Как больно, милая, как странно...

8

      – Ты не куришь? – спросила меня Керри и тихонько вздохнула, когда я отрицательно качнул головой. – Вообще? Или как раньше?       – Так… – Я неопределенно пожал плечами. – Сигарета тебя не успокоит. И ничего не изменит.       – Я знаю…       – Ну что ты смотришь, как насупившийся ребенок? Если тебе так хочется покурить…       – Нет, я давно бросила. Я просто так устала… от всех этих нервов! От того, что я понятия не имею, что делать дальше. Ты не прав. Сигареты успокаивают.       – Это иллюзия спокойствия.       – Ну так, это уже кое-что! Иллюзия… волшебство… я согласилась бы на любой фокус, любое безумство, лишь бы эта ситуация разрешилась сама собой! Если бы мне предложили уснуть и проснуться лет через семь, когда все решения будут приняты…       – Детка, – я рассмеялся и шутливо шлепнул ее по носу, – лет через семь нам уже будет за сорок. Что-то я сомневаюсь, что ты согласилась бы на такой фокус.       – Какой же ты отвратительный! – скривилась Керри, но не смогла скрыть от меня улыбку. Аккуратно приставив костыль к прикроватной тумбочке, она присела на краешек кровати и, на этот раз с подчеркнутым вниманием, осмотрела спальню. – Как долго ты собирался оплачивать жилье, в котором не живешь?       – Я не думал, что… – начал я, задумался, но так и не придумал более-менее внятного объяснения тому, что и мне самому виделось откровенным безумством. – Что все так затянется.       – А все затянулось, – констатировала Керри. – Ты говорил, что на тебе несколько кредитов.       – Ну, все не настолько безысходно…       – Ну, разумеется, не настолько.       – И вообще я думал, что, когда стану врачом, деньги посыплются на меня из воздуха! – попробовал пошутить я, и, к моему облегчению, Керри немного расслабилась и, уже не таясь, улыбнулась.       – Бросай экстренную медицину, займись частной практикой, – предложила она.       – Веришь? Я пытался. Несколько раз. Последняя попытка была около двух лет назад.       – Я верю, – сказала Керри и чуть подвинулась, освобождая мне место, когда я приблизился к кровати. – Это скучно. Мне хватило одной попытки, и я завязала.       – Поняла, что не твое?       – Именно…       Разговор вновь затух. Украдкой я скосил глаза на Керри. Она сидела рядом со мной – с прямой спиной и отрешенным выражением лица; я многое бы отдал за возможность прочитать ее мысли, но все, что я мог, – продолжать притворяться.       – У меня есть приятель, работает семейным врачом в частной клинике, – заговорил я, чтобы заполнить паузу. Вопрос, так и оставшийся без ответа, снова и снова прокручивался у меня в голове, и мне приходилось тщательно контролировать свою речь, чтобы не задать его Керри повторно. Я боялся ее ответа. А она, я уверен, до дрожи в коленях боялась моего вопроса. Замкнутый круг, вдоль которого мы брели – послушно и слепо, прикрываясь, словно щитами, пустой болтовней, несмешными шутками и наигранным весельем. – Он недавно переехал в пригород. За последние пару лет сменил двух жен, четыре машины и отстроил шикарный дом. Так вот, он считает меня психом. Говорит, что я впустую трачу жизнь. И не оправдываю «вложенные в диплом бабки». «У тебя ни на что нет времени! Вкалываешь сутками за гроши!» – говорит он. И я больше не рассказываю ему про адреналин и спасенные жизни, потому что непрезентабельный вид моей машины говорит красноречивее любых моих слов, даже самых пафосных и искренних. «Неудачник», – вот что говорит ему моя машина. Ну и, конечно, отсутствие членства в местном гольф-клубе…       – И ночные дежурства… – тихим голосом подхватила Керри – как раз в тот момент, когда я утвердился в мысли, что она давно перестала меня слушать.       – Псих-неудачник, – с извиняющейся улыбкой подытожил я свою неизвестно зачем рассказанную историю, а Керри на мгновение встретилась со мной взглядом и серьезно кивнула.       – Не ты один, – сказала она, и мы замолчали.       Я, вновь не поворачивая головы, посмотрел в ее сторону. Приподняв рукава кофточки, Керри разглядывала побледневшие, но еще заметные полосы на своих запястьях – негласные доказательства ее измены. Мне хотелось поддержать ее, сказать что-нибудь утешительное, рассмешить или просто, без слов, обнять ее за плечи и крепко прижать к себе. Но еще больше я хотел взять ее за плечи, до боли стиснуть их пальцами и силой вытрясти из нее ответ на свой вопрос.       – Ты съедешь? – Ее вопрос.       – Ты уйдешь от него? – Мой вопрос, оставшийся без ответа.       «Мы занимались любовью, – подумал я, глядя на тоненькие, как у ребенка, запястья Керри, на которых четко, будто прорисованные краской, выделялись оставленные ее пояском следы. – И тебе не удастся от этого спрятаться. А если ты попытаешься, я тебе не позволю».       Керри тряхнула головой; маленькие стеклянные бусинки на заколке, которой были схвачены ее волосы, вспыхнули и заискрились в солнечном свете, и я невольно зажмурился; вспоминая.       – Извини меня… – неразборчиво бормочет Керри и выбирается из моих объятий. Несколько раз споткнувшись и едва не упав, она отходит к противоположной от дивана стене и поворачивается ко мне спиной. – То, что мы сделали, неправильно, – говорит она. Дрожащими пальцами шарит на полке под телевизором и вытаскивает заколку, стеклянные бусины которой вспыхивают в ее руках отраженным светом.       – Возможно, – соглашаюсь я, расслабленно и не двигаясь с места, – но мне наплевать.       Керри подбирает с плеч волосы, небрежно стягивает их заколкой и, не обернувшись, повторяет:       – Неправильно, Даг. Это неправильно и отвратительно.       – Нет, – говорю я. – Любовь по определению не может быть отвратительной.       – А похоть?! – Она резко разворачивается ко мне, и я не могу скрыть счастливую улыбку – так прекрасна она в порыве праведного гнева и самобичевания, маняще-обнаженная и не разыгрывающая притворное смущение! Я бесстыдно разглядываю ее высвеченную солнечными лучами фигурку и думаю о том, что влюблен в эту женщину; влюблен куда сильнее, чем вчера или час назад… и даже сильнее, чем я любил ее в молодости. Мое чувство, юное, искреннее, пышущее свежестью, будто только что народившееся, согревающим теплом струится по венам и наполняет душу непривычным умиротворением; я больше не ощущаю изнутри пожирающую меня пустоту, которую носил в своем сердце столько лет, что привык и перестал замечать.       – А похоть не имеет ни к нам, ни к случившемуся между нами никакого отношения, – говорю я и не кривлю душой, я на самом деле так думаю.       – Как ты собираешься смотреть ему в глаза? – спрашивает меня Керри, а я, не зная, что ей ответить, пожимаю плечами. Мне безразличны чувства Марка, я не считаю себя преступником… скорее, человеком, который возвращает себе то, что имел глупость однажды потерять. – А мне что делать? Господи… чтó мне теперь делать?..       – Ты никогда никому не изменяла? – Вдруг осеняет меня и, приподнявшись, я усаживаюсь на диване Марка. На диване, который, как кажется мне, все еще хранит тепло наших тел.       Керри отрицательно мотает головой и смотрит на меня несчастными, злыми глазами, в изумрудной глубине которых я с удивлением замечаю притаившуюся надежду. Как будто мой жизненный опыт, а именно: оставшиеся за плечами измены, сможет сослужить нам двоим добрую службу. «Универсальных решений нет», – собираюсь сказать я Керри, но она опережает меня.       – Кому я могла изменять?! – вскрикивает она, обнимает себя за плечи руками и продолжает уже более спокойным голосом. – Я много работала. Еще раньше – училась. Плюс наш с тобой разрыв! Я даже подумать о новых отношениях боялась! Потом была Африка, которая, мягко скажем, не располагала к романам на стороне… И дальше… дальше были какие-то свидания, романы… С Марком – это мои, наверное, третьи серьезные отношения за всю жизнь. И первые – за последние пять лет. Я считала себя честным человеком… но не прекращаю ему врать! Черт, как же я могла так опуститься?..       – Черное и белое, – я подхожу к Керри и, как когда-то давно, легонько шлепаю ее по носу, – бесконечные черное и белое, и никаких полутонов.       – Нам надо одеться, – укоризненным тоном говорит она, но не делает и шага в сторону.       – Успеется, – киваю я и прижимаю ее к себе. – Не думай о том… о том, что случилось, как о чем-то грязном. Мы оба этого хотели. И лично я счастлив, что… это случилось. Наконец-то.       – Да уж… мы долго к «этому» шли, – говорит Керри, соединив у меня за спиной руки. – Я боялась, что мы раньше поубиваем друг друга, чем переспим.       – Мне тоже приходили такие мысли…       – Обещай, что мы больше не будем ссориться! – Она отклоняется в моих объятиях и ловит мой взгляд. – Меня это откровенно задолбало!       – Больше никаких ссор, – шепотом обещаю я. Еще мгновение мы смотрим друг на друга, а затем одновременно подаемся вперед и целуемся. Целуемся горячо и жадно – так, как целуются люди после долгой разлуки. – Какая же ты красивая! – шепчу я на ушко Керри, и уже произнеся фразу, понимаю, что говорить ее мне вовсе не следовало.       – Нам нужно одеться, – мгновенно остывая ко мне, сухо бросает Керри и выскальзывает из кольца моих рук. Я нагоняю ее у двери, обнимаю за талию и прижимаю спиной к себе. Она не пытается вырваться, за что я ей искренне благодарен.       – Когда ты уже перестанешь от меня шарахаться? – спрашиваю я и глубоко вдыхаю, чтобы сдержать снежным комом разрастающееся раздражение и не наговорить лишнего. – Марк много раз говорил тебе…       – Марк тут вообще не причем, – повторяет Керри недавно сказанные мной слова и, решительно сняв с себя мои руки, разворачивается ко мне лицом. – Я видела твои «планы». – Она дважды сгибает пальцы, обозначив кавычки, и тут же отводит взгляд. – Я все еще умею сравнивать. Твои «планы» по-прежнему сказочно хороши. А я – не вино. С возрастом краше не делаюсь.       – Ты о чем? – переспрашиваю я, но понимаю раньше, чем она успевает открыть рот для ответа.       – О твоих «планах» на вечер, когда я заболела. И, скорее всего, на отпуск. О твоих очень красивых «планах». И, между нами, очень юных. Ты бы спросил у этих «планов» документы, так, на всякий случай…       – Керри, я не знаю, чтó ты видела и о чем ты думаешь, но я собираюсь сказать тебе кое-что, – говорю я, кладу ей на плечи руки и наклоняюсь к ее лицу, как если бы она была моей маленькой пациенткой. Нехотя Керри выходит на контакт глазами, и только тогда я продолжаю. – Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала. И хорошо уяснила то, что я собираюсь тебе сказать. Да, у меня были планы. Безо всяких кавычек. Мы встречались. Совсем недолго, но это было. Я пригласил ее поехать со мной к морю. А она согласилась. У меня нет причин что-то скрывать от тебя, потому что ты ясно дала мне понять, что рада моему отъезду. Я целый месяц ходил вокруг тебя кругами. Я практически перестал спать. У меня в голове мутнело от ревности, когда я видел тебя с ним, а видел я вас не один раз на дню, и даже не два! Мне нужно было жить дальше. Поэтому…       – Даг, я ни в чем тебя не упрекаю… – широко распахнув глаза, выдыхает Керри, но я медленно качаю головой, и она подчиняется и умолкает.       – Ты меня не хотела, – говорю я. – А я больше всего на свете хотел забыться… чтобы перестать хотеть тебя. А ты взяла и смешала все мои, – я на мгновение выпускаю плечи Керри, чтобы сделать в воздухе знак кавычек, – «планы». Подумай своей головой. Хоть немного подумай! Я отказался от свидания. Послал к чертям планы на отпуск. И все те дни, когда я ухаживал за тобой, пока ты болела, я выглядел несчастным? Ответь мне, пожалуйста.       – Нет, – недовольно выдавливает из себя Керри и тяжело вздыхает. Я вижу, что ей не нравится наш разговор, знаю, чего она боится и чего старается не допустить, но мы оба понимаем, что, начав говорить, я не пойду на попятную.       – Нам придется поговорить о Марке, хочешь ты того или нет. Я не загоняю тебя в угол. Да, ради тебя я оставил девушку. Да, я очень рад тому, как все повернулось. Но я не заставляю тебя делать ответный ход. У нас с ней как такового и романа-то не было. Одни только планы.       – Даг, послушай… мне очень жаль, – тихим голосом начинает Керри, но я чуть встряхиваю ее за плечи и много резче, чем собирался, говорю: «Замолчи».       – Мнé не жаль! – после короткой паузы, успокоившись, продолжаю я. – Так ты-то какого черта и о чем жалеешь?! Я хочу быть с тобой. Для тебя мои слова – неожиданность? Ты их впервые слышишь? Они тебя удивляют? И какого лешего ты сравниваешь себя с той, кого я с такой легкостью, вообще не парясь, оставил ради тебя?! Какой бы красивой и «юной» она ни была, я хочу быть с тобой. Ты способна делать логические выводы?       – Перестань, – говорит Керри, и по упрямому выражению ее лица и хмурому взгляду я понимаю, что мои слова не произвели на нее ни малейшего эффекта. Мне хочется расхохотаться над ее глупыми, надуманными страхами, а еще сильнее – ударить ее головой о дверь, дабы привести в чувства; но я не делаю ни того, ни другого. Я наклоняюсь к лицу Керри и нежно целýю ее в губы.       – Ты очень красивая, – говорю я, а она тихонько выдыхает и неуверенно улыбается мне. Наконец-то! – Не знаю, как тебе это удалось, но ты ни капельки не изменилась! – желая закрепить свой успех, горячо заверяю я. Она верит мне, я вижу это по ее глазам и улыбке, но, скорее всего, по инерции, Керри отрицательно трясет головой.       – Неправда, – со странным выражением лица произносит она, и я понятия не имею, чего в ее словах больше: искреннего недовольства собой или кокетства. – С годами все люди меняются. И вряд ли становятся краше. Я вот после тридцати поправилась…       «В каком месте?» – собираюсь спросить я, но вовремя останавливаю себя и ограничиваюсь коротким: «Нет».       «Я не дам тебе повода ухватиться за мои слова. Я не дам тебе повода обидеться на меня. Мы не станем обсуждать твои фантазии и дурацкие комплексы. Мы будем говорить о том, что действительно важно, – думаю я и мысленно приказываю себе не поддаваться на провокации. Я не умею по глазам читать мысли и будущее, но продолжаю вглядываться в лицо Керри в поисках ответа на вопрос, который я так хочу, но боюсь ей задать. – Ты уйдешь от него? Пожалуйста, скажи мне, что ты уйдешь от него!»       Она морщит лобик, откровенно теряясь под моим пристальным взглядом, прикусывает нижнюю губу, но не решается отвернуться или высвободиться из моих объятий.       – Жаль, что весы говорят обратное, – очень тихо произносит она и притворно вздыхает.       – Жаль, что ты предпочитаешь общаться с весами, а не с людьми, – отвечаю я, не подумав, и Керри тут же вцепляется в эту совсем не смешную шутку мертвой хваткой.       – Может быть, потому что, в отличие от людей, весы могут быть объективны? – торопливо проговаривает она, спеша увести разговор в безопасное для себя русло. – А тебе, может быть, стóит проверить зрение? Я вряд ли заслуживаю такого восхище…       – Ты уйдешь от него? – выпаливаю я – неожиданно даже для себя самого. Мой вопрос рассекает пространство между нами, словно удар хлыста. Не договорив, Керри отшатывается от меня, а я безропотно отпускаю ее плечи. Мы молчим и боимся посмотреть друг другу в глаза.       – Я… – начинает она, откашливается и пробует снова, – я… мне нужно одеться. Я скоро вернусь!       Керри исчезает мгновенно и бесшумно. Какое-то время я не двигаюсь с места, а затем возвращаюсь к дивану и подбираю с пола свою одежду.       Я одеваюсь – нарочито медленно и обстоятельно; аккуратно приглаживаю волосы; сворачиваю плед и вешаю его на подлокотник дивана. Керри не возвращается, и я направляюсь к креслу; приподнимаю его, отношу к стене, ставлю, отодвигаю и критически осматриваю результаты проделанного труда. Керри все еще нет; я слышу доносящийся из ванной шум воды и сдвигаю кресло вправо, поближе к двери.       Мне нужно занять себя. Шум воды не стихает, и я оглядываю комнату, хищной птицей кружу вдоль стен и шкафов – поправляю, переставляю, протираю; я не позволяю себе останавливаться и не приближаюсь к валяющимся возле дивана вещам Керри. Они, зеленая рубашка, халатик в цветочек и особенно мятый поясок, таят в себе те же опасности, что и бездействие: порождают мысли, надежды и страхи.       Я оттираю наслюнявленным пальцем пятнышко со стоящей на полке вазы; тру, слюнявлю палец и снова тру; пятнышко поддается, и я переключаюсь на любимую статуэтку Керри. На ней нет пятен, но после тщательной инспекции мне удается обнаружить запыленное местечко. Я слюнявлю палец и провожу им вдоль фарфорового крылышка; слегка приподнятые красиво-прорисованные бровки придают личику девочки-ангела удивленное выражение. «Что тебя изумило, милая? – мысленно спрашиваю я, очищая от пыли перышки на ее крыльях. – То, что твоя хозяйка позволила прикоснуться к тебе кому-то, кроме себя?» Губки девочки-ангела загадочно улыбаются, щечки пылают нежным румянцем, изящные ручки в молитвенном жесте тянутся к небу; зачарованный фарфоровым совершенством, я вдруг понимаю причину странной привязанности Керри.       – Ты знаешь ее дольше, чем я. Расскажи мне, о чем она думает, – шепотом прошу я, сняв с полки фигурку, и подношу ее к своему лицу. Небесно-голубые глаза смотрят на меня осмысленно и, кажется, с легкой грустью, словно проницательному крылатому созданию заранее известны все вопросы, которые я мог бы ему задать. Я вспоминаю, как без малого шестнадцать лет назад, окончательно переехав ко мне, Керри первым делом вытащила из сумки завернутого в ткань ангелочка и торжественно водрузила его на письменный стол. «Что-то вроде талисмана», – пояснила тогда она в ответ на мой вопросительный взгляд и с подчеркнутым и явно наигранным безразличием пожала плечами. – Но, уезжая, тебя она упаковала в первую очередь.       Девочка-ангел умоляюще тянет ко мне крошечные ладошки, а я думаю о том, как часто после очередной ссоры с ее хозяйкой мне приходилось сдерживать настоятельное желание раздолбать белокурую головку в мелкую фарфоровую крошку. Гибель любимой малышки расстроила бы Керри, а я очень хотел сделать ей больно.       – Ума не приложу, как ты тогда выжила, – рассматривая изумленное личико ангелочка, говорю я. – И потом, в Африке… она ведь наверняка потащила тебя с собой…       Растянутые в улыбке губки хранят молчание, щепетильно оберегая тайны своей владелицы, – много лет назад Керри мудро выбрала себе поверенного.       Я слышу приближающиеся шаги и в последний момент успеваю вернуть статуэтку на место. Керри останавливается в дверях – во всеоружии, полностью одетая и застегнутая на все пуговицы, и выжидающе смотрит на меня, слегка приподняв брови.       «Что ты решила?» – думаю я, отмечая удивительное сходство хозяйки с ее любимой вещицей-талисманом. То же легкое изумление во взгляде, тот же изгиб бровей, та же загадка, таящаяся в уголках губ; Керри молчит, плотно сжимая губы, отчего схожесть между ней и бессловесным фарфоровым ангелом кажется мне полной и абсолютной.       – Ты уйдешь от него?       – Ты съедешь?       Мы заговариваем одновременно. Короткие, на первый взгляд простые вопросы. Мой ответ «да». И молчание Керри.       «Что будет дальше?» – Я не решаюсь спросить ее вслух.       – У тебя есть куда ехать? – Ее вопрос; извиняющаяся полуулыбка и все так же, как будто изумленно, приподнятые брови.       – На прошлой неделе я внес предоплату за август, – говорю я. Брови Керри поднимаются выше, и я коротко поясняю, – моя квартира.       – Отвезешь меня туда? – неожиданно просит Керри. Опираясь на костыль, она делает шаг мне навстречу. Я не спрашиваю ее: «Зачем?», но Керри исчерпывающе объясняет мне свою просьбу. – Я не могу тут находиться. Эти стены на меня давят. И… здесь мы не сможем поговорить. Я знаю, что он в Милуоки с Рэйчел, но я каждую минуту вздрагиваю, потому что мне кажется…       – Что ты слышишь, как хлопнула входная дверь, – заканчиваю за нее я и киваю. – Хорошо. Поехали.       «Ты уйдешь от него?» – вопрос звучит у меня в голове, пока мы собираемся; вновь и вновь повторяется, когда мы ждем лифта.       «Ты уйдешь от него?» – думаю я, усевшись за руль, и крепко стискиваю зубы, чтобы не спросить ее вслух. Я боюсь ее ответа. Так же, как Керри – до дрожи в коленях – боится моего вопроса. Замкнутый круг, что очертили вокруг нас наши страхи.       «Ты уйдешь от него?» – мой непрозвучавший вопрос.       Плотно сжатые губы Керри.       Я заставляю себя не думать о будущем и, не отрываясь, смотрю на дорогу. А затем не выдерживаю гнетущего молчания и рассказываю несколько пошлый, но очень смешной анекдот про ковбоя и говорящую лошадь с пристрастием к алкоголю.       Смех Керри не значит ничего. Он – реакция на услышанную историю. Я отдаю себе в этом отчет, но Керри продолжает смеяться, и мое сердце наполняется надеждой.       «Ты уйдешь от него», – думаю я. И один-единственный раз я позволяю себе мысленно произнести эту фразу без вопросительной интонации.        – Можно? – спросил я и протянул руку к волосам Керри. Она посмотрела на меня без удивления, не задала вопроса: «Зачем?» и кивнула.       – Не нравится, когда я убираю волосы наверх? – спросила она, когда я аккуратно отцепил заколку, расправил волосы Керри и, приглаживая, уложил их так, чтобы они обрамляли ее лицо.       – Нравится, – шепотом ответил я, – но тогда я не смог бы сделать вот так.       Я обхватил лицо Керри ладонями, запустил в ее волосы пальцы и, развернув к себе, коснулся ее губ своими. Нежно, едва-едва ощутимо.       – Мне страшно, – прошептала она и прикрыла глаза. – Я не знаю, чтó мне теперь делать.       – Расстанься с ним. – Я мог предложить ей только одно решение.       – Не могу… – сказала Керри, и я соврал бы, если бы сказал, что ждал от нее другого ответа. – Вот так не могу, – повторила она, интонационно выделив первую часть фразы. – Дело даже не в Рэйчел… Я не могу поступить с ним так. Не могу… не могу так сразу… вот так… взять и поменять свою жизнь. Я не могу. Не могу, Даг. Я не могу…       – А со мной? – так и не выпустив ее лицо из ладоней, спросил я.       – Чтó с тобой? – Керри распахнула глаза, и я на себе прочувствовал выражение, которое искренне полагал полной чушью: в моем животе как будто вспорхнула стайка бабочек.       – Расстаться со мной. Ты сможешь? – невпопад произнес я. Изумрудная зелень ее глаз завораживала меня, лишала возможности трезво мыслить, и, чтобы договорить, мне пришлось крепко зажмуриться. – Подумай. Прежде чем ответить мне, хорошо подумай. Потому что пути назад не будет. Я не могу так жить. Я люблю тебя, но так дальше жить я просто не смогу…       Не открывая глаз, я почувствовал, как пальчики Керри обвились вокруг моих запястий. А затем мою кожу обдало легким дуновением ее дыхания, и я услышал шепот – близко, на расстоянии поцелуя от своего лица.       – Я этого не хочу, – услышал я, и через мгновение губы Керри прильнули к моим губам. – Я так долго с собой боролась, – прошептала она, до боли сжимая пальцы вокруг моих запястий, – но я… больше этого не хочу.       – Ты не сможешь играть на два фронта, Керри, – озвучил я факт, отлично известный нам обоим. Кто угодно, но только не она. Человек, физиологически неприемлющий лжи. – Как ты себе представляешь? Встречи тайком? Секс? А потом ты будешь возвращаться домой, смотреть ему в глаза и…       – Даг, пожалуйста! – Она стиснула пальцы так, что мне пришлось закусить губу, чтобы не ойкнуть от боли. – Посмотри на меня. Пожалуйста, открой глаза. Посмотри на меня… – зашептала она и, выпустив мои руки, пробежалась пальчиками по моему лицу. – Я не знаю, как все будет. Быть может, ты прав. И я не смогу ему врать… Я не знаю… Я… я боюсь, что у нас с тобой ничего не выйдет.       – Опять? Мне кажется, когда-то я это уже слышал, – сказал я и, наконец, встретился с ней глазами. – Хочешь сбежать от меня? – спросил я, когда, не выдержав моего взгляда, Керри попыталась податься назад, и соединил пальцы у нее на затылке, заставив ее остаться на месте.       – Хочу, – честно ответила она; ее глаза, пронзительно-зеленые, занимавшие, казалось, половину ее лица, смотрели на меня умоляюще и испуганно. Я знал этот взгляд. Точно так же Керри смотрела на меня перед тем, как впервые поцеловала. Она будто просила меня исчезнуть и не разрушать ее жизнь. На мгновение я прикрыл глаза, вспоминая, чтó тогда она мне сказала.       – Ты погубишь меня, – вслух произнес я, почувствовал, как она вздрогнула, и открыл глаза. – Почему? – спросил ее я, и тогда Керри поцеловала меня в уголок рта и ответила.       – Потому что, когда ты рядом, все меняется. Я не принадлежу себе. Становлюсь другим человеком. И… – она перевела дыхание и нахмурилась, подбирая слова, – я даже не могу сказать, нравится ли она мне, та, другая, новая я. Потому что я делаюсь неуправляемой. Я совершаю поступки, о которых потом жалею. Эта «новая я» – безбашенная, она живет и мыслит в другой системе координат. Понимаешь? Я боюсь себя такой. И я боюсь тебя. Боюсь, что ты исчезнешь из моей жизни… а я не смогу без тебя дышать. Тогда… когда я уехала… мы ведь с тобой не расстались. Думаю, что ты понимаешь, о чем я сейчас говорю. Я увезла тебя с собой. Вот так. – Керри ухватилась за ворот своей кофточки, как если бы поправила впившиеся в кожу лямки. – Надела на плечи невидимый рюкзак и таскала тебя на себе – очень долго, годами… куда бы я ни ехала и как бы я ни пыталась от тебя освободиться.       – Я понимаю, – с горькой усмешкой кивнул я. – У меня на плечах был точно такой же рюкзак. И я не уверен, что сумел его сбросить. Сейчас, к примеру, он весит целую тонну.       – Ну, я же говорила тебе, что поправилась! – Керри надрывно рассмеялась, всхлипнула и судорожно вздохнула. Я не хотел видеть ее слез; на мой взгляд, в это утро слез было более чем достаточно. Осторожно, не выпуская ее затылок, я притянул Керри ближе и медленно, едва касаясь, стал осыпать ее лицо поцелуями. Ее кожа, горячая и нежная, как будто плавилась под моими губами, и на мгновение я испугался, не поднялась ли вновь ее температура.       – Как ты себя чувствуешь? – шепотом спросил я, не отрывая губ от виска Керри.       – Когда ты меня целуешь? Волшебно! – откликнулась она и обняла меня руками за шею. Ее губы прижались к моему уху, и я услышал ее тихий голос. – Я увезла тебя с собой. Ты всегда был рядом. Иногда… мне удавалось забыть о том, что я сделала. Я ловила себя на этой мысли, и тут же проваливалась в самые бездны ада. Не могу сказать иначе, прости за пафос. Это было бесконечно больно. Бесконечно больно и бесконечно страшно. Я понимала, что мы больше не увидимся, и это меня убивало. Я думала о тебе, говорила с тобой… ненавидела тебя! Ненавидела за то, что ты со мной делал! Тот ты… что засел в моей голове. Тот ты, от которого я не могла избавиться. Когда мне было плохо, мысли о тебе были тут как тут! Возвращались, ковыряли поджившие раны, причиняли боль… снова и снова… очень много боли! Но и в счастливые моменты эти мысли никуда не девались. Отравляли, расстраивали, сводили с ума… Я больше всего на свете мечтала забыть о тебе, но… в этом мне так не хотелось признаваться, еще сильнее я хотела тебя обнять. Хотя бы всего один раз. Просто обнять и сказать, как я по тебе соскучилась.       – Детка, ну что мы с тобой наделали? – зарывшись лицом в ее волосы, прошептал я.       – Я боюсь вновь поверить тебе… – едва слышно сказала мне Керри. Она прижималась ко мне так тесно, что у меня перехватывало дыхание. И я мечтал, чтобы этот момент никогда не заканчивался!       – Я же тебя не обманывал…       – Знаю…       – Тогда чего ты боишься?       – Всего, Даг. Всего…       – Дурочка, – улыбнулся я. Мое сердце защемило от нежности, к которой в равных долях примешивались жалость и желание. Отстранив от себя Керри, я заглянул в ее глаза, словно с разбега нырнул в захлестнувшую меня изумрудную волну чувственности; волна подхватила меня, закружила в водовороте сильнейших эмоций, острых и ярких переживаний. Я знал, что могу захлебнуться, разбиться о камни и никогда не почувствовать под ногами сушу, но Керри была рядом – так близко, что мне казалось, я слышу, как часто-часто бьется ее сердечко, и не было никакой возможности думать о чем-то, кроме ее близости. Тревоги, страхи, плохие мысли были отброшены прочь и забыты. Я видел перед собой только ее глаза; погибал, возрождался, вновь погружался в зеленые омуты, тонул, умирал и возвращался к жизни.       – Почему ты позволил мне уехать? – на выдохе прошептала она.       – Потому что я идиот, – без паузы ответил я, и это был единственный возможный ответ.       – Это я идиотка. – Керри попыталась мне улыбнуться, а затем крепко зажмурилась, словно перед прыжком в ледяную воду, и выпалила, – Даг, ты вообще веришь в любовь? И во все такое… Потому что мне кажется, мы оба сошли с ума. Мы же взрослые люди! Какого черта я чувствую себя так, словно мне снова девятнадцать?!       – Открой глаза, – вместо ответа попросил я. – Мне нужно их видеть.       – Зачем? – спросила она и широко распахнула глаза. В этих глазах, таких ярких и сияющих, я разглядел тот же по-детски безудержный восторг, что однажды, много лет назад околдовал меня в заснеженном зимнем парке.       – Чтобы я мог ответить тебе, – сказал я, не сводя взгляда с ее лица. Я понимал страхи Керри; слишком часто я сам полагал себя безумцем, что тратит впустую свою жизнь в погоне за иллюзорными фантазиями, порожденными больным рассудком. Любовь невозможно было потрогать, проверить, принести в суд в качестве доказательств, и верить в нее двадцать четыре часа в сутки не получалось при всем старании. Любви требовалась подпитка – действенная и регулярная, пусть даже в виде снов или воспоминаний. Ты мог думать, что любишь, сходить с ума от ревности или экстаза, но в конечном итоге ничто не избавляло тебя от сомнений. То ли чувство ты принимаешь за любовь? Что изменится, если или когда страсть угаснет? Не подменяешь ли ты в своем воображении сексуальное влечение романтическими грезами? А может быть, дело в банальной привязанности или привычке? Чтобы ответить на эти в клочья терзающие душу вопросы, я знал только одно средство. – Они зеленые, – сказал я, и иных доказательств мне не потребовалось. – Твои глаза. Когда я их не вижу, я начинаю сомневаться в себе. Быть может, на самом деле они каре-зеленые? Или даже голубые? Я перестаю доверять себе. Своему восприятию действительности. – Я протянул руку к лицу Керри и осторожно прикрыл ее глаза ладонью. – Вот так же с любовью. Иногда в нее веришь, как в аксиому. Иногда сомневаешься. Но чтобы проверить, не ошибся ли ты, нужно сделать одну простую вещь.       Я медленно опустил руку.       – Они зеленые, Керри. Не голубые и не каре-зеленые.       – Черт, – выдохнула она, натянуто рассмеялась и огляделась по сторонам. – У тебя в квартире есть скрытые камеры? Потому что это самая романтическая штука из всех, что ты мне говорил. И либо ты ошибся адресом, либо…       – Дурочка, – повторил я и поцеловал ее. – Я бы хотел ошибиться адресом. Потому что есть Марк. И он совершенно точно не заслуживает такого «друга», как я. И как это ни смешно, иногда мне хочется хлопнуть его по плечу и сказать: «Извини, приятель, но я пришел сюда раньше». Я думаю обо всем, что случилось… и я не могу простить себе того, что ты с ним.       – Ну вот теперь ты точно ошибся с адресатом, – сквозь набежавшие на глаза слезы улыбнулась мне Керри. – Это я начала с ним встречаться. А я не помню, чтобы ты меня к этому принуждал.       – Ну да, – хмыкнул я и, не выдержав ее взгляда, опустил глаза на свои ладони, – не принуждал. Я был слишком занят. Доказывал самому себе, что ты мне не нужна. И вот к чему мы в результате пришли… Все трое.       – Марку везет, – сказала Керри и, обхватив ладонями мое лицо, заставила меня встретиться с ней взглядом. – Он ни черта не знает о наших проблемах.       – Ты уйдешь от него? – прошептал я, уже не рассчитывая на положительный ответ. Я просто не мог не спросить ее. Снова.       – Пожалуйста, дай мне время. – Она умоляюще заглянула в мои глаза, и невольно я вспомнил о маленькой девочке-ангеле, любимой вещице-талисмане Керри. Ладошки, молитвенно вознесенные к небу. Кроткий взгляд. Застывшие в вечном удивлении приподнятые бровки. Какие тайны своей хозяйки оберегала от посторонних эта фигурка? И как же похожи были их умоляющие мордашки!       – Ты спросила меня, верю ли я в любовь? Верю. Считаю ли я ее удачным маркетинговым ходом голливудских менеджеров? Да. Иногда считаю. Очень часто мне хочется стереть себе память и начать жить с чистого листа. Без тебя. Без этого выматывающего чувства. Чувства, в которое в принципе невозможно поверить! Ты права, нам давно не двадцать. И глупо верить в любовь, пронесенную сквозь время… когда ни ты, ни я за все эти годы ни пальцем не шевельнули, чтобы связаться друг с другом.       – Я хотела… – тихо сказала Керри и, выпустив мое лицо из ладоней, отвернулась и обхватила себя за плечи руками. – Мне о тебе рассказывали.       – Да, – кивнул я и тяжело вздохнул. – Я тоже частенько о тебе слышал. Не самые доброжелательные отзывы.       – Теперь-то уже не о чем говорить. Если что-то и могло получиться, все шансы давно упущены…       – Я люблю тебя, – твердым голосом сказал я, а Керри вздрогнула и вскинула на меня испуганные глаза. – Можешь мне верить, можешь не верить. Можешь считать мои слова про глаза романтической чушью. Пусть все шансы давно упущены. А любовь – это глупая сказка для лиц пубертатного возраста. Это ничего не меняет. Я все равно тебя люблю.       Минуту она молчала, изучая мое лицо, будто поразившую ее диковину, а потом широко улыбнулась, склонила голову к плечу и, прищурив глаза, спросила:       – Я никогда от тебя не избавлюсь?       – Если только хорошо постараешься. – Я улыбнулся в ответ и притянул Керри к себе. – Будь готова, тебе придется много врать. Возможно, больше, чем за всю твою жизнь.       – Спасибо за предупреждение! – беспечно откликнулась она, высвободилась из моих рук, толкнула меня на кровать и упала сверху. – Оно сейчас как никогда уместно!       – Девушка! Полегче, пожалуйста! – засмеялся я, когда, прижав мои руки к кровати, Керри легонько укусила меня за шею.       – Еще неизвестно, кто тут из нас двоих «девушка»! – Удерживая мои руки, она состроила строгую мину и наклонилась к моему лицу. – Пищишь, словно первокурсница.       – Да на мне и так живого места нет!       – Какой ужас! Деточку куснули! Деточке больно! – с притворным сочувствием проворковала Керри.       – Деточке больно, – у меня не нашлось ни одной причины с ней поспорить, – и деточку не только «куснули»! Вам напомнить о вашей истерике, милая леди?       – Это не когда вы выкручивали мне руки? Сэр, – в тон мне откликнулась она.       – Детка, ты меня била.       – Милый, повторюсь. Ты выкручивал мне руки.       – Ну да. Исключительно из природного садизма. И уж точно не в целях самозащиты! А синяки по всему телу у меня появились, надо полагать, благодаря самовнушению?       – А тебе бы хотелось, чтобы я одна в такое пекло кутала себя в жаркие шмотки с рукавами в пол? – возмущенно воскликнула Керри и, чуть приподнявшись, не церемонясь с пуговицами, через голову стащила с себя кофту. – Вот! Пожалуйста! Мало мне недвусмысленных синяков, так еще и вот это!       Удобно устроившись у меня на груди, она соединила руки и подняла их так, чтобы я мог хорошенько их рассмотреть. С тех пор, как я видел их последний раз, полосы на ее запястьях не уменьшились и не побледнели, из чего можно было сделать вывод, что фраза о необходимости «жарких шмоток с рукавами в пол» являлась не цветистым оборотом речи, а констатацией факта.       – Зайка, так это ты еще засос у себя на шее не видела! – предусмотрительно перехватив руки Керри, прежде чем она успела убрать их от моего лица, скромно заметил я.       – Какого… – в непритворном ужасе округлив глаза, начала было она, но, не выпуская ее запястья, одним резким движением я перевернул ее на спину и поцелуем пресек дальнейшие возмущения.       – Я шучу, – на мгновение я оторвался от ее губ и подмигнул Керри – в одночасье притихшей, словно разомлевшая на солнце кошечка. – У тебя на шее ничего нет. Пока!       Она слабо сопротивлялась, когда, угрожающе зарычав, я прильнул к ее шейке губами, но стоило мне разжать пальцы и отпустить ее руки, как Керри прекратила разыгрывать борьбу, крепко обняла и потянула меня на себя.       – Отпусти, тебе будет тяжело, – проговорил я и попытался высвободиться из ее объятий.       – Глупый… – прошептала она мне на ухо, а ее пальцы мертвой хваткой вцепились в мои плечи, – я этого хочу. Я по тебе смертельно соскучилась…       – Как много времени тебе надо? – так же шепотом спросил я, не имея ни малейшего понятия, на чтó я только что подписался. Мне предстояло делить мое выстраданное, вновь обретенное счастье с другим мужчиной; изображать участие; играть в его лучшего друга; отпускать ее к нему – день за днем, вечер за вечером, ночь за ночью. Он будет владеть всем: ее временем, ее вниманием, ее телом. Мне же останутся короткие встречи, взгляды украдкой и ревность. Мучительная, болезненная ревность, которая поедом будет есть меня изнутри – каждый час из растянутых во времени пяти месяцев нашего с Керри тайного романа.       Я думал, что вытянул счастливый билетик, и не догадался посмотреть на название указанного на оборотной его стороне конечного пункта назначения. А там было написано: «Ад». Слово простое, короткое и не имевшее скрытых смыслов.       – Милый, – ушла от ответа на мой вопрос Керри, – мы же столько ждали… Пожалуйста! Я не могу так сразу! Его дочь в больнице. Как я могу быть с ним настолько сукой?! Потерпи еще немножко… – Ее губы нашли мои губы, и, конечно же, в тот момент я готов был согласиться ждать ее вечно. Когда она целовала меня, я готов был согласиться на что угодно.       – Милый, – сказала она мне, и я почувствовал, как ее пальчики пробрались под мою футболку, – то, что я попросила тебя подождать, вовсе не означает, что во время ожидания тебе не положены… некоторые бонусы.       «Некоторые бонусы» мне понравились.       А вот статус любовника – нет.