Охота на химеру

      В путь двинулись лишь на следующий день, чтобы хоть немного дать отдохнуть раненому Демократу. Тем не менее «долговец» все равно сильно хромал, так что Паладин поставил его в пару с Валькирией и отправил в правофланговое охранение. В центре двигалась пара Сержант-Воронин, а справа – Паладин со Сквайром. Далеко расходиться не стали, чтобы всегда иметь возможность придти на помощь соседней группе, но старались также не сбиваться в кучу и не привлекать к себе излишнее внимание.       Путь отряда лежал через едва очищенную, а потому особенно опасную Милитари, и дальше на запад, к Мертвому городу. Там начиналась тропа, провешенная сначала Фомой и Плющом, а следом за ними и группой Демократа. Разговоры практически не велись, поскольку многие участники отряда были едва знакомы, а доверяли друг другу и того меньше, так что продвижение было скучным, зато шло хорошим темпом.       – Рассказывай, – без предисловий обратился Паладин к напарнику, когда весь отряд наконец втянулся в ритм передвижения. – Что случилось тогда, на холме? Кого ты прогнал? И как это существо связано с «Монолитом»? А оно связано, я уверен. Я никогда не расспрашивал тебя о твоем прошлом, но сейчас…       – Я не знаю, – прервал рыцаря Сквайр. – Я не знаю, что это… кто это. Все, что я сделал, это сотворил знак Монолита, отгоняющий зло. Я действовал по наитию, вот и все.       – Но это… эта… девица выглядела удивленной, – напирал Паладин. – Словно не ожидала увидеть там кого-то, имеющего отношение к твоему братству.       – Моему бывшему братству, – холодно поправил Сквайр. Сталкер-рыцарь вздрогнул от прозвучавшей в голосе оруженосца скрытой угрозы, но спустя миг тон напарника стал прежним: – Я заметил ее замешательство. Возможно, она имеет какое-то отношение… Сложно сказать. Я ведь уже говорил, что не входил в высшую иерархию Ордена.       – Да, ты говорил, – хмуро кивнул рыцарь. – Значит, в следующий раз наша киллерша может не испугаться твоего знака?       – Такая вероятность существует.       – Чудесно.       Что-то не вязалось в словах напарника, это Паладин ощутил сразу, но настаивать на продолжении разговора не стал. Вряд ли Сквайр врет напропалую, скорее просто недоговаривает. Может, это какая-то особая тайна его Ордена (как бы Сквайр ни старался, «Монолит» навсегда оставил в нем свой след, и от этого отпечатка никуда не деться, как не бывает бывших пограничников или пожарных), может, он просто не был уверен в своих опасениях и боялся накликать... В общем, Паладин решил отложить расспросы. По-крайней мере до тех пор, пока не увидит воочию таинственный схрон. Тем более, что сейчас была и другая тема для размышлений: Ушлый. И тут вопросов и непоняток было не меньше. Каким боком бывший напарник причастен к схрону и этой неуловимой, пуленепробиваемой девке? Зачем нанимал Фому и Плюща, а если нанимал, то посылал ли их разведать схрон? Вопросы, вопросы... Туева хуча, как любит говорить Сержант, и все важные. Паладин аж заскрипел зубами от расстройства. Он никогда не считал себя дураком или тугодумом, но отдавал себе отчет в том, что решать такие вот логические задачки в стиле английских детективов, совсем не его профиль. Не любил он никогда детективы, все больше фантастикой зачитывался... И посоветоваться не с кем. Сквайр темнит как обычно, Сержанту подобные отвлеченные темы до лампочки, а остальные... Не знал Паладин, кому из оставшихся спутников можно было доверять, равно как не знал и стоит ли вообще это делать. Паранойя, профессиональная болезнь любого сталкера.       Так, практически без приключений они прошли Милитари, лишь почти на границе пришлось схватиться с одиноким кровососом, которому отчего-то не спалось или (по предположению Сержанта) не нашлось места среди собратьев, оккупировавших знаменитую деревню, получившую от сталкеров меткое название «Кровососино». Вскоре дорога, петлявшая между холмов, нырнула в низину, и, как сказали бы авторы любимой Паладином фэнтези, взорам путников открылся Мертвый город.       Паладин тут же свернул с шоссе на неприметную полянку, скрытую за ниткой чахлой лесопосадки и скомандовал привал, хотя солнце уже давно перевалило зенит, и дело близилось к вечеру. Но Мертвый город был не тем местом, пройти которое можно нахрапом, не подготовившись. И дело было не в оружии и не в припасах: город, вернее городок, один из безымянных номерных объектов, выросших вокруг Чернобыльской АЭС еще до Первой катастрофы, был небольшой – за полчаса пешком пройти можно. Вот только для многих – слишком многих! – эти полчаса так никогда и не истекли. И дело было не в мутантах и аномалиях, каковые на узких улочках почти не встречались. Мертвый город был пуст, тих и спокоен. И тем особенно страшен.       Отряд тут же разбрелся по поляне, даже не выставив часового. Вопиющая небрежность в Зоне... если только речь не шла о переходе через Мертвый город. Потому что в последнем случае вопрос безопасности – чистой воды арифметика. Либо весь отряд пройдет по узким улочкам бывшего секретного города, либо весь же и гробанется, пусть и не со стопроцентной вероятностью. Тщательно выверенное безумие, еще одна профессиональная болезнь сталкеров.       Сержант уселся на траву и принялся по винтику перебирать любимую винтовку, глаза закрыты, загрубевшие пальцы двигаются легко и свободно, словно у пианиста, играющего знакомую мелодию. Рядом с ним Воронин и Демократ устроили поединок на ножах, медленный, плавный, почти ритуальный. Сквайр попросту по-турецки уселся на землю и, скрестив руки, закрыл глаза. Паладин отметил необычную фигуру, которую образовали соприкоснувшиеся ладони: нечто вроде треугольника, составленного указательными и средними пальцами. Таким же жестом бывший «монолитовец» отогнал жуткую девку от Воронина. Паладин сделал пометку в памяти: не забыть расспросить напарника, что это за жест и что обозначает.       Обернувшись, сталкер увидел, что из всего отряда только Валькирия до сих пор молча пялится на раскрошившийся оскал бетонного забора, некогда опоясывавшего город со всех сторон. Смотреть на сами коробки ближайших пятиэтажек, что маячили всего в пятистах метрах впереди, она благоразумно избегала.       – Не люблю Мертвый город, – тускло проговорила девушка, опередив вопрос Паладина. – И как назло приходится здесь часто бывать. Каждый раз, как иду... Тяжко.       – Всем тяжко, – Паладин надеялся, что прозвучало это без раздражения. В конце-концов, женщины, они того, впечатлительные создания, может...       – Да-да, – резко огрызнулась Валькирия. – Все знают, чем опасен Мертвый город: видения, мороки, призраки прошлого. Все, знают, что это – лишь плод нашего подсознания, пси-аномалия, воздействующая на мозг. Не поддаться этим глюкам сложно, для того и... – она мотнула головой в сторону остальных членов отряда. – Все что-то видят, каждый свое: погибших друзей, недобитых врагов, родных, близких, чертей, ангелов... Только я одна не вижу ничего.       Паладин в изумлении воззрился на девушку, но ничего не сказал. Все мы, конечно, индивидуальности, но...       – Ни-че-го, – Валькирия и не ждала ответа. – Ни лиц, ни голосов... Ничего. Пустота, тоска и одиночество. Отчего так?       Она повернулась, и сталкер увидел ее лицо. В серых глазах не было слез, не было там и страха или отчаяния, только усталость и глухое раздражение. Будто у человека, который понял, что его уму не по силам решить кроссворд, хотя осталось всего одно несчастное слово. И вроде буквы есть разгаданные, а слово не складывается...       И вновь Паладин ничего не сказал. Некоторым кроссвордам не суждено быть решенными...       Если и можно описать Мертвый город каким-то одним словом, то это однозначно будет слово «уныние». Им было пропитано буквально все: заросшие травой плиты, пешеходных дорожек, потрескавшийся асфальт улиц, обшарпанные и покрытые плесенью стены домов, ржавые фонарные столбы... Даже хмурое небо над головой казалось серым и выцветшим, будто застиранная и пыльная тряпка. Здесь не было ни одной, даже самой завалящей аномалии, не было артефактов, не было сталкерских нычек, потому что ни один бродяга в здравом уме не стал бы задерживаться здесь так долго, чтобы оборудовать схрон. Было дело, за городок бодались группировки, потому что когда-то, еще во времена Стрелка и Шрама, он имел стратегическое значение, но сейчас в давным-давно поделенной Зоне стал никому не интересен. Мертвый город был мертв, пуст и холоден.       Валькирия вдруг толкнула его в бок. Паладин вздрогнул, глянул на нее. Девушка косилась на стену одного из домов. Там на высоком цоколе фундамента куском красного кирпича была выведена надпись:              Пуст и холоден ветхий дом,       Словно череп у мертвеца.       Лишь безмолвная пыль кругом       И отчаяние без конца.              Обломок, которым сделали надпись, валялся тут же, у стены. А рядом с ним ржавый ПМ и потускневшая от времени гильза. У Паладина холодок побежал по спине: слишком уж совпало четверостишие с его собственными мыслями. Не сговариваясь, отряд свернул в ближайший переулок, причем каждый, даже невозмутимый Сквайр, косились в сторону злополучного дома. Что видели там другие? Паладин не знал.       Они торопливо шли по мертвым улицам, сопровождаемые скрипом и потрескиванием медленно разрушающихся домов. Сначала по правилам военного искусства, перемещались от одного края улицы к другому, старались идти вдоль стен домов, но тротуары, мощенные бетонные плитами, заросли бурьяном, сухим и ломким, несмотря на теплую погоду. Засохшие листики сорняка терлись об комбезы, издавая тихое шуршание, напоминающее шепот. Колючки цеплялись за ткань, словно цепкие пальцы попрошаек, умоляя остановиться, подождать немного... Отряд, позабыв о правилах, сбился на середине улице, где асфальт все еще сопротивлялся траве и корням тополей.       В угловом доме по правую руку, в квартире первого этажа внезапно включился телевизор, из разбитого окна полились начальные ноты вступительной музыки из старого мультсериала «Ну, погоди!», полился тусклый свет, как от экрана телевизора. Потом все оборвалось также внезапно, как и началось, но сталкеры дружно отшатнулись к противоположной стороне улицы и быстро свернули на перекрестке налево. Паладин, задержавшийся вместе с Сержантом, чтобы прикрыть маневр группы, заглянул в окно – старая черно-белая «Березка» стояла на покосившейся тумбочке, скалясь разбитым кинескопом.       Переулок вывел их на центральную улицу, широкую, в четыре полосы, когда-то здесь шло оживленное движение, в том числе и грузовое: через город проходила дорога на Припять и Чернобыль. На противоположной стороне проспекта расположился универмаг «Весна», который занимал целый этаж панельной девятиэтажки и мог похвастаться пыльными громадами уцелевших витрин фасада и облупившимся широким крыльцом. Слева от крыльца, углом огибая магазин, расположилась автостоянка с несколькими ржавыми автомобилями, а справа, укрывшись в тени засохших туй, пряталась детская площадка с непременными горкой, качелями и каруселями. Одна из каруселей медленно вращалась, протяжно скрипя на каждом обороте, и этот скрип громко разносился над безмолвным проспектом. В лицо подул ветерок, пахнуло горячим песком, нагретым металлом и терпким запахом хвои. И Паладин мог поклясться, что расслышал отголоски детского смеха. Он потряс головой, прогоняя наваждение, хотел было шагнуть на проспект, но Сержант ухватил его за наруч, ткнул пальцем в девятиэтажку, знаками показал: «Снайпер» и вопросительно уставился на командира. Паладин окинул взглядом переулок, из которого они пришли и увидел в знакомом окне отблески экрана, разбившегося тридцать лет назад. Вздохнул, махнул рукой, мол, продолжаем движение, и первым вышел из тени переулка.       Им встретилось еще много чего. Был закопченный танк с развороченным бортом, возле которого до сих пор пахло походной кашей и соляркой. Был перекресток, забитый машинами – проржавевшими, на рассохшихся колесах – над которым ревела какофония клаксонов и ругани. Был пивной ларек, весь изрешеченный пулями, наверное еще во времена войны группировок, возле которого пахло пивом, и разносился веселый гомон собравшихся работяг. Мертвый город не угрожал, не дышал голодным дыханием в затылок, он просто показывал отголоски жизни, тут же подчеркивая безжалостную неприглядность смерти. Словно напоминал, что жизнь твоя хрупка и легковесна, а твой удел – растаять на ветру истории, превратившись в полустертое воспоминание...       Первым сломался Демократ, его ослабленный ранением организм, не выдержал психологического давления. Простонав что-то вроде: «и отчаяние без конца...», он направил ствол автомата себе в подбородок. Валькирия, словно тигрица, прыгнула на «долговца» и, схватившись за оружие, отклонила его в сторону. Раздался выстрел, пуля звучно впилась в тополь, а затворная рана на обратном ходу до крови рассадила девушке руку. Она взвыла от боли, и это был первый раз, когда над мертвыми улицами раздался человеческий голос. Наскоро перебинтовав Валькирии руку, они двинулись дальше. Спешили наперегонки с сумерками, практически не глядя под ноги, подавленные, сбитые с толку водопадом видений, дезориентированные. И потому не заметили засаду до тех пор, пока идущим в авангарде Паладину и Сержанту не ткнули под нос автоматные стволы.       Ошалевший отряд окружили четыре бойца в серых бронекостюмах. Свет закатного солнца блеснул на матовой стали штурмовых винтовок НАТОвского образца и тонированных окулярах шлемов. Нападавшие молчали, держа сталкеров под прицелом, но никаких агрессивных действий не предпринимали. Паладин даже был благодарен неизвестным бойцам, их вмешательство встряхнуло нервы, прочистив мозги и придав (пусть и несколько запоздало) мыслям ясность. Видения и мороки, навеваемые городом, отступили, словно «серые» распространяли вокруг себя зону спокойствия и стабильности.       Сталкер уже хотел было заговорить, наладить с нападавшими контакт, как вдруг из подъезда выбрался еще один человек в навороченном экзокостюме, больше напоминавшем боевую броню робота из будущего. Сержант с Ворониным восхищенно присвистнули. Человек в броне, подошел, едва слышно шипя сервоприводами, нажал кнопку на боку шлема. Поднялось тонированное забрало, открывая обветренное, скуластое лицо, на котором выделялись холодные глаза, блеклые и пустые, как серые стекляшки. Паладин услышал, как за спиной тихо вздохнул Сквайр, и заметил на левом наплечнике «робота» декаль, заменяющую клановую нашивку: в темно-сером круге схематическое изображение горы или скалы, окруженное ореолом белых лучей.       – Я – Варяг, Наблюдатель Монолита, – подтвердил зародившиеся опасения «робот». – Вы задержались, время поджимает.       Необычно он говорил, без ставшей притчей во языцех извечной сектантской напыщенности, не буравил взглядом, не пускал в голос истеричные нотки. В общем никаких привычных «Братья, тут неверный!» и тому подобной ерунды, которой сталкеры большинства группировок наслушались во время памятного штурма Припяти. Паладин поднял забрало и уже хотел было поинтересоваться, что за спешка, но тут взгляд Варяга сместился за спину сталкера.       – Ну, а ты? – вопросил «монолитовец». – Решил вернуться?       – Нет, – ответил Сквайр. Паладин уловил в голосе напарника легкую дрожь.       Варяг неожиданно нахмурился.       – Ты забыл, как положено отвечать старшему, брат-сержант?       – Я больше не состою в Ордене, – огрызнулся Сквайр.       Бойцы «Монолита», как по команде, переместились так, чтобы как можно больше секторов обстрела пересекались на Сквайре. Паладин судорожно сглотнул.       – Ты не подавал соответствующего прошения, – отчеканил Варяг. – В любом случае, Капитул таковое не рассматривал. Следовательно, ты не покинул Орден, но самовольно оставил пост и сбежал. Я терплю твое присутствие, лишь потому, что того требует моя задача, но терпеть непочтительность я не намерен! Ты меня понял, брат-сержант?       Несколько мгновений они сверлили друг-друга взглядами. Потом Сквайр едва слышно вздохнул, опустил голову и низко поклонился.       – Да, брат-рыцарь.       – Отлично. А теперь уводи этих неверных отсюда. Оперативных групп в районе больше нет, только ты, выходит основная задача возложена на тебя. Если сам еще не понял, что происходит, запросишь информацию по стандартному каналу.       – Я понял, – заверил «монолитовца» Сквайр и покосился на своих спутников – Брат-рыцарь, могу ли я рассказать...       Варяг вздохнул.       – Можешь. Не слать же вас на убой. Все, хватит болтать, уводи их, пока...       Громкий звук выстрела СВД прокатился над вечерней улицей. Сталкеры обернулись. В устье улочки виднелась фигура в капюшоне, в руках у нее поблескивали две стальные полосы. Снайпер «монолитовцев» выстрелил еще раз. Фигура вскинула руки и отбила пулю, рассыпав целый водопад искр.       – Твою мать, – прохрипел Воронин, и это были первые его слова за все время перехода через город.       – Уходим, Паладин! – крикнул Сквайр, бросаясь вверх по улице.       Солдаты «Монолита» рассыпались по заранее укрепленным позициям и открыли шквальный огонь. Киллерша рванулась вперед, за секунду покрыв метров десять, но тут ее настигла очередь, отбросила на землю. Она перекатилась чрез плечо, вскочила, зашипела и снова бросилась вперед, подныривая под летящие пули.       – Твою мать, – согласился с Ворониным Паладин и заорал: – Ходу, ходу, народ!       Подавая пример, сам ринулся бежать, за ним затопали остальные, даже у Демократа открылось второе дыхание. Они неслись сломя голову, позабыв о вернувшихся мороках Мертвого города, стремясь как можно дальше убраться от неумолимой двуногой смерти. Оскальзывались на мусоре, падали, вскакивали и бежали вновь, сопровождаемые грохотом автоматных очередей и лязганьем снайперской винтовки.       И уже не видели, как жуткая женщина в капюшоне добралась до позиций стрелков, как легко и стремительно, будто танцуя, снесла голову первым двум, оттолкнувшись от стены, запрыгнула за укрытие третьего и буквально разрубила его пополам. Две очереди наискось пересекли ее тело, почти оторвав левую руку, швырнули на стену, но она взмахнула рукой и метнула клинок в последнего стрелка. Перехватила второй клинок уцелевшей рукой, поднырнула под пулю снайпера и прыгнула на так и не сдвинувшегося с места Варяга. Он лишь покачал головой.       – Ты не пройдешь, – спокойно сказал рыцарь Монолита. Сказал спокойно и буднично без малейшей рисовки и пафоса.       А потом вытянул руку навстречу смерти, пробормотал короткую молитву, и из его пальцев ударили ослепительно-белые молнии. Убийцу швырнуло на дорогу, распяло на ней, а поток молний не иссякал, и вот уже начал плавиться асфальт, засасывая в себя бьющееся в конвульсиях тело... Рык, который издала убийца, заставил бы устыдиться даже матерого кровососа. Рука с почерневшим от копоти клинком начала подниматься для броска. Варяг покачал головой, улыбнулся и указал взглядом на дома справа. Убийца резко повернула голову. На стене дома мигал красным огоньком готовности заряд направленного взрыва.       – Ты не пройдешь, – все тем же будничным тоном повторил рыцарь Монолита.       И нажал кнопку дистанционного взрывателя.