Три дара

Ее голос стал мягок и грустен, и маг неуверенно посмотрел на женщину. Высказанное ею предположение противоречило многому из того, что он знал о проклятиях и способах их преодоления, но где-то в глубине души он чувствовал — в ее словах нет фальши. Крисания, словно испугавшись столь ясно означенной ею связи между ними, резко вернулась к первоначальной теме разговора: - Пар-Салиан покусился на самое важное, что даровано богами людям - на свободу. Твой свободный выбор служения Нуитари должен был привезти тебя к гибели, лишь твои воля и решимость помогли тебе выжить. Несмотря на все, что случилось во время Испытания, ты продолжал хранить верность магии и Конклаву: в деле были указания о передаваемых тобой через некоего Антимодеса ценных сведениях. И даже позднее в период Войны Копья, самовольно одев черную мантию, ты продолжал поддерживать Конклав, пусть сведения об этом и были получены с некоторым опозданием. Крисания вздохнула и нервно потеребила ткань платья рукой. Какое-то время оба молчали: женщина собиралась с духом, чтобы продолжить свой рассказ, а маг просто внимал. В изложенном было не слишком много нового для него, или хотя бы того, до чего он не мог бы додуматься сам при должном старании, если не считать ее поразительной осведомленности о мельчайших подробностях его жизни. Мысль о том, сколь много она знает, отнюдь не радовала Рейстлина; он сощурился и мрачно насупился, ожидая продолжения. - В какой-то момент в Нераке ты обрел невиданное могущество, как подозревал Пар-Салиан, поглотив Фистандантилуса через гелиотроп. И таким образом стал непредсказуем, неуправляем и опасен. Вдобавок слишком силен, чтобы можно было противодействовать тебе напрямую. Пусть ты и заперся в своей Башне, но было очевидно, что твое честолюбие отшельнической жизнью довольствоваться не будет. И вот когда для твоего грандиозного замысла тебе понадобилась светлая жрица, - тут Крисания легко хмыкнула, - главы Лож решили помешать тебе опосредованно. Самое забавное, что они всерьез рассматривали вариант убить меня, но заклятие лорда Сота вкупе с заступничеством Паладайна помешали им реализовать этот замысел. Тогда были продуманы и воплощены две основных идеи: согласно первой я не поддамся на твои посулы, и либо уйду со всеми истинными жрецами в Ночь Судьбы, либо умру со всеми жертвами Катаклизма, но в любом случае буду для тебя потеряна, а Карамон этакой искупительной жертвой вернется в наше время. Согласно второй ты будешь обречен на поражение под Заманом, как и Фистандантилус. Они вновь недооценили тебя, Рейстлин: ты спас меня из гибнущего Истара, затем удержал заклятие перемещения, и мы оказались в Бездне. А далее спасение мира зависело от двух недооцененных факторов — неразрывной связи между тобой и твоим братом-близнецом, а также твоего умения признавать свои ошибки ценой отказа от своего честолюбия, факторов, которые Пар-Салиан так усиленно подрывал для своих нужд. Какая ирония! И вновь маг увидел на лице Крисании выражение, какого никогда не было ранее. Ему не нужно было много времени, чтобы вспомнить, кто мог так горько кривить губы в ироничной усмешке, и было странно, что она переняла от него эту привычку. Ее аристократическое воспитание и умение держать себя в прежней жизни ставили ее выше демонстрации таких эмоций, ныне же она либо не видела смысла таиться, либо... Неужели она заразилась от него этим сарказмом? Не означает ли это ее первый шаг к тьме? Жрица продолжала с каким-то ожесточением, цедя слова, наполненные ядом: - Бывший глава Конклава искал со мной встречи лишь затем, чтобы прояснить для себя один момент, чтобы его записи были логически безупречны и последовательно выверены: почему черный маг Рейстлин Маджере, замыкая Врата изнутри и обрекая себя на вечные мучения ради спасения себя и Кринна, требует от своего брата вынести из Бездны жрицу Паладайна? Она выдохнула, и в этом простом действии не было привычного Рейстлину спокойствия и умиротворенности, а была досада и тень затаенной злости. Маг вглядывался в незнакомую ему ранее Крисанию, находя в ней знакомые по себе черты и видя те же переживания, какие распаляли его самого, и лихорадочно раздумывал. Да, она права: их встречи открывают их друг другу, при чем с такой откровенностью, о какой сложно было даже мечтать, но что будет из этого? Есть ли еще что-то, хоть маленькая искорка, которую можно было бы раздуть? Или есть некто, кто безжалостно вмешается и задует трепетное дрожание разгорающегося пламени? Но кто и зачем? - К тому времени, когда он спросил меня, я уже увидела достаточно. Увидела, что тебя он считал всего лишь хорошо закаленным клинком, которым можно орудовать по своему усмотрению, а меня - не способной ни на какие чувства кроме молитвенного экстаза мраморной девой, принявшей увлечение твоим умом за влюбленность и распалявшей себя глупыми идеями об обращении тебя к свету. Она так сильно стиснула кулаки, так что ее ногти впились в ладони, оставляя глубокие бороздки. Ее заметно трясло, лицо исказилось, но глаза оставались сухими: какой-то Пар-Салиан не мог рассчитывать на то, чтобы выдавить из нее хоть одну слезинку. Неожиданно Рейстлин потянулся к ней, мягко приобнял и привлек к себе, ласково поглаживая по длинным черным волосам рукой, вдыхая их легкий аромат, и тихо зашептал на ухо что-то успокаивающее. Крисания вздрогнула, видимо только сейчас вырвавшись из омута воспоминаний. Она скованно замерла в его объятиях, совсем не так как раньше, когда сама льнула к теплому бархату его мантии. Затем передернув плечами, высвободилась из кольца его рук, отдалилась от его шепота и, обхватив себя руками за плечи, глухо продолжила: - Мне не составило труда гладко соврать ему, что в моем представлении ты всего лишь платил мне долги: я прикрывала тебя в Бездне, ты просто оказал мне ответную любезность. Открывшееся мне знание о преодолении проклятия Раэланны я оставила при себе. Рейстлин не подал виду, что его покоробило то, как она отреагировала на попытку ее утешить и поддержать, и спокойно спросил, пряча истинный смысл вопроса за внешне нейтральным фасадом: - Какое значение это имеет теперь, когда Пар-Салиан мертв? Крисания словно не увидела двойного дна: - О, он был отнюдь не одинок в своих хитросплетениях. Я чувствовала, что у него были последователи и продолжатели из числа его Ложи, но сколько их и кто они, я понять не успела. Видимо, старец почувствовал, что мне что-то стало известно, и прервал контакт. Теперь, я думаю, ты понимаешь, почему на территорию Храма белым магам путь заказан. Волшебник поджал губы. "Вряд ли она не разгадала суть его вопроса", - подумал он, - "К чему сейчас эти политические игры? Или безопасное для разговоров место перестало быть таковым, а он и не заметил? Тогда следует проверить так": - Почему же ты сделала исключение для Валина? - Не догадываешься? - жрица мягко улыбнулась и продолжила спокойным голосом, - Он слишком открыт и прост, чтобы быть участником интриг. И да, он скорее даст отрубить себе руку, чем позволит причинить мне вред. Рейстлин поймал себя на мысли, что несмотря на досаду, которую у мага вызывало вынужденное упоминание о мальчишке из Белой Ложи, его гораздо больше ныне беспокоило другое. Он все сильнее недоумевал тому разительному контрасту, который он видел между Крисанией на корабле и в библиотеке и той, что сейчас сидела рядом с ним. Та Крисания, немного стесняясь, делилась с ним своей повязкой, мягко, а порой печально улыбалась и слегка лукаво говорила о его гордости, ненавязчиво флиртуя с ним, а также откровенно признавалась в своих тайных желаниях. Эта же делала вид, словно он был просто сыном ее друга Карамона Маджере. И хотя она не боялась называть его по имени, в этой беседке она не открылась ему так, как она делала это на корабле и в библиотеке, где было намного менее безопасно беседовать на такие секретные темы. Рейстлин лихорадочно пытался понять, что пошло не так и была ли в этом его вина.