На жизненной тропе — пересечение

Старый барон поманил к себе молодого. Удивленный, Владимир поднялся и бесшумно вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. — Что случилось, отец? Старик вздохнул. — Ступай за мной, Володя. Мне надобно открыть тебе одну тайну. Ничего не понимая, Корф все же выполнил просьбу родителя, проследовав за ним в кабинет. — Нам надобно объясниться? — поинтересовался он, глядя, как отец медленно усаживается в кресло. Несколько мгновений Иван Иванович не отвечал. Опустив голову, он молчал и, казалось, думал о чем-то своем, давнем, тревожащем сердце. — Отец! — позвал Владимир. — Что вы желаете мне рассказать? Старший барон в ответ поднял глаза на сына. — Прошу тебя, Володя, присядь. То, что я поведаю, будет длинной историей. Однако ее надлежит открыть. Мне показалось, что будет лучше, ежели первым все узнаешь именно ты. Владимир вновь был вынужден повиноваться. Нахмурившись, он присел на диван и внимательно посмотрел на отца. — Это было много лет назад, — начал Иван Иванович. — Я сильно виноват… Рассказ, и в правду, выдался долгим, но Владимир выслушал его до конца, не проронив ни слова. — Вот тебе и ведомо, сынок, — заключил Иван Иванович, — что твоя жена приходится сестрой Анастасии. Несколько мгновений Владимир все еще хранил молчание. Услышанное казалось немыслимым. — Что же ты намерен делать? — наконец поинтересовался он у родителя. — Не ведаю, — вздохнул старик. — Слишком все запуталось. Переплелись пути-дороги. Как бы худа не вышло… — Отец! — поднявшись, решительно обратился к нему Владимир. — Довольно лжи! Не Вы ли с малых лет учили меня, что честь и истина для дворянина превыше всего? — Я, — со вздохом согласился старший Корф. — Так отчего же теперь сомневаетесь? Сами того не подозревая, Анна и Анастасия чудом нашли друг друга. Тропы их пересеклись нынче. Мы не вправе держать в тайне правду. А что до света, так мало ли в его кругах бродит романтических историй о дивной любви, вновь обретенных детях? Против острых языков недостойных господ у меня по-прежнему имеются свои шпаги. Дамы же скорее всего лишь расчувствуются, услышав трогательную сказку про двух высокородных княжон, потерянных в детстве родителями, разлученных друг с другом и нашедшихся спустя много лет. К тому же срок сплетен не вечен. Очень скоро все найдут новый повод для бесед. — Ты прав, Володя, — признал Иван Иванович. — Но позволь мне самому поведать сие Анне и Анастасии. Виноват ведь! Мне и исправлять… — Своей жене я первым открою правду, как только она немного оправится от недомогания, — сухо возразил Владимир. — Мне ведомо, как сделать сие. А вот Анастасии истину поведайте Вы. Хотя, полагаю, прежде следует известить Лидию Николаевну. — И то верно, — вновь согласился Иван Иванович. — Я расскажу княгине. Быть может, она, ведая о нраве Настеньки, даст мудрый совет. А пока попрошу их погостить у нас. Как думаешь, Володя? — Полагаю, это верное решение, отец. Нынче же прошу меня извинить. Надобно вернуться к Анне. — Ступай, — кивнул Иван Иванович. Владимир ушел, а старший барон тотчас же послал слугу к Лидии Николаевне, дабы осведомиться о ее здоровье и передать просьбу спуститься к нему в кабинет для важной беседы. Через некоторое время она вошла в комнату. Дверь за ней затворилась, а через четверть часа вновь распахнулась. Лидия Николаевна ровной походкой вышла в гостиную. Она была бледна, со следами слез на лице, но с прежней грацией прошествовала мимо удивленной служанки, отмахнулась от предложения выпить чаю и велела позвать к себе в комнату Анастасию, а после сего — не беспокоить.

***

Тем временем серых стенах Петропавловской крепости в комнату к высокому шатену, одетому в мундир жандарма, вошел известный при дворе и всеми уважаемый граф Бенкендорф. Молодой офицер, в наружности которого наблюдалось сочетание красоты и жесткости, поднялся из-за стола. — Чем изволите порадовать, дядя? — спросил он гостя. — Есть ли вести? — Где Ваши манеры, сударь? — спокойно проговорил граф, усаживаясь на стул. — Так ли надлежит привечать главного начальника Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии? — Мне нынче не до великосветских правил, — мрачно ответил управляющий штабом корпуса жандармов. — Новое место службы тяготит? — с иронией поинтересовался Бенкендорф. — Оставьте же свои шутки! Вам стало что-либо ведомо о княжне? — Увы, мой друг, о баронессе. Молодой красавец с силой ударил кулаком по столу. В серо-зеленых глазах блеснуло отчаяние. — Она все же обвенчалась с Корфом… Я уничтожу этого баронишку! Да он сгниет в тюремных стенах, а дама будет ходить сюда каждый день и вымаливать свидание с мужем. — Уймись, — оборвал пламенные речи Бенкендорф. — Даю тебе совет, как племяннику: забудь ее. В свете немало красавиц, которые совсем не против того, дабы за ними волочились. А коли пожелаешь жениться, я помогу сыскать достойную партию. — Мне нужна только одна женщина, — глухо прозвучало в ответ. — Только одна.