Бусинка

Хоть снежная ноябрьская шутка и понравилась людям, всё же природа её не оценила, и уже на следующее утро снег надёжно отошёл в историю. В последующие же дни господство установила привычная этому краю погода, не вызывающая столь бурных эмоций и возвращающая их в привычную колею. И просторы опять утонули в безликой серости и хмуром мраке, а угрюмые тучи на небе ещё надёжнее скрыли его чарующую синеву - настолько, что на землю порой срывались небольшие, но длительные дожди. Стоя вечером у окна спальни, Эйлин наблюдала, как такой дождик выплясывал во дворе. Правда, дождём его назвать было сложно, поскольку он не сыпал привычными глазу каплями, а оседал наземь в виде влажной мороси. Но её результат был заметен: ведущая к дому тропинка изрядно намокла, потемневшие от влаги деревья набухли, и серебристые капли дрожали на их ветвях в лучах фонарей. Даже красовавшаяся во дворе скамейка поблёскивала мокрой гладью, подтверждая, что эта маленькая стихия доминировала довольно давно. А дождь начался после полудня. Сначала - вкрадчиво и осторожно, затем - настойчивее и смелей. Но даже это не помешало Джареду с Эйлин отправиться на прогулку. Вообще, за последнее время они делали это часто, в результате чего Эйлин изучила весь город и успела полюбить океан. Правда, как подчёркивал Джаред, сейчас он утратил своё очарование, присущее ему летом; но она была человеком глубокой души и умела находить прекрасное во всём. В буйном ветре, носящемся по волнам, в их свирепом рассекании о камни, в сером хаосе туч, волновавших осеннее небо. И даже в казавшемся унылым заоконном пейзаже. Ей нравилось это место. Было в нём что-то притягательное, невзирая на мрачность погоды. Что-то тайное, неприметное глазу, но отдающее надеждой и манящее добром. Что-то, что за долгое время впервые помогло понять ей: жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Где-то за спиной послышался отзвук открывающейся двери ванной, затем - ступившие в спальню шаги, и через минуту руки Джареда осторожно легли ей на плечи. - Почему вы до сих пор не ложились? - шепнул он на ухо. - Я думал, вы уже спите. Уже очень поздно. - Знаю. Но я любуюсь видом из окна. Хочу получше его запомнить. - Вот этот? - удивлённо кивнул он на окно. - В нём же нет ничего привлекательного. - Вы так считаете? - Конечно. А что может быть интересного в мрачном осеннем дворе, напрочь утонувшем в ночной тьме и надёжно намоченном дождями? - А по-вашему, ничего? - Ну да, сейчас вы скажете, что у каждой поры года - своё очарование, как и у каждого времени суток. - Нет, не скажу. Вы это и сами знаете. Я лишь добавлю, что осенняя серость, ночной мрак и мокрый дождь - это в данном случае часть нашей жизни, а невзрачный на вид двор - место, которое может стать для нас очень значимым. Вы понимаете, о чём я? - Да. Вы хотите сказать, что всё это второстепенные вещи. Главное, что в этой картине есть мы. - Именно. Пока мы живём, мы имеем возможность видеть всё это. И это прекрасно, потому что те, кого уже нет, не могут им любоваться. А значит, нам повезло больше. И, вполне возможно, когда-нибудь мы будем вспоминать и этот дом, и этот двор, и эту ночь как что-то светлое и очень хорошее, что у нас было. Вы так не думаете, сэр? Думал. Конечно же, Джаред так думал. Ему случалось задумываться и раньше, а после трагедии с братом он касался этой темы ежедневно. Светило ли солнце, шёл ли дождь, окутывал ли просторы туман, его саднила мысль, что Шеннон этого не видит. Горько вздохнув, он надёжнее обхватил руками Эйлин и, крепче прижав к себе, спрятал лицо в её волосах. - Вы мыслите очень глубоко, Эйлин, - шепнул. - Я знаю, сэр. Меня уже упрекали этим. - Упрекали? - даже поразился он. - Господи, кто? Неужели ваш парень? - Нет. Его брат. Мы виделись с ним всего однажды, - он живёт не в Англии, а где-то здесь, в Лос-Анджелесе, - но он сразу же отметил, что я очень умна. И даже заявил, что я не пара его брату. - Вот уж его забыли спросить! - в голосе Лето зазвучало возмущение. - Какое он имел право судить об этом? Надеюсь, ваш парень с ним не согласился? - Нет, сэр. Конечно же нет. - Значит, он был умнее его. И вы никого не слушайте, Эйлин. Умная женщина - это украшение для мужчины. Если он, конечно, не глупец. И кому-то вы окажете огромную честь этим. Откинувшись Джареду на грудь, она положила голову на его плечо и, по-прежнему поглядывая в окно, скептично ухмыльнулась. - Не знаю. Не думаю. Честно говоря, вопрос о мужчинах сейчас предо мной не стоит. - Это пока. Просто рана, нанесённая вашим молодым человеком, ещё слишком болезненная и живая, но когда-то она затянется, и жизнь снова вернётся в свою колею. - Возможно, - согласилась со вздохом она. - Но я себя знаю: это случится не скоро. И она шевельнулась, намереваясь освободиться от объятий и тем самым давая понять, что данная тема закрыта; но Джаред тут же подхватил её на руки и запихнул в постель. Натянув одеяло, укрыл до самого подбородка и, слегка укутав, лёг рядом сам. - Эйлин, можно я вас обниму? - Мне странно слышать это из уст человека, который почти неделю делил со мной постель. Они слегка рассмеялись - негромко, но дружно, - а затем Джаред придвинулся ближе и притиснул её к себе. - Это наша последняя ночь, Эйлин. - Знаю. У меня завтра днём - самолёт. - Завтра? Уже завтра? - Да, сэр. - И вы улетите? Домой? В Кембридж? - Да. - Вы этого хотите? Она помолчала, тыкаясь ему в грудь носом и ощущая, как его руки поверх одеяла поглаживают её по спине. Почему-то вот так, в его объятиях, ей было тепло и надёжно, тогда как уже завтра - Эйлин прекрасно знала это - её снова окутает холод и дрожь. - Сейчас моё желание мало что значит, - послышался её тихий голос. - Жизнь меня о нём не спросила, когда перевернула всё вверх дном. И теперь я должна вернуться в город, где была счастлива когда-то, и научиться жить по-новому. С одиночеством и сиротством. От её слов веяло диким отчаянием и безысходностью - такими сильными, что даже Джаред их уловил. И он так крепко стиснул Эйлин, что ей стало трудно дышать. - Тогда может вам лучше остаться? - спросил он осторожно. - Остаться? Что вы! Здесь у меня больше нет дел. - А там? Чем вы будете заниматься там? - Восстановлюсь в агентстве, где была вынуждена взять длительный отпуск, и снова буду давать уроки, - она немного помолчала, мысленно обдумывая эти планы, а затем взглянула на Джареда. - А вы, сэр? Что будете дальше делать вы? - Хороший вопрос! - вздохнул он горько. - Вот только ответа я не знаю. Раньше я бы, не задумываясь, сослался на группу - дескать, вся моя жизнь вращается вокруг неё, - а сейчас я ни в чём не уверен. Даже в том, что она у меня есть. Знаете, когда человек обладает чем-то, он принимает это как данность, как само собой разумеющийся факт, как то, что и должно у него быть. И только когда он это теряет, понимает, насколько ошибался. Вот так и у меня: лишь после трагедии с братом я понял, что вся моя жизнь опиралась на него. Эйлин смотрела ему в глаза с искренним сочувствием и неподдельной болью, и в её взгляде отражалась такая невысказанная горечь, что Джаред понял: она проникалась каждым словом. - Быть может, судьба хотела, чтобы вы постигли это? - проронила тихонько она. - Ведь она постоянно нас учит чему-то. - Таким вот варварским способом? - Она очень строгий учитель. И жёсткий. Хотя, надо заметить, она оставила вам шанс. - Ну да. Правда, очень дикий. - Какая разница? Главное, что он есть. Могло быть намного хуже: раз - и всё! Ни шанса, ни жизни, на надежды. Так что вам, сэр, ещё повезло. Всегда нужно быть благодарным. Джаред молча смотрел ей в глаза, замечая отражающиеся в них отблески заоконного света. Всё же она невероятное существо! Таких людей почти не осталось. Она не только умна и добра, но и очень великодушна. Ему даже казалось, что скабрезница-судьба каким-то образом поняла, что на сей раз перегнула палку, и послала утешение в лице этой девушки. Иначе как было объяснить тот факт, что рядом с ней Лето чувствовал себя так необычайно комфортно? - Эйлин, - шепнул он, - а знаете, я ведь поначалу против этого шанса здорово упирался. И даже думал, что никогда на него не отважусь. Пока одна мудрая незнакомка не помогла мне взглянуть на это иначе. - Поздно вечером в больничном сквере? - Да. Откуда вы знаете? - Вы уже говорили однажды. - Ах, да. Странное дело: мимолётная встреча, всего несколько фраз, а я так часто их вспоминаю. - Вы видели её, сэр? - Незнакомку? Нет. В сквере было темно, и мы вряд ли разглядели друг друга. Но обронённые ею слова помогли мне принять решение. - И вы не жалеете о нём? - Нет, что вы! Как я могу о нём жалеть? Оно даёт мне надежду. А кроме того, подарило мне знакомство с вами, - взяв её руку он поднёс к губам и поцеловал. - Я очень признателен вам за всё, Эйлин. Наверное, мне не удастся найти нужных слов, чтобы выразить свою благодарность. - Тогда и не стоит делать этого, сэр. Настоящая благодарность живёт не в словах, а вот здесь, - и она прикоснулась Джареду к груди. - И отражается в поступках. Быть может когда-то, когда судьба снова сведёт нас, вы, памятуя о своей благодарности, не пройдёте мимо меня и не отвернётесь. - Эйлин, да вы что?! - А кроме того, мне тоже есть за что быть вам благодарной, сэр. - Мне-то за что? - Вы показали мне ту сторону жизни, которую я уже никогда не узнаю. - Что заставляет вас так думать? - даже приподнялся на локте Джаред. - Эйлин, вы же не монашка. Вы молоды и красивы. У вас всё ещё впереди. Она была не согласна с этим. В её глазах пронёсся отблеск протеста - такого сильного, что Джаред заподозрил, что они говорили о разных вещах. Но она не стала спорить, а, снова ткнувшись ему в грудь, коротко выдохнула: - Может быть. Но не думаю, что когда-то снова отважусь довериться кому-то. - Но мне же вы доверились. - Вы - другое дело. Вы тот человек... Она умолкла на полуслове, а Лето замер в ожидании, удивлённо гадая, что же она не досказала. Какой он человек? Почему "другое дело"? Что отличало его от других? Быть может, она действительно его выделяла? Джаред ощутил, как сердце забилось сильнее, мысли хаотично разбежались, касаясь внезапно оголившихся чувств. И отозвавшаяся память напомнила о предстоящей разлуке, против которой всё внутри его бунтовалось. - Эйлин, - зарывшись ей в волосы, шепнул он, - я не хочу с вами расставаться. - Ну что вы, сэр. Я всего лишь эпизод в вашей жизни. - Вы самый яркий её эпизод. Который мне очень хочется превратить в постоянство. Она задумчиво умолкла, замерев всем телом, которое, как заметил Джаред, слегка напряглось. И это и озадачило его, и удивило. Почему такая странная реакция на подобную фразу? Быть может, он её задел? - Сейчас вы просто подвержены эмоциям, - проронила она тихо, - и уже завтра, когда проснётесь, будете думать иначе. - Да нет же! Я думаю об этом вот уже целую неделю. И всякий раз - с неизменным результатом. Вы мне нравитесь, Эйлин. И я не хочу вас терять. Он ощутил её тихий вздох на своей груди, к которой она затем прижалась щекой. И опять - напряжённая тишина. - Послушайте, сэр. То, что мы были близки, ещё не значит, что вы обязаны мне чем-то. Мы заключили договор и просто выполняли его условия. - Я знаю. Но мои слова не пустая формальность. Я говорю то, что чувствую. То, что у меня в сердце. - Но... это неправильно, сэр. - Неправильно? Вы осуждаете меня за то, что я проникся к вам симпатией? - Я бы осудила, если бы вы не прониклись ею. Ткнувшись ей в волосы, Лето беззвучно рассмеялся. Нет, всё же она невероятна! Даже в такие минуты находит возможность разрядить обстановку и поозорничать. Ох, Эйлин, Эйлин! Известно ли ей, сколько раундов закончились её победой? Да практически все! И пусть Джаред с ней ни в чём не состязался, но только этот он не упустит ни за что! - Ну, как вам это удаётся, Эйлин: всего одно слово - и я повержен?! Но хочу сказать вам вот что. Я говорю сейчас так не потому, что чувствую себя обязанным вам чем-то, не из благодарности, которая, несомненно, переполняет меня, а потому, что действительно ощущаю это. Вы мне нравитесь. И мне от этого не уйти. - Но..., - она настороженно на него поглядела, - вы меня почти не знаете, сэр. - Вы меня - тоже. Но кто сказал, что отношения должны строиться по шаблону? Тем более, что у нас с самого начала всё наоборот. Но, видит Бог, я не хочу терять вас! Пожалуйста, не уезжайте. Останьтесь со мной. И давайте попробуем вместе... Она вдруг накрыла его губы ладонью, а глаза её забегали ему по лицу - взволнованно, немного испуганно, напряжённо, как если бы она услышала что-то, чего опасалась. - Прошу вас, сэр, помолчите! - шепнула она, отчего-то дрожа всем телом. - Помолчите и послушайте меня. Такие решения не принимаются впопыхах. У вас сейчас трудный период, поэтому вы подавлены и ранимы. Честно говоря, я тоже. А в таком состоянии очень легко спутать элементарную признательность или сострадание с более возвышенными чувствами. - Хотите сказать, что я сейчас могу спутать с интересом к вам, к примеру, обычную благодарность? - Вполне возможно. А я не хочу, чтобы потом вы кусали локти и жалели о необдуманном поступке. - Господи, Эйлин, но это не так! Пусть меня и взяла в оборот безнадёжность, но я отдаю себе отчёт в своих чувствах. И точно знаю, что пожалею лишь об одном: что не удержал вас. Пожалуйста, отбросьте все сомнения. Останьтесь и убедитесь, что ваши предположения ошибочны. Я не очень влюбчивый человек и если испытываю к кому-то интерес, то это серьёзно. Эйлин опустила голову и помолчала. В образовавшейся тишине Джаред слышал, как ночная стихия напористым ветром несколько раз припадала к окнам, словно желая ворваться внутрь спальни. Интересно, если бы ей удалось это, что бы она сделала? Стала бы спорить и протестовать, называя подобное решение сущим бредом? Или же, касаясь уха Эйлин, просила бы её согласиться на это предложение? И как можно скорей? Но она молчала, задумчиво сдвинув брови и крепко стиснув губы, и такое выражение её лица свидетельствовало о серьёзных и нелёгких раздумьях. - Эйлин, почему вы молчите? - нарушил Лето тягучую тишину. - Вы задали мне сложную задачу, сэр. И я не могу её сейчас решить. - Тогда давайте сделаем это вместе. И опять - пауза, но на этот раз длящаяся недолго. Через минуту Эйлин подняла глаза и обречённо вздохнула. - Пожалуйста, сэр, поговорим об этом утром. Сейчас уже поздно. Ещё парочка часов - и наступит рассвет. А утро, как известно, вечера мудренее. - Но, Эйлин... - Прошу вас. Я чувствую себя уставшей для подобных разговоров. Думаю, вы - тоже. А утром на свежую голову мы всё решим. Согласны? Джареду не очень нравилось это, но он не мог не признать, что Эйлин была абсолютно права. В конечном счёте, она ведь не говорила ему жёсткого "нет" и не отказывалась от разговора, а просто просила его отложить. К тому же, не в такой уж и долгий ящик. - Хорошо, - сдался он, вновь привлекая её к груди. - Вы правы: нам необходимо отдохнуть. Вернёмся к этой теме утром. Но хочу, чтоб вы знали: я не передумаю. Я ещё никогда не был так уверен в своём решении. - Посмотрим, сэр. - Что? Я слышу недоверчивые нотки? Кто-то сомневается? - улыбнулся он. - Ну, да оставим шутки. Ложитесь, Эйлин. И постарайтесь уснуть. - Тогда - доброй ночи, сэр. - Доброй ночи, Эйлин. Надеюсь, с завтрашнего дня вы, наконец, станете называть меня по имени. Она ничего не ответила, а лишь, застенчиво улыбнувшись, прильнула Джареду к груди. Было что-то невероятно тонкое в том, насколько доверчиво она сделала это. А затем даже позволила себя поцеловать и стиснуть в крепких объятиях. В спальне воцарилась тишина, в ходе которой с улицы доносилось постанывание ветра и шорох сплетающихся между собой ветвей. Споря друг с другом, они отбрасывали на потолок сумрачные тени, предоставляя взору картинки немого кино - монотонного и бессмысленного. Отчаявшись уловить его суть, Джаред перевёл взгляд на Эйлин и долго всматривался в её силуэт, казавшийся таким родным и знакомым. Она тихонько засыпала, припав щекой к его груди и подложив под неё свою руку, и выглядела спокойной и умиротворённой. Казалось, она полностью вверила себя лежащему рядом мужчине и, пребывая под его защитой, ощущала полную безопасность. Джаред улыбнулся, глядя на неё. Всё-таки было в ней что-то, что бередило его покой. Что-то трогательное, что-то трепетное, что-то непохожее на других. И на уровне подсознания он уловил это ещё при первой встрече. Мог ли он думать тогда, что ему захочется совершить невероятное: продлить это знакомство? Преобразовать в крепкие и долгие отношения, превратить в завидную неизменность. Но он хотел. Он не помнил, когда эта мысль возникла у него впервые, но с тех пор не покидала ни на минуту, назойливо вторгаясь в лабиринты разума и достигая тайных глубин души. Да, он хотел быть с Эйлин! И пусть судьба свела их так непривычно-неординарно, но он не мог этот шанс упустить. Коснувшись губами её волос, Лето вдохнул цветочный аромат, отдающий нотами пиона и лимонной вербены, и, прикрыв глаза, позволил себе помечтать. Он увидел себя у своего прибрежного дома среди яркого летнего дня, наполненного радужными красками и комфортным теплом. Одетый в белый пляжный костюм, он нежился в шезлонге у бассейна, с упоением подставляя лицо солнцу. Слуха касался шёпот океана - отдалённый, приглушенно-тихий; в воздухе витало ощущение счастья, подпитанное мыслью, что все проблемы и несчастья остались позади. Вдруг в доме открылись двери, и на порог ступила Эйлин, облачённая в белое платье с воздушным шлейфом, развевающемся на ветру. В руках она держала завёрнутого в одеяльце младенца и, радостно улыбаясь, направлялась к Джареду. Завидев её, он поднялся было навстречу, но чей-то голос, раздавшийся рядом, его остановил: - А это кто? Джаред оглянулся и увидел невесть откуда взявшегося брата - здорового и лучащегося белозубой улыбкой, ослепляющей всё вокруг. - Моя жена, Шенн. - Жена? - тот здорово удивился. - Да. А это, - и младший взял из рук подошедшей Эйлин драгоценную ношу, - наш малыш. - Даже так? Ну, ты даёшь, братишка! Когда же ты это успел? - Пока ты спал, дружище. - Правда? Вот молодец! Ребёночка-то покажешь? - Конечно. Джаред откинул с головы младенца край одеяла - и вдруг оторопел: в нём было пусто! И в ту же минуту в сказочную идиллию ворвалась свирепая стихия, закружила-заметала, стирая яркие краски и превращая их в мрачную серость. На месте доброго Шенна вдруг оказался зловеще хохочущий дьявол, а Эйлин куда-то исчезла, растворяясь в воздухе, словно туман. Остался лишь шлейф, уносимый яростным ветром. И Джаред ощутил навалившееся удушье - такое неистовое, что всё провалилось во мрак. Резко распахнув глаза, он обнаружил, что тычется носом в подушку, напрочь перекрывшую доступ кислорода. Что происходит? Неужто он уснул? Подняв голову, жадно глотнул воздух, скользнул взглядом по всё ещё тёмной спальне, прислушался. Тихо. Только часы где-то в глубине комнаты монотонно баюкали ночь. Которая, впрочем, близилась к концу - в окнах уже виднелись первые ноты рассвета. Никакой стихии, никакого дьявола, никакого ветра. Лето облегчённо вздохнул. И надо же присниться такому! Повернувшись на бок, он охватил взглядом кровать и неожиданно насторожился: она была пуста. Только смятая подушка красовалась рядом, безмолвно подтверждая давешнее присутствие Эйлин. Лето провёл по ней рукой. Холодная. Значит, Эйлин поднялась давно. Интересно, зачем? - Эйлин? - вопросительные нотки его голоса утонули в густой тишине. - Эйлин! Никто не отвечал, и дом реагировал отсутствием каких-либо звуков. Заподозрив неладное, Джаред сорвался с места и, торопливо натянув джинсы, бросился на поиски. Однако они не увенчались успехом: ни в комнатах, ни в ванной, ни даже на кухне Эйлин не было. Только в гостиной на журнальном столике красовалась записка, и, схватив её, он жадно пробежал по строчкам: "Спасибо за иллюзию настоящей жизни, в которую я была вовлечена. И за звёзды, что я видела рядом с вами". Гнетущей безысходностью веяло от этих строк - такой сильной, что Джаред ощутил едкое отчаяние, невыносимой тяжестью ползущее по жилам. Слова Эйлин словно говорили о том, что им необходимо расстаться. Но... Почему? Что за...? Она же обещала решить всё утром! Он вдруг бросился назад в спальню, схватил лежавший на тумбочке телефон, торопливо набрал номер. На его удивление на том конце довольно быстро сняли трубку: - Алло? - Доктор... - Ну, надо же! - с заметной иронией послышалось в ней. - Какая весёленькая у меня ночка: сначала Эйлин примчалась ни свет ни заря, теперь ты мне трезвонишь! Хорошо, что я ещё не улёгся! - Что? Эйлин была у вас? - Ну да. Заехала попрощаться. - Как попрощаться? Где она? - Улетела. Полчаса назад. Я отвёз её в аэропорт и как раз возвращаюсь. - Как улетела?! Как полчаса назад?! Она же должна была только днём сделать это! Доктор, видимо, такого не ожидал, потому как недоуменно умолк на минуту. И в образовавшейся тишине Джаред уловил гул мотора его машины. - Как днём? - далее выдохнул он. - Она сказала, что вы с ней простились и что она летит ночным рейсом. - И вам не показалось это странным, док? Вы не подумали, что при любом раскладе я бы обязательно её проводил? - Подумал. Конечно, подумал. Но она была на такси - это уже потом я настоял на том, чтобы отвезти её лично. Сказала, что вы расстались ещё в домике, потому что ей так проще. - Ей проще? - то ли возмутился, то ли изумился Лето. - Господи! Он прикрыл лицо ладонью и отчаянно выдохнул, стараясь сдержать рвущийся из груди стон. Это невероятно! Что это за шутки? Может быть, Джаред всё ещё спит и ему снится очередная стихия - на этот раз не природная, а созданная людьми? В трубке опять повисла тишина, которую отважился нарушить доктор: - Джаред, что у вас произошло? - Не знаю. Я сам ничего не пойму. Кроме того, что Эйлин от меня сбежала. - Ну, ребятки, вы даёте! Как это сбежала? Почему? Ты её обидел чем-то? - Да вы в своём уме, доктор? Обидеть Эйлин? Разве это возможно? Напротив, я попросил её остаться со мной. - Что сделать? - удивление Чериша так, казалось, и выскочило из трубки. - Остаться? - Да. Я признался, что она нравится мне. И что я не хочу расставаться. - Ах, вот оно что! - голос профессора заметно отдалился, выдавая его задумчивость. - Теперь понимаю. - Что? Что именно? Что это значит? Да не молчите же! - Ты же знаешь, Джей, распространяться я не имею права. - Доктор, чёрт вас дери! Неужели даже сейчас вы будете думать о своей грёбаной врачебной этике?! - Я о ней думаю всегда, мой мальчик. А иначе какой же я доктор? - Мне плевать на это! Плевать на всё! Я хочу понять, почему ушла Эйлин! - Очевидно, потому что ты всё-таки переступил предел её боли. - Что? Как это? Чем? Когда? Этого не может быть! Я ничем её не обидел! - Я говорю не об обиде, Джей. Просто ты затронул тему, которую Эйлин сейчас избегает. Она обессилена морально. Помнишь? - Почему, Эдвард? Скажите мне ради всего святого, почему?! - Я не могу, дорогой мой. Ты же знаешь. - Чёрт! - резким движением Джаред сшиб с кресла диванную подушку. - Дьявол бы украл эту вашу принципиальность! Ну, почему вы так упрямы, док? Ладно, можете не отвечать. Я сам расспрошу всё у Эйлин. Только дайте мне её телефон! - Чего? - профессор, казалось, удивился ещё больше. - Ну, у вас же есть её данные - адрес, телефон? Не может не быть! - А ты что же, не взял у неё номер? - Нет, не успел. Мы должны были поговорить только утром. Чериш опять на минуту умолк, порождая в Джареде неясные подозрения. Почему-то ему показалось, что доктору не нравилась эта идея, и в его манерном молчании, окрашенном неровными вздохами, он даже уловил затаённые нотки протеста. Неужели профессор опять откажет? Интересно, чем он аргументирует это на сей раз? - Джаред, - наконец нарушил молчание он, - это не очень хорошая идея. - Господи, я знал, что вы это скажете! Почему? Только не говорите, что у вас нет никаких данных Эйлин. - Есть, конечно. И телефон, и адрес, и полная анкета - она ни в чём предо мной не таится. Но, опять же, эта информация конфиденциальна. - Что? Снова? Чёрт возьми, Эдвард, это же замкнутый круг! - Именно, Джаред. Здесь я тебе не помощник. Мне очень важно доверие Эйлин. Я её знаю: пока она мне доверяет, по поводу осуществления нашего плана мы можем быть абсолютно спокойны. Если же она поймёт, что я разглашаю информацию о ней, то скроется так надёжно, что ни её, ни ребёнка нам не найти. Ты этого хочешь? - Нет, доктор. Нет. Но поймите... - Я прекрасно понимаю твои чувства, Джей. И при других обстоятельствах, не задумываясь, сделал бы это. Но сейчас... Прости. Поищи другие варианты узнать её номер. - Какие? - в голосе Лето даже вспыхнула возмущённая претенциозность. - Ведь, если помните, о нас не знал никто. Никто, кроме вас! - Тогда просто оставь всё как есть. Эйлин сделала свой выбор. И ты должен его уважать. Джаред понял, что договориться с доктором не удастся: тот был верен своему слову и, к тому же, стоял за Эйлин горой. И в душе его разлилась едкая горечь, прожигающая словно огнём. Это был верх злобной жизненной шутки, ведь другого способа узнать телефон Эйлин просто не существовало. - Что? - так и захлебнулся возмущением он. - С ума сойти! Что я слышу?! - На данный момент это лучший выход. Ты уж поверь мне. Нет, это было немыслимо! Разве возможно, чтобы человек мог так надёжно скрыться, при этом даже не таясь? Но птичка Эйлин, похоже, сделала это. Настолько искусно, что Джареду её не достать. На него накатила удушливая волна досады, сердце захлебнулось тиранящей болью, дыхание задержалось, переходя в конвульсивную дрожь. И ясный рассудок отступил пред этой демонической силой, выпуская щиплющую нервы обиду на передний план. - Вы так говорите потому, док, что вам просто плевать на всякие чувства! Они для вас не существуют! Вам лишь результат подавай! - Джаред, не требуй от меня слишком много. Я и так себе весь мозг вынес, пытаясь тебе помочь. - Тогда занесите его обратно! - в сердцах почти крикнул тот в трубку. - Потому что выбранный вами способ имеет побочный эффект! Со злостью натиснув на кнопку отбоя, Джаред запустил телефоном в подушки. Чувства в нём клокотали, душу тиранил острый приступ внутренней боли, и такое отчаяние сжимало горло, что ему было нечем дышать. Совсем как во сне. В котором Эйлин также пропала. Господи, как же так? Сердце заныло раненным зверем, и, поддаваясь исступленному порыву, Лето бросился яростно крушить всё, что попадалось на глаза. Рухнула на пол книга, громыхнула пластиковая ваза, опрокинулись мягкие пуфы, сорвались с кровати смятые одеяла, злостно слетели скукоженные подушки... И вдруг Джаред замер - так внезапно и резко, что даже потемнело в глазах. В голову ударил отрезвляющий поток крови, а сердце упало куда-то в пятки, оставляя по себе дикий холод, разлившийся терпкостью по груди. На смятой простыне, поблёскивая при свете ночной лампы, красовалась пуссета Эйлин - та самая бусинка, которую она так берегла. Взяв в руки, Джаред поднёс её к лицу, ощутив, как неуёмная память извлекла из закромов знакомое: "Мне нельзя её потерять, сэр!" Инстинктивно сжав кулак, он притиснул его к сердцу. Эйлин. Что же теперь с ней будет? Чувствуя давящую пульсацию в горле, Лето сорвался с места; на ходу натянув толстовку и куртку, выскользнул в предрассветную тьму. Что-то гнало его прочь от этого дома, внезапно ставшего пустым и неуютным. То ли мучительное одиночество, то ли невыносимое сиротство, то ли убойная безысходность от невозможности что-либо изменить. Он едва ли понимал, куда шёл и что делал. Просто брёл, куда глядели глаза, пытаясь укрыться от внутренней боли, незримой тенью следовавшей по пятам. И её не отпугивали ни холодные сумерки, ни всё та же липкая морось, вязкой субстанцией оседающая где-то в душе. И она была надёжным его компаньоном - единственным на всём белом свете в этот продрогший предрассветный час. Очутившись на набережной, Джаред подошёл к парапету, из-под нахлобученного на голову капюшона какое-то время мрачно вглядывался в океан. Где-то за тучами начинало оживать утро, но сквозь дымчато-серую пелену оно не могло пробиться в реальность. Только светлеющие полоски кое-где прорывались через облачные складки, облизывая неспокойную водную гладь. Где-то с берега поднялась большая птица и, прошмыгнув над водою, растворилась вдали. И Джаред крепче стиснул зубы. Птица. Умилительное создание, вызывающее приятные чувства, но обязательно исчезающее, как к ней ни привяжись. Ей не дано остаться на месте: у неё другая стихия. Она неизмеримый воздух, она необъятное небо, она неуловимый ветер, стремительно несущийся вдаль. Совсем, как Эйлин, - маленькая птичка, озарившая его жизнь, словно вспышка, и рассеявшаяся, словно мгла. Почему он решил, что поймал её в свои сети? С чего Джаред взял, что сумел её приручить? С чего он удумал, что это ей нужно? Разве она не доказала, что это не так? Очевидно, всё, что её интересовало, это всего лишь деньги. И Джаред - именно "тот человек", который мог заплатить! А он-то, близорукий, подумал, что был ей интересен. А он-то решил, что что-то значил для неё. Опомнись, мечтатель! Спустись-ка на землю! Ведь так не бывает, чтобы высокие чувства родились там, где есть хоть малейшая корысть! И Эйлин прекрасно это знала. И, похоже, и на этот раз обыграла его. Джаред вздрогнул от нового приступа боли. Как так могло получиться, что он, обычно исполняющий роль сердцееда, так неосмотрительно сам попал в этот капкан? Как он мог позволить себе так увлечься девушкой, которую совершенно не знал? Почему ему так отчаянно больно от того, что она безвозвратно ушла? Почему ему так досаждает дикий холод, неизвестно откуда вторгающийся в сердце и вытесняющий из него давешнее тепло? И Джареду нет от этого спасенья. Он превращается в каменную ледышку с окостеневшими нервами и окоченевшей душой. Только маленькая серёжка греет в кармане, напоминая, что он всё ещё жив. Джаред извлёк её на поверхность, снова поднёс к лицу, слегка повертел. Отголоски зажигающегося дня слабым мерцанием рассыпались по его отточенным граням, и от этого стало теплее. Почему-то вот так, при блеске пуссеты, Джаред ощущал себя ближе к Эйлин. Как если бы она была где-то рядом и должна была вот-вот подойти. Странное это было чувство, да только эта маленькая вещица неожиданно приняла её облик и стала очень близкой и дорогой. Настолько, что теперь уже он боялся её утратить. - Ты потеряла свою бусинку, Эйлин! - шепнул он, глядя на серёжку. - Но я её сохраню! Он поднёс её к губам и поцеловал - чувственно, бережно, нежно, как если бы она действительно была живой и обладала хрупкой душой. А затем осторожно спрятал в кармане и, подняв ворот куртки, обречённо растворился в утренней мгле.