останется равнодушной. Он абсолютно ничего не значит для неё. — А если ты ошибаешься? Если внимание Зака для неё действительно ценно? Что, если до сих пор она не смела этого показать? Ценно? Мама скептически ухмыльнулась, явно уверена, что всё это глупость. Только Джаред, ослеплённый любовью, мог предположить нечто подобное, а потом мучиться от своих же фантазий. И, желая развенчать выстроенные им подозрения, она спокойно произнесла: — Тогда давай понаблюдаем и увидим, что ты, как обычно, неправ. Джаред не нашёл что ответить. Молча прожёг маму взглядом и, задумчиво вертя в руках всё тот же мячик, затем неспешно повернулся к окну. Была ли она права или же заблуждалась? У него была возможность это узнать. А за окном в это самое время малышка Санни закончила рисунок в альбоме и, соскользнув с колен Эйлин, принялась качаться на садовой качели. Поглядывая на неё, Эйлин не могла сдержать улыбку. Большущие глаза цвета неба, милые кудряшки, спадающие на лобик, забавные косички с яркими резинками на кончиках. Сидя на широкой мягкой сидушке, она заботливо прижимала к груди любимого тигрёнка, ласково нашёптывая ему какие-то утешительные слова. Чтобы тот не боялся качаться. В этот миг она была похожа на своего папу — на того самого Джареда, которого Эйлин увидела рядом, проснувшись поутру в номере отеля. Привыкшую всегда спать одной, его присутствие тогда ошарашило её настолько, что с губ слетело невольное: — Господи, сэр, зачем вы здесь? — И вам доброе утро, Эйлин! — он многозначительно улыбнулся. — Не очень-то вы приветливы с утра, как я погляжу. Ах, вот как? Не будь Эйлин сконфужена подобной картиной, она, быть может, поддержала бы игру, но после случившейся переделки, её нервная система всё ещё была слабой, и потому смущение взяло над ней верх. И, не в силах ему упираться, она пролепетала растерянно: — Я просто... имела в виду... что вы делаете в моей постели? — О! — зато Джаред в то утро явно был в ударе и потому искрился мягким добрым озорством. — Мне странно слышать это от женщины, с которой я имею ребёнка, — он затем придвинулся ближе и, заботливо обняв Эйлин, ласково шепнул: — И этот ребёнок сейчас ждёт нас домой. От него пахло тонким, изысканным парфюмом, отдающим нотами кардамона, какао и пачули; и, обласканная этим ароматом, Эйлин на минуту сомкнула ресницы. И невольно поймала себя на мысли, что никуда не хотела идти. После нервных встрясок она всегда чувствовала себя опустошенной и даже разбитой и потому откинулась на подушку и с усталым придыханием произнесла: — А можно я останусь здесь, сэр? Хочу проваляться весь день в постели. — Думаете, я вам это позволю — лежать и хандрить? А как же куча дел, мисс? Вы о ней забыли? — Какая куча? — Которая вас ожидает. Во-первых, показаться на глаза миссис Лето, потому как со вчерашнего дня она от волнения места себе не находит. Во-вторых, обязательно отправиться на работу, потому что, как я слышал, ваш работодатель мистер Лето — тот ещё кретин. А главное — непременно повидаться с Санни, ведь этой встречи кроха очень ждёт. Это были весомые аргументы, против которых Эйлин не отважилась спорить. И она отдала должное Джареду: он не только использовал целебную магию прикосновений, но и применял хитрую тактику, пытаясь её расшевелить. И это давало свои результаты: категоричность помыслов в Эйлин покачнулась, и хандра включила задний ход. И, видя это, Джаред решил закрепить результаты: — Вставайте, Эйлин! Не время разлёживаться и бить баклуши. У вас на носу конкурс, до которого осталось почти ничего — сегодня уже май начался. И пусть вас не останавливают никакие проблемы. Ваша задача — подготовить к нему Санни. Остальное — заботы мои. Да, именно так он тогда и сказал. И буквально вытащил её из постели и заставил вернуться в привычную колею. Благодаря этому уныние отступило, подавленность отошла на задний план. И Эйлин, внимая доброму совету, решила: пусть всё идёт своим чередом. Она будет продолжать готовить к конкурсу Санни, а дальше время покажет, стоит ли это делать. Проведя по щеке ладонью, Эйлин вздохнула. Интересно, удастся ли на этот конкурс ей всё-таки попасть? На столике встрепенулся до сих пор безучастный к происходящему мобильный, заставляя Эйлин оторваться от воспоминаний, и, протянув руку, она поднесла его к уху. — Алло? — Мисс Тишер? Здравствуйте! Энтони Сард беспокоит. — Добрый день, мистер Сард. — У меня к вам нескромный вопрос. Скажите, нет ли у вас какого-нибудь влиятельного покровителя в нашей сфере? — Что, простите? — столь открытый интерес этого человека даже огорошил Эйлин. — Я спрашиваю, нет ли среди ваших знакомых человека, наделённого большими полномочиями или вездесущими связями? Вот это да! Ничего себе вопросики! — Нет. Во всяком случае я такого не знаю. А что? — Не пойму, что происходит, но сегодня судьи все как один выступили за ваше участие в конкурсе. Представляете? Ещё вчера категорически упирались, а сегодня вдруг... Словом, я звоню сообщить вам приятную новость: вы включены в состав конкурсантов. Что? Как гром среди ясного неба — негаданно-нежданно! А Эйлин только загадывала о том! — Господи, мистер Сард, вы уверены в этом? — такая новость казалась ей нереальной. — Ещё бы! Вам уже отправили письменное извещение по почте, а пока я решил опередить его на словах. Так что ждите письмо. И готовьтесь к конкурсу. — О, мой Бог! Спасибо! — Меня благодарить не за что. Подозреваю, это постарался кто-то, стоящий намного выше меня. Но в любом случае я рад за вас, мисс Тишер. И желаю удачи! Энтони отключился, а Эйлин, всё ещё ошарашенная, не могла понять, действительно ли он сказал ей всё это или же только шутил. Что он говорил? Что кто-то замолвил за неё словечко, сыгравшее решающую роль? И этот кто-то стоит очень высоко? Настолько, что против его слова все правила бессильны, а критики и судьи не отваживаются возражать? Тогда нетрудно догадаться, кто же сказал это слово. Как и то, по чьей именно просьбе. Эйлин поднесла к губам руку, стараясь прикрыть вырывающуюся наружу улыбку. Неужели Джаред всё же связался с Китом Лагранжем? В этот момент из-за угла дома вынырнула Абби, но, занятая своими мыслями, Эйлин не увидела её. И заметила, лишь когда та, очутившись рядом, протянула ей цветы. — Это вам, мисс. — Что это? — встрепенувшись, невпопад удивилась Эйлин. — Вам прислали букет. — Кто? — Зак Ортис, — и, поняв, что выдала себя, домработница постаралась оправдаться: — Просто карточка случайно выпала, и, поднимая, я её так же случайно прочла. Эйлин уставилась на Абби немного растерянно и удивлённо. Мыслями её всё ещё владела новость о конкурсе, и потому она с трудом воспринимала происходящую реальность. Какие карточки? Какие букеты? Какой ещё Зак Ортис? Зачем он их прислал? Взгляд её упал на качающуюся на качели малышку — и Эйлин вновь улыбнулась. Разве только затем, чтобы она отдала цветы ей. — А кто это тут сидит и меня не встречает? — раздалось совсем рядом. Эйлин оглянулась. Показавшись из-за угла, в их сторону направлялся Шеннон с пышным комком сахарной ваты в руках. Завидев его, Санни тут же слетела с сидушки и бросилась к гостю с радостными возгласами: — Дядя Шенн! Дядя Шенн! И тут же повисла у него на шее. А он, одарив её сладким подарком, затем усадил обратно на качели и, бросив взгляд на Эйлин, удивился: — О, цветы? Неужели до этого дозрел Джаред? Нет. Но какая разница, если он совершал другие поступки? В понимании Эйлин —настоящие чудеса. Чувствуя, как радость плещется через край, она вскочила на ноги и по примеру Санни бросилась в объятия старшего Лето. Вместе с букетом. — Шеннон, ты не представляешь! — оживлённо зашептала при этом, не в силах с той самой радостью совладать. — Мы включены в состав конкурсантов! Эйлин даже не подозревала, что в это самое время из окна классной комнаты за ней следили две пары глаз. И всё увиденное воспринималось ими неоднозначно. Тогда как хозяйка серо-голубого взгляда по-женски мягко улыбалась, не видя в её поведении ничего предосудительного, обладатель голубых глазищ нахмурился, как пасмурный день. И даже скрипнул зубами, ревностно глядя на брата, одарённого жаркими объятиями, и на белые лилии, явно вызвавшие неподдельный восторг. — Так, говоришь, всё зависит от реакции Эйлин? — процедил он сквозь зубы, оглядываясь на маму. — Так кто же тогда из нас неправ? Он не добавил больше ни слова и, зло запустив теннисный мячик в угол, так что тот срикошетил о стену, мрачной тучей растворился в дверях.