Бусинка

- Итак, уважаемые, - доктор Чериш, окружённый коллегами-врачами и несколькими медсёстрами, вышел из последней палаты, находящейся на этаже, и направился по коридору, - обход завершён. Всем понятна его дальнейшая работа? Это был стандартный вопрос, к которому все давным-давно привыкли. Каждое утро, проведя обход, он спрашивал об этом, дабы удостовериться, что его распоряжения понятны и ни возражений, ни недоумений ни у кого нет. Как правило, их не возникало - работники клиники были высококвалифицированными специалистами, - а потому этот вопрос чаще всего оставался без ответа. Вот и в это утро на него ответила тишина, и, воспользовавшись ею, Чериш коротко подытожил: - Хорошо. Тогда проведите антибактериальную терапию пациенту из шестнадцатой палаты, - мне не нравится его состояние. Завершайте подготовку к операции больного из девятой, а в двадцать восьмой проследите за неукоснительным выполнением моих назначений. У меня есть подозрения, что ими пренебрегают. Усильте контроль за пациентом в изоляционном боксе: он тяжело переносит нейтропению. Если воспаление слизистой пищевода снять не удастся, будьте готовы вводить питание парентерально. - А что с пациентом из тридцать шестой, док? - коротко осведомился кто-то. - У него на сегодня намечалась операция. - Он к ней не готов: у него неважная коагулограмма. Уменьшение фибриногена в крови сигнализирует о проблемах с печенью. Займитесь сначала этим и предоставьте мне результат. Операцию проведём, когда всё нормализуем. Ещё вопросы есть? - Нет, сэр. - Тогда - всем удачи. Коллеги рассыпались по коридору. Кто-то метнулся к лестнице, кто-то остался позади, кто-то, имея безотлагательное дело, скрылся за ближайшей дверью. Поравнявшись со своим кабинетом, Чериш на миг оглянулся: - Дорис, зайдите ко мне. Медсестра послушно последовала в кабинет, так же послушно опустилась в предложенное доктором кресло. Сам он, сосредоточенный и серьёзный, подсел за рабочий стол, окинул её деловым взглядом. - Я хочу услышать краткий отчёт о нашем пациенте в коме. - За прошедшие сутки ничего не изменилось, сэр, - отвечала она. - Больной сохраняет стабильно высокий уровень функционирования системы и не меняющийся резервный запас. Все показатели в норме. - Частота сердечных сокращений? - Не лавируется. - Скачки, перепады давления? - Не наблюдались. - Частота дыхания и соотношение фаз дыхательного цикла? - В норме. - Базисное сопротивление, ударный индекс, коэффициенты тоничности сосудов и резерва кровообращения, баланс внеклеточной жидкости? - Не вызывают опасений, сэр. - Отлично, - и профессор облегчённо вздохнул. - Чуть позже я подойду, проверю всё сам. Подготовьте рабочий журнал, я хочу просмотреть записи в нём. - Хорошо, сэр. - Да, и ещё... В эту минуту дверь в кабинет распахнулась, причём так неожиданно и резко, что Дорис слегка вздрогнула, а Чериш умолк на полуслове, оглядываясь на вход. На пороге стоял Джаред - злой, суровый, гневно стискивавший зубы - и, казалось, хотел испепелить профессора огненным взглядом. Не произнося ни слова, он шагнул внутрь, подошёл к самому столу, опёрся о него руками и, слегка подавшись вперёд, обдал его исходящим от себя напряжением. - У меня к вам парочка вопросов, док, - за мнимым спокойствием его слов также угадывалась крепко взнузданная злоба. И, повернувшись к Дорис, он коротко приказал: - Выйдите! Не ожидая такого напора, медсестра на миг сникла, однако повиноваться не спешила, бросив сначала вопросительный взгляд на профессора, словно спрашивая, стоит ли ей подчиниться. - Пожалуйста, Дорис, - спокойно проронил тот. - Мы с вами уже закончили. Можете быть свободны. Женщина не стала испытывать терпение - ни шефа, ни его непутёвого гостя - и тут же испарилась. И, проводив её глазами, доктор повернулся к Джареду. - Ну? И чего ты раскомандовался в моём кабинете? Нормальные люди, придя куда-то, сначала приветствуют всех, кого видят, а не выставляют их за дверь. - А я ненормальный! Сегодня я ненормальный! - Вижу. И в чём причина? Тебя укусила муха? Ты сел на ежа? Или у тебя стащили метлу, на которой ты примчался? - Меня подставил злобный прощелыга, возомнивший себя великим гением и решивший, что имеет право манипулировать чужими судьбами. - Чего? - и Чериш наигранно округлил глаза. - Покажи мне этого проходимца, я ему мигом назначу клизму! Для промывки мозгов. - Тогда загляните в зеркало, доктор! - сорвался Джаред на крик. - О! - коротко выдохнул тот, уже без игривости таращась на Лето. - Это чем же я всё это заслужил? - Чем? - глаза Джареда сурово сузились, зыркнув на профессора двумя озлобленными змейками. - Тем, что, следуя к своим целям, лезете, словно танком, напролом. Тем, что не оглядываетесь по сторонам. Тем, что вам плевать, кто при этом попадает под колёса, и вы безжалостно проходите по всем увесистым катком! И не важно, что при этом калечите чужие судьбы и уродуете души. Главное - добиться цели! На всё остальное плевать! С минуту доктор молчал, глядя на Джареда разгадывающе-серьёзно, а тот в ответ буравил его взглядом, в котором отражалась богатая палитра чувств: боль, обида, колкая суровость, отчаянная смелость, воинственный протест. И Чериш догадывался, в чём была их причина, потому как чего-то подобного и ожидал. - Джаред, - проронил он негромко, - ты сейчас нарисовал картину настоящего монстра. - Я сейчас нарисовал ваш портрет! - Вот как? - доктор деланно удивился. - По-твоему, я похож на монстра? - Нет, не похожи. Вы именно монстр и есть! Холодный, расчётливый, играющий людьми! - Ага, - доктор неспешно откинулся на спинку кресла и немного помолчал. - Ты ещё забыл сказать, что я получаю едкое удовольствие при этом. - А это так? - не преминул съязвить Джаред. - Судя по тем упрёкам, что ты мне закидаешь, именно так. - И в чём же оно заключается? - продолжал издеваться Лето. - В чём? Я сейчас объясню, - Чериш тоже поднялся и, облокотившись о стол, слегка наклонился к нему. Лицом к лицу, глаза в глаза. - Представь себе людей, на которых сваливается беда. Истерзанные, измученные, желающие найти выход, они в конечном счёте прибегают ко мне - Чериш, помоги! Делай, что хочешь, только спаси нас от неминуемой смерти! Я соглашаюсь и начинаю играть ими так, чтобы безликая старуха с косой, которую ой как непросто перехитрить, в итоге осталась с носом. И вот когда это удаётся и на лицах этих людей оживают счастливые улыбки, я действительно получаю огромное, ни с чем несравнимое удовольствие. Понимаешь, о чём я? Он говорил спокойно, его тихий голос звучал плавно и ровно, как если бы он рассуждал об обычных вещах. Однако для Джареда эти слова выдались настоящей оплеухой. Подстегнув своей правдивостью, они так резко вонзились в усталую совесть, что Лето ощутил её болезненные уколы и пристыженно опустил глаза, проронив слегка виновато: - Доктор, я говорил не об этом. - Мы говорим об одном и том же. Только с разных сторон. Помнишь, как говорила Эйлин: "Всё зависит от того, как на это смотреть"? В этом плане она преподала нам хороший урок, Джаред: на одну и ту же ситуацию можно смотреть по-всякому. И видеть в ней то, что наиболее выгодно или очень хочется. В зависимости от склада ума и глубины души. Обескураженный достойным отпором, который, к тому же, был подкреплён словами Эйлин, Джаред молча опустил голову. Чувства в нём всё ещё бурлили, учащая дыхание и тяжело вздымая грудь, однако ясный разум не позволял дальше спорить, заставив его отойти к стене и опереться о спинку кресла. В кабинете повисла тишина, в ходе которой доктор внимательно поглядывал на гостя. Беспокойный, взволнованный, с горящими болью глазами, свидетельствовавшими, что его совесть сейчас была в раздоре с душой. А виноватый вид и сожаление, проносящееся по лицу, говорили о том, что он не задавался целью обвинить кого-то в чём-то и тем самым обидеть. Он примчался с самого утра в надежде снять моральное напряжение, выплеснуть горечь из сердца и хоть как-то её заговорить. Чериш понимал его. За годы работы он часто сталкивался с подобным поведением - ведь в горе люди, как правило, вели себя одинаково, - и отлично знал: такие поступки служили своего рода лекарством от нервных перегрузок и были просто необходимы в подобный момент. - Ну? - проронил он, видя, что Лето стал дышать немного ровнее. - Успокоился? - Нет. - Тогда пойдём со мной. - Куда? - Пойдём-пойдём, - и доктор торопливо снял с себя халат. - Нам обоим сейчас нужна интенсивная терапия. Он выскользнул из-за стола, взял Джареда за плечо и вместе с ним вышел из кабинета. Миновал коридор, поравнялся с сестринским постом, бросив дежурной медсестре короткое объяснение: - Амбер, я ненадолго отлучусь. Если что - я на связи. Звоните. А затем пошёл к лифтам, спустился вниз и, выйдя из клиники, направился в соседнее кафе. Как заметил Джаред, здесь его хорошо знали. Едва он вошёл, как подвернувшийся под ноги официант учтиво проронил: - Здравствуйте, мистер Чериш. А что-то искавший за стойкой хозяин кафе - невысокий плотный мужчина, - оторвавшись от своего занятия, пробасил: - Доброе утро, док! Вам подать завтрак? Как обычно? - Нет, Филл. Сегодня у меня нет аппетита. Принеси нам два кофе и бутылку коньяка. - Что, скверный выдался денёк? - понимающе ухмыльнулся тот. - При моей работе каждый день скверный. Но мне приходится во всём этом жить. - Да уж, - согласился Филл, самолично принося заказ доктора и ставя на столик. - Вот почему в своё время я не стал врачом. - А ты хотел? - Я - нет. Но мой отец мечтал меня им видеть. По-доброму улыбнувшись, хозяин затем отошёл, а доктор проводил его взглядом, разлил коньяк по рюмкам и, пододвинув одну из них Джареду, коротко скомандовал: - Пей! - Да вы что? Какой кретин пьёт коньяк с самого утра? - Пей, тебе это нужно. Вон ты весь взвинченный какой. - Хотел бы я посмотреть на вас на своём месте. - Ха! Мне и на своём нервишек хватает! Один твой визит чего стоит! А мне, между прочим, ещё работать целый день. Так что пей. - Но я - за рулём. - А я - на работе. Плевать на всё! Иногда прессинг свирепствует так, будто забывает, что мы всего лишь люди, - с этими словами Чериш опрокинул содержимое своей рюмки себе в рот, быстро сглотнул и нервно выдохнул. - Ну, а теперь рассказывай, что стряслось. Ведь ты не прилетел бы ко мне просто так. Да ещё и с обвинениями непонятно в чём. - Не "непонятно в чём", а в использовании вами людей. Ведь вы же не станете отрицать, что грешите этим? Но почему на сей раз ваш выбор пал именно на Эйлин? - А, так вот из-за кого такой кипиш? - губы Чериша медленно растянулись в улыбке - снисходительной и по-отечески доброй, говорившей о том, что её обладатель давным-давно обо всём догадался. - Кипиш? Доктор, вы прохиндей! Ведь вы же знали, что она невинна? Ведь знали же? Не могли не знать! - Конечно же, я это знал. - Так почему же меня не предупредили? - Разве? - тот на миг округлил глаза. - Так ведь я, если помнишь, предупреждал. - Да, вы говорили о загадочном третьем аспекте. Но ведь видели, что я ничего не понял. И это не остановило вас? Так кто же вы после этого, доктор? Неужели не монстр? Джаред ощутил в себе вновь поднимающееся негодование, стискивающее грудь невидимыми тисками, и лишь крепко сцепил зубы и обдал профессора судорожным блеском голубых глаз. И, видя это, тот успокаивающе взял его за руку. - Джаред, погоди закипать. Мы же уже обсудили, что на всё можно по-разному смотреть. Возможно, в какой-то степени я и монстр, но не потому, что мне плевать на тебя или на Эйлин. А потому, что время жмёт меня. Оно не безгранично. Мы затеяли длительный процесс, а мне важно, чтобы его выдержал Шеннон. Поэтому я иду, как ты говорил, напролом, опуская условности, не взирая на чувства. Ведь когда ежедневно ведёшь борьбу, поверь мне, не до сантиментов. - Но вы же могли мне хотя бы намекнуть? - Нет, не мог. - Почему? - По просьбе самой Эйлин. Такого Лето не ожидал, а потому удивлённо умолк, гадая, правильно ли всё понял. - Хотите сказать, что это Эйлин просила вас ничего мне не говорить? - Да, именно так. Она ведь видела, что ты добрый мягкий человек, - уже после первой встречи она сказала мне об этом - и прекрасно знала, что это тебя остановит. Поэтому попросила от тебя это скрыть. - И вы пошли на поводу? И отдали её на растерзание чудовищу? - Джаред, чудовищу я бы её не отдал. Я бы её вообще не отдал никому! Никому, кроме тебя. - Да я-то чем лучше?! - Тем, что тебе на неё не плевать, - и твой визит красноречиво подтверждает это. Тем, что тебя беспокоят её чувства и то, как всё это скажется на ней. Тем, что ты не бесчувственный чурбан и происходящее тебя искренне волнует. - А как иначе, доктор? Ведь всё, что мы делаем, накладывает на нас отпечаток. А я не хочу исковеркать этой девушке жизнь. - Но ты этого не делаешь, Джаред. - Разве? Тогда почему я не могу отделаться от мысли, что так оно и есть? Почему меня так настойчиво мучает совесть, что я поступил, как настоящий подлец? Почему я не могу заставить себя посмотреть Эйлин в глаза - я даже поутру трусливо сбежал, пока она не проснулась? - Именно потому, что тебе не всё равно, что с ней происходит. Ну, и потому, что ты не знаешь причин, толкнувших её на этот поступок. - А вы их знаете, док? - Джаред посмотрел на профессора с такой отчаянной надеждой, что тот лишь стиснул зубы. - Знаю. Я всё о ней знаю, мой мальчик. Но сказать тебе не могу. Ну, не смотри ты на меня так! Я не имею права разглашать эту информацию. Но ты сейчас общаешься с её первоисточником: с самой Эйлин. Спроси у неё. - Я спрашивал. Она не призналась. Назвала это запретной темой. Говорила только, что рассыпалась в прах и ей нужно бороться, чтобы подняться. В общем, бред какой-то. Но доктор думал иначе, это Джаред понял по задумчиво прищурившимся глазам, которые, казалось, видели что-то, заметное лишь ему и скрытое от посторонних. - Да нет, - проронил он, - это как раз и не бред, а очень точное объяснение всех причин и обстоятельств. Причём всего лишь несколькими словами. - Чёрт возьми, тогда растолкуйте мне их! Профессор на минуту умолк, вновь поднося под нос чашку и бросая на собеседника парочку глубоких взглядов. При этом Джаред отчётливо уловил момент, когда категоричность помыслов в его глазах покачнулась, уступая место нерешительным колебаниям. - Могу сказать лишь одно, - наконец произнёс он. - В своей борьбе я никогда не действую в одиночку. Не в силу скверного характера, не из прихоти, а потому, что смерть - очень сильный противник и мне одному её не одолеть. И те, кто это понимают, всегда приходят на помощь. И, как правило, борются до логичного конца: либо до проигрыша, либо до победы. Эйлин же вершит невероятное: ведёт борьбу даже после поражения! И это при том, что ей самой отчаянно нужна помощь. - Что? - уцепился за это Джаред. - Какая помощь? У неё в вашей клинике тоже есть кто-то? - Нет, Джей. Помощь нужна лично ей. - Как? - тот искренне удивился. - Вы же говорили, что она здорова. - Да, да, конечно. Так и есть. Но ей нужна помощь другого плана. - Деньги? - выдвинул предположение Лето. - Она говорила что-то о безысходности. - Говорила? Тогда не спрашивай меня ни о чём. Я могу лишь сказать, что в своей практике сталкиваюсь с подобным впервые. И это просто поражает меня! - Я уже однажды говорил, что очень люблю беседовать с вами? - в голосе Лето послышались ироничные нотки. - Так вот это чистая правда, док. Теперь я понимаю ещё меньше. - Не требуй от меня большего, Джаред. Больше тебе может сказать разве что Эйлин. Но я бы не советовал расспрашивать её: для неё это в самом деле трудная тема, и если ты переступишь предел её боли, она просто уйдёт. Исчезнет, как ветер, улетит, как птица. - Птица? - и Джаред улыбнулся каким-то своим мыслям. - Знаете, вчера это сравнение мне тоже пришло на ум. Мне она также показалась похожей на маленькую птичку, прыгавшую у моих ног и утверждавшую, что я должен получить помощь именно из её рук. - Да, - усмехнулся Чериш, - Эйлин такая. А ты знаешь, что её имя имеет ирландские корни и в переводе действительно означает "птица"? - Правда? Нет, не знал. - Да, именно "птица". Умилительная и порождающая желание прикоснуться, но попробуй обидеть - и она упорхнёт без следа. Всё это очень точно относится к Эйлин. Не обижай её, Джаред. Иначе, если ты сделаешь это - умышленно или ненароком, - будешь иметь дело со мной. И без того удивлённо вздёрнутые брови Лето покарабкались ещё выше, коснулись спадающих на лоб волос и поражённо застыли, а голубые, как волны глаза, охватили профессора искренним недоумением. Что он сейчас говорил? Что стоял за Эйлин горой и готов был каждому свернуться шею, кто мог её хоть как-то задеть? - Ну, надо же, каков защитник! - вырвалось у него наряду с доброй улыбкой. - Вообще-то это я к вам сейчас прибежал разбираться. И именно я предъявляю вам счёт. - Да уж, - ухмыльнулся и доктор. - Готов пустить меня на мыло, тогда как из всех возможных вариантов я предложил тебе лучший. - Она действительно лучшая, Эдвард, - тихонько согласился Джаред, отводя от него взгляд, в котором наряду с задумчивостью засквозила мечтательная мягкость. - Что? - и доктор подозрительно прищурился. - Да она тебе нравится, как я погляжу? Такой откровенный вопрос оказался для Джареда сродни грому, от которого какое-то время он очумело таращил глаза, стараясь понять, не окончательно ли он сбрендил. Вон ему уже слышится что-то, чего не натянешь ни на одни мозги! Быть может, напряжение, державшее его в оковах, начинало искать выход, таким образом маскируясь под столь странный побочный эффект? И, решив ему не поддаваться, он перевёл "стрелки" на самого профессора: - А я вижу, что она нравится вам! - Нравится? Ещё бы! Я не перестаю ею восхищаться! Но не как мужчина женщиной - я ведь всё-таки не свободен, да и староват для неё. Но будь я, как ты, помоложе, я бы составил тебе конкуренцию, Джаред, и сделал бы всё возможное, чтобы её не упустить. Подумай об этом. Джаред опустил голову и, подтянув к себе чашку, тоже сделал глоток. Почему-то слова профессора сладко ласкали его слух. Подобно изысканному кофе, они приятными потоками струились по лабиринтам усталой души, тонизируя и согревая после всех перенесённых испытаний. И их бодрящие отголоски затем отдавались щемящей сладостью в наименьших окончаниях нервов, даруя облегчение - пусть лишь временное, но такое долгожданное. Нечто похожее вызывала в нём и Эйлин. Глядя на неё, он ощущал ту же ласку, ту же мягкость, то же тепло, о которых совершенно забыл в последнее время. Она пробуждала в нём удивительную нежность, которую он не испытывал до сих пор, - нежность, которая ему самому была в новинку. И пусть её причину Джаред не мог для себя объяснить, всё же она была изумительно приятна. - Знаете, доктор, - чуть слышно шепнул он, глядя на поверхность тёмного, как тайна, напитка, - мне ещё никогда не доводилось быть у девушки первым. - Волнительное чувство, не так ли? - неподдельная вдумчивость в зеленовато-песочных глазах сказала о том, что это признание было воспринято с надлежащей серьёзностью. - Очень. Оно такое тонкое, такое искреннее, такое... доверительное. - И незабываемое. Да-да, и не смотри на меня так: думаешь, один ты такой счастливчик? Ошибаешься! Мне оно тоже знакомо. - Правда? Доктор слегка стыдливо опустил глаза, не в силах сдержать такую же стыдливую улыбку, и немного помолчал, касаясь каких-то своих воспоминаний. - Конечно, - произнёс затем. - Я ведь тоже был молодым, и у меня также были женщины. Нет, я не могу назвать себя таким уж ярым ловеласом, но всё-таки кое-какие связи я имел. А вот миссис Чериш, моя жена, выходила за меня замуж невинной... Ты не представляешь, что я испытал, когда понял это! - Боюсь, что представляю, док. Короткая фраза, применённая в нужный момент, скрасила суровость мужских откровений, и, вскинув на Джареда взгляд, в следующую минуту профессор слегка рассмеялся. - Да, конечно. Прости, - продолжал затем он, придвинувшись ближе и накрывая его руку своей ладонью. - Но знаешь, что самое интересное, Джей? То, что после неё я уже не смотрел на других женщин. Не потому, что они перестали меня вдруг интересовать, - видит Бог, я сморю на них и поныне, - а потому, что не мог предать оказанное мне ею доверие. - И вы пронесли его через всю жизнь? - Да. И немало этим горжусь. Потому что мне не за что себя упрекнуть. Потому, что могу смотреть жене в глаза с чистой совестью. Потому, что угрызения этой самой совести не отравляют мне жизнь. А это, поверь мне, дорогого стоит. - Тогда, доктор, вы счастливее меня, - вздохнул Джаред с горькой усмешкой. - Джаред, Джаред, - и тот стиснул ему руку сильней, - никогда не знаешь, где твоё счастье. Оно своевольно и даже абсурдно, у него нет ни расписаний, ни стандартов, ни правил. Ты никогда не сможешь ни запланировать его, ни вычислить, ни предугадать. И порой можешь встретить там и тогда, когда абсолютно не ожидаешь. - Даже в такой ситуации, как у меня? - Почему нет? Разве Эйлин тебе не интересна? Разве ты не готов сейчас крушить всех и вся и свернуть шею каждому, кто хоть пальцем её коснётся? Разве ты не пытаешься уберечь её от посягательств извне, оградить от зла, защитить от проблем? Тогда почему ты прилетел ко мне, Джей, и сверлишь меня горящей в глазах болью? - Я не знаю, доктор. Я сам не пойму, что со мной. Но, что бы я ни делал, это не помогает. Потому, что проблемой для неё являюсь именно я. Дополнительной, огромной и совершенно ненужной. - Ты снова смотришь на всё со своей стороны. Быть может, Эйлин считает по-другому. Иначе она бы на это не пошла. Ты никогда так не думал? - Вы просто пытаетесь успокоить меня. - Не веришь? Тогда поговори с самой Эйлин. Это лучший способ усмирить взбеленённую совесть. И не казни себя. Поезжай сейчас к ней. Нехорошо после всего случившегося оставлять девушку одну. - Я знаю, доктор. Но почему-то не могу. - Успокойся. Отбрось все сомнения. Ты делаешь всё, как надлежит. - Тогда почему меня не покидает мысль, что я не имел на это никакого права? - Потому, что такие поступки не свойственны тебе и сейчас ты вступил в стадию раскаяния. Это тоже ценное и нужное чувство, но, опять же, не позволяй ему властвовать над собой. Помни, что Эйлин сама распорядилась собой. А значит, ты поступил правильно, Джаред. Обдав профессора горящим в глазах зарядом ответного скептицизма, Лето лишь выдохнул и спрятал в ладонях лицо. Господи, что он говорил? Хорошо, что их никто не слышал, потому как совесть напрочь отказывалась с этим мириться. Едкая, как отрава, и болезненная, как огонь, она невидимой иглой проносилась по нервам, беспощадно вонзаясь в каждый их уголок; и от этой мучительной пытки не было спасенья. Как же Джареду научится с ней жить? Интересно, сможет ли она со временем хоть немного ослабнуть? Или же так и будет свирепо тиранить его, как бы он ни пытался укрыться? Неужели ему никогда не избавиться от этого неустанного напряжения, разъедающего его изнутри? Он поднял голову и посмотрел доктору в глаза - горестно, тоскливо, чуть обречённо, как если бы утратил в этом веру. - Может и так, - шепнул он. - Да только я всё равно чувствую себя последним мерзавцем. Схватив со стола наполненную рюмку коньяка, он одним махом выпил и, поднявшись, затем понуро ушёл. Проводив его глазами, Чериш какое-то время сидел, задумчиво склонившись над чашкой, а затем неспешно сделал глоток и шепнул себе под нос: - Эх, Джаред, Джаред! А ведь Эйлин действительно тебя зацепила!