После "Нолдолантэ"

      Плыть предстояло весь день и полночи без остановки - как он рассчитал, ясно представив себе карту ныне погибшей земли. В своих силах Маглор не сомневался. Он всегда был вынослив и в ходьбе, и в беге, и в верховой езде. В плавании на выносливость он себя не проверял, но на Баларе нередко плавал вдоль берегов. Дети очень любили плескаться в воде, особенно Эльрос, и он не собирался лишать их этой радости. Немного радостей было у беженцев, ожидавших последнего удара…              Но Балар был много южнее. Здесь же море оставалось холодным даже в конце лета. Окунаться в прохладную воду было приятно, но подолгу плыть – совсем иное. Днём самую поверхность моря всё же прогревал жар Анара; к ночи стало трудней. Вопреки намерениям, ему приходилось останавливаться, ложась на воду, чтобы дать отдых ногам - иначе ступни пронизывала боль. Не раз раненный в боях, на суше он обращал бы на неё мало внимания, но свободно плыть она мешала. Когда серый предрассветный сумрак уже начинал розоветь - часами позже, чем думал - Маглор выбрался на пологий берег острова.              Лишь отогревшись у костра и высушив насквозь промокшую одежду, он огляделся. Химринг успел сплошь зарасти травой выше роста эльда. Местами над ней поднимались то неровный кусок стены, то остатки башни, а чаще - просто груды камней, среди которых свили гнёзда птицы. Некогда неприступная крепость обратилась в руины. Это печалило, но отнюдь не поражало. Он ожидал худшего – и не он один.              …Келебримбор – от обращения «Тьелперинквар» он совсем отвык - узнав, что Химринг не был затоплен, долго молчал, прежде, чем произнести:              - Над водой или под водой – его больше нет. Наша крепость, конечно, давно стёрта с лица земли, и сама земля пропитана скверной. Туда, наверное, и чайки не опускаются. Не хотел бы я это видеть…              Вначале Маглор внимательно осмотрел небольшой остров. И потому, что каждый камень навевал воспоминания о днях славы Дома Феанора, и желая узнать, можно ли сейчас жить на Химринге. Море прокормит его не хуже, чем на побережье, но есть ли здесь пресная вода? Ближайшие реки, Гелион и Келон, должны были превратиться в подводные течения.              Вода в старом колодце осталась пригодна для питья - несмотря на лежавшие на дне ржавые обломки, осколки разбитого котла и иной мусор. Возможно, орки сбрасывали туда и худшее, чем черепки и негодные щиты, но с тем давно разделалось время. С очистки колодца Маглор и начал свои труды.              Прежде всего, он желал уничтожить все следы тех горьких лет, когда на Химринге встал гарнизон Ангбанда. Следов этих осталось на удивление мало. Должно быть, вся грязь и мерзость, оставленная орками, стала землёй и травой, и их останки погребла сама природа. Раз вода от того не наполнилась ядом, травы не стали черны и уродливы, а воздух над ними не отдавал пеплом или гнилью, значит, жизнь и свет одолели скверну. Быть может, и сама твердыня Химринга разрушилась не в сотрясениях Войны Гнева, а - истратив на эту последнюю победу те силы и крепость, что некогда вложил в неё Маэдрос?              Довершить оставалось немногое. Найденное, конечно, нельзя было сбрасывать в Великое Море - но иное можно было сжечь, а иное очистить и исправить, огнём, водой и песенными чарами. Он знал, что делать.              …Когда после Дагор Браголлах сыновья Феанаро изгнали врагов с захваченных ими земель, выяснилось, что орки многое успели испортить. Карнистир тогда сгоряча заявил:               - Не знаю, как вы, а я уничтожу всё, чего касались лапы орков и прочих слуг Моринготто! Не говоря уж о том, что они повредили.              И немало смутился, когда Майтимо негромко спросил:              - Быть может, начнёшь с меня?              Его лицо, всегда мрачневшее при воспоминании о плене, разгладилось, когда Макалаурэ, вглядываясь и вслушиваясь, стал разбирать то, что Морьо пожелал разом уничтожить. Совсем безнадёжным было подпавшее под воздействие тёмных майар или повреждённое драконьим пламенем. Орки же нередко портили поверхностно, не затрагивая сути. Иное довольно было отмыть и починить; иное требовало полноценного очищения и серьёзной переделки; иное могло снова стать рудой, камнем, глиной, с которыми тоже можно было работать. Весь тот труд взял на себя Песнопевец. Никто лучше него не мог расслышать в материи отзвуки Айнулиндале…              Когда Маэдрос вместе с Маглором строили крепость, им, конечно, помогали многие из народа сыновей Феанора. Сейчас Маглор был один. Однако строить в первый раз было куда сложней, чем сейчас. Камень не требовалось добывать и обрабатывать заново, только осторожно собрать, так, чтобы не тревожить птиц, перенося гнёзда на другие места. И заново сложить стены и башни - тоже не от начала. Во всяком случае, все их основания сохранились хорошо. Пол Маглор решил оставить таким, каким он стал ныне - не трогая травы до зимы.              Что до стали, меди, серебра - пришлось просто обходиться тем, что есть. Когда кузница была почти готова - по счастью, кое-какие инструменты на острове нашлись - чтобы заново отковать врата, Маглор вначале должен был составить прочный и ковкий сплав. Чистых металлов и руд попросту не хватало.              Из всех Семерых интереса и способностей к кузнечному делу не проявлял один Тьелкормо. Но, устанавливая створки на место, Макалаурэ с горечью думал, что прежде они выглядели вовсе не так. У Майтимо, да и у Карнистира, получилось бы лучше, у Куруфинвэ – тем более. Песнопевец никак не сумел бы заменить погибших братьев. Как и они не заменили бы его, повернись история иначе.              Что ж, пришлось просто обходиться тем, что есть.              Свою комнату Маглор поначалу обустроил в сохранившейся части башни, а по мере восстановления переселялся всё выше. В первые годы в Восточном Белерианде и после разорения Глаурунгом земель за Маглоровыми Вратами он жил почти под самой крышей. Ближе всего к звёздам - и удобней всего для обзора. Из четырёх окон в те дни он мог наблюдать за всеми Холмами Маэдроса, южной частью Лотланна и севером Химлада. Ныне во все стороны простиралось Море.              Оно нанесло на берег и пологое дно немало песка. Всякий раз, как мрачнело небо, Маглор выкладывал его по верху стен и башен, туда, куда должна была ударить молния. Пожалуй, именно после того, как грозовое стекло, простейшее из известных эльдар, заняло своё место, он ощутил, что в самом деле вернулся в свой прежний дом в Белерианде.              Обрести новый дом, завершив скитания, его убеждали многие - отнюдь не только наивные и жалостливые, но и те, кто хорошо знал Маглора.              …Как-то об этом заговорил и Эльронд.              - Амон-Эреб - не первый твой дом. Отчего же он должен стать последним? Келебримбор всё подготовил, ждёт только твоего согласия. И Государь Гиль-Галад с радостью примет тебя в Митлонде.              - Он - да.              - Если ты о тех, кто жил в Гаванях Сириона - я могу поговорить с ними, - продолжил Эльронд совсем тихо. - Меня они послушают. Сыну Эльвинг никто не посмеет сказать, что содеянное вами простить невозможно.              - А сколько из них, - не понижая голоса, отозвался Маглор, - до сих пор считают, что я привязал тебя к себе обманом или чарами? И сколько из тех, что верны нашему Дому - готовы защищать меня от любой обиды, любой ценой? Сколько из них уверены, что Гиль-Галад носит корону не по праву, и провозгласят Государем меня как старшего из Финвионов? И вновь обнажатся мечи?! Довольно! Нет, Эльронд. Не я, а ты должен вернуться к своему народу…              Уходить же на восток он не желал ни один, ни с другими. Желал - на Запад. Сколько раз ему снились Тирион и Форменос! Но с тех пор, как они с Маэдросом отвергли призыв Эонве явиться на суд и решились вернуть Сильмариллы силой, путь на Запад для Маглора был закрыт. Удалившись от Моря, он только прибавил бы тоску по нему к своим скорбям.              Завершился ли его путь на ставшем островом Химринге или только прервался - Маглор не знал. Далеко в будущее он не заглядывал. Судьба часто рушила все их замыслы и мечты. Случались, правда, и нежданные подарки - как Гиль-Эстель. Он нередко любовался звездой Эарендиля, отдыхая от трудов - чтобы вернуться к ним с новыми силами. Стремление возродить Химринг, насколько это возможно, совершенно захватило его. Особенно потому, что задача была непростой.              Настал день, когда на высокой башне взвился флаг со звездой Феанора, перешитый из плаща Маглора. Он скоро спустился, отошёл к самой кромке берега и придирчиво оглядел плоды своих трудов. Многого, конечно же, недоставало. И более всего – жителей.              Решившись уплыть на Химринг, он думал о том, что вид прежнего дома вернет его к лучшим воспоминаниям, чем Линдон, и о жизни в уединённом месте, вдали от ненужных встреч. Всё-таки он слишком устал от общения едва в десятую долю подлинного – без тени понимания, без соприкосновения сердец. С тех пор, как мимолётные знакомства перестали быть свидетельством мира и благоденствия, это одиночество без уединения томило душу. Маглор предпочёл бы жить здесь с Эльрондом, но для него одинокая жизнь на Химринге стала бы несчастьем. А если Эарендилион приплывал бы сюда временами – за ним вскоре последовали бы другие, не столь желанные гости. Это было одной из причин, по которой он не сказал воспитаннику о своём решении.              Сейчас он пожалел о том, что не предупредил Эльронда. И о том, что восстановленной крепости никто не видит. Это было столь же неправильно, как его песни, услышанные одними чайками. Наверное, ему стоило вернуться на берег Средиземья, чтобы пригласить к себе в гости всех, кого стоит звать. Если следом придут и не те, пусть смотрят. Было даже интересно услышать, что они скажут. Жаль только - не увидит Майтимо.              Нужно было лишь дождаться, когда прогреется вода. Пока она была слишком холодна для плавания.              На берегу местами робко пробивалась травка. До лета оставалось совсем чуть-чуть.