Бусинка

В кафе "The cold breeze" в эту пору было не очень много народу, хотя и безлюдным оно не оставалось ни на миг. Кто-то уходил, кто-то появлялся, и таким образом в нём сохранялся уравновешенный баланс. Что же касалось посещаемого контингента, то его составляли довольно обычные люди — чаще всего работяги, решившие расслабиться после трудового дня. Отдельные из них были с Россом хорошо знакомы и, завидев его, одаривали приветственным жестом или дружеским хлопком по плечу. И от оказываемых знаков внимания его распирала горделивая важность, от которой он, казалось, даже подрастал. Однако никто из тех, кто должен был прийти на встречу, пока не появился, и Эйлин то и дело оглядывалась на вход, стоило лишь раздаться позвякиванию колокольчиков на двери. Каждый новый посетитель попадал под её пристальное внимание, которое безошибочно определяло, что он "опять не тот". Что-то ей подсказывало, что Кит Лагранж уж точно не придёт в свитере и потёртых джинсах. — Эйлин, расслабься, — слащаво улыбался Стаффер, поглядывая на неё. — Стоит ли так напрягаться? — А ты уверен, что ничего не напутал? — почему-то её начинали терзать неясные сомнения. — Ты уверен, что Лагранж вообще придёт? — Конечно. Он регулярно делает это. И мы частенько собираемся здесь. Частенько? Эйлин скользнула взглядом по заведению, отмечая довольно обыденный интерьер. Странные вкусы у этого человека. Но кто она такая, чтобы об этом судить? — Тогда почему он до сих пор не появился? — Просто ещё рано. Мы приехали раньше на полчаса. Полчаса? Ей хотелось возразить, что они давно минули, но она не стала: мало ли что могло задержать Лагранжа, ведь он деловой человек. — Лучше расскажи, как ты жила всё это время, — продолжал между тем Стаффер. — Ты так и не сделала этого в прошлый раз. А что, она обязана была это? Предоставить ему полный отчёт? По какому праву он претендовал на это? Эйлин нетерпеливо передёрнула плечом. — Жила как умела. По большей части работала. Вот и всё. — Всё? Тебе больше нечего рассказать мне? Почему? — Потому, что все мои рассказы сводятся в основном к работе. А это тебе неинтересно. — А кроме работы у тебя что, ничего не было? Никаких событий, никаких ярких моментов, никаких встреч? — Возможно, что-то и было, но не составляло особую значимость и потому не отложилось в памяти. — Что, и никаких интересных знакомств? Куда он клонил? И почему так беспардонно норовил заглянуть в её прошлое? — Ведь ты очень красивая девушка, Эйлин, — не умолкал он. — И я не верю, что все эти годы у тебя не было мужчин. — А я и не настаиваю на этом. Хочешь — верь, не хочешь — не верь. Тебе вовсе не обязательно знать подноготную моей жизни. — Ну, почему ты так резка со мной, Эйлин? Ведь когда-то мы были почти близки. — Стаффер, ты белены объелся? — в её голосе зазвучали суровые нотки, и Эйлин метнула в его сторону негодующий взгляд. — Что у тебя в бокале? Вытяжка из мухоморов? Или напиток из конопли? Брось отпивать из него, не то при встрече с Лагранжем не сможешь связать и двух слов. — Об этом можешь не волноваться, — и Росс опять расплылся в ухмылке — расхлябанной и недоброй. — А всё же ответь мне: ты никогда не задумывалась, как это могло произойти? Это немыслимо! Грязный сквалыга! После всего, что случилось, — пусть и прошло уже целых пять лет — он смел задавать ей такие вопросы?! — Ты ненормальный! — заключила она. — Как у тебя поворачивается язык говорить об этом? — А почему нет? — Потому, что по твоей милости тогда умер брат! — Вот только не надо сейчас валить всё в кучу и винить во всём меня. Он умер потому, что был болен. — Но у тебя был шанс его спасти! — Очень шаткий, надо заметить. И ты сама от него отказалась. Следовательно, ты виновата не меньше меня. Господи, как же он мерзок! Эйлин сделала глубокий вдох, стараясь сдержать клокочущую ярость. Подняла на Росса глаза, в которых сверкали кристаллы, и проронила тихо, но непреклонно: — Стаффер, ты сволочь! Я давно хотела тебе это сказать. За их столиком повисла пауза, в ходе которой хитроватые песочные глаза натыкались на ледяную глыбу серо-голубого взгляда, беспощадно пронизывающего осуждением. И в глубине его отражалась такая суровость, что Стаффер безошибочно понял: эту стену ему не сломить никогда. Неизвестно, насколько бы затянулось молчание, если бы чья-то рука вдруг не хлопнула Росса по плечу, возвращая в реальность. За его спиной вырос мужчина — высокий, плечистый, с цепким, острым взглядом, — и, оглянувшись, тот заметно сдал позицию: напускная спесь с него слетела, он заметно сник и даже слегка смутился. — Майк! — вырвалось у него. — Вот ты где, Стаффер! — мужчина, не церемонясь, подсел за столик. — Где ты шарился целый день? — Так ведь ездил по делам, на которые ты меня отправил. Ты же знаешь. — Знаю. А ответь-ка мне, куда ты девал софтбокс? — Как куда? Ты же сам попросил забрать его после съёмки. — А сунуть его себе в багажник я тоже просил? — явно недовольно пробубнил мужчина. — И возить затем с собой неизвестно где? — Нет, но... — Тогда сейчас же поднимай задницу со стула, скачи на улицу и перегрузи его из своей машины в мою! Мигом! Слегка смутившись, Росс неохотно поднялся и, шепнув Эйлин короткое: "Я сейчас", — направился на выход. Проводив его глазами, она повернулась к оставшемуся за столом мужчине и заинтересованно его оглядела. Завидного роста, серьёзный и волевой, он так и расточал вокруг себя суровые флюиды — не удивительно, что Стаффер перед ним спасовал. Но Эйлин его не боялась. Было что-то привлекательное в этом человеке: теплота в глубине острого взгляда, уважение, с которым он смотрел на неё, — что-то, что располагало к себе. А кроме того, он так лихо управился с Россом, что это автоматически возводило его в ранг союзников Эйлин. — Простите, мисс, — учтиво проронил он. — Я никогда бы не посмел прервать свидание, если бы ваш друг меня не подвёл. Что? Эйлин опешила на минуту. Неужели окружающие могли воспринимать их как пару? — Вы ошибаетесь, сэр: у нас не свидание, а Росс мне не друг. Заслышав это, мужчина слегка оживился, взгляд утратил колкую остроту и стал мягче, а сам он придвинулся ближе и тихо, но доверительно спросил: — Тогда что вы делаете в обществе такого сморчка, мисс? Ба! А этот человек, кем бы он ни был, тоже недолюбливал Росса! — У нас чисто деловая встреча. Незнакомец на минуту умолк, вопросительно оглядывая Эйлин, и разгадывающе-непонимающее выражение всё отчётливее проступало на его лице. — Не знаю, какие у такой эффектной леди могут быть с ним дела, но лучше бы вам не иметь их. — А вы, видно, хорошо знаете его? — К сожалению, мне приходится с ним работать. — К сожалению? — удивилась она. — Мне ещё никогда не приходилось иметь такого безответственного подчинённого. Эйлин опять проутюжила взглядом незнакомца, пытаясь угадать род его деятельности. — Он у вас в подчинении? — А почему это вас так удивляет? — Просто он сказал, что работает мастером по свету. Я думала, это независимое лицо. — Мастером по свету? — теперь удивился собеседник. — Да. Или, как он сказал, гафером. По лицу мужчины расплылось неоднозначное выражение — недоверчивое, чуть насмешливое и одновременно поражённое, — и он даже покачал головой, проронив тихое: — Ай да Росс! Неисправимый обманщик! Врёт и не краснеет! — Хотите сказать, что он меня обманул? — Да как вам ответить? Отчасти это правда — Стаффер действительно работает в этой отрасли. Вот только гафер-то я. Такое заверение сбило Эйлин с толку, и, нуждаясь в паузе на восстановление, она ещё раз оглядела незнакомца. Крепкое телосложение, развитая мускулатура, уверенный вид. И в глазах — осознанный блеск, свидетельствующий, что он не дурак. — Вы? — всё ещё недоверчиво слетело с её губ, на что мужчина улыбнулся, протягивая ей руку: — Майк Гловер, художник по свету, к вашим услугам. — А... кто же тогда Стаффер? — Простой осветитель. В нашей команде, которой я руковожу, он отвечает за грип — аппаратуру, необходимую для съёмок: фильтры, зонты, экраны, рамы. Отвечает, надо заметить, плохо, так как работа не идёт ему и на ум. Он больше занят выставлением себя, любимого, напоказ. Ведь похвастать тем, что имеешь отношение к киноиндустрии, — это же круто! Этим с лёгкостью можно привлечь внимание девиц. Эта фраза выдалась для Эйлин настоящей оплеухой. Отчего-то мысль, что её тоже могли принять за одну из них, так ядовито вонзилась в разум, что ей даже стало мерзко. И одновременно она подумала о том, что Джаред тоже имел отношение к этой отрасли, — причём самое непосредственное, — но никогда этим не кичился. — Скажите, Майк, а то, что вы якобы задействованы в проведении детского музыкально конкурса, проводимого летом, тоже враньё? — Нет, почему же! Это правда. Его организаторы и в самом деле вознамерились привлечь к этому нашу группу. Мы уже даже договор подписали. — И начали работу? — Работу? Нет, мисс, ещё рано. До конкурса целых два месяца, а подготовка к нему займёт гораздо меньше времени. Это звучало убедительно. Действительно, вряд ли подготовка к нему могла длиться так долго. Тем более у профессионалов. Но ведь, если так, то ложью было и всё остальное. Эйлин ощутила, как от такой мысли по спине покатился покалывающий холодок, и, желая убедиться в её правдивости, она тихонько спросила: — Значит, вы не обсуждаете вопросы конкурса, сидя с организаторами за одним столом? И не встречаетесь с Китом Лагранжем? — Нет, конечно. Единственный вопрос, который мы с ними решили на данный момент, — это подписание контракта. В остальных пока надобности нет. А с Лагранжем я вообще не виделся никогда: мы для него мелкие сошки. — Но Стаффер говорил... Господи, зачем ему понадобилось мне лгать? — Зачем? — Майк непонимающе сдвинул плечом. — Не могу знать, мисс. Но чаще всего интересных ему девиц он добивается именно посредством обмана. В голову Эйлин ударил внезапный порыв — молниеносно быстрый и обжигающе-жаркий. И по венам устремилась будоражащая волна, пробуждающая пристыженный разум. И тот оголил пред Эйлин всю эфемерность её надежд. Что она делает здесь, в захудалом кафе, находящемся где-то на отшибе? Да ещё и в компании отъявленного лжеца, умеющего лишь хвастаться и гонориться? Как она, обычно рассудлива и мудра, могла так легковерно повестись на его речи? На что она надеялась? Что он взялся за ум? Обзавёлся совестью? Изменился? Что сожалел о том, что в прошлом натворил? Раскаялся? Остепенился? Боже, как же она глупа! Вместо того, чтоб прислушаться к мудрым советам и искать помощи у того, кто мог её оказать, она, сломя голову, гонялась за ветром! Ощущая подкатывающий к горлу давящий ком, Эйлин поняла, что оставаться в кафе больше не может. И потому поднялась, проронив сидящему напротив мужчине: — Спасибо за то, что вы рассказали. Но я, пожалуй, пойду: уже совсем стемнело. — Как, вы разве не дождётесь Росса? А как же ваши с ним дела? — В них нет ни необходимости, ни смысла. До свидания, Майк. Было приятно побеседовать с вами. Она метнулась к выходу так устремлёно, будто кто-то мог броситься за ней вслед. Грудь её теснили недобрые чувства, отчего щёки пылали, как маки, и, желая хоть как-то умерить их пыл, Эйлин хотелось как можно скорее выбраться наружу. Однако в дверях она налетела на Росса — покончив с поручением Майка, тот как раз входил внутрь — и, не успев вовремя остановиться, почти коснулась лбом его плеча. — Эйлин! — тот несказанно удивился. — Ты уходишь? Почему? И у него хватало наглости спрашивать это? Равно как и смотреть ей в глаза? Внутри её зашевелилась неистовая дикая сила, собравшая скопившееся напряжение в один мощный разряд, и тот, миновав все барьеры, вырвался наружу так прытко, что Эйлин не сумела его удержать. Лишь услыхала хлёсткий звук оплеухи, заметила покрасневшее пятно на щеке Стаффера и его вытаращенные глаза. И, пока он пытался очухаться от шока, она просочилась мимо его тела и растворилась в дверях. Вылетев на улицу, Эйлин коротко огляделась. Сумерки уже стояли плотной стеной, и всё пространство, незнакомое для неё, погрузилось в темень. Только яркий свет фонарей прерывал её господство и тянущейся от кафе дорожкой подсказывал путь. Не тратясь на раздумья, она бросилась по ней — быстро, решительно, не колеблясь. Но через минуту услышала за спиной такие же торопливые шаги: уже пришедший в себя Стаффер — злой, разъярённый — пытался её догнать. Эйлин прошиб холодящий душу ужас, однако, не привыкшая сдаваться, она бросилась наутёк. Дабы запутать Стаффера, свернула с освещённой дорожки и, продираясь сквозь ветки, юркнула в заросли молодых кустарников. — Стой! Тебе от меня не уйти! Эйлин не была с этим согласна. Стыд, обида, уязвлённая совесть гнали её прочь от этого места. А особенно — от человека, пустившегося на обман. И она летела так лихо — благо, под джинсы она обула туфли-тапочки без каблуков, — что в ушах лишь посвистывал ветер. А вокруг бушевали потёмки — свернув с освещённой дороги, Эйлин практически сразу погрузилась в них. Заросли кустарников отступили, под ногами зашуршал затрудняющий поступь песок. Впереди, освещённая диском луны, повисшем на горизонте, блеснула полоска океана, вдоль которой бесконечной тёмной лентой тянулся пустынный пляж. Это настораживало и пугало, однако, движимая желанием укрыться от Росса, Эйлин не думала ни о чём. Метнулась на пляж, зашуршала попавшей под ноги галькой. — Стой, дура!! Да, она дура. Настоящая дура! Потому, что поверила такому прохиндею и позволила себя обмануть. А ведь когда-то она сделала вывод, что другого такого подонка на всём белом свете не сыщешь. И даже благодарила Бога за то, что Брэм умер, не узнав, насколько же подлый его братец... А может, он это и знал? Внезапно под ноги подвернулся невидимый в темноте камень, и Эйлин, споткнувшись, рухнула на песок. Торопливо поднялась и тут же бросилась дальше, однако потерянные секунды сыграли свою подлую роль: Стаффер почти с ней поравнялся и, улучив минуту, сиганул на Эйлин с разгону, сбив её с ног. Его прыжок был очень метким: падая, она налетела на угол скамейки выросшего пред ними пляжного грибка, и от удара по лбу у неё потемнело в глазах. И в тот же миг её настиг Стаффер. Навалился, как хищник на добычу, сгрёб её руками, похожими на тиски. — Я же говорил, что тебе от меня не уйти! — прошипел он сквозь зубы. — Стоило убегать? — Пусти! — задыхалась она от боли, ощущая струйку крови, катящуюся по лицу. — Ага! Как я — по-человечески, так ты — прессовать мне рыло, а теперь так, значит, "пусти"? "По-человечески"? Это так он называл свою попытку обманом добиться... А интересно, чего он хотел добиться? Стараясь справиться с едкой болью, Эйлин чуть слышно шепнула: — Что ты задумал? — Я? — он сделал крайне удивлённый и даже огорошенный вид. — Я лишь хотел свести тебя с Лагранжем. Как ты и просила. — Неправда! Ты не знаешь никакого Лагранжа! И ни с кем из организаторов и близко не знаком! И вообще ты не тот, за кого себя выдаёшь! Ты мерзкий трус и обманщик! Так объясни мне, зачем тебе понадобилась эта хитрость? На секунду, всего на какую-то долю минуты, по его лицу прошлось замешательство — того, что Эйлин всё знала, он, видимо, не ожидал, — но в следующий миг всё вернулось на место, глаза его холодно сверкнули, и он лишь проронил: — Ах, ты уже знаешь? Что ж, может, так оно и лучше. Пожалуй, стоит раскрыть карты, наконец. — Какие карты? Что тебе от меня надо? — Только то, что принадлежит мне по праву, — его взгляд наполнился бесстыдным вожделением, а пятерня беспардонно заскользила по её щеке. — Ведь ты очень хорошенькая, Эйлин. И, увидев тебя впервые, я удивился, как моему братцу удалось заполучить такую красотку. — Убери руки! — Но, к счастью, ты ему не досталась, — его рука переместилась на шею. — Зато почти была моей. И если бы у Брэма не хватило ума отляпаться в самый неподходящий момент... — Убери свои загребала, ненормальный! — Ведь я всегда хотел тебя. С самой первой встречи. А когда увидел там, в зоопарке, и вовсе очумел: прошедшие годы сделали тебя ещё краше. И все мои мысли были направлены на одно: как заполучить то, что тогда не досталось. — Замолчи, идиот! — Да, я идиот, — его руки нагло загребли Эйлин. — Идиот, потому что ты стала моей навязчивой идеей, не позволяющей ни спать, ни свободно дышать. Идиот, потому что завидую Брэму, который был к тебе ближе. А может, и совсем близко, а? — Пусти! Не трогай! Убирайся! — Глупая! Не вырывайся! Я ведь ничем не хуже его. — Нет! Стаффер, пусти! Не смей! О, Боже! Но тот не реагировал. Напротив, навалился на Эйлин всем телом, безжалостно вдавливая в песок. Его руки заскользили по ней, создавая эффект осьминога, приводящий её в исступленный ужас, и, поддаваясь инстинкту, Эйлин судорожно зашарила по песку, выискивая предмет обороны. Нащупала небольшой камень и, не раздумывая, огрела им Стаффера по голове. Однако из-за боли и скованности движений удар получился слабым и больше разозлил его, чем остепенил. — Ах ты тварь! Резкий взмах, удар наотмашь по лицу — и Эйлин откинулась навзничь, ощущая шум в ушах и новую боль в голове. Из носа хлынула кровь, перед глазами поплыли очертания пляжа, в понимании тошнотворно завертелся яркий диск луны, и, коротко вскрикнув, Эйлин отчётливо осознала, что противостоять такому мерзавцу у неё не хватит сил. Вдруг чья-то рука схватила Стаффера за макушку, резко дёрнув его голову вверх. В воздухе взмыл кулак, послышался отзвук удара, а затем — грохот отлетающего тела. — По-моему, тварью здесь несёт от другого! Раздавшийся тихий голос пугал спокойствием, казавшимся зловещим. В его мягких модуляциях угадывалось столько скрытой угрозы, что у Эйлин всё перевернулось внутри. Она без труда его узнала — он принадлежал именно тому человеку, на которого реагировала вся её суть, — и, потрясённая появлением его владельца, ощутила катящийся по венам электрический разряд. — Эй, какого дьявола? — в голосе Росса, донёсшегося, словно из мрака, зазвучали испуганные нотки. — Это ты мне скажи! Какого дьявола ты творишь, Стаффер? — Послушай, друг... — Я тебе не друг! Подонки, вроде тебя, не могут быть мне друзьями! У меня с ними разговор один! Снова раздался удар. И через время — слабые хрипы Росса: — Да послушай меня, Лето! Эта женщина моя! Я давно с ней этим занимаюсь! С самого начала! Она встречалась с моим братом, а спала со мной! Новый удар. Сильнее предыдущих. А затем — слетевший во тьму злостный шёпот Джареда: — Сволочь! — Да чего ты так взбеленился? — выплюнул Стаффер на песок вместе с кровью. — Если ты имеешь на неё виды, я с тобой поделюсь. Эта женщина безотказна. Она готова переспать с каждым. Так что нам её хватит на двоих. Грянувший новый удар был подобен грому — сильный, жёсткий, переполненный беспощадностью и всё же прорвавшейся наружу злобой. Испуганно задохнувшись, Эйлин в панике вскочила на ноги, однако те не удержали её, и она снова рухнула наземь, а затем подползла к лавочке пляжного навеса и уцепилась за неё, как за спасательный круг. Мать честная! Что говорил этот Стаффер! Что, если Джаред поверит ему?! Однако Лето был непреклонен. И хоть она не могла его видеть, — боль на лице затмевала такую возможность, а из разбитого носа хлестала кровь, — всё же слышала звуки ударов, которые тот обрушивал на Росса. Сколько их было, Эйлин сбилась со счёта, но, выведенный из себя, на их количество Джаред не скупился. Причём каждый последующий казался тяжелее предыдущего. И это дало свой результат: Стаффер заткнулся. И, вразумлённый такой процедурой, без чувств распластался на песке. Не отпуская скамейку, Эйлин уронила голову на руки, тщетно желая провалиться сквозь землю, утонуть в океане или же просто умереть — до того ей было не по себе. Не столько от переделки, в которой она очутилась, не столько от едких излияний, которыми её очернил Стаффер, сколько от того, что во всей этой картине вдруг возник Джаред Лето. В момент, когда он появился, Эйлин испытала такой неистовый ужас, что всё онемело у неё внутри. И это чувство, не поддающееся контролю, парализовало все её нервы, — ни убежать, ни даже пошевелиться она не могла. И, стирая с лица струйки крови, она панически страшилась той минуты, когда он покончит с Россом и переключит внимание на неё. Но вот звуки ударов стихли, по песку зашуршали приближающиеся шаги, и Эйлин сильнее вжалась в скамейку, ощущая, что мысли мешаются в её голове. Подойдя ближе, Джаред остановился, молча оглядел её, затем опустился на колени и, достав платок, поднёс к её лицу. — Держите! — голос жестковатый, но спокойный. — Зажмите крылья носа и дышите ртом... Вы идти сможете? Она лишь покивала, хотя из-за навалившегося странного чувства, смешанного с непреходящей боязнью, смутно осознавала не только свои действия, но и себя. — Тогда пойдёмте! Эйлин не помнила, как они вышли из пляжа и добрались до машины, оставленной на парковке под ярко горевшим фонарным столбом. Не помнила, что говорил Джаред и как она забралась в салон. Сознание её включилось в работу, лишь когда её лица коснулись холодные капли, и, ожив, отметило, что Лето сидит рядом, держа в руках бутылку воды, и, протирая ей виски смоченной салфеткой, встревоженно смотрит на неё. — Вам лучше? Она опять покивала — слабо, будто сквозь вату, — и успела подумать, что всё происходящее было довольно странным. Все её ощущения натыкались на незримый, но плотный барьер, порождая впечатление нереальности событий. И движения отдавали заторможенной вязкостью, как в замедленной съёмке. — Тогда сделайте глоток, — настойчиво поднёс он бутылку к её губам, а потом её отложил и вооружился аптечкой. — А теперь покажите мне лицо. Он говорил спокойно, однако суховато-жёсткие нотки в голосе выдавали его суровость. Непроизвольно на него взглянув, Эйлин заметила решительный и строгий вид, крепко сцепленные зубы, отблеск металла в глазах... И у неё по спине опять поползли мурашки. — Не бойтесь, я вас не укушу, — видимо, что-то заметил он. — Просто хочу оказать посильную помощь. Ни упираться, ни спорить у неё не было сил; и всё, что ей оставалось, — это лишь подчиниться. Поэтому Эйлин убрала платок от лица, придвинулась ближе, а затем стойко терпела жгуче-пощипывающую боль от проводимых им манипуляций — мягких, неспешных, опасливо-осторожных. — Скажите мне, Эйлин, — говорил Джаред подчёркнуто-спокойно, тогда как — и это было отчётливо видно — недобрые чувства распирали его, — как вы могли? Как вы могли поехать с таким разгильдяем, как Стаффер? Честно говоря, сейчас она и сама этого не понимала. Но тогда... Тогда она была движима только одним: желанием встретиться с Китом Лагранжем. Во что бы то ни стало. На протяжении долгого времени она вынашивала эту идею и стала почти одержима ею. А тут подвернулся Стаффер. И внезапная развязка, которую он посулил, так сладко поласкала истерзанную душу, что отступили все здравые мысли. Только тот, с кем такого не случалось, мог её за это осуждать. — Ведь вы же знали, что он за тип? Знала. Но понадеялась на то, что всё это осталось в прошлом и Стаффер остепенился. Переоценил ценности и стал намного умней. Ведь годы, как правило, меняли человека, внося коррективы и в его характер, и в поступки. Но она ошиблась. Она напрочь забыла, что есть индивиды, не способные измениться никогда. — А если бы я вовремя не подоспел? Об этом было страшно подумать. Эйлин вспомнила щупальца паука Стаффера, бесстыдно шарящие по её телу, его сластолюбивые, налитые похотью глаза, прописанное пошлостью по лицу желание — и от нахлынувшего отвращения она задохнулась. Нет, если бы ему удалось осуществить свои грязные планы, она бы наверное, умерла. Конечно, Джаред оказал неоценимую помощь, но мысль о том, что он стал свидетелем столь постыдной сцены, порождала в Эйлин непрестанный трепет. И, прячась за возрастающей внутренней преградой, отдающей онемением нервов, Эйлин всё же улавливала проявления страха, заставляющие её виновато опускать глаза. А Джаред безжалостно простреливал её строгим взглядом, колол суровой серьёзностью, прожигал сосредоточенным огнём и ожидал услышать хоть слово. Но Эйлин робко молчала, чем ещё больше подхлёстывала его фантазию, И, поддаваясь ей, он выдвинул внезапное предположение: — А может, я зря это сделал? Возможно, я вам помешал? Что?!! Эйлин вздрогнула, как если бы её укололи, и даже отшатнулась, ударившись о боковое окно плечом. Господи, как он мог такое подумать? Он это — серьёзно? Или просто дразнит её? И, главное, осуждать его она не может: при сложившемся раскладе такая версия вполне могла быть. Тем более, что на неё намекал Стаффер. О, небо! Неужели Джаред поверил ему? Уязвлённая подобной мыслью, Эйлин задохнулась от возмущения и обиды, заставивших её сделать судорожный вдох. Обладание, позволяющее до сих пор хоть как-то держаться, отступило, последние силы ей изменили, и вязкая апатичная волна накрыла её с головой, порождая единственное желание: как можно скорее добраться до отеля и обессиленно упасть на кровать. — Пожалуйста, сэр, отвезите меня в отель. Её тихий голос, граничащий с шёпотом, судорожно дрожал, и, заметив это, Джаред настороженно повёл бровью. — Эйлин, вы в порядке? — Да... Отвезите. — Сначала мы поедем к доктору. — Не надо. Со мной действительно всё хорошо. — Я хочу в этом убедиться. — Прошу вас. Ей было трудно говорить. Голос то и дело срывался, выдавая терзавшую её дрожь — неистовую, пробирающую до боли, — и, никогда не видевший Эйлин в таком состоянии, Джаред внутренне напрягся. — Хорошо, — шепнул он. — Но я отвезу вас домой. Только этого не хватало! В голову Эйлин ударил обжигающий ток — такой внезапный и горячий, что у неё потемнело в глазах, а все мысли на минуту смешались. И она лишь успела подумать о том, что появиться в доме Лето для неё было так же невозможно, как и остановить на ходу поезд, летящий во весь опор. — Пожалуйста, сэр, отвезите меня в отель, — кое-как проронила она и, не дожидаясь новых возражений, заглянула ему прямо в глаза, добавив совсем тихо: — Мне нужно побыть одной. Это возымело действие: Джаред опустил взгляд, хлёсткая суровость на его лице отступила, категоричность дала брешь и стала окрашиваться пониманием. — Ладно, — он согласно кивнул и, отложив аптечку, нажал на газ. — Вы только успокойтесь. До самого отеля ехали молча, но Эйлин ловила на себе его частые взгляды — разгадывающие, вопросительные, опасливо-напряжённые. А уже у него самого Джаред первым выскочил из машины, и, догадываясь о его намерениях, она протестующе вытянула вперёд руку. — Не надо, не провожайте меня. Я сама доберусь. И она направилась к отелю. Глядя ей вслед, Джаред не мог отделаться от неясной тревоги. Было что-то странное в этом всём. Что-то необъяснимое, что даже пугало. И в непривычном поведении Эйлин, когда она вдруг стала какой-то далёкой, словно неживой, и в её неуверенной тяжёлой походке, и в неосознанных жестах, вырывающихся, казалось, сами собой, и в отрешённом виде, как если бы всё происходящее было бессмысленным и неважным. И пусть понимание Джареда не могло этого объяснить, всё же предчувствие реагировало очень остро. Да что это с его птичкой Эйлин, чёрт возьми?! В самих дверях она пошатнулась, успев подставить руку к косяку, а затем устало перевела дыхание и неспешно скрылась в проёме. И, поняв, что оставить этого так не может, Джаред захлопнул дверцу машины и решительно ступил на крыльцо.