На жизненной тропе — пересечение

В поместье Корфов князь и княжна Репнины возвращались поздно. — Мы с тобой нарушили все приличия, — озабоченно выговаривала брату Натали. — Надобно принести извинения Корфам. Выглянув в окно кареты, она улыбнулась. — Однако же, стыдно признаться, Мишель, но мне совсем не хотелось уезжать. Я готова часами беседовать с Андреем в оранжерее Долгоруких. — Понимаю, Наталья Александровна, — усмехнулся Михаил. — Вы влюблены. — Миша! — она с укоризной взглянула на него, но, увидев забавную рожицу, состроенную им, прыснула от смеха. — Ты, словно мальчишка! Натали погрозила пальчиком и заговорчески прошептала: — А где же были Вы до ужина? Верно, наслаждались обществом очаровательной Елизаветы Петровны? — Весьма проницательны, Наталья Александровна! — Михаил нежно улыбнулся, вспоминая, как Лиза повела его на конюшню показывать своего скакуна, а после уговорила тайком совершить небольшую конную прогулку. Он засомневался, но барышня была настойчива и заверила, что лошадей любит и знает с самого детства, а при разъездах может обойтись даже без конного костюма. Михаил согласился. Во время прогулки он все же старался держаться, как можно ближе, дабы в случае опасности вовремя прийти на помощь. Но Лиза любила быструю езду, и, верно, ее Ураган был к такому привычен. Репнин со своим Вихрем не отставали, но под конец оба выдохлись. Михаил поражался неиссякаемой энергии Лизы и ее белоснежного скакуна. Нынче он, сидя в карете подле сестры, словно наяву вновь услышал звонкий смех золотоволосой княжны Долгорукой, увидел ее сияющие глаза, почувствовал запах нежной кожи, который ощутил во время прощального поцелуя руки. — Лиза необыкновенная, — прошептал Михаил скорее себе, чем Натали. — В ней все удивительно: смелость, красота, очарование жизни, юности. Я впервые встретил такую барышню. Она ни кого не похожа. — Мишель, — улыбнулась Натали, глядя на его лицо, озаренное нежностью, — я давно не видела тебя таким. Верно, это и есть то самое, что предназначено человеку Богом. А ведь у Лизы и Андрея очень дальнее родство… Михаил перевел взгляд на сестру. Оба поняли друг друга без слов. Каждый улыбнулся своему счастью.

***

Барон Корф вышел к припозднившимся гостям, принимая от них извинения. — Полноте, друзья! — проговорил Владимир, в голосе которого и княжне, и ее брату померещилась усталость. — Комнаты для Вас уже приготовлены. Служанка проводит. — Благодарю! — Натали сделала легкий поклон перед гостеприимным хозяином. — Пожалуй, я отправлюсь отдыхать. Еще раз прошу нас извинить. — Не тревожьтесь, мадемуазель, — заверил Корф. — Я рад, что Вы прекрасно провели время. Натали улыбнулась и, пожелав доброй ночи мужчинам, удалилась в сопровождении статной служанки. — Мой отец когда-то был другом князю Петру Михайловичу, — сообщил Владимир Михаилу после ухода Натали, — но потом по неведомой причине они разошлись во мнениях и отдалились друг от друга. — Жаль, — ответил Репнин. — Долгорукие показались мне славными людьми. — Я их помню, но холодность между нашими семьями началась еще до моего поступления в кадетский корпус. У Долгоруких, если память не изменяет, есть крошка Сонечка. Должно быть, теперь она выросла и превратилась в барышню. И сын Андрей. — Так и есть, — подтвердил Михаил. — А еще в их доме живет дальняя родственница, Елизавета Петровна, оставшаяся сиротой после смерти родителей. Ее отец был кузеном Петра Михайловича. — Помню и эту барышню. Михаил еще раз осторожно поинтересовался: — Ты не злишься, что я и Натали отправились с визитом к людям, которым в твоем доме, как понимаю, не слишком рады? — Отнюдь, — спокойно заверил Корф. — Это вражда отцов. Меня она не касается. Ведь истинную ее причину я не знаю. Об Андрее и Соне остались далекие, но добрые воспоминания. О Лизе тоже. Однако же, Мишель, есть другое дело, которое заботит меня, куда больше. — Мы славно дружили с тобой в кадетском корпусе, Володя. После же жизнь развела нас по разные стороны, но я все же готов помочь, коли потребуется. Быть может, забудем былые недомолвки и вновь станем товарищами? Князь протянул руку барону. Прошло мгновение, и Владимир крепко пожал ее. — Я рад, Мишель, возобновлению нашей юношеской дружбы. И готов принять твою помощь. Мне, и верно, она может понадобиться. За время вашего с Натальей Александровной отсутствия в доме появилась еще одна гостья. — Кто же? — поинтересовался Репнин. — Не поверишь! Княжна Анастасия Меньшикова. Михаил поразился услышанному. — Но что ты намерен делать, Володя? — Пройдем в кабинет. Я поведаю все как есть. Быть может, вместе мы найдем выход. Репнин кивнул и отправился вслед за Владимиром.

***

А тем временем старый барон Иван Иванович Корф, поднявшись с постели, кликнул слугу. В комнату вошел Григорий. — Помоги мне одеться, — приказал ему хозяин, — и бери с собой огня. Да побольше. Надобно в одно место наведаться. — Да куда ж это на ночь глядя, барин? — удивился слуга. — Тебе сказано — делай! — рассердился Иван Иванович. — И нечего мне вопросы задавать. Крепостной послушно принялся исполнять приказ. Через некоторое время он уже сопровождал хозяина, отправившегося к одинокому лесному домишке. «И чего в такую темень вона куда потянуло!» — думал про себя Григорий, видя, как старик с поспешностью, опираясь на трость, направляется в ветхую избушку, где жила то ли отшельница, то ли ведьма по прозвищу Сычиха. Даже мужики в деревне чаще старались обходить стороной то место. Однако же все знали: старший барон велел каждую неделю доставлять к избушке вязанку с дровами, провиант, в особенности, свежий хлеб, приготовленный кухаркой. Отчего сие было надобно — никто не ведал. Да и не по чину слугам знать объяснение причудам господ. Подойдя к жилищу Сычихи, Иван Иванович постучал в дверь. — Заходи, Иван, — раздалось изнутри. — Слуга твой пусть в сенях постоит. Григорий кивнул, обрадовавшись сему приказу. Предстать перед чудной бабой у крепостного не было ни малейшего желания. Пропустив хозяина вперед, он вошел в сени и остался там дожидаться. — Ну, здравствуй! — проговорила высокая рыжеволосая женщина, глядя на Ивана Ивановича. — Что привело ко мне? Несколько мгновений он молчал, оглядывая комнату и ее жительницу. Сычиха была все той же высокой и статной женщиной. Только вместо пышной прически, которую она когда-то носила, он увидел коротко остриженые волосы. Они по-прежнему отливали медью, но своей длиной свидетельствовали о добровольном наказании. — Садись, — Сычиха указала на лавку. — В ногах правды нет. — Ее нигде нет, — хмуро ответил Иван Иванович, присаживаясь на деревянную скамью. — Отчего ты меня обманула, Надя? Отчего скрыла, что у Марфы двойня родилась? Я бы позаботился о второй девочке. — Как? — она зло усмехнулась. — Ты ведь забрал дитя. Вспомни! Сам пришел ко мне на порог и сказал, что позаботишься о появившейся крохе. Марфа умирала. Ты обещал все рассказать Петру, но сам отдал его родившуюся дочь бездетной дворянке, ничего не ведавшей. А вторую малышку себе бы взял? В дочери? — Взял бы, — мрачно раздалось в ответ. — Володе бы сказал, что она ему сестра. Сычиха покачала головой. — Он бы не принял ее. Владимир очень тосковал по Вере. Только ее дочь он бы посчитал своей сестрой. Никого другого не признал бы! Я когда-то была дружна с Еленой Шиловской. Она всегда мечтала о детях, о семье. Приютила бы малютку и любила бы ее, как своих родных чад. Мне было ведомо это. Посему отправилась в Петербург вместе с малышкой, которую пришлось по дороге кормить козьим молоком. Девочка родилась слабенькой. В столице удалось разыскать дом, где жила Шиловская, а еще узнать, что она сама на сносях. Я увидела в этом знак. — Но где ты жила, пока искала эту актрису? — удивился Иван Иванович. Сычиха лишь усмехнулась. — Меня к тому времени еще не все забыли. Один господин приютил нас с малюткой и помог отыскать Елену. Он, как никто другой, желал этой даме счастья, а после составил его, о чем и тайно известил. — Ты говоришь о Сергее? Это он помог тебе? Выходит… — Князь знал, кто такая Анна. Однако любил ее, как родную. В этом можешь быть уверен. — Вот почему наша дружба прекратилась… — с сожалением проговорил Иван Иванович. — Теперь же ничего не исправить. — Ваши тропы пересеклись, — Сычиха задумчиво взглянула на огонь в печи. — С той, второй девочкой. — Марфа умерла, думая, что ее дочь тоже не выжила, — горечь появилась в его речах. — Она видела другую малышку? — Нет, — с болью прошептала она. — Марфа была в беспамятстве. Так из него и не вышла, не увидев детей. Грех тот я себе не прощу. Тяжко с ним жить. — Тяжко, — согласился Иван Иванович.

***

Владимир вошел в комнату. Анна спала. Супруг осторожно, стараясь не разбудить жену, лег рядом. Молодая женщина была так прекрасна во сне, что муж поневоле залюбовался. Покрывало светлых волос на подушке отливало золотом. Милые черты, озаряемые лунным светом, казались еще одухотвореннее. Корфу подумалось, что в земном мире он еще не встречал ничего нежнее, чем спящая нынче Анна. Но внезапно супруга нахмурилась и через мгновения заметалась на ложе, что-то беспокойно прошептав. Владимир обнял ее, хрупкую баронессу и, крепко прижав к себе, поцеловал припухшие губки. — Тише, Анечка. Это только сон. Плохой сон. Я с тобой. Все хорошо, милая. Она успокоилась и, улыбнувшись во сне, прошептала: — Люблю тебя. Люблю. Корф замер, услышав эти слова. Однако уже в следующее мгновение ядовитая мысль вонзилась в сердце: «Кто ей снится? Что если не я? Она послушна, но не от того ли, что так положено…» Вспомнилось поведение жены после ужина. «Только ли в мигрени дело? Быть может, она жалеет о браке со мной, но сделанного не воротишь…» Осторожно уложив супругу, Владимир накрыл ее одеялом, после чего поднялся, надел бордовый халат и отправился в свой кабинет.