Охота на химеру

Он ощутил, как напряженное молчание окутывает его, накатывает, словно море во время прилива. Словно грозовой фронт, готовый вот-вот разразиться вспышками молний. Обвел взглядом своих спутников в попытке понять, догадались ли они, что он собирается предложить, и какой реакции ждать. Валькирия задумчиво хмурилась, глядя на едва живое тело в кресле. Догадалась, решил Паладин. Воронин и Демократ, судя по перекошенным физиономиям, были настроены более скептично. – Паладин, – тихо проговорил генерал, – ты совсем рехнулся, да? Собираешься разбудить эту… это... Паладин покачал головой. – Не уверен, что это помогло бы, даже в случае удачи. Немезида безумна. Или, как минимум, находится в состоянии шизофрении. Даже приведи мы ее в сознание, нельзя сказать, кто очнется: Джекил или Хайд. Нет. Я предлагаю не вытаскивать на поверхность ее разум, я предлагаю спуститься к ней. Воронин ошалело уставился на него. Демократ отступил на шаг, рука «долговца» невольно сжалась на рукояти автомата. Валькирия поджала губы и легонько кивнула, словно получив подтверждение своих догадок. – Ты хочешь воспользоваться неизвестной, непроверенной технологией, чтобы соединить свой разум с разумом свихнувшейся психопатки? – печатая каждое слово, переспросил Воронин. – Я правильно понял? – Все верно, генерал, – подтвердил Паладин, краем глаза наблюдая, как Демократ ненавязчиво поудобнее перехватывает оружие. – Хорошо, – кивнул Воронин. – А то я уж было подумал, что это у меня не все ладно на чердаке. Опуская такие незначительные детали, как полное отсутствие знаний и навыков обращения с данной технологией… Скажи мне, мил человек, ты не забыл, что, согласно записям, для полноценной работы нужны два оператора? Кто, интересно... – Я пойду, – перебила генерала Валькирия, делая шаг вперед. Паладин заметил, что ладони девушки лежат на винтовке так, чтобы в любой момент была возможность открыть огонь. – Вика… – встрепенулся Демократ. – Цыц. Я уже все решила. Помогай или не мешай. Воронин смерил Валькирию пронизывающим взглядом. Та глаз не отвела и руки с оружия не убрала. Демократ в растерянности переводил взгляд с начальства на сталкершу и обратно. Было видно, что он с ужасом ожидает возможного приказа и разрывается между симпатией и долгом. Паладин только сейчас осознал, с какой теплотой солдат «Долга» относится к Валькирии. Задался вопросом, не было ли чего между ними, но потом решил, что это, черт возьми, не его дело. – Вы оба – самоуверенные, конченные кретины, – процедил Воронин. – Помогай или не мешай, – холодно повторила Валькирия. В глазах Демократа плескалось отчаяние. Но к счастью генерал покачал головой и раздосадовано сплюнул на пол. – Да делайте вы что хотите, – махнул рукой. – Ваши мозги вскипят в черепах, не мои. Но знайте: если… когда вы вернетесь из вашего сраного транса и мне покажется, что вы уже не вы, пристрелю обоих, уж не обессудьте. С меня и одного супер-пупер-мутанта хватит. – Справедливо, – прохрипел Паладин. От волнения голос сорвался. – Ну что, за дело? Сталкер вынул из фиксаторов операторский шлем, стянул капюшон куртки и закрепил обруч на голове. Метал электродов обжег кожу мертвенным холодом. Паладин ощутил как по позвоночнику вниз пробежала волна мурашек. Вновь напомнил себе, что собирается активировать установку, не имея ни малейшего понятия о том, как она работает и работает ли вообще. Сглотнул тяжелый комок в горле и поднял взгляд. Напротив Вадькирия как раз подтягивала фиксаторы, чтобы закрепить обруч на голове. Губы девушки мелко дрожали, но взгляд был сосредоточенным и полным решимости. – Я не понимаю, – подал голос Демократ, – как ты собираешься включить эту штуку, не имея инструкции? Паладин усмехнулся. – А что там включать? Вон, смотри, тумблер с надписью «Старт». – А если она не настроена? Если мало просто щелкнуть выключателем? Если... – Демократ, солнышко, – мягко, но настойчиво перебила Валькирия. Голос девушки едва заметно дрожал и это почему-то успокоило Паладина, – нам и так страшно до усрачки. Не усугубляй, ладно? «Долговец» пробормотал нечто невразумительное и отступил назад. Валькирия вздохнула и посмотрела на Паладина. – Готов? – Нет. А ты? – Шутишь? – она нервно усмехнулась. Сталкер вернул усмешку. – Ну, тогда поехали, – и щелкнул тумблером. Сначала глухая ватная тишина поглотила все звуки, потом по всему телу разлилось странное онемение. Сознание поплыло, и последним, что Паладин запомнил, было бледное лицо Валькирии с закатившимися белками глаз. Кап. Первобытная сила, неумолимое стремление всего сущего жить и развиваться, обрела форму капли воды и устремилась вниз, в бескрайний океан тьмы и вечного хаоса. Капля упала в эту субстанцию, не имеющую названия и определения, существовавшую уже тогда, когда не было ничего: ни материи, ни энергии, ни пространства, ни даже времени. Кап. Звук резонировал, ширился, пронзал пустое пространство, наполняя его, задавая вектор движению извечного хаоса. Пока, наконец, завихрения древней до-материи не родили первый атом во вселенной. Атом вонзился в вихри хаоса, словно ледокол, разламывающий паковый лед, его стремление, еще неосознанное, увлекало первобытную субстанцию за собой. Создавая и творя. Кап. Спустя миллиарды миллиардов комбинаций атомов, во тьме появился человек. Сталкер. Паладин. И первое, что сделал Паладин, появившись в этом мире, хрипло и судорожно вдохнул. Первым чувством, которое пробудилось вслед за сталкером, было осязание. Он почувствовал, что лежит в чем-то очень мягком, податливом настолько, что дыхание заставляло эту субстанцию волноваться и дрожать. Вода. Он узнал ее. Вслед за этим пришло осознание, что вода плещется в опасной близости от носа и приоткрытого рта. Страх за свою жизнь запустил в Паладине скрытые природные механизмы. Безусловные рефлексы, первобытные инстинкты, высшая нервная деятельность и, наконец, критическое мышление и воображение. Пройдя все этапы эволюции, вознесшие некогда человека от земной грязи к ближнему космосу, Паладин открыл глаза и вскочил. Колени подкосились, он снова рухнул в воду, но сумел сохранить равновесие. Рядом натужно кашляла Валькирия, стоя на четвереньках в воде. Убедившись, что жизни напарницы ничего не угрожает, Паладин осторожно выпрямился и огляделся. Вокруг была темнота, но не кромешная, скорее напоминающая лунную ночь. Сталкер поднял голову, но никакого светила не увидел. Звезд тоже не было, возможно, они были скрыты облаками. Тем не менее, рассеянного света было достаточно, чтобы разглядеть, что он стоит по косточку в мутной воде. Он с удивлением обнаружил, что совершенно не чувствует холода и сырости, хотя после лежания в воде комбез был весь мокрый, да и ботинки были не настолько хороши, чтобы ноги не стыли в воде. – Где это мы? – хрипло спросила Валькирия, утирая лицо от воды. Паладин пожал плечами. – Кажется на болоте. Девушка потянула носом воздух и недоуменно нахмурилась. – Странно, болотом совсем не пахнет. – Да и вода здесь странная, – Паладин указал на промокшие штаны. – Не мокрая какая-то. Словно... – Словно во сне, да? Сталкер кивнул. Напарница очень точно подобрала определение странному чувству, охватившему его. И впрямь, как сон, когда есть только визуальная картинка, но нет ни ощущений, ни вкусов, ни запахов. Вика тем временем осмотрелась по сторонам. Хмыкнула и кивнула головой куда-то вправо. – Глянь, сдается мне, нам туда. Паладин взглянул в указанном направлении и разглядел в темноте неяркую искорку. Искорка дрожала и трепетала, то наливаясь краской, то почти угасая. Костер. Где-то вдалеке горело пламя. Идти по болоту было тяжело. Ноги постоянно проваливались в ил, причем невероятно раздражало то, что Паладин абсолютно этого не ощущал и понимал, что застрял только когда, несмотря на все усилия, не мог сделать ни шагу. Точно, как в дурном сне. И так же, как в дурном сне, искорка костра все не желала приближаться, маячила на горизонте, то разгораясь, то почти теряясь во мраке. Наконец, они совсем выдохлись и остановились передохнуть. – Это место заколдовано, – прохрипел Паладин. Валькирия задумчиво закусила губу, но потом посветлела лицом. – Проблема не в месте, – изрекла, назидательно подняв палец. – Просто мы все делаем неправильно. Это ведь сон, верно? Значит понятия расстояния и времени здесь неприменимы. А что нужно во сне, чтобы достичь чего-то? – Что? – эхом откликнулся Паладин. – Желание и воля. Она шагнула ближе, взяла его за руку. Кожа коснулась кожи, ладонь согрело теплом, и это было первое тактильное ощущение, которое Паладин испытал в этом «сне». – Представь костер, который горит вдали, – нараспев проговорила Вика, вперив взгляд в далекий огонек. – Ощути насколько сильно ты жаждешь к нему приблизиться... Паладин представил. Воображение нарисовало медленный танец рыжих языков пламени, снопики искр, взлетающие над огненной короной и тающие в ночи, тепло, идущее от раскаленных углей, несущее чувство уюта и защищенности… И отшатнулся, когда прямо перед ним выросло горящее дерево. Когда-то это был могучий ясень, настоящий исполин, что украсил бы своим присутствием хоть городской парк, хоть древнюю чащу. Наверное, даже объятое ревущим пламенем, жадно пожирающим его плоть, дерево смотрелось бы внушительно, но сейчас огонь уже догорал, сглодав все мало-мальски тонкие ветви и оставив лишь обугленный ствол, испещренный тлеющими участками, словно языческими рунами. Громко потрескивала лопающаяся кора, выстреливая в темноту фонтаны огненных светлячков, а вместо них на чахлую траву вокруг дерева падали хлопья серого пепла. – О как, – тихо хмыкнула Валькирия. – Знакомы места. – Ты здесь уже бывала? – удивился Паладин. – Когда? – После того, как вырубилась в тоннеле. Только в тот раз ясень выглядел получше. Интересно, а где же... Сталкерша осеклась. Паладин проследил ее взгляд и вздрогнул. В тени корней, привалившись спиной к стволу, сидела женщина. Первой мыслью, посетившей голову Паладина при взгляде на незнакомку, была: «а не я один здесь ушибленный на средневековье». Синяя льняная рубаха и кожаный доспех, укрепленный стальными полосами, плотно облегали крепкое, поджарое как у волчицы тело. Жилистые руки закрывали кожаные наручи, ноги – плотные штаны из шерсти и подбитые мехом сапоги. Наплечники брони покрывала волчья шкура, а руки, сейчас расслабленно лежащие на коленях, сжимали по короткому боевому топору с хищно закругленными лезвиями. Незнакомку сложно было назвать красивой, и этому лишь способствовали шрамы на слишком широком и грубом лице, зачерненные сажей глазницы и русые волосы, спутавшиеся и грязные, кое-как заплетенные в косу. Но было в ее облике нечто завораживающее, дикое, хищное. От незнакомки веяло силой, скрипом весел, лязгом стали и волчьим воем. – Ух ты, – донесся до Паладина восхищенный шепот Вики, – так вот, как выглядит настоящая валькирия... Будто услышав ее слова, незнакомка открыла глаза. Паладин сглотнул. Светло-карие, почти янтарного цвета радужки только усиливали сходство с волчицей. Сухие, обветренные губы изогнулись в усмешке. – Все-таки смогли добраться. Молодцы, – голос был под стать внешности, грудной с легкой хрипотцой, – Жаль только, опоздали. Паладин тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сейчас, на финишной прямой, нельзя терять бдительность и способность здраво мыслить. Хотя, если подумать, о каком здравом мышлении может идти речь, если его с Викой разумы находятся в некоем подобии ноосферы или еще какой чертовщины? – Ты Немезида? – поинтересовалась Вика. Незнакомка дернулась, словно ужаленная осой и помрачнела. – Нет, я не она, и пока буду жива ею не стану. Но да, это со мной ты встречалась здесь в прошлый свой визит. – Так кто же ты? – спросил Паладин. Женщина вновь усмехнулась, на сей раз печально. И нараспев продекламировала: Я есть исчадье сфер иных: Жестокой волей сотворенный Из тел чужих и душ плененных Злой дух, терзающий живых! – Очень поэтично, – хмыкнул Паладин. – Это Гете? – Это библиарий Айзек. Была у мужика страсть к стихам, увы никем в Ордене не оцененная. Так что брат зачитывал свои опусы мне во время отладки системы, ну а я, понятное дело, не могла возразить. Конкретно этот отрывок из его поэмы «Химера». Жаль, он так ее и не дописал... – Почему? Глаза женщины хищно сверкнули. – Потому что я его удавила его же собственными кишками! – она тряхнула головой. – Простите. Эта тварь с каждой минутой все сильнее. По спине Паладина прокатилась волна холода. Он вдруг осознал, что оружия у него нет. – Какая тварь? Желтоглазая молча указала топором, и, словно в свете софита, внезапно осветившего сцену, сталкер увидел дорожку выступающих из воды камней, ведущих к высокому холму, поросшему сухой травой. В склоне холма зиял темный провал пещеры, наполовину скрытый свисающими корнями. Темнота в глубине пещеры двигалась, бурлила, словно там медленно переплетались десятки огромных змеиных тел. Из пещеры исходил голод. Нет, не так. ГОЛОД. Он был столь велик, что ощущался почти материальным, давил на уши, забивал глотку, разъедал кожу, словно облако кислоты. И в тоже время от свивающихся жгутов алчного мрака невозможно было отвести взгляд, они притягивали, звали, требовали. Паладин покачнулся и его вырвало, но он был только благодарен этому. Спазм подкосил ноги и это помогло отвернуться от жуткой пещеры. Рядом Вика со стоном вцепилась пальцами в собственное лицо, изо всех сил пытаясь повернуть голову в другую сторону. Наконец ей это удалось, хотя ногти оставили на щеках кровавые следы. – Уф, – выдохнула Вика, переводя дух. – Это она? Желтоглазая смотрела на пещеру совершенно спокойно, с мрачной решимостью воина, которому некуда отступать. Только сейчас Паладин увидел – хотя должен был заметить с самого начала – насколько она потрепана и изранена. Лоб украшал свежий след от когтя, на броньке-бригандине не хватало нескольких пластин, рукав рубахи на левом плече был изорван в клочья и пропитан кровью, правая нога туго перетянута побуревшими тряпками. Женщина тяжело и неглубоко дышала, что свидетельствовало о повреждении ребер, на шее как безумная билась жилка. Но руки, сжимавшие топоры, не дрожали, и взгляд янтарных глаз был сосредоточенным и ясным. – Да, это она, – тихо ответила желтоглазая. – Тварь, сотворенная человеческой гордыней и алчностью. И она слишком сильна. К сожалению, вы прибыли слишком поздно, у меня не осталось сил, чтобы ее сдержать. Паладин почувствовал, как в бессилии сжимаются кулаки. Как же так? Все, через что пришлось пройти, все, кого пришлось потерять… Все зря? Рядом тихо вздохнула Вика, тоже не в состоянии поверить, что все вот так закончится. Желтоглазая повернулась к ним, печально улыбнулась. – Я знаю, вы сделали все, что могли. Но, увы, Немезиду уже не остановить. Сейчас я расскажу вам все, что знаю, а потом вы вернетесь в реальный мир и уничтожите мое тело. Слышите?! – желтые волчьи глаза полыхнули яростью. – Уничтожите без промедления, потому что иначе эта тварь вырвется на свободу! Паладин молча кивнул. Что ж, выходит, еще не все потеряно. Пламя, вспыхнувшее в глазах женщины, потухло. Она облегченно вздохнула и кивнула, будто принимая обещание. Зябко обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. С учетом того, что пальцы ее все еще сжимали топоры, выглядело это жутковато. Движение вышло почти ритуальным, как будто воин перед последней битвой решил перечислить все свои деяния пред ликом богов. – Я не помню своего имени, – глухо начала желтоглазая. – Настоящего, я имею в виду. Я была солдатом, послушником Ордена. Помню, была жестокая битва, отчаянный бой без возможности победить. Совсем как сейчас… Меня ранили. Смертельно, жизнь вытекала из меня, как вода из решета. Капеллан спросил, хочу ли я послужить Ордену даже после смерти, я согласилась. – Нифига себе, – удивился Паладин. – Вот это фанатизм. – Не фанатизм – вера, – строго ответила желтоглазая, но потом печально усмехнулась. – Что тут скажешь? Нас так воспитывали. Тем более, что я уже почти ничего не соображала, считай видела свет Монолита… Короче говоря, брат-капеллан принес меня в секретный путепровод под ЧАЭС. Выжимая все из системы жизнеобеспечения, меня доставили в какую-то лабораторию. Не знаю, где она находится, но там были наши библиарии. Меня положили на кушетку, рядом была еще одна, на ней – чье-то тело. Я плохо помню подробности, но даже на пороге смерти, почти ничего не соображая, я ошутила жуткую злобу, исходящую от него… Потом вспышка, падение, и вот я здесь, стою нос к носу с… тварью. Из пещеры донесся гулкий рев. Даже не рев, а пульсирующий на грани инфразвука рокот, словно громадные валуны ворочались в грязи. Паладин невольно втянул голову в плечи, увидел как побледнела и сжала кулаки Вика. Воительница «Монолита» удостоила вопль твари лишь мимолетным взглядом и зло дернула уголком губ. – Не знаю, как мне удалось ее победить, – продолжила она, усмехнувшись. – Наверное, жить очень хотелось. Потом потянулись долгие и скучные дни калибровок системы, тестов, обучения. Я привыкала жить заново, жить в мире грез и проецироваться в мир реальный. Это похоже… ну, как будто управляешь марионеткой. Знаете, такие, на ниточках? Она хохотнула. Смешок вышел нервный. Паладин даже сказал бы истеричный, и ему абсолютно не понравилось, что спокойная и уравновешенная воительница начала терять контроль. Но мгновение спустя она тряхнула головой и продолжила прежним, сухим, деловым тоном: – Моя сила росла, как и оптимизм кураторов проекта. Как я поняла из разрозненных обрывков разговоров и мыслей обслуживающего персонала, мое внедрение в проект было шагом отчаяния. Им достался готовый образец технологии, но почти лишенный управления. Оказалось, психическая энергия, как и любая другая, имеет свою массу. И эта масса стала почти критической. Я сумела взять под контроль бушующее ментальное поле образца, но тварь, увы, не желала погибать, забилась в глубокую нору нашего общего сознания, откуда периодически атаковала, пытаясь перенять контроль. Пальцы на рукоятях сжались так, что побелели костяшки. – Потом были первые полевые испытания. Нужно было уничтожить одну цель, когда она будет находиться как можно ближе к внутреннему Периметру. Простое задание: тихо пришел, тихо ушел. Однако, все пошло не по плану: цель я ликвидировала, но меня заметили. Охраны было человек двадцать плюс два пулеметчика на джипах. Чтобы разобраться с ними пришлось бросить в бой все резервы энергии… И тварь вырвалась из-под моего контроля. Желтоглазая закрыла глаза, нервно облизнула губы. Ее колотила мелкая дрожь. – Прежде чем мне удалось вновь загнать ее в пещеру и восстановить канал связи со штабом… Колонна, которая сопровождала цель, и ближайший блокпост… Восемьдесят семь человек, из них двенадцать гражданских. Я не считала, ясное дело, было не до того, но тварь вела счет. Даже каталогизировала каждое убийство, прикрепляя к нему ментальный файл с записью процесса. Все в лучших традициях маньяков-социопатов… Она вновь вздохнула. Плечи устало поникли. Паладин понял, что мрачная исповедь выходит на финишную прямую. – По завершении проекции, мое тело накачали успокоительным по самую завязку. Я провалилась в сон. Не знаю, как долго он продолжался, но пришла я в себя от жуткого грохота. Сильное землетрясение повредило работу основной цепи питания, и система жизнеобеспечения сократила потребление ресурсов, отключив все некритичные функции, включая регулярную подачу седативов. Кругом стояла пыль, мигал свет, обслуживающего персонала след простыл, а дверь в лабораторию распахнута настежь. Паладин с Валькирией переглянулись. – Это, наверное, был тот самый момент, когда вояки разбомбили схрон из вертолета, – предположил Паладин. Вика согласно кивнула, а сталкер повернулся к желтоглазой: – Еще что-нибудь помнишь? Та покачала головой. – Я ведь еще под действием лекарств была. А потом и вовсе стало не до того. Тварь, как безумная, рвалась на волю. Иногда мне удавалось одерживать верх, иногда нет, порой все, на что хватало сил – просто наблюдать со стороны… Так я узнала, что в лабораторию по путепроводу проникли двое сталкеров, целью которых была документация по проекту. – Как им удалось попасть в секретный тоннель «Монолита»? – изумился Паладин. Воительница дернула щекой. – Им помогали братья Ордена. Скорее всего кто-то из Реформаторов. – Что еще за «Реформаторы»? – еще больше удивился сталкер. Желтоглазая лишь отмахнулась. – Не бери в голову, это внутренние заморочки Ордена. Достаточно будет сказать, что бумаги они добыли и благополучно покинули лабораторию. Уж не знаю, кому они собирались передать информацию, но Немезида их перехватила. – А бумаги? – уточнила Вика. – Их больше нет. Не знаю, почему тварь решила уничтожить документацию. Может боялась, что в ней спрятан ключ к ее гибели, может разыгравшаяся мания величия не могла позволить, чтобы в мире появился кто-то, подобный ей. Она убила сталкеров и сожгла бумаги. Потом напала на экипаж вертолета и разведгруппу «Долга», просто потому что они видели схрон, из которого можно было попасть в лабораторию и получить контроль над нашим телом. Я боролась как могла. Отвела удар от одного из «долговцев», не до конца конечно… Потом появились вы, у меня возникла надежда, что вы сможете помочь мне справиться с тварью… Жаль, не вышло... Желтоглазая задумчиво наморщила лоб, не обращая внимания на вновь открывшуюся рану. Потом фыркнула и тряхнула головой. На лице расцвела кривая усмешка. – Что ж, может оно и к лучшему. Не уверена, что смогла бы вернуться к жизни полноценной личностью. Здесь, в пространстве ноосферы, я лишь вольный дух, там, в реальном мире, мне пришлось бы тратить огромное количество сил просто на поддержании жизни в собственном теле. Проклятье, я даже не уверена, что оно вообще сможет функционировать без системы жизнеобеспечения! Женщина, забывшая собственное имя, отдавшая жизнь жестоким ученым «Монолита» и посвятившая остаток своей не-смерти, чтобы исправить их и свою ошибку, с улыбкой посмотрела на Паладина и Валькирию. Желтые глаза вспыхнули бесшабашной удалью и задором. – На этом все, друзья мои. Вам пора возвращаться, а мне – принять свой последний бой. Она решительно повернулась и, лихо крутанув топорами замысловатый финт, захромала по склону холма. Ясень, за время разговора успевший догореть почти дотла, с треском метнул ей вслед сноп искр, словно отдавая последний салют. Паладин с горечью смотрел, как желтоглазая спускается к воде. Он восхищался ее отвагой и корил себя за то, что ей, столько выстрадавшей, все-таки придется погибнуть. А еще гадал: хватило бы у него самого мужества, чтобы вот так принять свою судьбу? Чьи-то прохладные пальцы коснулись ладони. Паладин обернулся и встретился взглядом с Валькирией. – Пойдем, – прошептала она. – Нас ждут. Она не сказала: «живые», но он понял и так. Вздохнул и… осекся, поняв, что за его плечом кто-то стоит. – Остановись, воительница, – раздался в тишине мелодичный женский голос. Такой знакомый голос... Желтоглазая замерла, в изумлении развернулась на месте. Обернулся и Паладин. В двух шагах от него стояла молодая темноволосая женщина. Серое летнее платьице светилось волшебным серебристым светом в окружающей темноте. – К-клео? – только и смог выдавить сталкер. Призрак, теперь ставший столь же материальным как он сам, тепло улыбнулся. – Рада возможности наконец-то взглянуть тебе прямо в лицо, мой рыцарь, – она придвинулась, заключила в объятья. Паладин на мгновение растерялся, но потом тоже обнял девушку. – Кто ты? – желтоглазая уже стояла рядом. Пальцы сжали топоры, руки напряглись, готовые к молниеносному выпаду, но в глазах застыло недоверие и… надежда. Клеопатра отстранилась от Паладина, взглянула в горящие желтые глазищи. Рядом с воительницей «Монолита» она смотрелась тростинкой против дуба, к тому же ей приходилось смотреть на собеседницу снизу вверх, но никакого смущения Клео не испытывала. – Я – твое спасение. Твой шанс на победу в этой битве. Я – сила, которая тебе так нужна. Зрачки желтоглазой расширились от изумления. Она поняла, о чем говорит незнакомка. Догадался и Паладин. – Стой, Клео! Ты что творишь? Ты что же, хочешь... – Да, Паладин, хочу, – прервала его Клеопатра. – Бумаги, которые мы с тобой так долго разыскивали, больше не попадут в чужие руки. Мои дела в этом мире завершены. Но я не хочу уходить… вот так, бросив вас на произвол судьбы. Я сделаю последнее доброе дело в своей жизни: отдам свою силу этой храброй женщине, чтобы она довершила начатое, искоренила зло, которое создал мой любимый. – Отдав, все, что у тебя есть, ты растворишься, – в отчаянии прошептал Паладин. – Перестанешь существовать. – Я знаю. – И никогда не встретишься со своим Марком Антонием... Пауза. Тихий вздох. – Я знаю. – Тогда зачем? – воскликнула желтоглазая. – Зачем ты это делаешь? Клеопатра улыбнулась. Грустной улыбкой умудренного годами старца, что так чужеродно смотрелась на юном девичьем личике. – Потому что я хочу умереть человеком. Кому как не тебе об этом знать? Воительница не нашла что ответить. Просто молча опустилась на одно колено и склонила голову в знак почтения. Паладин порывисто шагнул вперед, крепко прижал к себе хрупкое тело девушки, что так долго была его спутницей. Ощутил, как она прижимается щекой к его груди, ласково поцеловал ее в макушку. Вдруг осознал, что никогда за время совместных странствий не рассматривал Клеопатру как объект сексуального влечения. Она была другом и верным товарищем, чистым и светлым образом женщины как таковой. Его персональной Прекрасной Дамой. – Прощай, Клеопатра. Спасибо тебе за все. Она отстранилась, с улыбкой посмотрела на него. – Прощай, мой рыцарь. И будь осторожен. Взгляд темных глаз на миг метнулся в сторону Валькирии, все это время скромно стоявшей в сторонке. Паладин в недоумении вскинул брови, но девушка уже отвернулась и шагнула к коленопреклоненной воительнице «Монолита». Положила ладони на покрытые волчьей шкурой плечи. – С тобой моя сила и мое благословение, – торжественно произнесла Клеопатра. – Иди и побеждай. С этими словами она наклонилась и коснулась губами лба желтоглазой. Серебристое сияние вспыхнуло с новой силой. В его потоках очертания тела Клеопатры стали размываться и таять, словно чернила, обильно политые водой, пока, наконец, не остался лишь светящийся бесформенный силуэт. Несколько минут он невесомо колыхался в воздухе, а потом рассыпался сверкающей пылью и слился с телом воительницы. Паладин шмыгнул носом. С силой провел по лицу рукой, стирая непрошеные слезы. Это бред, что мужчины не плачут. Ведь если ты не способен пролить слезу по безвозвратно ушедшему другу, можешь ли ты считать себя человеком? Тем временем желтоглазая поднялась с колен, и Паладин с трудом узнал ее. Гордо расправились поникшие плечи, мышцы тугими канатами проступили под кожей, бесследно исчезла хромота. На губах играла жестокая ухмылка, а глаза горели диким звериным огнем. – Клео? – неуверенно позвал Паладин. Воительница покачала головой. – Мне жаль, мой друг. Она отдала все, не оставила ни капли своей личности, потому что не хотела повторить мою судьбу. И я сделаю все, чтобы оказаться достойной такой жертвы. С лязгом столкнулись топоры, и Паладин заметил цепочки огненных рун, усеявших полотно и обух. Желтоглазая выбросила руку, указывая топором на обугленный ясень и жгучее рыжее пламя взвилось на огромную высоту, разогнав мрак. Цепочка камней, ведущая к логову Немезиды, тоже окуталась огненными язычками. Желтоглазая крутанула топоры так, что застонал воздух и зашагала к горящим камням. Паладин посмотрел ей вслед и вздрогнул. Кое-что Клеопатра все же оставила на память о себе: волосы воительницы стали черными, как у самой Клео. Воительница шагала по камням и пламя вокруг них загоралось все ярче. Над болотом курился пар, казалось, за женщиной катится волна жара. Корни, закрывающие вход в пещеру, задымились и начали тлеть, когда воительница остановилась рядом с ними. – Эй, ты, вонючее дерьмо тролля! – заорала желтоглазая во мрак. – Давай выходи! Пора выяснить у кого хер длиннее! Тьма в глубине пещеры безмолвствовала. Паладин рискнул бросить в ту сторону осторожный взгляд и понял, что больше не видит мерзкого шевеления невидимых змей. – Вылезай, трусливая вошь! – разорялась воительница, неспешно вращая топорами, разминая кисти. – Вылезай, или я войду сама и нассу прямо в твою мерзкую пасть! И тварь вылезла. Десятки щупалец толщиной с руку взрослого человека выплеснулись из устья пещеры. Вокруг каждого клубился темный дымок ядовитых испарений, а лоснящуюся от слизи поверхность покрывали отвратительного вида присоски и наросты. Топоры, словно живые, метнулись навстречу и отсекли два особо метких щупальца. Сверкнуло, запахло сгоревшей лягушкой. Тварь взвыла, вновь пошла в атаку, но танец топоров был быстрее и точнее. Лезвия мелькали с такой скоростью, что пылающие руны превратились в размытые огненные штрихи. Слизь и ошметки мяса летели во все стороны, словно щепа из мощной дробилки. Тварь ревела уже не переставая, а желтоглазая продолжала наступать, кружась в смертоносном вихре, окруженная огненными росчерками. Наконец чудовище издало особенно громогласный рев, но он, к удивлению Паладина, не возымел того эффекта, что в прошлый раз. Не было в нем алчного голода и жгучей ненависти, не было разлагающего разум безумия, а был… Страх. Щупальца дрогнули и начали резво втягиваться обратно в пещеру. – Э, нет, дорогая, – мурлыкнула желтоглазая. – Так просто ты не отделаешься. С лязгом и искрами топоры ударили друг об друга, вспыхнули нестерпимо ярким, почти белым пламенем. И, размахнувшись, воительница швырнула оба топора вглубь пещеры. Посреди болота взорвался вулкан. Столб пламени сорвал вершину холма, поднялся высоко в небо. Жар стоял такой, что земля плавилась в стекло, а вода испарилась, обнажив дно. В клубах подсвеченного огнем пара черной тенью замер человеческий силуэт, и Паладин не мог не отметить, что это было красиво до дрожи. Прошло несколько минут и адский вулкан догорел, оставив после себя лишь дым и треск лопающегося стекла. Раздался плеск, шаги по воде. Желтоглазая подошла, остановилась напротив них – одежда дымится, лицо покрыто копотью. Паладин ожидал увидеть на нем гримасу злого торжества или яростную улыбку берсерка, но обнаружил лишь выражение покоя и умиротворения. – Отведите меня домой, – тихо попросила она. Вика первой протянула ей руку, сжала ладонь Паладина. Тот ободряюще улыбнулся, сжал пальцы желтоглазой, машинально отметив, что они оказались такими, как он и представлял: жилистыми и огрубевшими пальцами воина. Почему-то ему стало грустно от мысли, что их обладательница ничего, кроме войны, в своей жизни не видела. – Как же нам называть тебя? – спросил, когда молчание неловко затянулось. Желтоглазая задумчиво нахмурилась. Оглянулась через плечо туда, где еще тлели остатки спекшегося практически в монолитный камень холма. – Зовите меня Химерой.