Бусинка

Проснувшись на следующее утро, Эйлин не могла отделаться от волнений. Не столько потому, что не привыкла создавать проблем и оттого в этом доме — пусть приветливом и радушном, но всё же в чужом — чувствовала себя немного стеснённо; не столько потому, что малышка Санни улизнула от неё, пока она умывалась; и даже не потому, что, принявшись одеваться, не обнаружила своей одежды и была вынуждена спускаться вниз в том же мягком халате. Причиной её волнений был охвативший её страх встретиться с автором вчерашнего поцелуя. Почему-то Эйлин казалось, что, выйдя за пределы комнаты, она столкнётся с ним нос к носу и прочтёт отражение победы в его торжествующих глазах — холодное, едковато-высокомерное и непременно обидное. Ведь мужчины — завоеватели, любящие вести счёт победам, — незначительным или большим, - даже если те не задевали чувств. Правда, по поводу чувств Джареда она не могла ответить наверняка. Были ли они у него по отношению к ней? Открыто о них сейчас он не говорил, а его признания в симпатии к ней раньше осталось делом прошлым — с тех пор столько времени прошло. А вот его поступки кое о чём говорили: и настороженные взгляды, бросаемые на посетителей-мужчин, и расспросы о Россе Стаффере, и пусть и шутливая, но отчасти серьёзная враждебность к подаренным ей цветам... Права была мама, говоря, что он её ревнует. Но была ли это ревность от наличия чувств? Или же Джареда просто подгоняли в спину проявления конкурентов — мужчины ведь в какой-то степени подвержены законам прайда? Подобные мысли смешались у Эйлин в голове, порождая в душе сомнения и страхи. Хотя она ловила себя на том, что больше боится по другой причине: из-за собственных ощущений и чувств. А они настолько в ней переплелись, что отвыкший от подобных нагрузок мозг не успевал ни проанализировать их, ни осмыслить. И она трепетала, боясь показаться Джареду на глаза, уловить на себе его взгляд или услышать хоть слово. Настолько, что упрямое сердце гулко грохотало где-то в груди. Господи, что с ней? Это был всего лишь невинный поцелуй! И пожелания доброй ночи. Однако, спускаясь вниз, Эйлин не встретила никого. Ни в коридоре второго этажа, ни на лестнице, ни в холле. Только доносящиеся из кухни голоса указывали на то, что проснувшаяся в этом доме жизнь переместилась в её владения. Подойдя ближе, Эйлин заглянула в образованную неприкрытой дверью щель и увидела малышку Санни, видимо, появившуюся на кухне минутами раньше. Стоя рядом с присевшей возле неё бабушкой, она терпеливо ждала, пока та завяжет наброшенный поверх пижамки халатик. — Вот так, — покончив с этим, Констанс поднялась. — Теперь — совсем другое дело. А то ведь настоящие леди не ходят по дому в пижаме. — А в чём они ходят? — маленькое создание любознательно вздёрнуло кверху носик. — Как минимум, в халате. — Значит, теперь я похожа на леди? — Конечно. Теперь ты истинная леди! Которой, кстати, пора завтракать. Заслышав это, Бусинка поморщилась, издав короткий протестующий звук, на который бабушка тут же отреагировала с лёгким укором: — Опять упрямишься? — Бабушка, я не хочу-у. — Ты же знаешь: настоящая леди следит за своим здоровьем. А для него завтрак просто необходим. — Но мне не хочется. — Санни, для этого не обязательно наедаться до отвала. Достаточно выпить сока или съесть фрукт. — А можно мне выпить сока из папиной чашки? — Нет, милая. Папа не любит, когда кто-то трогает её. Особенно — тот, кто может её разбить. — Я не разобью. Честно-честно. — И всё-таки это не лучшая идея. Сок вообще из стаканов пьют. — Тогда я не хочу! — надула губки малышка. — Санни, что за капризы? Настоящие леди так себя не ведут! — Я не хочу есть! Я не буду! — О, Господи! — вздохнула Констанс, от бессилия даже всплеснув руками. — Этого ребёнка с утра невозможно накормить! — а дальше посмотрела в голубые глазёнки внучки и добавила с заметной игривостью: — Всё-таки я приму приглашение миссис Грайвер и уеду на несколько дней! — А меня возьмёшь с собой? — Нет. Быть может, ты соскучишься по мне и наконец станешь слушаться. Маленькое создание похлопало ресничками, пытаясь уловить связь между возможным отъездом прародительницы и своим послушанием, а в это время где-то наверху хлопнула дверь, донося до слуха Эйлин обрывки фраз, произносимые Джаредом: - ... Сейчас, погоди минуту. Я только зайду в музыкальную комнату и найду их. Не клади трубку... Его шаги затерялись по коридору, скрывшись затем за другой дверью, но на смену наступившей тишине пришёл другой шум, донёсшийся с улицы. Подкатив мягким шорохом шин к крыльцу, он остановился, а дальше рассыпался на составляющие из шагов приехавшей на работу Абби, хлопком закрывающейся машинной дверцы и мелодичными переливами включившейся сигнализации. Проснувшаяся жизнь в этом доме входила в привычную колею, и, понимая, что так или иначе она коснётся и её, Эйлин поняла, что не сможет скрываться и дальше. И поэтому толкнула дверь кухни и решительно ступила внутрь. Две пары глаз разом тут же охватили её, и миссис Лето обрадованно встрепенулась: — Доброе утро, Эйлин! Вы уже поднялись? — Да, мэм. — Это радует, — добрая улыбка на её лице подтверждала, что так и было на самом деле. — Хотя не надо бы вам ещё этого делать: доктор Чериш предписал вам полный покой. — Но это же не значит, что я должна лежать бревном, верно? У меня и так уже бока болят. — Подозреваю, что болят они по другой причине, — и Констанс бросила в сторону внучки озорной, чуть улыбчивый взгляд. — Джаред говорил, что Санни спала с вами. — О, нет, миссис Лето, это тут ни при чём. Она спала очень мирно и спокойно и не создавала проблем. Поглядывая на Эйлин, Констанс улыбнулась — слегка недоверчиво, но с заметным пониманием, — и в её голосе отразилась нескрываемая теплота, говорившая, что всему произошедшему она была безмерно рада: — Ну, да. Если отбивную по рёбрам не называть проблемой, то, наверное, так и есть. — Какая отбивная, что вы? — с нежностью посмотрев на ребёнка, Эйлин затем присела возле него. — Это была моя лучшая ночь... Ты выспалась, котёнок? Котёнок закивал в ответ так усердно, что даже запрыгали разметавшиеся по плечикам прядки; и, откинув их назад, Эйлин ласково его обняла. Это было невероятное чувство — проснуться поутру со своим ребёнком. Чувство незнакомое раньше, но обладающее такой магической силой. В это время, никем незамеченный, по лестнице спустился Джаред и, тоже подойдя к кухне, заглянул в дверь. Он видел, как Эйлин улыбается, лаская малышку, в то время как мама интересовалась: — Как вы сегодня себя чувствуете, дорогая? — Хорошо, миссис Лето, спасибо. — Вы уверены? — Вполне. А что, я даю повод для беспокойства? — Нет, но... у вас отчего-то горят щёки. — Да, — тут же поддакнула Санни. — У меня тоже такие щёчки бывают, когда я гуляю на морозе. Вы тоже на нём гуляли? Смущённая улыбка коснулась губ Эйлин, заставляя её на минуту опустить глаза. Конечно, и миссис Лето, и малышка Санни были правы: сегодня она чувствовала себя не так, как обычно. Но причиной тому была не переделка, пережитая накануне, а неуёмное волнение, которое ей никак не удавалось приструнить. Но Эйлин не смела в этом сознаться, а потому выискивала разумные отговорки: — Нет, что ты, лапочка. На улице — весна. Какой уж там мороз? Просто я наклонилась, и кровь прилила к щекам. — Вы уверены, что причина только в этом? — недоверчивый взгляд мамы указал на то, что провести её было не так-то легко. — Ну, ещё от неловкости. — От неловкости? — Да. Видите ли, проснувшись поутру, я не обнаружила в комнате своей одежды, и это озадачило меня. — О, Эйлин, вы напрасно напрягались. Вашему костюму нужно было вернуть прежний вид, поэтому Абби забрала его в стирку. — Но..., — лёгкая растерянность проскользнула по лицу Эйлин, — как же я теперь вернусь в отель? — Вам придётся остаться здесь. — Нет, что вы! — и растерянность даже сменилась страхом. — Это невозможно! Я и так придала вам проблем, а теперь ещё — дополнительные хлопоты с одеждой. — Глупости. Ну, какие проблемы от вас? Напротив, это очень приятно, что вы не побрезговали нами. А ваш костюм вчера попал в переделку. Только и всего. — Да, я помню. Но я могла бы привести его в порядок сама. — Ах, Эйлин, позвольте сделать для вас хотя бы эту малость. А ещё разрешите угостить вас завтраком. Быть может, наша Бусинка тоже позавтракает с вами. Уже открыв было рот, чтобы отказаться, Эйлин быстро смекнула, что лучше этого не делать, и, переведя взгляд на девочку, решила заручиться её поддержкой: — Составишь мне компанию? — Я не хочу-у. Мне не хочется есть утром. — Вот так всегда, — заметила Констанс. — Так же как и днём, и вечером, и постоянно. Зато конфеты и сладости это маленькое создание может есть когда угодно. Девочка насупилась, бросая на бабушку по-детски недовольные взгляды; и Эйлин поняла, что такое утреннее противостояние было в этом доме привычным. И те методы, которые использовала миссис Лето, — лёгкие упрёки, шутливые подколы, мягкая ирония — не могли эту проблему решить. Сделать это можно было каким-то новым, совершенно другим способом. И Эйлин применила самый действенный из них. Придвинулась ближе и, приобняв малышку, шепнула, как некий секрет: — Знаешь, Бусинка, раньше я тоже никогда не завтракала, пока однажды один человек не угостил меня изумительно вкусным, а главное — полезным блюдом. С тех пор каждый мой завтрак ассоциируется именно с ним. А когда мне удаётся его приготовить, это превращается в настоящий праздник. — А что это за блюдо? — в детских глазёнках зажёгся искренний интерес. — Оно называется "Банановая лодочка". Хочешь его попробовать? Мне кажется, оно тебе очень понравится. Санни закивала с таким азартом, как если бы ей посулили любимую сладость. — Тогда давай вместе приготовим его. Нет ничего вкуснее блюда, приготовленного собственными руками. Девочка вновь закивала — ещё азартнее, чем в предыдущий раз, явно поощрённая, что ей предлагали приобщиться к занятию взрослых. При этом в её глазках горел такой энтузиазм, как если бы ей обещали открыть неиссякаемый родник первоклассного шоколада. Подумав об этом, Эйлин не смогла сдержать улыбку, с которой затем и оглянулась на Констанс: — Вы позволите, миссис Лето? — О, конечно! — веселье в её глазах говорило об одобрении данной затеи. — Тогда нам понадобятся фрукты и ягоды. А также арахисовое масло и нектар агавы с корицей. Но, если его нет, подойдёт мёд, шоколад или взбитые сливки. — Есть, — мама подсунула плетёную корзинку с фруктами ближе. — Конечно же есть. Я дам вам всё, что вы назвали, а вы уж выбирайте сами. Она метнулась к кухонным шкафчикам, а Эйлин достала два фартука, один из которых надела на девочку, предложив: — Санни, давай приготовим это блюдо на всех. Я уверена, что и бабушка, и Абби тоже захотят его отведать. — И папа? — И папа. О, особенно он! Согласна? Очередные кивки головой и новый поток энтузиазма. И, удовлетворённая таким исходом, Эйлин надела фартук и на себя. — Тогда запомни несколько условий, Бусинка. Главное правило повара — аккуратность. Поэтому перед готовкой обязательно нужно вымыть ручки. Ну-ка, кто первый к рукомойнику! Они бросились к нему наперегонки, причём Эйлин, конечно же, позволила девочке добраться до него первой. А затем кухню взяла в оборот рабочая суета — оживлённая и весёлая, но упорядоченная и слаженная, — глядя на которую, миссис Лето лишь улыбалась. Стоявший за дверью Джаред улыбался тоже, причём сразу по двум причинам. Во-первых, ему было отрадно видеть, как легко удавалось Эйлин заинтересовать ребёнка и с какой готовностью Санни шла с ней на контакт. Казалось, они были добрыми друзьями, умевшими чувствовать друг друга и, конечно же, понимать. А во-вторых, само название блюда говорило за себя. Едва Эйлин его назвала, как он понял всё, что скрывалось между строк, и его в очередной раз накрыла лёгкая эйфория от ставших понятными маленьких истин. Оказывается, она помнила их совместный завтрак в Малибу, произведший на неё тогда неизгладимое впечатление. И именно он, Джаред, был тем человеком, который познакомил её с этим простым, но, как оказалось, невероятным блюдом. И вот сейчас она точно так же учила их дочь делать из обычных вещей своего рода сказку. — Вот так, милая, — слышал её голос он. — Положи это в серединку... А теперь укрась вишенкой или клубничкой... Посмотри, как красиво вышло! Так и просится в рот само. Верно? — Да-а. — Я уже даже облизываюсь украдкой, — подзадоривала Констанс. Бусинка оглядывалась на неё, видимо, опасаясь, как бы та не набросилась на блюдо раньше, чем нужно, а затем поворачивалась к Эйлин, в которой видела своего сообщника, и заручалась её поддержкой: — А мы бабушке не дадим? — Пока нет: блюдо ещё не готово. — А она грозилась уехать от меня, — пожаловалась Санни, словно раздумывая, стоит ли после такого вообще угощать бабушку новым блюдом. — Куда? Вы куда-то собрались, миссис Лето? — В Луизиану. Моя давешняя подруга выдаёт замуж младшую дочь вот и приглашает меня на свадьбу. Правда, я ещё не решила, ехать мне или нет. — Конечно же поезжайте. Свадьба — это приятное торжество, происходящее не так часто. — Да, но поездка займёт несколько дней. Как я смогу оставить Санни? — Но ведь Санни останется не одна. У неё есть папа — человек взрослый. Он сумеет позаботиться о ней. Должны же вы средь ежедневных дел и забот найти минутку и на себя тоже! Констанс улыбнулась — удовлетворённо и тепло, — давая понять, что эти слова пришлись ей по нраву; а Эйлин, покончив с работой, оглядела полученные "лодочки", размещённые на большом блюде. — Ну, Бусинка, — она переложила одну из них девочке на тарелку, — а теперь давай пробовать, что мы натворили. Дважды просить её не пришлось. Схватив десертную ложку, она подцепила кусочек и тут же отправила в рот. Пожевала с возрастающим на личике удовольствием и, проглотив, в порыве азарта потянулась к тарелке снова. — Нравится? — глядя на это, улыбалась миссис Лето. Запихнув в рот новую порцию необычного блюда, девочка закивала, заставив свои прядки вновь танцевать по плечам, а Констанс, не скрывая некоего торжества, шепнула Эйлин: — Ах, дорогая, вы настоящая волшебница! — Нет, что вы. Это не так. Волшебник — тот человек, который познакомил меня с этим блюдом. Помню, для меня в своё время оно тоже стало настоящим чудом. Мама задержала на ней проницательный взгляд, словно пытаясь понять, о ком она говорила, и её излучающие нежность глаза выдали зародившуюся в ней догадку. Но она не стала её выдавать, а обратилась к доедающей завтрак внучке: — Какая же ты умница, Бусинка! Как отрадно видеть тебя такой... А сока дать? — Угу, — и Санни подсунула к себе папину чашку. — Только налей его вот сюда. — Санни, это плохая идея. — Ну, пожалуйста. Я не разобью её! — Охотно верю. Но всё же налью его в стакан. — Ну, бабушка! Такая категоричность прародительницы вызвала у девочки прилив возмущения, и, поддаваясь ему, она непроизвольно взмахнула рукой, причём так резко, что зацепила ту самую чашку, и та со звоном полетела на плиточный пол. Короткий удар, испуганные вскрики, разлетевшиеся в разные стороны осколки... И наступившее немое оцепенение как завершающий аккорд в какофонии затихающих звуков. На несколько мгновений оно охватило всех — даже Джаред за дверью испытал его дуновение. Затем перешло в сожаление и даже в досаду, а у Бусинки на лице его сменил страх, отчего она неосознанно прижала к груди руки. — Бабушка-а! — поддаваясь ему, слёзно протянула она. — Ну, что "бабушка"? — вздыхала та, с досадой поглядывая на осколки. — Я же просила тебя не трогать её. — Я только хотела выпить сока-а. — И что, выпила? Ох, Санни, Санни! Видишь, как нехорошо не слушаться взрослых?! Как по-твоему, что теперь скажет папа? — Давай не признаемся ему? — И как ты себе это представляешь? Он пользуется этой чашкой каждый день и просто не сможет не заметить её пропажу. Такая перспектива не радовала малышку — крайняя растерянность в её глазах смешалась с таким сожалением, что в них заблестели слёзки. В этот момент стоявший за дверью Джаред решил, что увидел достаточно и что пора бы из пассивного наблюдателя перейти в непосредственного участника событий. Поэтому принял беззаботный, ничего не знающий вид и с деланной беззаботностью на лице распахнул дверь. Завидев его, малышка почти инстинктивно слетела со стула и спряталась за Эйлин. Однако он, до конца верен своей роли, не придал этому значения. — Доброе утро! — он профессионально изображал позитив. — По какому поводу сбор на кухне? — Любуемся невероятным зрелищем, — подкинула Констанс, стараясь оттянуть наступление злосчастного момента, — как завтракает Санни. — Что-о? — он удивлённо округлил глаза. — Она завтракает? Наша Бусинка? Не может быть! — Представь себе, это так! Эйлин подсказала волшебное блюдо, которое пришлось ей по душе. — Вот как? — и он перевёл глаза на неё. — И что это за блюдо, мисс Тишер? Его взгляд — острый, многозначительный, с тайной интригой — прошёлся жаром по её душе. В его глубине она разглядела опаску встретить с её стороны враждебность или наткнуться на стену презрения, вызванную вчерашним поцелуем. И, поняв, что произошедшее накануне ему, как и ей, не давало покоя, она против воли смешалась, опуская глаза. — "Банановая лодочка", сэр, — проронила чуть слышно. — "Банановая..."? Хм... Звучит заманчиво. Очень. Вот ведь прохвост! Как лихо он делал вид, что слышал о нём впервые! — Хочешь попробовать? — вела дальше мама. — Эйлин с Бусинкой приготовили их на всех. — Что? Моя дочь ещё и готовила? Бусинка, милая, что ты там прячешься? Скажи мне, это правда? — Да-а, — вкрадчиво протянула та, всё ещё выглядывая из-за учительницы. — Невероятно! Тогда, конечно, не откажусь. Кстати, мама, налей-ка мне к нему сока. В мою любимую чашку, как обычно. А вот это было уже не так занимательно, и, заслышав это, Санни крепче прижалась Эйлин к ногам. — Папочка, — возразила тихонько, — а бабушка говорила, что сок пьют из стаканов. — А я хочу — из чашки. Мне из неё он вкуснее. Ситуация выходила из-под контроля, и, чтобы её спасти, нужно было срочно что-то придумать. Вот только что? Миссис Лето с Эйлин настороженно переглянулись, и, заметив это, Джаред подозрительно сощурил глаза. — Что такое? Вы тоже будете говорить, что культурнее пить сок из стакана? Тогда я сам налью! Он тут же поднялся с твёрдым намерением добраться до шкафчика с чашками, но, ощутив, как под стопой что-то хрустнуло, остановился. — А это что? — он присел, взял в руки осколок, повертел, разглядывая. И по мере того, как понимание осознавало, что же находится в ладонях, лицо его заметно суровело — казалось, непроизвольно, само собой, на самом же деле — благодаря отменному актёрскому искусству. — По-моему, это моя любимая чашка. Была, — и, подняв глаза, он посмотрел на женщин. — Ну? И кто это сделал? Его взгляд прострелил опасливо выглядывающую дочь, отчего та вздрогнула и снова вжалась Эйлин в ноги. И, не в силах выдерживать подобной пытки, та произнесла: — Пожалуйста, сэр, не сердитесь. Но это я. Заполнившая кухню тишина сказала Эйлин о том, что от неё подобного не ожидали; и ошарашенные взгляды мамы, брошенные на неё, безмолвно это подтвердили. Огорошенные поначалу, они затем окрасились ярким протестом, и, качнув головой, она даже не удержалась: — Но ведь... — Всё вышло совершенно случайно, — предвидя, что она может выдать её, поспешила продолжить Эйлин. — Я нечаянно зацепила её, и она слетела на пол. У меня не было намерений её разбить. Но так вышло. Простите. Голубые озёра-глаза пронизали её до самых пят, недоверчиво ущипнули и торопливо опустились. Но прежде, чем они сделали это, Эйлин уловила скользнувшее в них сожаление — на сей раз неподдельное, лишённое озорства и какого-либо притворства. В этот момент он не играл, а искренне огорчился чему-то. — Простить? Ну нет, вы должны понести наказание, мисс Тишер. — Джа-аред! — с лёгкой укоризной протянула мама, на что Эйлин тут же отреагировала: — Нет-нет, всё нормально, мэм. Мистер Лето вправе требовать возмещения ущерба. И я сделаю всё, что вы захотите, сэр. Он немного помолчал, вскидывая на неё короткие, но очень неоднозначные взгляды, в которых хитроватая интрига переплеталась с многозначительным задором. — Всё? — Всё, что разумно. И что поможет мне загладить вину. — В таком случае отправляйтесь в свою комнату, мисс Тишер. Я хочу, чтобы весь день вы провели в постели. — Что?! — от неожиданности Эйлин оторопела, скользнув растерянным взглядом по сторонам. — Вы шутите, сэр?! — Нет. Я — вполне серьёзно. Тем более, что со мной солидарен и доктор Чериш, прописавший вам накануне постельный режим. Так что вам придётся провести этот день здесь, в этом доме. — Взаперти? — Ну, что поделать, коль вы в нём всё крушите! Он говорил деланно серьёзно, хотя едва уловимая улыбка, притаившаяся в уголках губ, да иронично-мягкие искорки, пляшущие в глазах, свидетельствовали о новой игре. Несмотря на утрату любимой вещи, вся эта ситуация его забавляла, а её дальнейшее развитие вызывало искренний интерес. — В таком случае, сэр, не лучше ли вытолкать меня взашей? Пока я ещё что-нибудь не разбила. — Да? И куда вы отправитесь? — Домой. — Домой? В Кембридж? — Нет. Я имела в виду, в отель. — Глупости. Вряд ли отель можно назвать домом. Поэтому если и устраивать разнос, то лучше здесь. Так что комната наверху ждёт вас. — Но послушайте... — Или вам больше подойдёт чулан? С крысами и пауками? — О, Боже! — Нет? Тогда не испытывайте моё терпение, мисс. Оно не безгранично. Берите ноги в руки и марш наверх! — О-о! Послушайте, сэр, вы деспот! — Что? Вы всё ещё здесь? Хотите, чтобы я применил силу? Забросил вас на плечо, оттарабанил наверх и запер огромным амбарным замком? Хотела ли этого Эйлин? У неё даже потемнело в глазах от подобной мысли, а дыхание выдало какой-то нервический спазм. Вчера он её лишь поцеловал — скромно и невинно, — и её уже всю колотило. А что было бы, если бы он сделал то, о чём говорил? — А вы и это можете сделать? — проронила она, стараясь не выдать себя. — Конечно. Тем более, что вы сами признали моё право наказать вас. — Я и не поддаю его сомнению. Но, пожалуйста, сэр, смените гнев на милость. Я не могу остаться в этом доме: мне нужно бежать. — Куда? На работу? — Нет, сэр. — Возможно, вас кто-то ждёт в этом вашем отеле? — Нет. — Тогда, быть может, у вас безотлагательное дело, от которого зависит жизнь? — Тоже нет. Но я не хочу злоупотреблять гостеприимством в этом доме. — Ничего не знаю! Вы наказаны, мисс Тишер! Поэтому отправляйтесь наверх! Конечно, это наказание было шуточным и чисто условным, но, ловя на себе настороженные взгляды малышки, Эйлин решила подать урок повиновения и потому перестала препираться и, опустив голову, смиренно вздохнула. К счастью, девочка не понимала до конца, что происходит. Детскому восприятию не дано было постичь всю премудрость отношений взрослых, поэтому оно принимало всё за чистую монету. И, воспитанная в мудрости и чистоте, совесть шептала ребёнку, что так быть не должно, — да так настойчиво, что Санни переборола страх и выглянула из-за Эйлин. — Папочка, не наказывай мисс Тишер. Ей будет страшно там, наверху. И скучно. — Ничего, - наигранно упрямился тот, — переживёт. В следующий раз будет знать, как разбивать мою чашку. — Но это не она, это я разбила её! — Что? — Джаред сделал вид, что удивился, а Эйлин тут же одёрнула малышку: — Санни, милая, помолчи. Но её уже было не остановить. Честность взяла над ней верх, и девочка жаждала восстановить справедливость: — Мисс Тишер тут ни при чём! Она не виновата! Это всё — я! — Так вот оно что! — и в голубых, как море, глазах пронеслось что-то вроде укора. — Стало быть, вы решили одурачить меня? — Папочка, мы... — Нет, что вы, сэр! Бога ради, не надо так думать! — А как надо? Вы, мисс, берёте на себя чужую вину, а ты, Бусинка, скрываешь от меня правду! — Папочка..., - виновато сникла малышка. — И это при том, что я всегда прошу тебя быть со мной предельно честной! — Ну, папочка... — Хватит! Я уязвлён в своих лучших чувствах, и поэтому марш наверх! Вы наказаны! Обе! Джаред старался говорить сурово, пытаясь донести до понимания женщин всю глубину их вины. Однако в его глазах по-прежнему плескались смешинки, свидетельствуя о том же расположении духа — немного игривом, немного озорном. И в Эйлин даже вкралась мысль, что он знал положение дел изначально. Но Санни, как и раньше, понять этого не могла. Расслышав в голосе отца лишь жёсткие нотки, она виновато поникла головкой, и с её стороны послышались короткие всхлипы. — Эй, кнопочка, — присела возле неё Эйлин, — ты чего? — Папочка сердится. По её щёчкам покатились крупные, как бусины, слёзки. Всё же Джаред был тонким стратегом и умел воздействовать на детскую совесть. — Папочка рассердится ещё больше, если мы не послушаемся его, — смахнула их Эйлин ладонью. — Ты же не хочешь ещё больше его огорчить? Кроха, как и обычно, завертела головой. — Тогда не надо плакать. И пойдём наверх. Запрёмся где-нибудь в классной комнате, например. — А что мы там будем делать? — Принесём игрушки и станем играть. Или возьмём ноты и проведём урок — вчера мы так и не сделали это. Засядем за фортепиано и с помощью музыки отправимся по мирам — кто нас остановит? Будем делать, что захотим. Пусть мы и наказаны, но душой всё равно свободны. Так проведём это время с пользой для себя! Поняв, что заточение — не такая уж и страшная штука, которую тоже можно провести приятно, девочка стала успокаиваться и, приступив ближе, обняла наставницу за шею. Прижимая её к себе, Эйлин видела, как улыбалась при этом миссис Лето, а Джаред ей даже подмигнул. — Тогда пойдём? Санни оторвалась от её груди и в знак согласия первой выскользнула из кухни. Но только Эйлин направилась следом, как услышала негромкое: — Эйлин! Она оглянулась. Подошедший Джаред охватил её взглядом — уже серьёзным, лишённым какого-либо озорства и чуть обеспокоенным. И этот взгляд вновь поднял в её душе неумолимое волнение. — Как вы сегодня чувствуете себя? — Спасибо, сэр, хорошо. — Не забудьте, что нам предстоит поездка в клинику доктора Чериша после обеда. — Так я же наказана, - озорно прищурилась она, вызывая на его лице в ответ улыбку. — Так и быть, через пару часов я объявлю вам амнистию. При условии, что вы будете примерно себя вести. — О, я буду очень стараться. — Посмотрим. И ещё одно. Пожалуйста, Эйлин, не учите ребёнка лгать. Спокойный тон, мягко сказанные слова. Однако для неё они прозвучали настоящей оплеухой, заставившей пристыженно сникнуть и едва слышно произнести: — Я хотела как лучше, сэр. — Не всегда то, что кажется лучшим, действительно является таковым. Ребёнок не должен искать выход во лжи. Вам не хуже меня известно, что в ней нет спасения. Он говорил серьёзно, но мягко, без каких-либо упрёков. Однако этим словно ещё больше подчёркивал важность своих слов, с которыми Эйлин не могла не согласиться. — Вы правы, сэр. Простите меня. Он лишь кивнул, давая понять, что вовсе не сердится, и, похлопав её по плечу, добавил: — Бегите наверх. Санни ждёт вас. А когда она скрылась из глаз, уловил на себе взгляд мамы и, присев возле разметавшихся по полу осколков, взял в руки несколько из них. — Это была моя любимая чашка, — вздохнул. Молча подойдя к сыну, Констанс присела рядом, положила руку ему на плечо. — Но это всего лишь чашка, сынок. Простая вещь, которую можно заменить. — Да, но с ней были связаны дорогие мне воспоминания. — Но ведь они, эти воспоминания, живут не в чашке, а в тебе. И с её утратой ты ведь не забудешь их, верно? — Верно. — Так стоит ли расстраиваться, дорогой? Гораздо серьёзнее, когда разбивается более ценное что-то. Подняв глаза, Джаред задержался на маме пристальным взглядом. — О чём ты сейчас говоришь? — О том, что судьба дала тебе редкий шанс создать ценность большую, чем память о чём-то. И ты не должен её упустить. Потому как эту ценность заменить уже ты не сможешь. Ведь твои воспоминания связаны с Эйлин? Прилив недоумения в глазах выдал удивление сына, которое затем подтвердил и вопрос: — Откуда ты знаешь? — Я многое знаю, сынок. Я очень хорошо знаю тебя. И многое вижу. Он лишь улыбнулся, опуская глаза и покачивая головой при этом: — У меня самая мудрая мама на свете!... Да, ты права: эти воспоминания связаны с Эйлин. — Так вот сейчас Эйлин здесь, в этом доме, рядом с тобой. И у тебя есть грандиозная возможность не жить воспоминаниями о прошлом, а построить своё настоящее с ней — создать настоящую драгоценность. Не отводя от мамы глаз — вдумчивых, пристальных, глубоких, — Джаред вник в значение её слов. Помолчал. И в этот момент сверху донёсся смех Эйлин и Санни. — Эй! — тут же наигранно возмутился он под нос. — Что это? Веселье? Я смотрю, им не так уж и плохо взаперти. — Это тебе без них плохо, а им вдвоём хорошо. Матери никогда не бывает плохо со своим ребёнком. Возмущение на его лице — пусть даже деланно-манерное — мгновенно сменилось новым удивлённым приливом, заставившем Джареда сощурить глаза. — Ты и это знаешь? — Как видишь. Он лишь коротко выдохнул в порыве изумления и, самому себе не веря, покачал головой. — Невероятно! — опять шепнул под нос и слегка ошалело, но с заметной гордостью посмотрел на Констанс. — Но я знал, что ты догадаешься: ты у меня очень проницательная мама. — Тогда послушай меня, сынок. Не бойся сблизиться с Эйлин. Забудь о том, что у вас что-то не срослось: не всё зависит от нас в этом мире. Но то, что она снова появилась в твоей жизни, говорит о многом. — Но она приехала не ко мне. Она приехала к Санни. — Это она так сказала? — Да. — Глупый, - и мама со снисходительной улыбкой взъерошила волосы сына. — А что ещё она могла сказать? Что с замиранием сердца ежедневно думала о тебе, гадая что ты и как ты? Что выискивала кучу способов, дабы не просто пробраться к тебе, а непременно при этом остаться? Что больше всего боялась, что ты её оттолкнёшь и она окажется тебе ненужной? Так ведь именно это она тебе говорит. Ежеминутно. Своими глазами. Неужели ты не видишь, как она оживает душой, когда ты обращаешь на неё внимание? Неужели не замечаешь, что чувства к тебе она искусно скрывает за любовью к Санни? Неужели не понимаешь, наконец, что она просто опасается открыться тебе, боясь, что ты можешь её обидеть? — Но у меня нет намерений её обижать. — Тогда впусти её в своё сердце! Оно давно тебя просит об этом. Она ведь нравится тебе, верно? Заметное волнение прошлось у Джареда по лицу — такое неуёмное, что у него даже участилось дыхание. И, видя это, мама поняла, что затронула не дающую ему покоя тему. В последнее время она то и дело беспокоила его, бередила покой, выедала нервы и, поднимая сомнения в душе, делала пред собой бессильным. Вот она, сердечная привязанность — сильная вещь! Пред ней становятся слабыми даже сильные мужчины! А Джаред опустил голову, помолчал, постарался и мысли, и чувства привести в порядок. А затем поднял на маму глаза и прожёг её синевой плескавшегося в них моря. — Нет, мама, Эйлин не нравится мне, — возразил с твёрдой уверенностью и, сделав глубокий вдох, тут же поправил: — Я люблю её!