Охота на химеру

Пропитанная водой почва противно чавкала под ногами. Тропинка вилась среди луж мутно-ржавой воды, то обегая заросли камыша, то рассекая их. В последнем случае она превращалась в цепочку поросших травой кочек, скользких и зыбких. Такие участки пути Паладину давались особенно тяжело: рыцарские доспехи, даже реплика, изготовленная и более качественной современной стали (и, следовательно, более тонкой), не тот тип снаряжения, в котором лучше всего заниматься передвижением по сильно пересеченной местности. И не просто передвижением, а скачками с кочки на кочку, когда вес прыгуна вкупе с сорока килограммами брони приходится на одну ногу. Дважды нога соскальзывала, и Паладин проваливался в болото. В первый раз все обошлось грязью, залившейся в ботинки, а вот во второй вместо обычной лужи ему попалось «окно». Мутная вода сомкнулась над головой, доспехи камнем потянули на дно. Сталкер забился и чудом ухитрился вцепиться в край кочки. Подоспевшие Воронин и Демократ выволокли его из топи. Паладин сорвал с головы шлем, его вырвало теплой вонючей жижей. Откашлявшись, он поднял голову и наткнулся на мрачный взгляд Воронина.  — Снимай броню, — коротко приказал генерал «Долга».  — Чего?  — Твой доспех. Придется бросить его. Паладин решил, что ослышался.  — Это шутка? Судя по тому, как вспыхнули глаза Воронина, он едва сдержался, чтобы не двинуть сталкеру в зубы. Но когда заговорил, голос был сух и холоден:  — Парень, не будь идиотом. Нам до темноты нужно выбраться из «языка» на сухую землю. Ночевать в болоте, даже здесь на окраине — самоубийство.  — Но…  — В этот раз нам удалось тебя вытащить, но никто не знает, что будет дальше. Возможно, нам придется изменить планы и срезать путь к Кордону через топи. Мы ведь не знаем, как скоро наши недруги отреагируют на сигнал радиомаяка… И тут, словно в ответ на слова генерала, с востока раздался тихий, но отчетливый рокот вертолета. Валькирия побледнела.  — Это за нами? — встревожено спросила девушка. Демократ успокаивающе положил руку ей на плечо.  — Необязательно. Может просто патрулирует окрестности Кордона.  — Вечером? «Долговец» пожал плечами. Сквайр вздохнул, уселся на землю, по-турецки подобрав ноги, и закрыл глаза. Чуть склонил голову набок, словно прислушиваясь.  — Один борт. Прошел над Деревней новичков. Курс северо-северо-запад. Нацелился на сработавший маяк, насколько могу судить. Сквайр открыл глаза и поднялся. Демократ смерил его настороженным взглядом.  — Даже думать не хочу, как ты все это выяснил, — сплюнул «долговец». Сквайр пожал плечами.  — Ты бы тоже так смог, если бы меньше трепался и больше слушал.  — Ага, как же. Валькирия отвернулась, пряча улыбку. Паладин тоже хотел было усмехнуться, но снова напоролся на ледяной взгляд Воронина.  — Времени мало, — процедил тот. Паладин поднялся с земли и выпрямился. Ростом он не уступал генералу, но доспехи делали его массивнее. Очень сложно игнорировать закованную в сталь фигуру, которая надвигается на тебя. Воронин не отступил, даже не пошевелился. С минуту они мерили друг друга взглядами, и все это время рокот вертушки становился все отчетливее. Валькирия кашлянула, привлекая к себе внимание.  — Послушайте, может быть мы зря драматизируем. Вертолеты ведь не летают над Болотом.  — Да? — ядовито хмыкнул Демократ. — С чего бы это?  — Из-за аномалий, — невозмутимо ответила Вика. — Говорят, в воздухе над болотами скапливаются пузыри газа. Стоит вертушке задеть такой и… бум.  — Говорят… — сощурился Демократ. — Кто говорит? Сталкеры? Серые глаза Валькирии мгновенно заледенели.  — У тебя какие-то проблемы, приятель?  — Хватит, — прервал начинающуюся перепалку Воронин. — Мы не можем рассчитывать на то, что летчик не рискнет лететь над болотом. Зато точно можно сказать, что посреди топи мы словно мишени в тире. Он выразительно посмотрел на Паладина. Тот тяжело вздохнул. Умом он понимал, что генерал прав, но… расстаться с доспехами? Латы были для него больше, чем средством защиты, хотя и спасали не раз жизнь своему владельцу. По ним Паладина узнавали другие. С их обретения начался его путь странствующего рыцаря, они были, можно сказать, символом его жизненной философии. Бросить доспехи для Паладина было все равно, что бросить верного товарища. И что еще немало важно: как быть с Клеопатрой? «Клео, дорогая, — позвал Паладин, — ты слышишь меня?»  — Слышу. «Как это ни печально, но Воронин прав».  — Да. «Что делать-то?» Он посмотрел в воду и увидел там отражение невысокой девушки в легком светлом платьице. Девушка смотрела на него и печально улыбалась.  — Возможно, пришло время проститься. «Но… как же Ушлый… документы?» Девушка нежно погладила его наплечник.  — Я верю, что ты исполнишь свое обещание. А я… Быть может здесь, в глубине, под тощей воды и мха, я наконец обрету покой. Паладин сжал кулаки. «Это несправедливо!»  — Жизнь вообще несправедлива. С чего бы не-жизни от нее отличаться? Гул винта звучал все ближе. Из горла сталкера вырвался едва слышный стон. Он потянулся к застежкам брони. На землю упал горжет, за ним наплечники, наручи… Все это время Паладин не сводил взгляда с Клео. Призрак молчала, только ободряюще улыбалась ему. С лязгом упали на кучу металла кираса и латная юбка. Последними Паладин скинул наголенники. «Может, ты переселишься в меч?» — с надеждой спросил он. Призрак смерила задумчивым взглядом полуторник, потом сокрушенно покачала головой.  — Находясь в доспехах, я тебя защищала. Вселившись в меч, мне придется убивать, а я этого не хочу. Паладин с горечью кивнул и поднял с земли кирасу. Бросил взгляд в темную воду и отражающуюся в ней девушку.  — Прощай, Клео, — едва слышно прошептал он вслух.  — Прощай, мой рыцарь. Кираса шлепнулась в топь, подняв небольшой фонтан брызг, и канула в темноту. На глаза Паладина навернулись слезы, но он не стал их утирать. Поднял с земли левый наплечник и тоже бросил в вводу. Неярко мерцая напоследок, словно прощаясь, элементы доспеха один за другим скрывались в болотной глубине. Последним Паладин поднял шлем, задумчиво уставился в темную прорезь забрала. Гул винтов приближался. Он провел пальцами по иссеченной ветрами и когтями стальной поверхности. Бросил шлем в воду и отвернулся. Встретился взглядом со Сквайром.  — Не печалься, командир, — тихо, но твердо проговорил бывший «монолитовец». — В Ордене говорили: броня рыцаря не сталь, но вера. Слова пронзили Паладина, будто током. С верой в церковном ее понимании у него было не очень, но вряд ли притчи сектантов из «Монолита» имели хоть малейшее отношение к богу. Вера. Верить можно в символ, можно в другого человека, а можно… в себя. В свое дело, в свое обещание. Паладин развернулся, бросился к краю болота, рухнул на четвереньки и почти по плечо сунул руку в воду. «Клео! — мысленно завопил он. — Клео, вернись! И пусть вера в мою клятву будет доспехами для тебя!» Долгие секунды ничего не происходило. За спиной послышались шаги и недоуменное сопение спутников. Паладин скрипнул зубами, но продолжил вглядываться в темную воду. Что-то мелькнуло там, в глубине, легкая светлая тень, словно отблеск солнца на белой ткани. Впрочем, с тем же успехом это могла быть белесая шкура какого-нибудь мутанта, но Паладин отогнал эту мысль. Вера. Светлая тень дрогнула и устремилась вверх, навстречу протянутой руке. Паладин увидел протянутые пальцы, развевающиеся волосы и огромные лучистые глаза на бледном личике. А потом через него будто пропустили высоковольтный разряд. Сердце дало перебой, в глазах потемнело, а спустя миг перед его глазами появилось темное вечернее небо Зоны. Небеса заслонило встревоженное лицо Валькирии. Она что-то говорила, но слова доносились до Паладина, как сквозь слой ваты. Что-то орал Демократ, ему вторил Воронин. «Клео… ты здесь?» Тишина. Паладин чувствовал только, как гудит голова, сухость во рту и глухую боль где-то в районе сердца. «Клео?»  — Я здесь, — раздался знакомый голос. Теперь он звучал несколько иначе, словно собеседница не стояла за плечом, а говорила с ним через высококачественную гарнитуру. — Ты чертов псих, который рисковал своей жизнью, вселяя в себя призрака, но… да, я здесь. Даже не видя лица Клеопатры, Паладин знал, что она улыбается. Шум и крики вернули его к действительности. Паладин с кряхтением поднялся и увидел перед собой лицо Валькирии. Ее глаза были широко распахнуты от изумления, взгляд обшаривал пространство где-то за левым плечом Паладина.  — Она знает, — тревожно прошелестела Клео. — Ума не приложу, как ей это удалось, но она знает о нас. И о том, что ты сделал. Паладин не успел обдумать сие более чем странное обстоятельство. Откуда-то сбоку в поле зрения вынырнул разъяренный Воронин:  — Наш сраный Будда вышел из транса или нет?! Только сейчас Паладин осознал, что уши терзает громогласный грохот, яростнее и громче чем на любом рок-концерте. Вертолет. За это время он догнал их.  — Да все путем, — отозвалась Валькирия. — Не сунется он сюда. Сколько б экипажу не забашляли, пилот ведь не камикадзе. Судя по всему, летчик, управляющий «милем», проходил стажировку где-то в Перл-Харборе. Или нашел старый самоучитель. Он опустился совсем низко, казалось еще чуть-чуть и машина будет цеплять брюхом камыши. «Крокодил» шел медленно, неровными, дерганными зигзагами, очевидно обходя невидимые воздушные аномалии. Закатное солнце последними своими лучами вспыхивало на остеклении кабины, отбрасывало пляшущие тени на фюзеляже камуфлированной махины, из-за чего казалось, будто это не машина, а огромное чудовище, древний дракон, явившийся по их душу.  — С-сука, — прохрипел Демократ, — я уже и забыл до чего они страшные вблизи…  — Ходу! — скомандовал Воронин. И они побежали. Словно дикие звери, гонимые лесным пожаром, они неслись вперед, с трудом выбирая дорогу. Разум вопил, напоминая о коварной трясине, о скрытых аномалиях, об элементарной возможности сломать ногу… Но подсознание, охваченное паникой, гнало людей вперед, прочь от механического монстра.  — Это все без толку, — процедил Сквайр, стараясь сберечь дыхание, — мы все равно не уйдем от «вертушки». Даже несись мы со скоростью машины на шоссе, вертолет все равно быстрее. Была бы у нас ракетница…  — Но у нас ее нет! — зло крикнул Воронин. — Так что заткнись и беги! Демократ вдруг остановился, нырнул рукой куда-то в недра разгрузки.  — Вообще-то, — задумчиво изрек он, — есть. Вертолет был уже совсем близко. Демократ развернулся лицом к ревущей машине, поднял руку с зажатой в кулаке обычной сигнальной ракетницей, направил ее прямо в колпак кабины и выстрелил. Ослепительно-яркий шар огня в мгновение ока пересек то небольшое расстояние, что отделяло беглецов от «крокодила» и почти влепился в лобовое стекло. Воздушный поток от винта унес файер прочь, но свою роль тот сыграть успел. То ли посчитав «сигналку» серьезной угрозой, то ли просто рефлекторно дернувшись, ослепленный яркой вспышкой, пилот резко нырнул влево. Больше всего это походило на звук с которым срабатывает электросварка, только усиленный в десятки раз. С громогласным «вввоом!» возле вертушки возник, очерченный ярко-оранжевыми молниями, шар, который отхватил и испарил в в воздухе огромный кусок левого борта. Разлетелись в разные стороны осколки несущего винта, лопнувшего словно перегретое стекло. Машину закрутило волчком, из пробоины в корпусе вырвалось пламя, и, вращаясь адским волчком, она рухнула в болото. Взметнулись фонтаны грязи, которая залила пламя и спустя миг не осталось ничего, только бульканье потревоженной топи и треск остывающего металла. Несколько минут все стояли, потрясенные. Тем временем солнце окончательно село, и болото окутали сумерки. Трясущимися руками Валькирия выудила из рюкзака бинокль, поднесла к глазам, рассматривая место крушения, опустила и решительно шагнула вперед. Демократ ухватил ее за рукав.  — Куда собралась?  — Там люди. Кто-то мог выжить. Демократ покачал головой.  — Ты им не поможешь.  — Я… — Валькирия вспыхнула, вырвала руку. — Это мой долг, Демократ.  — Я знаю, — он осторожно положил ей руки на плечи. — Послушай, мы чудом остались живы, бегая как сайгаки по этому болоту. Темнеет. А ты хочешь лезть в самую трясину. Ты никого не спасешь, Вика, только погибнешь сама. Она отшатнулась, в отчаянии обвела взглядом остальных, задержавшись на Сквайре. Бывший «монолитовец» едва заметно кивнул. Плечи Валькирии поникли. Подошел Воронин, коснулся плеча.  — Мы заночуем тут, — с неожиданной мягкостью в голосе сказал генерал. — Будем нести вахту по очереди. Если услышим стоны или зов о помощи, сделаем все возможное, чтобы спасти летунов. Паладин сидел спиной к неяркому огоньку походной спиртовки, напряженно прислушиваясь к ночным звукам. Взгляд против воли возвращался к месту, куда упал вертолет, хотя темнота не позволяла ничего разглядеть. Тогда он напрягал слух до предела, но топь хранила молчание. Могучий исполин, воплощенный летающий ужас лежал сейчас где-то там, в темноте, безмолвный и мертвый, медленно погружаясь в трясину. Вместе с теми, кто вел его в бой. Паладин должен был ощущать облегчение, может даже радость от того, что остался жив. Но чувствовал только горечь, усталость и холод.