Бусинка

Четыре года спустя… Выйдя в общественную зону прилёта аэропорта Лос-Анджелеса, Эйлин окунулась в обстановку шумной и очень насыщенной жизни, бурлящей здесь незримым, но ощутимым буйным вихрем. Гордое сооружение дышало и волновалось, свидетельствуя о том, что в нём кипела очень нужная и важная работа — приём и отправка пассажиров в разные уголки Земли. И, в данную минуту трудящийся в поте лица, небесный причал даже не подозревал, что являл собой воздушные ворота к долгожданному счастью. Ведь этой поездки Эйлин ждала давно. Так давно, что даже отчаялась дождаться. Вернее даже не ждала, а только видела в мечтах, с замиранием сердца гадая, состоится ли она когда-либо в жизни. Но, видимо, правы те, кто утверждают, что нужно мечтать. Ведь мысли и в самом деле способны материализоваться. Её недавние попутчики - те, кто летели из старой доброй матушки-Англии, — уже во всю занимались понятными и такими привычными глазу делами: встречались с родными, меняли деньги, присматривались к сувенирам в магазинчиках, спешили на выход терминала к автобусам-шаттлам, дабы доехать до станции зеленой ветки метро Aviation Station. Эйлин же не спешила. Подошла к огромному окну, бросила за стекло лучащийся внутренней радостью взгляд и вдохнула полной грудью. Она снова в Штатах! В этой стране, которая отныне значила для неё так много! А ведь когда-то, четыре года назад, она из неё, не помня себя, бежала. С тем, чтобы никогда не возвращаться. Эйлин судорожно перевела дух. Она смутно помнила тот день. Тогда она пребывала в агонии, в полу-обмороке, в полубреду и не понимала, что творила. Она ощущала лишь боль — исполинскую боль в душе, которая, превратившись в единственную движущую силу, затмила и разум, и мысли. И эта невыносимо едкая боль в тот раз достигла таких непомерных высот, что толкнула её на безумство. Безумство, о котором сейчас Эйлин даже вспоминала с огромным трудом. Неужели она тогда отважилась на такое? Самой себе не веря, она на минуту прикрыла глаза. И за что Всевышний наградил её такой тонкой ранимой душой? Ведь этот поистине прекрасный и драгоценнейший дар едва не стал губительным для её жизни. И если бы ей не помешали тогда… Эйлин поправила козырёк кепки и дёрнула ручку дорожной сумки на колёсиках на себя, направляясь дальше по вестибюлю. Не стоит сегодня об этом! Сегодня такой обнадёживающий день. Не нужно омрачать его воспоминаниями о прошлом.  — Эйлин! — раздалось где-то сзади, прокатившись по пространству мягкой волной. Она оглянулась и увидела спешащего к ней доктора Чериша. Радостный, взволнованный, он нёсся на всех парах, а полы его расстёгнутого пальто слегка развевались, задевая прохожих. Весёлая улыбка от уха до уха говорила Эйлин о том, что он был несказанно рад её приезду, а куртка от докторского костюма под пальто — что примчался он прямо с работы. - Фух, успел! — выдохнул он, приблизившись и тиская её в крепких объятиях. — Я задержался немного и думал, что безнадёжно опоздал.  — Пожалуй, так и случилось бы, если бы наш рейс не задержали.  — А что случилось?  — Наш самолёт захватили террористы и требовали лететь в Таиланд. На минуту Чериш опешил, оторопело уставившись на Эйлин, но, видя возрастающую улыбку на её губах, понял, что это была всего шутка.  — Озорница! — ущипнул он её за подбородок. — Я спрашивал серьёзно.  — А если серьёзно, то у одного из пассажиров случился острый приступ перитонита, и нам пришлось сделать аварийную посадку, дабы его госпитализировали. Признаться, я пожалела, что вы не летели с нами.  — Даже если бы и летел, действия были бы теми же: перитонит требует немедленной операции, а сделать её в воздухе нереально… А в остальном полёт прошёл хорошо? - Да. Если не не брать во внимание охватывавшие меня двоякие чувства: с одной стороны мне не терпелось побыстрее прилететь, а с другой — я невероятно этого боялась.  — Боялись?  — Очень. Вы же знаете, какая встреча мне предстоит. - О, не надо так волноваться! Я уверен, она пройдёт на «ура». - Да, но… вдруг меня не примут?  — Чего? — даже изумился Чериш, затем указывая на её отражение в оконном стекле: — Эйлин, вы на себя посмотрите! Вы же очаровашка! Разве можно не принять на работу такую эффектную молодую особу?  — Доктор, меня будут оценивать не по эффектному внешнему виду, а по уровню профессионализма.  — Вообще-то, в первую очередь вас будут оценивать как человека. Но и по внешнему виду — тоже. Женщина, с которой вы будете беседовать, очень даже придаёт значение подобным вещам. Как, впрочем, и все работодатели. Что же до вашего профессионализма, то в нём-то я как раз и не сомневаюсь.  — Откуда вы знаете? Вы ведь от этой темы далеки.  — Я-то далёк, не спорю. Но целая кипа выданных вам рекомендаций кое о чём да говорит, — профессор отобрал у Эйлин сумку и, свободной рукой приобняв её за плечо, двинулся дальше по залу. — Так что успокойтесь, моя девочка, не накручивайте себя напрасно. Держитесь естественно и свободно, и, увидите, всё будет хорошо. Кстати, до собеседования у вас ещё есть время. Не хотите ли посмотреть на отель, который я для вас присмотрел? Несказанно удивлённая, Эйлин даже приостановилась. - Что? Вы нашли для меня отель, доктор?  — Ну да. Отель «Forward». Небольшой и недорогой, как вы и просили, но достаточно милый и уютный. Я забронировал в нём для вас номер, но если он вам не понравится, мы подыщем другое место.  — Нет-нет, профессор, что вы! Спасибо. Я просто не надеялась, что при своей загруженности вы найдёте на это время.  — Времени и правда не было, — улыбнулся Чериш. — Но у меня есть знакомства и связи. А их, знаете ли, в наше время очень удобно иметь. Так что поехали знакомиться с отелем! «Forward» и в самом деле оказался довольно уютным. Номер, присмотренный для Эйлин, был выполнен в жёлто-кремовых тонах и со вкусом обставлен. Не громоздкая мебель позволяла экономить пространство, а немаловажные детали, выделяющиеся из общей цветовой гаммы, — вишнёвая подушка на кровати, яркая картина над ней, атласная бордовая лента на абажурах торшера и настольных ламп, красный букет на столе — вносили изюминку в его интерьер и привлекали внимание. Эйлин ощутила себя в нём по-домашнему уютно и, оглянувшись на застывшего в дверях профессора, благодарно улыбнулась:  — Доктор, он замечательный!  — Вам нравится?  — Очень.  — Конечно, это не номер-люкс, но…  — А я не английская королева. Так что всё это полная ерунда. — Ну, тогда, — и Чериш вволок в комнату чемодан Эйлин, — устраивайтесь и располагайтесь. А я, пожалуй, побегу: я-то вроде как на работе. — Да, конечно. Спасибо, док.  — И ещё одно. Машину я заберу, но вызову вам такси. Оно и доставит вас на собеседование. Через полчаса вас устроит? — Да. Я как раз успею принять душ и переодеться.  — Хорошо. Тогда — удачи, — и он слегка потряс в воздухе указательным пальцем. — Будьте умницей. Вечером я позвоню. Чериш скрылся за дверью, а Эйлин, оставшись одна, ещё раз огляделась. И всё же этот номер очень хорош: красочный, светлый, яркий. Сегодня всё казалось ей милее, чем всегда: таким пленительным, по-особому приятным. И она боялась лишь одного: чтобы всю эту картину не испортил мрачный окрас неудачи. Ведь видеть, как рушатся хрупкие стенки надежды, всегда очень нелегко, а вынести боль от въедающейся в душу чёрной краски почему-то не доставало сил. Что, если и на этот раз все её упования себя не оправдают? Что, если она зря притащилась в эту страну, и так доставившую ей немало хлопот? Что, если этот город, в котором она надеялась отыскать заветное спасенье когда-то, опять так жестоко посмеётся над ней? Эйлин непримиримо тряхнула головой и сделала такой глубокий вдох, какой только сумела. Стоп! Надо остановиться! Нельзя думать об этом. Нельзя думать о плохом! Ведь мысли имеют свойство сбываться. Расстегнув сумку, она извлекла платье, которое намеревалась надеть, повесила его на тремпель, взяла халат и полотенце и направилась в ванную. Стянула джинсы и свитер, открыла воду, шагнула под тёплые струйки, заскользившие по телу. Это успокаивало немного, помогало расслабиться и придавало сил. Конечно, вероятность неудачи существовала, но Эйлин утешала себя мыслью, что двух одинаковых ситуаций в жизни попросту не бывает. И если тогда она потерпела полный крах, то сейчас всё будет иначе. Ведь тогда она надеялась на кого-то, теперь — только на свои силы. Оказывается, чтобы достичь чего-то в жизни, нужно иметь лишь одного союзника — самого надёжного, который не предаст ни за что и никогда: самого себя. А тогда, четыре года назад, она этого не знала. Она по глупости считала, что мужчинам можно верить, что можно полагаться на них. И, родив девочку, она так надеялась, что Джаред тут же приедет. Прилетит, прибежит, примчится, захочет её увидать. И Эйлин намеревалась броситься ему в ноги, просить-умолять позволить ей остаться при девочке. Нянькой, прачкой, кухаркой — да кем угодно, только бы быть при ней! Но он не приехал. Ни в тот день, ни на следующий, ни ещё через сутки… Эйлин извелась от отчаянного ожидания. С надеждой поглядывала на дверь палаты и буквально впивалась в доктора, когда тот входил. Но он лишь разводил руками, сокрушённо качая головой. — Нет, он ещё не приехал, — проговаривал при этом всякий раз.  — Почему?  — Милая моя, я не знаю. Я не могу до него дозвониться.  — А он в курсе, что ребёнок родился? — Нет. Я же говорю: не могу дозвониться. Всякий раз оператор отвечает, что абонент вне зоны досягаемости. — Ну, не сквозь землю же он провалился?  — Надеюсь, что нет. Хотя не уверен. Зная Джареда, не удивлюсь, если он и на это замахнулся.  — Доктор, пожалуйста, — рыдала Эйлин, — скажите мне правду. Я знаю, что он не хочет обо мне даже слышать, но мне очень нужно встретиться с ним.  — Я знаю, девочка моя. Знаю. И ничего не скрываю от вас. Дома его нет — я вчера специально ездил, — телефон не отвечает. Где он и что с ним, ума не приложу. Но, как только он объявится, я дам вам знать. Эйлин подождала ещё сутки. И всё с тем же неизменным результатом. А потом была ночь, мучительная, страшная ночь, когда слёзы иссякли, а боль, не находя выхода, ринулась в глубь её души. И подсказывала единственную разгадку: её обманывали. Её просто водили за нос, избегая никому не нужных разговоров и выжидая, когда пройдёт время, её выпишут из клиники и она будет вынуждена уехать домой. Одна. Без девочки. А девочка беспрепятственно останется с папой, который о маме абсолютно ничего не хочет знать. И вот тогда всё вокруг Эйлин померкло, перестало существовать и провалилось в пропасть. В адскую злобную темень, где жила только зверская боль. А ведь когда-то в домике в Малибу этот человек утверждал, что она была ему интересна. С чего она тогда решила, что так оно и есть? Эйлин нажала на рычаг крана, прекращая доступ воды, и ладонью смахнула с лица капли. Глупости это всё! Мужчинам нельзя верить: они не выполняют того, что говорят. Но сейчас она не хотела об этом думать. За прошедшие годы всё в душе у неё давно перегорело и боль утихла. Хотя — кого она хотела обмануть? — порой всё так же донимала, вороша таящуюся в сердце обиду и садня где-то на задворках души. Ведь Эйлин могла смириться с чем угодно: со злой судьбой, с собственной глупостью, толкнувшей её на подобный поступок, с обманом и непостоянством мужчины, говорившем о благодарности и тут же позабывшем о ней… И только с одним она никак не могла смириться: с тем, что ей приходилось жить в разлуке с собственным ребёнком. Обмотавшись полотенцем, Эйлин вышла из душа. Хватит об этом! У неё — важная встреча. И ей нужно быть сосредоточенной на этом, а не вспоминать то, чего нельзя изменить. Ведь от этой встречи зависело очень много. Практически вся дальнейшая жизнь Эйлин сейчас была поставлена на кон! Несколько нехитрых манипуляций с феном, облачение в строгое кремовое платье, тоненькая цепочка на шею, легкий макияж, капелька духов за ушные мочки и на запястья. Голубое пальто, достающее до колена, воздушный кремовый шарфик в розовый цветочек, кремовая сумочка в руках… Эйлин повертелась у зеркала. Да, как говорил доктор, она чрезвычайно эффектна. Вот только… это всего лишь внешность. Знали бы люди, какие тусклые потёмки у неё в душе! Такси уже ожидало её у подъезда. Едва она к нему спустилась, как таксист — средних лет мужчина, заинтересованно выглядывавший из машины и, видимо, старавшийся угадать своего пассажира, — выскользнул ей навстречу, с лёгкой полуулыбкой произнося:  — Девушка, если вы скажете, что меня вызвали вы, я буду просто счастлив. — Нет, не я, — улыбнулась и Эйлин. — Но, вполне возможно, для меня. На чье имя у вас вызов?  — На имя Эйлин Тишер.  — Что ж, это я.  — Эйлин, — «посмаковал» мужчина её имя с ещё более широкой улыбкой, открывая пред ней дверцу. — Вы обладаете не только яркой внешностью, но и красивым именем.  — Вот если бы это ещё и помогло нам без задержек доехать вот по этому адресу, — и она протянула мужчине карточку, — это было бы просто супер. У меня важная встреча, и я не могу опоздать.  — Вот по этому? — в глазах таксиста пронеслось удивление. — Вы уверены?  — Абсолютно.  — Что ж, мисс, я отлично знаю этот район. И доставлю вас такими путями, где ни одной пробки нет. Садитесь. Эйлин послушно юркнула в салон, и белое, торжественно-нарядное такси мягко покатило по улицам Лос-Анджелеса, предоставляя её взору череду красочных меняющихся картин. Начинавшие оживать после зимней спячки деревья, слегка повеселевшие стены зданий, яркие вывески, привлекающие взгляд. Серая дорога, чьи-то жилища, какие-то люди у входа в кафе. Прохожие, спешащие по тротуару, парень у книжного магазина, девушка с бутылкой напитка в руке… Как они могли сейчас оставаться такими спокойными, спешить куда-то с озабоченным видом или прохаживаться с полным безучастием на лице? Как можно было оставаться равнодушными, видя, как из-за туч начинало проглядывать солнце, растворяющее привычную февральскую мглу? Зима уже была на исходе — её последний месяц подходил к концу, — и пусть она упорно не хотела сдавать позиций, в воздухе уже улавливался запах весны. Ещё немного — и она надёжно установит господство, оставляя надоедливый холод позади. Быть может… Эйлин слегка улыбнулась. Быть может, в её жизни тоже наконец-то наступит лето — пора, когда холодно не бывает никому? Ведь судьба дарила ей грандиозную возможность, которую она так долго ждала. Внезапно машина затормозила — так резко, что Эйлин едва не коснулась спинки переднего сидения лбом, — а затем таксист даже скрипнул зубами и нервно чертыхнулся себе под нос.  — Что случилось? — не поняла она.  — Эти суицидники, чёрт бы их побрал…! — кивнул он на мужчину, вынырнувшего из-под капота и как-то неуверенно поплёвшегося к обочине. - Ну, хотят свести счёты с жизнью — пусть делают это где-то в безлюдном месте, чтоб не наказывать никого! К примеру, где-нибудь в поле сунули бы голые задницы в змеиное логово или же в лесу с разгону — головой в дуб. Так нет же, лезут под колёса! А из-за них потом — хлопот полон рот!  — Этот человек бросился под машину? А может, он просто споткнулся? — Ага. Как хитро он спотыкается: не на тротуар, а на проезжую часть. Хотя… кто его знает. Может, он пьяный. Чёрт их разберёт. У нас вон в прошлом году был случай… Мужчина стал что-то рассказывать, но Эйлин уже не слушала его. Произошедшее с нерадивым прохожим взбудоражило её совесть, вонзившую в её сознание болезненную колючку, а неуёмная память опять унесла её к тем горьким событиям четырёхлетней давности. В ту адскую ночь Эйлин не сомкнула глаз ни на минуту. Потрясённая вопиющей подлостью человека, от которого так отчаянно ожидала помощи, она больше не хотела оставаться ни в клинике доктора, ни в городе ангелов, ни в этой вдруг ставшей враждебной стране. И едва забрезжил рассвет, как она улизнула. Как ей это удалось, она не помнила и сама. Но тогда её влекла какая-то неведомая страшная сила, которой, надо заметить, многое было по плечу. Она помогла Эйлин выудить в гардеробной свои вещи, незаметно выскользнуть из клиники и отправиться домой. Но она же, эта демоническая сила, неожиданно на полпути навеяла не менее страшную идею, от которой сейчас бы онемела душа. Но тогда Эйлин не ощутила страха. Стоя на перроне метро и видя, как приближается электропоезд, она вдруг поймала себя на том, что все проблемы можно решить в одну минуту — и забыть о предательстве, и стереть в душе непомерную обиду, и избавиться от отчаяния и дикой боли, прожигающей всё естество. И эта мысль тогда показалась такой успокаивающе-сладкой, что заныло истерзанное сердце, прося дать, наконец, ему отдохнуть. И она не стала тратиться на раздумья. Глубоко вдохнула, прикрыла глаза и решительно сделала шаг… И вдруг кто-то схватил её за руку — так резко, что она полетела в противоположную сторону и упала в чьи-то объятия. И тут же услышала над ухом тихое, но укоризненное:  — Ты с ума сошла, деточка? Что это ты удумала?! Она разомкнула ресницы и увидела над собой женщину старшего возраста с невероятно мудрым взглядом таких же, как и у неё, серо-голубых глаз. Слегка прищуренные, с мягким порицанием, они, однако, смотрели с заметным пониманием и даже с сочувствием.  — Только не говори, что всё мне лишь показалось и что я старая кошёлка, которой давно пора на покой, — продолжала она.  — Не скажу, — чуть слышно проронила Эйлин. — Я хотела… Зачем вы остановили меня?  — Затем, что жизнь дана тебе не для того, чтобы ты превратила её в камни на рельсах. Это дар, которым нельзя пренебрегать.  — Даже если в ней слишком много боли?  — Боль временна, девочка. Она проходит. И вслед за чёрной полосой наступают солнечные дни, а за бедами — счастье.  — Счастье? Мне его уже не узнать.  — Это почему же?  — Мне на него были подарены серёжки, а я потеряла одну из них. Женщина смотрела на Эйлин открыто и ровно. Понимала ли она столь сбивчивые объяснения, кто знает, да только вдруг произнесла нечто, до чего Эйлин почему-то не додумывалась сама:  — Но вторая-то ведь осталась. Эта короткая фраза стала для неё настоящим громом, от которого пробудились душевные фибры и которая оживила ум. И в тот момент заторможенное сознание Эйлин снова включилось в работу, в него стал проникать шум жизни, врываться окружающая суета. Сердце сделало толчок, и холодная кровь, застывшая на минуту, снова погнала, но венам свой непрерывный бег. А с побелевших губ сорвалось короткое: — Да. Вторая осталась.  — Вот видишь, — улыбнулась мудрая женщина. — Не всё так плохо. Значит частичка счастья у тебя всё-таки есть.  — У меня есть моя малютка.  — У тебя есть ребёнок? Господи, тогда тем более, как ты отважилась на такое?  — Но её у меня отобрали. И снова женщина помолчала, с тихим сочувствием глядя на Эйлин. И опять произнесла фразу, показавшуюся ей настоящим открытием:  — У истинной матери никто не сможет отобрать ребёнка. Материнская любовь — огромная сила, она переносит многие испытания. И побеждает в свой час. Быть может, тебе просто нужно его выждать? Вот так, несколько слов в нужный момент — и женщине удалось удержать покачнувшуюся гору. Впоследствии Эйлин не раз вспоминала сей разговор и приходила к выводу, что незнакомка была права. А последняя произнесённая ею фраза, навсегда отложившаяся в её мозгу, уже очень скоро нашла своё подтверждение. И случилось это на следующий же день. Хоть Эйлин тогда и была ещё слаба после родов, но добраться домой всё же сумела. Плюхнулась на кровать и забылась тяжёлым сном, предоставив все свои проблемы грядущему новому дню. Но наутро её разбудил звонок в дверь, и, выбравшись из-под одеяла, она поспешила в прихожую. Приоткрыла дверь — и тут же закрыла обратно: на пороге стоял доктор. Злой, взвинченный, предельно обеспокоенный.  — Эйлин, — с заметной суровостью проговаривал он через дверь, — откройте!  — И не подумаю! Убирайтесь-ка в Штаты, доктор!  — Что-о? — не ожидая такого, он напрочь изумился.  — Зачем вы приехали?  — А зачем вы убежали? Взрослая женщина, а ведёте себя, как ребёнок! Вы же ещё не окрепли! Как вы отважились на дорожную тряску? И зачем выключили телефон? Да я вчера весь день места себе не находил! И потому примчался первым же рейсом? Однако! — Что, Штаты слишком тесны для вас, доктор? Лос-Анджелес для вашего места стал маловат?  — Да как вы смете, дерзкая девчонка?! Сейчас же откройте дверь!  — Зачем?  — Я должен убедиться, что вы в порядке.  — Я в порядке. Убирайтесь.  — Эйлин, я должен с вами переговорить.  — О чём?  — Я замыслил одну аферу. Аферу? Эйлин не поняла, что случилось. Быть может, там, на станции метро, какая-то её часть всё же бросилась под электропоезд; быть может, неизвестная незнакомка пробудила в ней какие-то до сих пор спящие чувства; да только в то утро она ощутила себя немного другой: более категоричной, более решительной, более смелой. И заслышав это слово, Эйлин ощутила, как в ней затрясся невидимый демон. И она открыла дверь — распахнула так неожиданно и резко, что стоявший по ту сторону профессор даже испуганно отшатнулся.  — Аферу? — её глаза налились таким непримиримым блеском, что Чериш даже изумлённо открыл рот. — Что, опять решили использовать меня для своих целей?  — Эйлин!  — Вам вновь нужна помощь? Ваши великие замыслы тают, превращаясь в едкий дым? Вам без меня — никак? Поэтому вы притащились?  — Господи, что вы говорите?!  — Да только вы зря сделали это: я больше не соглашусь ни на что! Я ненавижу вас, и мне плевать, что там у вас происходит! Пусть даже весь мир сейчас летит кувырком!  — Эйлин, послушайте…  — Не хочу и не буду! Мне неинтересно всё, что вы замышляете, доктор! Мне-то вы оказались не в силах помочь! И обратиться к вам была просто глупость! Мало того, что вы не спасли Брэма, так ещё и искалечили мне жизнь! Убирайтесь с моих глаз! Я не хочу вас видеть! И она снова хлопнула дверью, пренебрегая радушием и игнорируя нормы приличия. В душе у неё всё клокотало, внутренней сутью забавлялся воинственный демон, и Эйлин хотелось лишь одного: чтобы доктор исчез. Но он не ушёл. С минуту стоял, задумавшись о чём-то, затем приблизился к двери, прикоснулся к ней лбом.  — Эйлин…, — произнёс спокойно.  — Убирайтесь!  — Девочка моя, вы, конечно же, правы: я не сумел спасти Брэма. Но, к сожалению, я не всемогущ, и не умею творить волшебства. И пусть у нас ничего не вышло, но мы, по крайней мере, пытались. Что же до всей этой затеи с ребёнком, то я не хочу выискивать, кто прав, кто виноват. Я не знаю, что случилось с Джаредом, куда он запропастился…  — Врёте! Вы всё знаете!  — Да провалиться мне на этом месте!  — Я не хочу об этом спорить! И не хочу ничего слышать! Ни о нём, ни о вас!  — Можете не хотеть, ваше дело. Да только я приехал затем, чтобы подсказать, как вы можете увидеть свою кроху. Эйлин тогда решила, что рехнулась. Или, по крайней мере, что уши её подвели. Поэтому с губ её слетело оторопелое: — Что?  — Я знаю, как вы сможете увидеться с дочкой. Правда, это потребует от вас колоссальной выдержки и терпенья, но если всё пройдёт хорошо, вы будете делать это регулярно. Она вновь распахнула двери, не помня себя, вылетела в коридор, вцепилась профессору в руку. Глаза её судорожно скользили по его лицу, холодно кололи, недоверчиво щипали и впивались с такой силой, что он, казалось, даже ощущал физическую боль.  — Не смейте играть на моих чувствах, доктор! — зашептала она и угрожающе, и сурово. — Не смейте так со мной шутить!  — Я не шучу, Эйлин. Я могу организовать вашу встречу. — Вы? Вы же её у меня отобрали!  — Я не думал, что всё вот так будет. Я надеялся, что… Я ошибся, Эйлин: нельзя было привлекать вас к этой затее. Кого угодно, только не вас. Но тогда я не предугадал, что в вас настолько обострятся материнские чувства. А должен же был! Ведь вы очень тонкая натура. Сверхчувствительный человек. С вами нужно обращаться очень осторожно. Доктор Кейдж, наш психолог, об этом предупреждал. Но, чёрт меня дери, я выпустил это из виду! Тогда я хотел одного: любыми путями вернуть вас к жизни. И заодно спасти другую жизнь. Но, вы правы, я ничтожен: спасая одну жизнь, калечу другие. Это признание, сделанное искренне, от всего сердца, остудило враждебный пыл Эйлин, и разгневанный демон у неё внутри присмирел. В тот миг она отчётливо осознала, что доктор был всего лишь человеком. Да, он обладал большими возможностями, которые имел не каждый; да, он бесстрашно боролся со смертью, задействуя изворотливость незаурядного ума; да, порой он творил настоящие чудеса и одерживал победы. Но, как и любой смертный, он не был застрахован от ошибок. И его промахи имели более широкие масштабы и потому были более заметны для других. А главное — ему самому они саднили душу, потому как, опять-таки, профессор был всего лишь человеком. Потому-то он тогда и примчался к ней в Кембридж, наплевав на работу, оставив все дела. Чтобы убедиться, что она жива и здорова. Чтобы удостовериться, что с ней всё в порядке. Чтобы, наконец, облегчить совесть и признаться, что он был неправ.  — Простите меня, — тихо говорил он, стоя у её порога. — Простите меня, Эйлин. Если, конечно, такое можно простить. Она не знала, можно ли было сделать это, но ей отчего-то стало невероятно его жаль. Поэтому она лишь шепнула:  — Вы действовали из лучших побуждений, доктор. — Да, но… от этого не легче. Ведь результат уже не изменить.  — Но вы же сказали, что я могу увидеться с малышкой. — Да. Я сделаю всё, чтобы это организовать. И я знаю, как это сделать. Но это может быть трудно для вас. Ведь встреча пройдёт при Джареде и посторонних и будет длиться всего несколько минут.  — При Джареде? — испуганно вскрикнула она. — Да. Только так и не иначе.  — Я не хочу! Доктор, я не хочу!  — Эйлин, это единственная возможность. Другой попросту нет.  — Но я не хочу с ним встречаться! Я вообще больше слышать о нём не хочу!  — Эйлин, ну, не будьте же вы детьми.  — Детьми? Дети так не поступают! Не хотел позволить мне остаться при ребёнке — сказал бы прямо, а не прячется по углам.  — Но вы же не знаете, что случилось.  — И не хочу знать! Его для меня не существует! И я очень прошу вас, доктор: никогда и ничего не рассказывайте ему обо мне. Пожалуйста. Я знаю, вашему слову можно верить. Похоже, вы единственный на свете мужчина, который умеет его держать.  — Эйлин, ну, что вы за упрямцы оба? У вас и так нелёгкое положение, а вы ещё больше усложняете его.  — Значит, — она на миг растерялась, — я не смогу увидеть малышку?  — Сможете! — произнёс Чериш твёрдо. — Я сделаю так, что вы сможете! А Джаред вас даже не узнает! И доктор сдержал своё слово. Спустя какое-то время он организовал обещанную встречу, причём так, что комар носа не подточил. Это была первая своего рода победа, и, вспоминая о ней, Эйлин всякий раз удивлялась, насколько же доктор был находчив и хитёр. А затем была другая встреча, третья… седьмая… Они стали регулярны. И пусть были короткими и не такими, какие хотелось, но всё же именно они помогали ей жить. И ждать того самого заветного часа, когда можно будет всё изменить. И вот неделю назад Эйлин опять позвонил доктор Чериш. И на этот раз она поняла, что такой час настал. Машина остановилась, и таксист, всю дорогу бросавший на Эйлин заинтересованные взгляды в зеркало заднего вида, выскользнул наружу и открыл дверцу с её стороны.  — Мы приехали, мисс, — уведомил при этом. Она вышла из салона и огляделась. Впереди возвышался белый особняк, выполненный в современном стиле. Имея замысловатый дизайн, он радовал глаз наличием чётких ровных линий, отчего отдавал эстетической строгостью — мягкой и захватывающе-приятной. Большие кованые белые ворота с грамотно оформленным на нём рисунком гармонично дополняли эту картину, внося в неё ощущение целостности и законченной слаженности.  — Вы уверены, что это правильный адрес? — оглянулась Эйлин, на миг усомнившись, что попала, куда надлежало.  — Абсолютно, — и он протянул ей карточку с адресом, которую она ему давала. — Это именно тот дом, который вам нужен.  — Но он… слишком шикарный. — Ну, — мягко улыбнулся он, — это уже не моя вина.  — Спасибо, — она протянула ему купюру, на что мужчина вдруг запротестовал:  — Нет-нет, мисс, ваш проезд уже оплачен. Человеком, который меня вызывал. Доктор. Ох, и пострел этот доктор! Эйлин ощутила, что расплывается в улыбке. И что бы она делала без него?  — Желаю удачи, мисс!  — Вам — тоже! Таксист юркнул в авто, а она, подойдя к воротам, нажала на кнопку звонка. Ну, что ж, выше голову, Эйлин! Обнадёживающий день дарует подающую надежду встречу. Так пусть тебе поможет сам Бог! Через минуту входная дверь в доме распахнулась, и женщина в форме домработницы ступила на крыльцо. Сошла вниз, поспешила к воротам и, подойдя ближе, вопросительно уставилась на гостью.  — Здравствуйте, — вежливо, но негромко произнесла Эйлин. — У меня назначена встреча с миссис Лето.  — Вы Эйлин Тишер? — поинтересовалась та. — Да. Женщина открыла калитку и посторонилась, произнеся с учтивой улыбкой:  — Пожалуйста, мисс, проходите. Вас ждут!