Как больно, милая, как странно...

3

      «Вы знаете, что означает мое имя?» – задало мне вопрос милейшее миниатюрное создание в сестринской униформе, пока я переминался с ноги на ногу под козырьком клиники в ожидании окончания ливня. «Аврора?» – прочитал я написанное под фотографией имя, и смех девушки нежными звонкими колокольчиками рассыпался в воздухе. Она приподнялась на цыпочках и, обдав мое ухо теплым воздухом, прошептала ответ. «Предрассветный ветерок!» – только и сказала она и без зонта, не попрощавшись и не обернувшись, буквально нырнула в плотную завесу свергавшихся с небес потоков воды.       Аврора, в чем я убедился на следующий после нашего необычного знакомства день, полностью оправдывала значение своего имени. Ее движения были одновременно порывистыми и плавными, она летела по жизни, подставив спину попутному ветру, и не задерживалась подолгу на одном месте. Равно как и ее мысли.       – Я очень хотела стать врачом, – отбросив от лица свои длинные, почти белые волосы, рассказала она, когда после получаса бесплодных поисков я разыскал заинтриговавший меня «Предрассветный ветерок» в ординаторской неврологического отделения. – Вот только учиться! Это так долго! Я даже представить не могу, как это возможно! Но мне нравится помогать людям. Я рада, что решила выучиться на медсестру. А вообще я хочу быть певицей. Или актрисой. Может быть, следующей весной рвану в Голливуд. Моя подруга уже дважды снималась в сериалах. Ой, а ты смотришь «Друзей»? Не могу дождаться сентября! Уверена, третьим сезоном все не закончится. И Росс с Рэйчел – такие лапочки! А ты? Давно здесь работаешь? Я вот только два месяца как устроилась. В кафешке напротив еда – просто дрянь, ты не находишь?       Голос Авроры звучал нежными переливами; резкие, но в то же время плавные, словно скользящие по воздуху, движения ее рук успокаивали и завораживали, а гипнотизирующий, пристальный взгляд ее нереально-светлых голубых глаз – самых светлых из всех, что когда-либо доводилось мне видеть, – откровенно и безо всякого стеснения призывал меня быть решительнее.       Мы встречались три дня – в ординаторских ее или моего отделения, в кафетерии, под козырьком у больничного входа и несколько раз на крыше здания. Формально наши встречи не являлись свиданиями, но всякий раз, переступая порог клиники, мои ноги сами собой несли меня на поиски Авроры. И я легко находил ее; как если бы в услужении у самой красивой медсестры не только нашей, но и всех прочих больниц Чикаго, на самом деле состоял «предрассветный ветерок», и стоило мне мысленно проговорить ее имя, как я спиной ощущал его дуновение, а ноги, будто по волшебству, приводили меня в нужное место.       «Ты меня заколдовала?» – спрашивал я у Авроры, а она смеялась своим переливчатым смехом и всякий раз отвечала, что ей подчиняются не только погодные явления, но и прямоходящие существа.       Разговаривая с Авророй, я не мог не думать о том, что, будучи младше меня почти на пятнадцать лет, в год, когда случился наш с Керри роман, она была совсем малышкой и, скорее всего, только-только лишилась первых молочных зубов. Разница в возрасте не столько пугала меня, сколько огорчала. Очень часто девочка не понимала моих шуток и даже не слышала о большинстве популярных во времена моей молодости певцах и актерах; она не читала книг, которые мне хотелось бы обсудить, и взахлеб рассказывала о персонажах молодежных фильмов и сериалов, о которых в силу занятости или отсутствия интереса я не имел даже смутного представления. Разумеется, это не могло стать серьезным препятствием на пути моей растущей симпатии к девушке; я был очарован ею и не пытался утаить от нее свои чувства. Единственное, что на самом деле смущало меня, – улыбка Авроры, открытая, обворожительная, задорная, но… неправильная. Я боролся с собой, не желая признавать, что вся «неправильность» ее улыбки состояла в одном: Аврора улыбалась не так, как улыбалась мне Керри. «Остановись! – говорил я себе, вновь и вновь ловя себя на идиотских попытках сравнений, каждое из которых было не в пользу, казалось бы, рожденной, чтобы выигрывать, Авроры. – Какая разница, что она не так смотрит и что ее волосы не вспыхивают на свету всеми оттенками красного?! Придурок! Ты должен Небо благодарить, что такая девушка вообще обратила на тебя внимание! Это твой шанс начать новую жизнь, так что бросай валять дурака и, наконец, пригласи ее на настоящее свидание. Не на работе!» Но всякий раз как я открывал рот, чтобы произнести банальнейшее: «Что ты делаешь сегодня вечером?», Аврора неправильно улыбалась мне, а с моих губ срывалась очередная порция бреда; и, к моему сожалению, бред этот не содержал ни одного из нужных мне слов: «сегодняшним», «вечером», «свидание», «со мной» и «не хотела бы ты». «Неправильная» улыбка Авроры пробуждала ото сна мою, успокоившуюся было, тоску по прошлому; потревоженная, та разозленным хищным зверьком вгрызалась в мою душу острыми зубками, и как я ни пытался усыпить ее, уговоры и самообман на нее не действовали. Усмирить «хищника» была способна лишь «правильная улыбка», и, принимая из рук Керри свой ежедневный стаканчик с кофе, я ощущал блаженное умиротворение. «Ты выглядишь усталым», – говорила мне она, а я, готовый продать душу дьяволу за одно ее прикосновение, вяло, как будто бы из-под палки, убеждал себя разорвать наши нездоровые отношения, но вместо произнесения так и напрашивавшегося на язык слова: «прости», я улыбался Керри и отвечал, что этой ночью долго не мог заснуть.       В последний вечер перед своим отпуском я заказал билет на самолет до Нью-Йорка и облегченно выдохнул. Все, что мне оставалось сделать, поговорить с Керри и Марком, дабы сообщить им радостную новость: по возвращении я съеду из их квартиры. Наконец-то, аллилуйя!       – Дружище, если тебе нужно задержаться подольше… – как я и ожидал, сдержанно отреагировал Марк и ни жестом, ни мимикой не выказал вполне очевидной для всех троих радости.       – Нет, Марк, спасибо. Ты достаточно мне помог, – улыбнулся я и перевел взгляд на Керри.       – Не представляю, как мы теперь без тебя! – лицемерно отрапортовала она, даже не пытаясь казаться расстроенной.       – Но ты помни, что мы с Керри всегда тебе рады! – словно почувствовав мое разочарование, энергично заверил меня Марк и в подтверждение своим словам обнял Керри за плечи.       – Мы очень рады, Даг! – немедленно откликнулась и закивала она, а мы с Марком сделали вид, что не заметили, насколько двусмысленно прозвучала эта фраза.       – А я рад, что ты рада, – сказал я. И ушел раньше, чем Керри успела бы предложить отметить нашу с ней «обоюдную радость».       Тем вечером Аврора встретила меня под козырьком у больничного входа. Ее смена только что закончилась, моя – должна была вот-вот начаться. Она улыбнулась мне призывно накрашенными губами и предложила сигарету.       – У меня завтра выходной, – сказала она, смахнув с моего плеча несуществующую соринку. – Поэтому я хотела предложить тебе отметить наш маленький юбилей заранее. Как ты на это смотришь?       – Пять дней – большой срок. Для некоторых насекомых – это целая жизнь. Например, для муравьев, – с серьезным выражением лица сообщил я. Рассмеявшись, Аврора поманила меня к себе и, когда я наклонился к ее губам, быстро и едва-едва ощутимо поцеловала меня в уголок рта и прошептала, что будет ждать меня через пять минут в подсобке хирургического отделения. Эта подсобка с примыкающей к ней комнаткой отдыха для хозяйственного персонала пользовалась в больнице заслуженной, пусть и несколько специфической славой. Как и располагавшийся в ней скрипучий диван. Я бы сказал, особенно располагавшийся в ней скрипучий диван.       – Ты ведь знаешь, где это? – на всякий случай уточнила Аврора прежде, чем уйти.       «Не понаслышке», – не покривив душой, мог бы ответить я, но благоразумно промолчал и просто кивнул. Впрочем, судя по бесовским искоркам, плясавшим в до прозрачного светлых глазах Авроры, о негласном назначении данного хозяйственного помещения осведомлена она была более чем отлично. И, как подсказывали мне опыт и интуиция, вполне возможно осведомлена она была не с чужих слов.       – Не задерживайся, пожалуйста, – сказала Аврора и, приподнявшись на цыпочках, прикоснулась к моему уху губами, – не заставляй меня мерзнуть. Сейчас довольно прохладно… – понизив голос, она прикусила зубами мочку моего уха, – а когда на тебе совсем нет одежды, так просто подхватить воспаление легких. Надеюсь, что как врач ты понимаешь, о чем я говорю.       Пусть далеко не как врач, но я понял, о чем она говорила, и не заставил себя ни уговаривать, ни ждать. Реакция Керри на известие о моем отъезде не только огорчила меня, но и развязала мне руки. Мысленно я поставил точку в наших с ней отношениях еще раньше, днем, когда, заказывая билет на самолет, надиктовывал оператору свое имя. Я был разочарован, да, но первый же поцелуй Авроры помог мне утешиться, словно развеял клубившиеся надо мной злые силы. Пьянящее чувство свободы, дарованное мне этими горячими, влажными поцелуями, учащало сердцебиение и кружило голову, как будто кто-то нашептывал мне на ухо ободряющие слова, без устали повторяя их, подстроившись под ритм моего сердца, – снова и снова: «Все будет хорошо… все будет хорошо… все будет хорошо…». Три вновь и вновь повторяющиеся слова звучали в моей голове столь настойчиво и убедительно, что невозможно было им не поверить. Вдруг я ощутил себя победителем. Я был над ситуацией, полноправным и единственным хозяином своей судьбы. Я никому и ничего не был должен. И я мог позволить себе быть счастливым – с кем захочу и так, как я захочу. Мне не нужно было что-то бесконечно доказывать, я не должен был отступать и чувствовать себя виноватым; легкими дуновениями мой «Предрассветный ветерок» остужал и залечивал мои раны, а улыбка Авроры более не казалась мне «неправильной». Ее улыбка – само олицетворение юности и безудержной энергии – наполняла меня силой, разгоняла ток крови по венам, заставляла сердце биться быстрее и быстрее, подзаряжая его, словно аккумулятор. Ее улыбка омолаживала. Каждое прикосновение Авроры «стряхивало» с меня один прожитый год, и в какой-то момент я испытал идиотское, но настоятельное желание попросить ее остановиться. Как если бы я на самом деле испугался, что могу помолодеть настолько, что просто исчезну. Но, к счастью для себя, я ни о чем Аврору не попросил. А она, к счастью, не остановилась.       Когда все закончилось, волшебство не рассеялось. Кое-как умостившись на узком диванчике, я на мгновение прикрыл глаза, мысленно повторил про себя три магических слова: «Все будет хорошо», замер и прислушался к самому себе. Ничего не изменилось. Я по-прежнему верил этим словам. Я ощущал себя свободным. И, кажется, я был счастлив.       Белоснежные волосы Авроры укутывали нас, будто пледом; шелковым, мягким, дивно пахнущим пледом. Я запустил пальцы в эту восхитительную шелковистую белизну и, наконец, решился.       – Эв, – прижавшись губами к ее плечу, неразборчиво позвал я. Она, полуобнаженная, прекрасная, как никогда прежде, обернулась ко мне вполоборота и вопросительно изогнула идеально очерченные бровки. – У меня самолет на послезавтра. Раз у тебя завтра выходной, может быть, мы…       – Ах! – Аврора всплеснула руками в воздухе и в притворном ужасе округлила глаза. – Мой доктор собирается пригласить меня на свидание?! Ушам своим не верю, – воскликнула она и приложила ладошку к моим губам, когда я открыл рот, чтобы закончить фразу. – Подожди-подожди! Я должна подготовиться. Черт, а ведь я уже убедила себя, что мои инстинкты мне врут! Ты так долго готовился, чтобы меня пригласить…       – Сегодня четвертый день, как мы познакомились.       – Так а я о чем?! Уже четвертый! – Аврора рассмеялась, но вдруг, словно маску, скинув с лица веселость, пристально посмотрела мне в глаза и спросила. – У тебя кто-то есть? Подожди-подожди, не отвечай. Наверное, мне все равно. Я не была уверена, что ты согласишься со мной здесь встретиться. Я знала, что захочешь. Но вот придешь ли…       – Я захотел, – сказал я и слегка прикусил зубами кожу на ее плече, – я согласился, – мои губы поднялись выше, и я с нежностью поцеловал ее в шею, – и я пришел. – Отстранившись от девушки, я наклонился к ее лицу и подмигнул. – Никого нет. Просто я собирался уехать… и… стоп! – Идея, гениальная в своей простоте и очевидности, осенила меня, пока я мучительно подбирал слова, чтобы оправдать собственную нерешительность, не упоминая при этом имени другой женщины. – Ты хочешь поехать со мной к морю? – выпалил я, а Аврора кивнула и задала только один вопрос:       – Когда?       – Подожди, а ты сможешь взять столько отгулов?.. – зачем-то спросил я и тут же пожалел о своем вопросе. Не то чтобы я всерьез верил, что мои слова могли повлиять на уже принятое решение Авроры, но выглядеть в ее глазах этаким поучающим «папиком» мне совсем не хотелось.       – Прости, ты меня уговариваешь или отговариваешь? – резонно переспросила она и улыбнулась, услышав мой краткий ответ:       – Первое.       – Тогда я как-нибудь разберусь со своими отгулами. Так когда мы едем? Послезавтра?       – Нет. Около недели я собираюсь провести с семьей, – сказал я. И, только начав говорить, сообразил, насколько грубо прозвучала эта фраза. – Я тебя не стесняюсь… совсем наоборот! Просто мы будем отмечать юбилей моей тети… а она…       – Дорогой мой доктор! Пожалуйста, остановитесь! Пока из-за чувства вины вам не пришло в голову сделать мне предложение! – засмеялась Аврора и обхватила мое лицо ладонями. – Сейчас 96 год. Я открою тебе тайну: сейчас, чтобы провести с девушкой пару дней на море, вовсе не обязательно представлять ее своей семье. И со своими родителями я тебя тоже не познакомлю. Во всяком случае, не сейчас.       – Что ж, тогда мне придется смириться и набраться терпения! – неуклюже отшутился я и, чтобы скрыть неловкость, поднялся на ноги и стал торопливо натягивать на себя одежду. – Кстати, ты, наверное, не поверишь, но и во времена моей молодости… это… где-то лет сто – сто пятьдесят назад, мы тоже не тащили своих подружек знакомиться… – Не договорив, я застыл с наполовину всунутой в рукав рукой, а в моей голове, спеша и перебивая друг друга, словно неосторожным словом я потревожил осиное гнездо, возмущенно загудели голоса прошлого.       Январь 1980. Морозное, хмурое утро. Столкнувшиеся у дверей кафе четверо: я, моя девушка и ее родители.       Слова Керри: «Это Даг».       «Даг…?»       «Мой парень, друг… мой молодой человек… Мы с ним встречаемся».       Вопрос ее матери: «И как давно вы встречаетесь?»       Обреченность в глазах Керри, когда она произносит: «Уже четыре недели».       И восторженный возглас ее не скрывающей облегчения матери: «Всего только месяц?!»       Только услышав ее слова, я понимаю, насколько мизерный это срок – «всего только месяц». Я думаю о том, какой глупой была идея, настаивать на знакомстве с родителями своей девушки после нескольких недель свиданий. «Четыре недели – на самом деле много это или мало?» – думаю я, сжимая в своей ладони пальчики Керри. И хотя логика, захлебываясь, убеждает, что месяц для отношений – это ничтожный, мизерный срок, ответа на вопрос у меня нет. Мне девятнадцать, но я уже знаю, что иногда для зарождения любви достаточно одного взгляда, слова или улыбки. Знаю совершенно точно, потому что уже испытал это чувство, более всего напоминающее озарение, вспышку или удар под дых. Ты видишь человека, впервые встречаешься с ним взглядом, и – дело одной-двух секунд, бах! удар под дых, озарение, вспышка, – ты вдруг ясно и четко сознаешь, насколько привлекательной и единственно верной видится тебе идея провести с этой незнакомой девушкой всю свою жизнь, вместе состариться и умереть в один день. Я не хочу объяснять матери Керри, что для меня все решило именно это мгновение – одна-две секунды, бах! удар под дых, озарение, вспышка, а вовсе не четыре недели регулярных свиданий с ее дочерью; я не хочу и не собираюсь доказывать, что время – не самый подходящий критерий для измерения силы и глубины испытываемых людьми чувств. Я ничего не объясняю и ничего не доказываю, просто крепче сжимаю в своей руке ладошку девушки, которая без малого четыре месяца назад, на университетской автомобильной стоянке, заставила меня поверить в существование любви с первого взгляда. Я ничего не объясняю и ничего не доказываю, заведомо зная, что любая моя попытка донести до родителей Керри мои представления о любви между мужчиной и женщиной – в целом, и мной и их единственной дочерью – в частности, будет обречена на неудачу. Они меня не услышат. Поэтому я молчу, держу Керри за руку и молчу. Точно так же неделю спустя, стоя перед домом теперь уже моей матери, я молча буду сжимать пальчики Керри в своей ладони. Слова: «Привет, мам! Познакомься, это Керри. Моя девушка» будут сказаны. Пауза затянется, все трое мы будем одинаково неискренне улыбаться, а я, понимая, что что-либо доказывать или объяснять маме – бессмысленно, наконец-таки приду к окончательному выводу, что моя идея о знакомстве с родителями не столько преждевременная, сколько ошибочная.       – Так что же происходило в те стародавние времена? – спросила меня Аврора, и невольно я вздрогнул. Воспоминания, как всегда болезненные и почти ощутимо реальные, на какие-то мгновения лишили меня ощущения времени. Из моего рта струйками пара, казалось, все еще вырывался морозный воздух прошлого, но настоящее, напомнившее о себе тихим, но настойчивым голосом девушки, которая еще минуту назад виделась мне единственным ключиком к освобождению и спасению, во имя будущего требовало от меня невозможного. От прошлого – юного и зеленоглазого, с поскрипывающим под ногами свежевыпавшим снегом, с искрящимися на солнце снежинками, с влажной от волнения ладошкой в моей руке, смущенной полуулыбкой, подрагивающими, ярко-алыми на морозе губками и едва слышным срывающимся с них иступленным шепотом: «Всерьез и по-настоящему» – надо было отказаться, выдохнуть с последним облачком пара; разменять зиму на лето, утро на вечер, несбывшееся на осуществимое.       «Я не могу!» – привычно заныл голосок в моей голове, тоненько и противно.       «Не можешь или не хочешь?» – немедленно откликнулся другой голос, не терпящими возражений интонациями более всего напомнивший мне подачу Керри.       «Не заставляй меня это делать! Не хочу отпускать! Не могу забыть! Пожалуйста, позволь мне остаться в месте, где я был счастлив!» – взмолился первый голосок, и от его надрывных, высоких ноток, прозвучи он не у меня в голове, а в реальности, у нас с Авророй заложило бы уши.       «Это шизофрения, но заткнулись бы вы оба!» – подумал я, прокашлялся и постарался изгнать из памяти выражение разочарования в глазах девочки, которую я когда-то привез в дом своих родителей. Девочка давно выросла, но мое чувство вины за ее не оправдавшиеся в те выходные надежды все еще было при мне и, кажется, даже не ослабло.       – Ты знаешь, иногда так бывает… Ты влюбляешься, и твое восприятие мира меняется, – медленно заговорил я и остановился, обдумав сказанное и решив, что не желаю развивать эту тему, неприятную для меня и в чем-то откровенно опасную. Аврора, уже просунув руки в рукава сестринской униформы, замерла и посмотрела на меня внимательным взглядом.       – Бывает как? – только и спросила она, но тон ее голоса дал мне понять, что на этот раз отшутиться или отделаться междометиями мне не удастся.       Я тяжело вздохнул и, чтобы собраться с мыслями, принялся застегивать пуговицы рубашки.       – Так… – наконец, так и не придумав ничего путного, сказал я и неопределенно пожал плечами. – Влюбляешься в человека. От его близости тебе кружит голову. Постоянно о нем думаешь. И сам не замечаешь, как неожиданно все банальности о любви, которые ты много раз слышал, но в которые никогда не верил, обретают по-настоящему сакральный смысл. Хочется прокричать о своей любви на весь мир. Познакомить ее с семьей. Со всеми друзьями. Ты знаешь, что никто и никогда не любил так, как любишь ее ты. Ты постоянно говоришь о ней. Думаешь только о ней… – Пуговицы закончились, и я проверил ни разу не пикнувший пейджер. – В общем, так бывает.       – Так было у тебя? – предсказуемо задала мне вопрос Аврора, а я с тоской покосился на так и не оживший в моих руках пейджер. Это было выше моего понимания! Как, через какую щель прошлому удалось просочиться в эту полутемную комнатку, туда, где ему не было и просто не могло быть места?! Само помещение – обитель моего настоящего и колыбель моего будущего, казалось, должно было сопротивляться вероломному натиску вражеских сил; но я продолжал говорить и думать о много лет назад закончившихся событиях, чему не было ни логических причин, ни аргументированных оправданий.       – Так просто бывает… – сказал я, все еще изучая экранчик пейджера. Говорить с Авророй о Керри я не собирался, поэтому состряпав заинтересованное лицо, я улыбнулся и самым непринужденным тоном, на который был способен, спросил, – а ты? Ты когда-нибудь так любила?       – Я влюблялась, – без паузы ответила Аврора. Она затянула волосы в пучок и, метнув расческу обратно в сумку, рассмеялась. – Только это быстро заканчивалось. Появлялся кто-то поинтересней. Кто-то более симпатичный.       – Симпатичный, как я? – переспросил я и шагнул к ней навстречу, когда Аврора встала с дивана. – Учти, кого-нибудь еще симпатичнее отыскать будет трудно!       – Не нужно недооценивать моих способностей, милый! – посмеиваясь, заключила она, ловко увернулась от моих рук и продолжила. – Я отличный поисковик. Особенно когда дело касается симпатичных парней.       – Что ж… – Я старательно смодулировал возмущение в голосе и подхватил хохочущую Аврору на руки. – Тогда попытайся! А я посмотрю, как у тебя получится!       – Посмотри… – подставив для поцелуя маняще полуоткрытые, припухшие губки, выдохнула она. А затем прошептала, – мой доктор…       И я снова пропал.       Поблескивающие в свете одиноко висящей под потолком пыльной лампы глаза Авроры двумя до прозрачного светлыми путеводными маячками высветили рифы и скалы, о которые я так спешил разбиться, и указали мне путь к спасению. «Тебе не нужно делать выбор, – говорили они, а я, зачарованный их безыскусной прелестью, затаил дыхание, словно боясь спугнуть волшебство момента, и вглядывался – бесконечно вглядывался – в безукоризненно-прекрасное личико замершей в моих руках не по возрасту мудрой девушки. – Расправь паруса и отдайся течению! Пусть волны и ветер делают свое дело. Расслабься. Живи и получай удовольствие от жизни!»       «Секрет в том, что нет никакого секрета, – прочитал я в глазах Авроры. – Не усложняй. Доверься попутному ветру. Отдайся ветру».       Невысказанные советы были просты и прозрачны, в них не было двойного дна, той пресловутой иносказательной двусмысленности, из которой, казалось, был соткан каждый мой разговор с Керри.       «Я сделаю тебя счастливым», – пообещал мне поцелуй Авроры, когда наши губы соприкоснулись.       Не было необходимости задавать вопросы: «Что будет дальше?», «Как долго мы будем вместе?», «Смогу ли я сделать счастливой тебя?» Я должен был отдаться на волю ветра, широко раскинуть руки, разбежаться и прыгнуть; перестать загонять себя в рамки, не сдерживаться, позволить желаниям осуществляться, довериться инстинкту и исцеляющей магии двух моих маячков – до прозрачного светлых, голубых глаз Авроры.       Эта девушка могла сделать меня счастливым. Мне не нужны были слова, чтобы знать. Я нуждался в отдыхе. Чтобы двигаться дальше, мне требовалась передышка. И Аврора с присущими ей, так свойственными молодости, безрассудством, легкостью на подъем и стремлением к легкости в отношениях стала бы идеальным лекарством для моего истерзанного тоской сердца; моя душа напиталась бы вдоволь беспечностью юности и, быть может, перестала бы утягивать мои помыслы и стремления назад в прошлое – так, как ундины из старых сказок затягивали в погибельную пучину зачарованных их песнями путников. Ветреность моего «Предрассветного ветерка» влекла меня и очаровывала. Я хотел быть с нею. Я хотел стать ею. Научиться отпускать. Не привязываясь к людям и месту, лететь по жизни – к новым встречам, открытиям и неизведанным удовольствиям. Жить настоящим. Не тревожиться о будущем. Забыть о прошлом.       – Я очень хочу поехать с тобой к морю, – покрывая лицо девушки поцелуями, прошептал я. Она передернула плечиками, и я вновь услышал ее необычный, переливчатый смех.       – Так в чем проблема? – сказала Аврора. – Раз хочешь, поедем!       Ее пальчики уже отыскали только что застегнутую мной пряжку ремня, когда, как всегда в самый «подходящий» момент, на высокой ноте запищал мой пейджер.       – Моя смена началась десять минут назад, – с сожалением сообщил я, и, обменявшись телефонами, мы наскоро договорились встретиться после окончания моего дежурства.       «Попробуем сделать друг друга счастливыми?» – хотел, но не сказал я Авроре на прощание.       «Излечи меня от моей тоски», – я мог бы сказать ей и эти слова.       – Я тебе позвоню! – вот что сказал я на самом деле. А после неловко ткнулся губами в ее висок.       Аврора, чудесная девушка с фарфоровой кожей, прозрачными глазами и длинными белыми волосами, так похожая на сказочную русалочку или волшебную фею, в чьем услужении находился сам предрассветный ветерок, действительно, могла стать для меня ключиком к освобождению и проводником в новую жизнь. Вот только ее улыбка – воплощение безмятежности и очарования молодости – так и не стала для меня спасительной. Потому что на наше первое, мною же назначенное свидание я не пришел.       Как всё и всегда в нашей жизни, мое будущее решил случай.       На пятый, юбилейный, вечер моего знакомства с Авророй, зайдя домой, чтобы переодеться к ужину, я столкнулся с Марком около лифта.       – Опаздываю на смену! Надеюсь, завтра успеем пересечься до твоего отъезда, – вместо слов приветствия сказал он и хлопнул меня по плечу. А затем, сам того не подозревая, произнес фразу, раз и навсегда изменившую течение наших жизней. – Будь другом, загляни к Керри, что-то она мне не нравится.       Я выполнил его просьбу. А прошлое ухмыльнулось и, одержав очередную победу, утвердилось в своей безраздельной власти над настоящим.       – Как ты? – зайдя в спальню Керри и Марка, спросил я.       – Отлично! – ответила Керри, а я сам не понял, чтó в ее голосе или интонации заставило меня задержаться возле ее постели.       – «Отлично» – это «хорошо» или «отлично от других»? – переспросил я и попытался положить ладонь на лоб Керри.       – У меня все прекрасно! – Она увернулась от моей руки, а когда ее ледяные пальчики коснулись моего запястья, я невольно вздрогнул и окончательно укрепился в своих подозрениях по поводу «отличного» самочувствия Керри.       – Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь? – ласково повторил я, на что получил пусть вежливый, но предсказуемый ответ:       – Хорошо, спасибо.       – У меня планы на вечер. И нет никакого желания до бесконечности задавать тебе один и тот же вопрос, – произнес я утрированно суровым тоном, наперед зная, что уговоры и «сюсюканье» на лежащую на кровати женщину – с ее плотно сжатыми губами и лихорадочно поблескивающими глазами – не возымеют ни малейшего воздействия. К своему сожалению, я отлично помнил, как Керри болела, поэтому, отбросив жалость и собрав в кулак имевшиеся в наличии силы и мужество, я склонился над ней и оперся о кровать руками – по обе стороны от ее тела. – Перечисляю факты, – торопливо заговорил я, пока не пришедшая в себя от моей наглости Керри обдумывала ответные действия. – Сейчас пять вечера. Ты лежишь в одежде. У тебя ледяные руки и… – обманным движением я перехватил налету руки Керри и, удерживая ее запястья одной рукой, другой – потрогал ее пылающий лоб, – ты вся горишь. Чтó из всего перечисленного говорит о том, что «у тебя все прекрасно»?       – Собирался уходить и иди себе на здоровье! – сказала Керри и демонстративно потерла запястья, когда я ее отпустил. – Мне не нужны няньки. И без твоей заботы, уж поверь, я не умру!       – Компромисс? – предложил я, понимая, что, если мы продолжим препираться, я опоздаю на свидание. – Мы меряем твою температуру. И если она повышенная…       – То чтó?! Останешься со мной на ночь? Будешь сидеть над моей постелью и менять холодные компрессы? – не без усилия усевшись в кровати, спросила Керри, и я тяжело вздохнул. Честно сказать, нарисованные ею перспективы ни вдохновили меня, ни порадовали. Эту ночь я собирался провести в другой постели, рядом с другой женщиной и совершенно точно обойтись без холодных компрессов на голову.       – Я не собираюсь оставаться с тобой на ночь, – заверил я Керри, и, видимо, мой голос прозвучал достаточно убедительно, потому что она кивнула и в знак капитуляции приподняла вверх руки.       – Не изображай героя, – попросила она меня, когда, выяснив местоположение аптечки, я направился к выходу из комнаты. – Мы с тобой даже не друзья.       «Хорошо, а кто мы друг другу?» – мне до ломоты в костях и зуда в мышцах хотелось задать Керри этот вопрос, но я стиснул зубы и медленно досчитал про себя до пяти.       – Как скажешь, – сказал я и даже заставил себя улыбнуться. – Но Марк все еще мой друг. И он попросил меня о тебе позаботиться.       – Могла догадаться, – на выходе настиг меня голос Керри, а мне стоило огромных волевых усилий сдержать себя и не послать ее к черту.       В тот момент, когда в поисках градусника я рылся в ванной Марка, выгребая из его аптечки бинты, тюбики и упаковки с лекарствами, мне еще казалось, что ничего непоправимого не случилось. Я был уверен, что успею на свидание с Авророй и, ковыряясь в шкафчиках Марка, думал о том, какие цветы могли ей понравиться. Даже услышав недвусмысленный грохот из спальни Керри и обнаружив ее на полу рядом с перевернутым прикроватным столиком, я все еще верил, что знаю все о своем ближайшем будущем. Это была не моя проблема. Не моя женщина. И как она сама заявила мне минуту назад, мы даже не были с ней друзьями.       Но я увидел ее на полу. Я посмотрел на ее бескровное лицо. Я заметил длинный порез на ее предплечье, которым, падая, она ударилась о перевернутый столик. Я видел, как слабо, едва-едва заметно на ее виске бьется тонкая голубая жилка. И еще не догадываясь, что свидание с Авророй не состоится, а мои планы на отпуск кардинально изменятся, я опустился на колени перед распластанной на полу Керри и с неожиданной для меня самого нежностью тихо спросил:       – Глупенькая, ну зачем же ты встала?       Я сказал это и сам себе не поверил. Проблема уже не казалась мне не моей. А мысль о том, чтобы бросить эту женщину в таком состоянии, кáк бы она ко мне ни относилась и чтó бы она обо мне ни говорила, бесследно исчезла. Растворилась в нахлынувшем на меня волнении, будто никогда и не возникала в моей голове.       Я перенес Керри на кровать, и, по счастью, она очень быстро пришла в себя.       – С возвращением, – сказал я.       Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом и ответила:       – Холодно.       Я знал, что это только начало. Хорошо представлял, чтó ждало меня этой ночью. Но, обрабатывая рану на руке Керри, измеряя ей температуру, приподнимая ее, чтобы вытащить из-под нее одеяло, по первому требованию оттаскивая ее в туалет и придерживая ее волосы, пока ее выворачивало наизнанку, я продолжал надеяться на чудо. Что я смогу укрыть ее одеялом, оставить лекарство на прикроватном столике, пожелать спокойной ночи и уйти. Я до последнего оттягивал неизбежный звонок Авроре. И даже отменяя наше первое настоящее свидание, о котором я так мечтал, я верил, что все еще можно будет переиграть и вернуть.       – У моей… моего, – нескладно бубнил я в трубку, отказываясь поверить, что я делаю то, что делаю, – мой друг заболел… и я… в общем, ему нужна помощь.       Я трижды повторил слово «прости». Я обещал позвонить перед отъездом в аэропорт. Я был в шаге от того, чтобы признаться Авроре в любви, и только после, вернувшись к Керри и придвинув стул к изголовью ее кровати, я позволил себе задуматься над истинной причиной своего, мягко говоря, странного поведения. Я не в первый раз отменял свидание с девушкой в последний момент, а мои чувства к Авроре, и я прекрасно отдавал себе в этом отчет, не успели перерасти из обычной симпатии хотя бы в легкую привязанность. Другими словами, она мне нравилась, но и только. Моя правда, кошмарная, до дрожи пугающая меня правда состояла в том, что я не воспринимал Аврору как девушку, с которой можно было приятно провести время. Я цеплялся за возможность быть с ней, как утопающий в последней судорожной попытке выжить хватается за спасительную соломинку. Эта девушка, всецело и полноценно живущая в настоящем, могла помочь мне вырваться из пут прошлого, уберечь от расставленных им капканов и ловушек; могла избавить меня от моих внутренних демонов. Я хотел приглашать ее на свидания, дарить цветы, потерять голову, совершать свойственные пылким влюбленным безумства. Я мечтал вновь почувствовать себя молодым и свободным, но, как и прежде, с настырным, тупым упорством продолжал биться в какой уже раз захлопывающиеся перед моим носом двери.       «Моему другу нужна помощь», – мысленно повторил я сказанные Авроре слова.       «Прости, не смогу приехать. Должен накормить своих внутренних демонов», – вот так, наверное, было бы честнее.       «Извини, но я сегодня занят. Вечер на исходе, а я еще не успел доломать свою жизнь. Нужно поторопиться!» – без сомнения самый лучший вариант. Без пафоса и с юмором. В самую точку.       «Мы с тобой даже не друзья», – сказала мне Керри.       «Не изображай героя», – сказала она. Непосильная задача для такого идиота, как я.       Аврора была моим шансом все изменить, а я трижды сказал ей: «Прости» и повесил трубку.       «Зато демоны довольны и сыты», – подумал я и вздрогнул, когда мой персональный демон-проклятие тихо, но отчетливо произнес мое имя.       – Тошнит? Хочешь пить? – Я наклонился к лицу женщины, которую отчаянно и тщетно пытался заставить себя возненавидеть. Силясь вызвать в себе раздражение за сорванное свидание, я прикоснулся губами к ее горячему лбу… и мысленно заверил самого себя, что этот поцелуй не считается! «Я просто хотел убедиться, что ее температура держится», – подумал я, не удержался и с нежностью пригладил растрепавшиеся волосы Керри.       – Ты меня ненавидишь? – обдав мое лицо жаром своего дыхания, едва слышно спросила она.       – Нет, – коротко ответил я, до боли сжимая пальцы в кулак, чтобы не поддаться соблазну воспользоваться ее слабостью.       – Хорошо, – прошептала Керри и облизала пересохшие губы. – Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел. Кто угодно, только не ты…       – Тебе не все равно? – спросил я, а моя ладонь подняла восстание и, наотрез отказавшись подчиняться приказам разума, буквально против моей воли погладила пылающую щечку Керри.       Высунув из-под одеяла руку, Керри на мгновение стиснула все еще ледяными пальцами мое запястье и крепче прижала мою ладонь к своей щеке. Затем ее пальцы разжались. Тяжело вздохнув, она спрятала руку под одеяло и закрыла глаза.       – Что же ты делаешь?! – беззвучно, одними губами спросил я самого себя. И не нашелся с ответом.