Бусинка

В глазах мамы горело неоднозначное выражение. На первый взгляд они были спокойны и смотрели с присущей им размеренностью, жизненной мудростью и добрым теплом. Но в их глубине жила настоящая стихия, сотканная из разнообразных чувств - живых, непритворных, очень ясных - и включающая в себя богатую палитру эмоций. За внешней сдержанностью угадывалось беспокойство - мама понимала, что затронутая тема была крайне щепетильной, и в какой-то мере опасалась реакции Эйлин. Привычная доброжелательность окрашивалась тайными опасениями не только остаться непонятой ею, но и просто спугнуть. Мама как будто гадала, может ли она касаться данного вопроса или же это дело, грубо говоря, не её ума. И в то же время в её глазах горела решимость, говорившая о готовности к этому разговору, пусть даже он и дастся ей нелегко. Да и вопрос, заданный ею вначале, звучал, как своего рода признание, что она была обо всём осведомлена. И, подумав об этом, Эйлин не сумела удержать слетевшее с губ поражённое: - Вы знаете? - Да. Откуда? Откуда она могла знать? - Вам сказал Джаред? - Джаред? О, нет! Он никогда не касается этой темы. За все пять лет - ни разу. Ни единого слова. Только вздыхает и молчит. - Тогда, наверное, доктор Чериш? - Что вы! У доктора выведать что-то ещё труднее, ведь на нём, кроме всего прочего, лежит дополнительный груз: врачебная тайна. - Тогда... откуда...? - Я догадалась. - Как? На лице миссис Лето появилась улыбка - покровительственная, по-матерински добрая и не менее мудрая, - и, приступив ближе, она взяла Эйлин за руки. - Дорогая моя, - произнесла тихо, - вы забываете, что я тоже мать. И взгляд матери, наблюдающей за своим ребёнком, не спутаю ни с каким другим. Она увлекла Эйлин в глубину спальни и, усадив на кровать, сама присела рядом. - Я давно это заподозрила, - она по-прежнему не выпускала её рук, вглядываясь в изумлённые серо-голубые глаза. - Впервые - ещё при знакомстве. Вы так смотрела на Санни, что у меня невольно пронеслась эта мысль. А потом даже расчувствовались, когда малышка спросила о маме, чем ещё больше подхлестнули её. Я стала приглядываться к вам, и та чуткость, то внимание, та нежность, с которыми вы относились к ребёнку, говорили, что я не ошибалась. Затем мои подозрения подтвердил Джаред - его неоднозначная реакция на вас при первой встрече, выдвинутое им условие, ваши опасения, что он может вас прогнать, могли значить только одно: что вы не просто учительница Санни. И, наконец, когда сегодня вы, не задумываясь, бросились на её защиту, у меня не осталось ни малейших сомнений, что она ваша дочь. Эйлин ощутила какое-то шевеление в груди и не сразу поняла, что оно исходило из её сердца. Вздрогнув, оно выпрямилось, поднялось во весь рост и стало непомерно огромным. Затруднилось дыхание, в ушах послышался слабый шум, подкрашенный неистовой пульсацией нервов, и её захлестнула жаркая волна, тогда как по спине тоненьким ручейком прокатился холод. Выходит, всё это время миссис Лето наблюдала за ней - тихо, вкрадчиво, незаметно? И видела то, что Эйлин старалась так тщательно скрыть? И не подавала вида? Напрочь огорошенная таким поворотом, она как-то виновато посмотрела на Констанс. - Значит, вы с самого начала об этом догадались? - Да. - И... не прогнали меня? - Прогнать? Вас? Господи, да за что же? За то, что вы в трудный час не остались к нам равнодушной? За то, что не пожалели себя и ввязались в борьбу, пойдя нам навстречу? За то, что, наконец, спасли моего старшего сына? Насколько же неблагодарной нужно быть, чтобы прогнать вас после всего этого! Да я готова стать перед вами на колени и целовать землю, по которой вы ходите, потому как то, что вы совершили, даже у меня не укладывается в голове. С этими словами Констанс соскользнула на пол, причём так неожиданно быстро, что Эйлин оцепенела. Её так резко накрыла догадка - хлёстко, в одно мгновенье, - что она испытала холодящий душу страх и, вцепившись ей в локти, тоже сорвалась вниз. - Пожалуйста, миссис Лето, не надо! Прошу вас, поднимитесь! Я этого недостойна! - Милая моя, вы даже не понимаете, чего достойны. - Мне ничего не нужно! Единственное, о чём я прошу, это не разлучайте меня с Санни! Я не смогу покинуть её! Это выше меня! - Я и не собиралась. Наоборот, была бы рада вашему воссоединению с малышкой. Огорошенная услышанным, Эйлин на минуту умолкла и растерянно похлопала ресницами, поглядывая на собеседницу. - Значит, вы не станете препятствовать моему с ней общению? - Да с чего мне вдруг делать это? - И не будете настаивать на моём немедленном отъезде? - Эйлин, милая, ну, что вы говорите такое? Как можно матери запрещать видеться со своим ребёнком? Я никогда так не поступлю. Напротив, я всегда мечтала, чтобы у Санни появилась мама. Её настоящая мама. Глядя в потрясённо-растерянное лицо Эйлин, Констанс по-прежнему тепло улыбнулась и, присев на кровать, усадила её рядом. - Ах, дорогая, - продолжала при этом, - если бы вы знали, как часто я думала о вас. Ещё не зная вас, без конца задавалась вопросом, кто вы, где вы, как живёте, вспоминаете ли свою малышку, хотите ли увидеть её. А иногда опасалась, не походите ли вы на Люси Эштон или же на девиц её круга: как и каждой бабушке, мне не хотелось для внучки такого наследства. А когда вы появились в нашем доме впервые, я поймала себя на мысли, что была бы безмерно счастлива, если бы мамой Санни оказались именно вы. И как раз эта мысль, заставила меня к вам приглядеться и заметить то, что при другом раскладе я, возможно бы, не учла. Эйлин всё ещё пребывала в лёгком подобии шока, а мама с каждой минутой подкидывала новые откровения, будоражащие струны души. И они вызывали противоречивые реакции: Эйлин то дышала пышущим жаром, то по телу вдруг катилась терпкая дрожь. И она ещё больше смущалась, то поглядывая на миссис Лето, то отчего-то виновато опуская глаза. - Выходит, - пролепетала она, - вы с первой же встречи заподозрили меня? - Да. Только не спрашивайте, почему, - я и сама не знаю. Возможно, желание узнать вас было во мне слишком уж велико. Или же интуиция, если хотите. А может быть, голос крови или всё тот же материнский инстинкт. Словом, я не знаю причины, но очень рада, что она меня не подвела. Мне чрезвычайно приятно, что всё наконец прояснилось. Я безумно рада, что вы не оставили всё как есть и появились в нашей жизни. Ведь это свидетельствует о вашем неравнодушии к судьбе девочки. - Равнодушие? - такое предположение породило в Эйлин лавину протеста. - Господи, миссис Лето, как вы могли подумать такое? Я с самого рождения Санни выискивала повод с ней остаться. И была готова стать кем угодно: прачкой, нянькой, кухаркой - всем, кем можно было вообразить. Лишь бы этого достичь. Лишь бы не разлучаться. Но Джаред... Джаред решил всё иначе. - Джаред? - теперь удивилась мама. - Девочка моя, что вы такое говорите? Да Джаред сам неуёмно терзался из-за того, что вы расстались. Ходил мрачный, как тень, с задумчивым отчаянием поглядывал на ребёнка и иногда спрашивал, почему у некоторых женщин отсутствуют материнские чувства. Он бы точно не смог этого сделать. Эти слова больно укололи нервы Эйлин, отчего она даже вздрогнула, впиваясь ошарашенным взглядом в Констанс. Что она только-что услыхала? Ей это не снится? Мало того, что этот человек разлучил её с дочкой, он, оказывается, за это её ещё и осуждал! Огорошенная такой вопиющей несправедливостью, Эйлин с трудом перевела дыхание. - И всё-таки это случилось, - шепнула как можно спокойнее. - Джаред не позволил остаться при малышке, и мне понадобилось долгих четыре года, чтобы суметь к ней подступиться. - Нет, Эйлин. Нет, - задумчиво покачала головой мама. - Тут что-то не клеится. Зачем бы Джареду лишать вас ребёнка, а потом от этого же самому и страдать? - А зачем ему прогонять меня, едва я здесь появилась? - Из обиды. Что вы не остались именно тогда. А ещё это была попытка защититься. - От чего? - А вы не поняли? - мама вновь покровительственно улыбнулась - на этот раз более широко и открыто. - Эйлин, милая, как я уже говорила, Джаред умеет хранить секреты и никогда ничего не рассказывал мне. Поэтому я не знаю, что между вами было, и понятия не имею, что у вас произошло. Но я не настолько слепа, чтобы не заметить, что ваша связь не прошла для него бесследно. Она глубоко зацепила его, - она на минуту остановилась и далее поправила себя, делая акцент на первом слове: - Вы глубоко его зацепили. Поэтому ему очень болезненно дался ваш разрыв. Я хорошо помню, каким он был после него: нервным, злым, отрешённым. На все вопросы грозно молчал, на попытки подступиться ближе отгораживался стеной. И никому не раскрывал душу. Даже мне. Только с девочкой он был прежним - милым, заботливым, добрым. У них была особая связь, которая, к слову, до сих пор сохранилась. И именно она, эта связь, помогла ему пережить ваш разрыв. Поэтому, когда вы появились в этом доме, он просто испугался. Что всё опять повторится. Что снова нахлынут чувства, с которыми он не сможет совладать. Что вы через время уйдёте и ему вновь будет неистово больно. - Уйду? Я? Господи! - в голосе Эйлин проскользнули нотки, переполненные возмущённой обидой. - И поэтому решил лучше сразу вытолкать взашей? - Не спешите с выводами, Эйлин. Я очень хорошо знаю своего сына: если он действительно задумает что-то сделать, его невозможно остановить. И коль вы всё же остались, значит выдворить вас он не так уж и хотел. Что-то знакомое почудилось ей в словах мамы. Нечто похожее в день приезда Джареда говорил и доктор Чериш, тоже предполагая такой исход событий и объясняя его наличием чувств. Но если бы эти чувства действительно были, мог бы он лишить её ребёнка ещё тогда, четыре года назад? - Я думаю, вы заблуждаетесь, миссис Лето. Возможно, какая-то симпатия у вашего сына ко мне и была, - он даже говорил мне об этом, - но это было давно. С тех пор прошло пять лет, и всё минуло. - Вы так думаете? - Констанс недоверчиво улыбнулась. - Тогда почему с вашим появлением он преобразился - стал оттаивать и становиться прежним? Почему в вашем присутствии он заметно оживает? Почему в компании на вечеринках то и дело выискивает глазами? Почему, наконец, ревнует вас к каждому, кто подступает хоть на шаг ближе, и даже просто к букетам, которые они дарят? - Ревнует? - Эйлин и удивилась, и изумилась. - Неужели вы этого не замечали? Тогда присмотритесь. - Но, - и всё же такой расклад казался ей невозможным, - какой смысл ему делать это, если у него есть главный козырь: Санни? - Ну, дорогая моя, наличие ребёнка ещё не является гарантом каких-либо чувств к мужчине и, соответственно, принадлежности ему. Не спорю, для женщины это мощный стимул, но вовсе не значит, что ради него она готова на всё. Отчасти Эйлин так не считала. Нет, миссис Лето говорила разумные вещи и, конечно же, была права. Но тот, кто прошёл через этот круг ада, имел право на собственное мнение, даже если оно отличалось от всех разумных догм. Поэтому Эйлин как-то вкрадчиво на неё поглядела - растерянно, осторожно, слегка виновато - и чуть слышно произнесла: - Но я в самом деле готова. Готова на все условия, которые выдвинет Джаред. Надеюсь, они будут достаточно разумны. И, видит Бог, я выполню всё, что он пожелает, - быть только учительницей Санни, играть роль чужого человека, готовиться к конкурсу и молчать, - неожиданно новая мысль пронеслась в мозгу Эйлин, отчего она снова вздрогнула, бросив перепуганный взгляд на Констанс. - О, небо! Он же обязал меня молчать! А теперь, узнав, что вам всё известно... Что же теперь будет? Та детская непосредственность, с которой она глядела, та искренность, с которой проявляла чувства, так импонировали маме, что она вновь улыбнулась - на этот раз очень мудро, по-матерински тепло. - Эйлин... - Теперь он обязательно меня прогонит! У него для этого есть железный повод: скажет, что я не умею держать язык за зубами. И даст увесистый пинок под зад. - О, как вы сейчас забавны! Походите на напуганного ребёнка - беззащитно-открытого и бесхитростного. - Но я действительно напугана, миссис Лето, - страх внутри Эйлин прорвался наружу, отчего её глаза стали неумолимо увлажняться. - Напугана тем, что может случиться: что Джаред всё же выставит меня из своей жизни и мне опять доведётся влачить жалкое существование полумёртвого зомби, слоняющегося по свету мрачной тенью и стенающего от боли души. Господи, это такое ужасное чувство, когда живёт лишь внешняя оболочка, а душа то и дело - в параллельной вселенной, где, собственно, и осталась вся её жизнь! И мысль о том, что ей никогда до неё не добраться, так подтачивает силы и изъедает нервы, что поневоле становишься беззащитным. Я не хочу этого, миссис Лето. Я просто хочу остаться со своим ребёнком! Какая уж тут хитрость? Воспоминания накатили мощной лавиной, изболевшиеся чувства взбунтовались против возможной новой пытки и, обрушившись на Эйлин очередным шквалом, покатились слезами из глаз. Она тут же зажмурилась, стараясь не дать им воли, однако две крупные слезы-горошины безжалостно прорвали преграду и предательски поползли по щекам. И в тот же миг Констанс перестала улыбаться и, придвинувшись ближе, приобняла её - заботливо, успокаивающе-нежно. - Девочка моя, пожалуйста, успокойтесь, - послышался её ласковый шёпот. - Вы напрасно изводите себя. Джаред ведь тоже этого не хочет. Такая фраза казалась Эйлин скабрезной, поэтому она замотала головой - недоверчиво и очень категорично. - Да-да, - настаивала мама. - Поверьте мне, видеть в вас чужого человека его абсолютно не прельщает. Не знаю, почему вы возомнили обратное, но он хочет большего. Гораздо большего. Но не смеет вам об этом сказать. Не из гордости, нет. А из такого же страха, что этого не хотите именно вы. Это было неожиданным. Настолько, что слёзы на миг присмирели и Эйлин оторопело поглядела на Констанс. - Что? - Да, дорогая. Тогда как вы боитесь, что он вас прогонит, он опасается, что вы не захотите остаться. Вы ходите вокруг одной и той же проблемы и тычетесь в одни и те же чувства, только с разных сторон. Смотрите на ситуацию с разных позиций: вы - со своей, он - со своей. Тихие слова мамы задевали чувствительный нерв в сердце Эйлин, воздействуя на него всё сильней и сильней. Отозвался усталый мозг, отмечая, что они вполне могли быть правдивы. Ведь она и сама всегда считала, что точек зрения на какую-то ситуацию может быть много и что всё зависит от того, под каким углом на неё смотрит человек. Так почему же теперь она выпустила это из виду? Разуверилась? Просто устала? Или виной всему внутренняя боль? Как бы там ни было, а сейчас перед ней - женщина, которая мыслила ясно. Которая не извлекала из случившегося какой-то корысти, не принимала чью-либо сторону, а напротив, могла трезво оценить всё со стороны. Быть может, не так уж и плохо, что она обо всём догадалась? Быть может, она поможет найти Эйлин выход? Ведь она не только мудрая женщина, но ещё и хорошая мать. Подняв голову, она взглянула на Констанс с затаённой надеждой. - Возможно, вы правы. И мы просто ходим по замкнутому кругу. - Верно. И вам не разрубить этот гордиев узел, пока кто-то из вас не отважится на первый шаг. - А что нужно сделать, миссис Лето? Я готова! Та горячность, с которой ответила Эйлин, та готовность, с которой намеревалась принять помощь, та решимость, которая горела при этом в её взгляде, сказали наблюдательной Констанс о многом; и, убрав с её лица норовистый локон, она заглянула в её глаза. - Говоря по правде, Эйлин, со своей стороны вы и так уже сделали много: совершили смелый и в своём роде неординарный поступок. Вы не стали ни оспаривать своих прав, - что, в общем-то, могли сделать, - ни что-то доказывать, ни диктовать условий, ни кому-либо угрожать. Напротив, вы избрали позицию смирения и полного повиновения. Это редкость в нашем злом мире, переполненном духом непокорности. Но, видит Бог, как это разумно! И Джаред тоже это оценил: позволил вам остаться. Теперь, если он не совсем глупец, - а я очень надеюсь, что это не так, - он будет искать возможности поговорить с вами. Вспомнить прошлое, коснуться событий, которые вы пережили вместе, и тем самым выяснить ваше отношение к ним. Такое заверение отозвалось в сердце слабым эхом, пробудившим своенравную память. И та неожиданно нарисовала тихий глубокий вечер, гостиную в этом доме, залитую ярким светом, и разносящийся по ней терпким ароматом дышащий паром чай. Причём один из сосудов, в которые он был налит, являл взору знакомую белую чашку с абстрактным рисунком. Как же Эйлин сразу всё не поняла? - О, Боже! - поражённо выдохнула она, на что мама тут же отреагировала: - Что случилось? - Он уже пытался сделать это! Джаред уже пытался поговорить! - Пытался? - Да. В ту ночь после вечеринки. - Ну, значит, я не ошиблась. - Да, но... - Что? Разговор не дал результатов? - Нет. Я была так взбудоражена, что не поняла, что происходит. И убежала. Теперь умолкла миссис Лето, вглядываясь в собеседницу и, очевидно, гадая, не повредила ли глупая лошадь ей мозг. А губы её шепнули почти то же самое, но достаточно лаконично: - А вот это вряд ли разумно, Эйлин. Если вы хотите переменить ситуацию, рано или поздно эта беседа должна состояться. - Да, я понимаю. Теперь понимаю. Но тогда я просто испугалась: Джаред так на меня смотрел... Эйлин замолчала и опять виновато склонила голову, а мама вглядывалась в её черты, и с каждым мгновеньем на её лице разрасталась всё более заметная понимающая улыбка, как если бы ей удавалось что-то разгадать. - Я сказала что-то не то? - заметила это Эйлин. - Ляпнула что-то смешное? - Нет, дорогая. Просто я представила этот разговор. Глубокий вечер, вы в доме одни... Я бы, наверное, тоже испугалась. - Что вы хотите этим сказать? - Что я знаю только одну причину, по которой женщина робеет перед мужчиной: когда он нравится ей. Нравится? Вот это новость! Эйлин даже рот распахнула, ощущая, как такое предположение прокатилось по венам горячим потоком и, достигнув сердца, отчего-то ударило и в без того слабый мозг. Что с ней? Ведь это неправда. Её ничего не связывает с Джаредом Лето. Просто маме хотелось в это верить, и она желала, чтобы это было именно так. - Вы ошибаетесь, миссис Лето, я не... - Да, я знаю, вы сейчас будете всё отрицать. Так уж человек устроен: отчего-то чувства всегда заставляют себя отвергать. И было бы странно, если бы вы со мной согласились. И даже дало бы повод заподозрить вас в неискренности. Господи, что она говорила? В понимании Эйлин было куда хуже сейчас кривить душой. - Но это правда, мэм. Всё, что я чувствую по отношению к вашему сыну, это запутанно-непонятный клубок эмоций, приукрашенный смесью обиды и боли и разбавленный горечью пережитого прошлого. Вряд ли в этом мраке может быть место для какого-то светлого чувства. Я не хочу вам лгать. - И не надо. Ложью тут не поможешь. Она способна лишь навредить. Но, знаете, что я скажу? Возможно, вы ещё сами не осознаёте, что вплетено в ваш клубок. Вы долгое время жили под гнётом отчаяния, обиды и безысходности, и это наложило на вас отпечаток. Поэтому вам кажется, что ничего другого вы испытывать не способны. Но когда тучи на вашем небосклоне рассеются, когда вы поймёте, что вся боль осталась в прошлом, когда вы, наконец, окончательно оживёте, вы захотите этот клубок размотать. И удивитесь тому, какие нити в нём найдутся. И больше не будете отрицать тех чувств, которые уже сейчас очевидны. - Очевидны? - Конечно. Ведь, как известно, чувства рождают поступки. А ваши поступки говорят сами за себя. Вы приехали к Джареду, не побоялись вторгнуться в его привычный уклад жизни, полностью положились на его волю и готовы слепо ему подчиняться. Да ни одна женщина не станет этого делать, если не будет иметь какой-то интерес! - Но мой интерес - Санни. Я всё это делаю ради неё. Мама вновь улыбнулась - недоверчиво, но снисходительно, как и прежде, - и, снова взяв в ладони руки Эйлин, легонько стиснула их. - Милая моя, вы же отлично понимаете, что Санни и Джаред идут в одной связке и что пребывание с девочкой автоматически подразумевает пребывание с ним. Вряд ли вы бы согласились остаться с человеком, который вам ненавистен. Так ведь? Тихие доводы, убедительные речи. Ну, как маме удавалось выискивать такие умные вещи и так логично обосновывать их? И хоть Эйлин не могла сейчас на них ответить - ей мешала и слабость, и слишком стремительный ход событий, - всё же не могла этого не признать. И она в ответ лишь пожала плечами, на что тут же получила одобрительную улыбку и такие же негромкие слова: - Ну, тогда предоставим будущему ответить на это. Что-то мне подсказывает, что оно разъяснит всё довольно скоро. Особенно, если вы предпримете правильные шаги. - Но я понятия не имею, что должна сделать. И очень боюсь опять ошибиться. - Не бойтесь. Всё не так сложно. Ошибка, которую можно исправить, ещё не ошибка. Убежав в прошлый раз от беседы, вы наверняка озадачили Джареда, и он недоумевает не только о причине такого поступка, но и о вашей позиции в целом. Не позволяйте ему думать, что для вас это было не важно. Сделайте ход конём: дайте понять, что вы ищете в нём друга. И увидите: результат не заставит себя долго ждать. Всего-то? В понимании Эйлин это было так просто, что даже породило сомнения в душе: - И вы думаете, это сработает? - Ещё бы! Повторюсь, я очень хорошо знаю своего сына. А кроме того, он мужчина. А ничто так не действует на мужчину, как понимание того, что на него надеется кто-то. Особенно, если этот кто-то - небезразличная ему женщина. Небезразличная. Всё-таки мама настаивала на этом. И уверяла, что во всём случившемся Джаред не был виновен. И что ему была важна их связь. Он боялся её утратить. И потому предпринимал кое-какие шаги. Память Эйлин сделала скачок и опять перенесла её в гостиную после вечеринки, нарисовала любимую белую чашку с дымящимся чаем и напомнила тихие слова: "Если вы помните много, то я помню всё". Именно они тогда так её напугали. И именно они подтверждали, что мама была права. Эйлин глубоко вдохнула, на минутку задержав дыхание. Но, ведь если так, то правда и всё остальное: и что Джаред не настроен враждебно, что ему самому эта ситуация в тягость, и что он выискивает повод её изменить. И даже то, что Эйлин к нему испытывает что-то. Что-то, чего пока не может понять. За дверью послышались чьи-то шаги, затем в неё постучали, после чего она вкрадчиво отворилась и в проёме показалась рожица Абби. - Простите, мэм, - проронила она. - Внизу - мистер Ортис, желающий навестить Эйлин. Он интересуется, может ли она его принять. - Навестить? - удивилась Эйлин, переводя взгляд с домработницы на Констанс. - Но мы же виделись по моему приходу. - Верно. Но всё, что вы успели, это обменяться парочкой дежурных фраз. А Зак очень о вас волновался. И поэтому хочет убедиться, что с вами действительно всё в порядке. - Но я в самом деле в порядке. - Вы докажете это, приняв этого парня, - и, видя на лице Эйлин новый прилив удивления, мама добавила: - Будет невежливо отказать ему в этом. Невежливо? Да, пожалуй. И, хоть Эйлин сейчас не была настроена на чьи-то визиты, всё же мама была права: правил приличия ещё никто не отменял. - Хорошо. Тогда я только оденусь и сойду вниз. - Оденетесь? Сойдёте вниз? Нет, Эйлин, это необязательно. Вы можете принимать посетителей прямо здесь. - В спальне? - Конечно. Более того, в кровати. Вы ведь сегодня болящая. Вам можно, - Констанс поднялась и, приподняв краешек одеяла, задорно подмигнула ей. - Так что забирайтесь-ка внутрь, дорогая, - а затем оглянулась на застывшую в дверях Абби и негромко вздохнула: - Проси!