После "Нолдолантэ"

      Воздух ещё полнился отголосками песни, в которую было вложено так много. Маглор отвернулся от моря, вглядываясь в леса Линдона - в последний раз. Песня была прощанием: с краем, который никто уже не звал Оссириандом, со своим народом, с друзьями и бывшими соратниками, и особенно с Келебримбором и Эльрондом. Оба они должны были услышать "Нолдолантэ" - голос Маглора, как и встарь, разносился далеко.              С Эльросом он простился веками ранее, когда тот, избрав Путь Людей, повёл первый корабль к дарованной валар земле. Валар даровали людям, сражавшимся против Моргота, и долгую жизнь. Но какой же она оказалась краткой! Да, нолдор, что родились во время Долгого Мира и пали в Дагор Браголлах, и столько не прожили. Но то – война. Или, ранее – Исход.              Простились они с Эльросом, правда, по-настоящему, как желали. С Эльрондом не будет ни объятий перед дальней дорогой, ни тёплых слов, ни добрых пожеланий - только эта песня. Иначе, возможно, Эарендилион отговорил бы его. Маглор так и не преодолел этого недостатка - уступать близким, даже младшим, если не мог убедить их в своей правоте.              До последнего времени главным его утешением были молодые нолдор, выросшие в Линдоне. Увлечённо познающие мир и собственные таланты, жизнерадостные и беспечные - насколько могут быть беспечны рождённые в Смертных землях, а не в Амане Неомрачённом. Свободные от розни, Проклятья Мандоса, войн и военных угроз, не скованные никакими долгами и обетами.              Сильмариллы были утрачены навсегда, но, в конце концов, Феанаро шёл в Эндорэ не только за Камнями и местью. "Попытаемся же теперь взойти от скорби к радости - или, хотя бы, к свободе". Казалось, эти слова сбылись в полной мере, когда зло было повержено. Не силами Дома Феанора или всех Изгнанников - но не они ли сделали эту победу возможной, сражаясь против Моргота многие века? Зло, совершённое сыновьями Феанора во имя Клятвы, оказалось напрасным - но не напрасны были века битв, поражений и утрат. Они многое совершили, чтобы завоевать для эльдар возможность свободно и мирно жить в Средиземье.              Он охотно беседовал с этими девами и юношами, желавшими познакомиться с прославленным Песнопевцем. Но они зря надеялись найти Маглора на другой день там, где встретились накануне. Они никогда не упрекали и не обвиняли Феанариона, как те, кто помнил Гавани Сириона. Но и не заговаривали о том, что их волнует, о настоящем и будущем – только о прошлом. Юным стихотворцам не приходило на ум спросить его совета - хотя Кирдану, что был много старше, юные корабелы не давали покоя.              Маглор для этих юношей был скорее частью великих легенд о первых Эпохах, чем тем, кто мог бы стать им наставником или другом, помочь советом и делом. С девами, особенно наивными и впечатлительными, было ещё сложней. Уж лучше пусть в нём видят только живой источник песен, преданий и знаний об истории нолдор…              - Я так мечтала познакомиться, но не знала, что говорить с тобой будет так интересно, - непоследовательно удивлялось юное создание с синдарскими зелёными глазами. Он улыбнулся бы, если бы мог. - Но мне домой пора. Холодает.              В самом деле, ветер всё настойчивей забирался за ворот, а дождь обещал к вечеру перейти в снег.              - А ты - так и будешь ночевать на холоде?! Под дождём и снегом?!              Маглор мог бы ответить, что это ничуть не тяжело; под открытым небом он ночевал и в горах Арамана, которые сыновья Феанаро исследовали с отцом, и там едва ли было теплей. Но та, что в Линдоне опасалась не успеть домой дотемна, не поняла бы, и он пожал плечами.              - А хочешь, - неожиданно для себя, но не для него, спросила девушка, - жить с нами? У нас хороший дом, недалеко от Моря. Большой, красивый и тёплый. Родители не будут против, они добры…              - Так ты хочешь дать мне приют в своём доме? Как котёнку, да?              - Отчего - котёнку? – сияние зелёных глаз приугасло.              - Оттого, что так обыкновенно говорят о котятах, бельчатах и птенцах, - терпеливо, без видимого раздражения, разъяснил Маглор. - Бедных, одиноких, осиротелых, голодных и замерзающих созданиях, которые только и ждут добрых рук, что подберут и обогреют.              Он ушёл не прощаясь, так скоро, как мог. Чтобы не услышать в ответ, что он, конечно, не бельчонок, а эльф, но, в общем, тоже несчастная бесприютная сиротка.              В конце Первой Эпохи никому и в голову не пришло бы говорить со вторым после Маэдроса в таком тоне – хотя его утраты и тогда были тяжелы. Но во Вторую Эпоху все, кроме близких, в сущности, считали, что сыновья Феанора - были. И он, уцелевший - не был, не жил, а доживал, как старики из Смертных, и от самой его жизни ничего не осталось, кроме памяти и горьких песен о былом.              Сам Маглор так не считал. Тем более в те дни, когда Эльрос был жив, Эльронд был рядом, а впереди представлялись тысячелетия мира, в продолжение которых горе могло исцелиться, а вина – быть прощённой.              Теперь же младший из воспитанников Маглора навеки ушёл за Круги Мира. Старшего он ещё раньше убедил более не сопровождать его в скитаниях и поступить на службу к Гиль-Галаду, как тот мечтал. С течением лет Эльронд всё более тяготился вынужденным бездействием - юноше казалось, что судьбы мира решаются без него. Маглора он любил и был готов пожертвовать ради него своей мечтой, но разве Песнопевец мог принять такую жертву?              А над будущим всё сгущались тучи. Слухи о том, что за злыми людьми - не просто невежественными, но враждебными эльдар - стоит один из бывших слуг Моргота, увы, подтвердились. Когда начнётся война - через годы или через века - никто не знал. Но Гиль-Галад обучал юношей обращению с мечами и копьями, и на всю жизнь в Линдоне лёг отпечаток тревоги и напряжённого ожидания. Нолдор вновь предстояло сдерживать зло своими клинками и орошать землю своей кровью. И, быть может, снова от радости и мира пасть до грани гибели, вновь и вновь искупая былое зло. Тогда-то к Песнопевцу и пришёл замысел "Нолдолантэ".              Маглор предвидел, что ему не суждено стать полководцем в будущей войне. Даже если он пожелает и сумеет собрать вокруг себя всех, кто прежде сражался под знамёнами его Дома. И свершить великие подвиги, какие порой решают исход битв - не суждено. Стать же одним из воинов и свидетелем грядущих бед он не желал: достаточно и тех, что уже выпали на его долю. Более, чем достаточно.              Песнопевец со вздохом погладил серебряную арфу. С ней тоже предстояло проститься. Бережно, словно спать укладывая, опустил между камней. Маглор надеялся, что она станет его прощальным даром Эльронду. Чуткий Полуэльф наверняка расслышал в песне прощание - значит, скоро он будет здесь и найдёт арфу. Но не менестреля.              Маглор не желал причинять ему боль - но и не мог дольше оставаться здесь, где будущее сулило беды, а настоящее лишь углубляло печаль. Былой Оссирианд и ныне был прекрасен. Однако его созерцание слишком часто возвращало его к памяти о скитаниях в лесах после Нирнаэт Арноэдиад и тех советах, после которых сыновья Феанора направили послания в Дориат и Гавани Сириона. Море Маглор любил, как и прежде, но вечная музыка волн звучала для него много печальней с тех пор, как в тех волнах скрылся Сильмарилл и почти весь Белерианд.              Однако было на свете место, куда он и желал, и мог вернуться. Пока действительно не обратился в тень самого себя. Маглор решительно развернулся и, стремительно пробежав по камням, бросился в воду.