Как больно, милая, как странно...

10

      Сбережений у нас на самом деле было немного. В будущем мы планировали начать работать, зная, что большинство студентов-медиков подрабатывают в больницах, убивая тем самым двух зайцев: пополняя свои порой скудные бюджеты и набираясь опыта. Но мы были в самом начале пути, и о возможности подработать оставалось только мечтать – всё наше время занимала учеба, учеба и слегка потеснившая ее наконец-то начавшаяся практика в клинике при университете. Время от времени кто-то из наших сокурсников сходил с дистанции, не выдержав бесконечной зубрежки и отсутствия полноценного отдыха или не сумев примириться с бесцеремонным вторжением смерти в устоявшийся распорядок учебного дня. Сам я тоже немного опасался занятий в секционной, но оказался сильнее и циничнее, чем полагал, – вид расчлененных трупов хотя и вызывал неизменный прилив тошноты, однако в обморок я так и не упал, очень скоро приучив себя относиться к ним как к учебным пособиям. «Впечатлительным здесь не место», – строго повторял преподаватель, обводя нас суровым взглядом из-под маски и защитных очков. И он был прав. Впечатлительные в его владениях не задерживались.       Мы с Керри старались проводить вместе каждую свободную минуту, но дни сменялись днями, и университет отбирал у нас и эти крохи. Встречаться становилось возможным только в ущерб занятиям, и я на собственной шкуре познал, чтó значит крутить любовь с прирожденной отличницей.       Мне нравилось учиться. Я не меньше Керри хотел стать врачом, но… фанатизм, с которым она шла к цели – напролом, готовая пожертвовать всем и всеми, приводил меня в ужас. И если бы этот фанатизм касался только учебы! Комплекс отличницы – ее верный спутник, сопровождающий ее всегда и повсюду, – разнообразил и нашу интимную жизнь, что радовало бы меня, если бы не сводило с ума.       Я долго не замечал перемен. С самого начала Керри показала себя раскованной и изобретательной любовницей, поэтому, когда она принялась экспериментировать и выделывать в постели всякие штуки, достойные камасутры, далеко не сразу я сообразил, чтó происходит. Но один раз поймав на себе знакомый требовательный взгляд – как если бы я был преподавателем, она – прилежной ученицей, а занятие любовью – важным экзаменом, я больше не мог врать самому себе. Хотя бы немного зная Керри – а изучил я ее достаточно хорошо – понять, чтó творится в ее голове, оказалось легче легкого. С фанатизмом отличницы она отдавалась каждому новому занятию, и всегда и во всем должна была стать лучшей. Я отказывался в это поверить, но пару раз застав ее за чтением мужских полупорнографических журналов и тематических книжек, вынужден был признать очевидное: она готовилась к сексу со мной так, как готовилась бы к любому экзамену. И когда после Керри смотрела на меня как на экзаменатора, ожидая оценки, больше всего на свете мне хотелось ее придушить. Но выглядела она при этом столь по-детски трогательно, что злость сменялась щемящей нежностью, чувством, незнакомым мне до встречи с моим сексуально-подкованным, странным и невозможным ребенком…       Убивали меня и ее властность, и тотальный самоконтроль, доходивший до смешного, и патологическое стремление следовать правилам – даже в ситуациях, когда по объективным причинам их нельзя было не нарушить. Она не умела по-настоящему расслабляться, очень скоро я и сам потерял этот благословенный дар – и вечное напряжение, когда каждый новый день встречался во всеоружии и проживался, словно решающая битва, стало моим постоянным спутником.       Не могу сказать, что я не пытался сопротивляться, что не предпринимал попыток ее изменить. Самой дикой, но при этом и самой волнующей, обернулась идея, почерпнутая из журнала, изъятого из богатой коллекции моего озабоченного соседа. В незатейливой статейке в шутливой форме классифицировались типы женской сексуальности. В отличие от общепринятых деликатных сравнений с цветами, бутонами и прочей ботаникой, авторы смачно называли вещи своими именами, снабжая каждый абзац похабными картинками, комментариями ниже пояса и прочими непристойностями. Не вчитываясь, я пробежал текст глазами и уже собирался перелистнуть страницы на единственное стоящее зрелище в таких журналах – девушку месяца, когда вдруг понял, кто отвечал всем признакам третьего типа, обозначенного в статье как «Большой босс». Женщинам, для которых «быть сверху» являлось главной жизненной позицией – и не только в сексе, авторы в своей грубоватой манере рекомендовали разнообразить интимную жизнь ролевыми играми, чтобы хотя бы в постели сложить с себя функции сильного пола, передав партнеру всю полноту ответственности за происходящее и власти над ситуацией и собой.       Конечно, я не воспринял статейку всерьез, но чем больше я узнавал Керри, тем менее забавным казался мне предмет насмешек доморощенных сексологов из журнала. Слишком большой груз пыталась взвалить на свои плечики эта девочка. Девочка, столь резко отличающаяся от большинства наших сверстников, выросших в тепличных условиях и страшащихся малейшей ответственности… Керри же ответственность не просто не пугала, казалось, она жаждала ее, притягивала к себе, словно магнитом. Она стремилась доминировать всегда и всюду. Ее решения априори были окончательными и единственно верными; Керри принимала их с легкостью – за себя, за других, невзирая ни на протесты, ни на осуждение окружающих, наступая на горло собственным чувствам и желаниям… и конечно, главными жертвами оказывались самые близкие люди. Но Керри не знала жалости. С детства привыкшая к физической боли, она со стойкостью маленького солдатика переносила удары судьбы и – отказывалась принимать слабости других.       Я смотрел на нее – такую худенькую, миниатюрную, хрупкую, невероятно женственную большеглазую девочку, и несоответствие внешнего внутреннему не укладывалось у меня в голове. Ей нужно было родиться мужчиной. Тогда характер, не вступая в диссонанс с девичьей хрупкостью, служил бы ей добрую службу; она шла бы вперед – все выше и выше, с той же решимостью, не зная жалости, не отступая ни на шаг от конечной цели, и общество благословляло бы ее путь. Женщине предписывались иные добродетели. И скольких бы успехов она ни добилась, какие бы вершины ни покорила, с обывательской точки зрения ее стиль жизни, поведение и стремления выглядели излишними, глупыми и ошибочными.       Иногда я ловил себя на мысли, что испытываю перед Керри благоговейный страх. Она лишала воли. Она подчиняла себе, и для нее это было столь же естественно, как дышать. Быть с ней означало играть по ее правилам, но для меня не было секретом, что маленькая бесстрашная железная леди до смерти боялась одного человека… меня. Ее приводила в ужас сама возможность привязанности к мужчине. Зависимости от другого человеческого существа противилась ее природа – неукротимая, дерзкая, властная. Наши отношения все чаще становились преградой на пути к ее главной цели, но меня нельзя было отмести в сторону, как она привыкла поступать со всем и всеми, мешающими ей двигаться вперед. И Керри сопротивлялась, теперь уже самой себе, не в силах совладать с собственными желаниями, не в силах противиться растущей между нами близости, не в силах сказать одно решительное «нет» и поставить последнюю точку.       Я видел, как она мечется, словно пойманная в ловушку птичка, видел ее внутреннюю борьбу, понимал ее страхи и сомнения. И больше всего на свете мне хотелось помочь ей. Раскрыть глаза. Показать, что мир – это нечто большее, чем свод тобою же придуманных правил, а жизнь не сводится к вечному служению одному идолу – раз и навсегда избранной цели. И что в ее достижении не все средства хороши. Но мы были разными. Разными настолько, что она просто не поняла бы смысла моих слов. Произнеси я их вслух. А я так и не решился заговорить с ней об этом. Именно тогда в памяти всплыли советы из журнала. И впервые в жизни, занимаясь любовью, я связал девушке руки.       У меня не было конкретных планов. Я не думал, что однажды возникшая на периферии сознания мысль когда-нибудь оформится в слова, а тем более – воплотится в жизнь. Поэтому когда предложение сорвалось с моих губ, изумление Керри не шло ни в какие сравнения с моим. Я был потрясен тем, что сказал, и был бы счастлив, если бы она наотрез отказалась от продолжения разговора. Но я знал Керри. И предсказать ее реакцию было легко.       – Тебе на самом деле этого хочется? – спросила она твердым уверенным голосом, хотя затравленный взгляд выдавал ее страх и сомнения.       Я усмехнулся. Разумеется, успешная во всем девочка, всю себя положившая на закрепление в моем сознании аксиомы, что более искусной любовницы мне не найти, не могла ни спасовать перед предложением своего партнера, ни – боже упаси! – отказаться. Отказ в ее понимании наверняка приравнялся бы к оценке «неудовлетворительно». И лишь взглянув на ее плотно сжатые губы, я понял – Керри никогда не распишется в собственной несостоятельности.       Отступать было некуда и мне. Я сам не оставил себе выбора и хорошо понимал, что прятаться в кусты слишком поздно.       – Почему нет? – сказал я и попытался улыбнуться. – Мы и прежде экспериментировали. Я думал, ты любишь… пробовать новое.       Моя улыбка не уступала в «искренности» показной уверенности Керри. И в другой ситуации я от души посмеялся бы над тем, что «она знала, что я знал, что она блефует, зная, что она знает, что блефую и я». Но мне было не до смеха. Ибо я сам не знал, как далеко смогу зайти. И зайду ли вообще куда-нибудь. Мы уже прошли стадию прелюдии, но вместо привычного желания в обществе полуобнаженной возлюбленной я испытывал острое чувство неловкости и отчаянно боролся с желанием плюнуть на все и сбежать.       – Но если ты боишься… – Я предпринял последнюю попытку отыграть назад, но Керри одарила меня оскорбленным взглядом, будто я уличил ее в измене родине или еще более страшном грехе.       – Даже и не думала! Ты прав. Почему нет? Я тебе доверяю, – произнесла она, сделав упор на последнее слово – очевидно, лишний раз перестраховавшись. – Ты ведь не сделаешь… ты не… ты…       – Нет, я НЕ сделаю, – резким голосом оборвал я ее невнятное бормотание. Мы обменялись затравленными и злыми взглядами и одновременно опустили глаза.       – Прямо сейчас? – Керри улыбнулась мне змеиной улыбочкой, которую я ненавидел, и протянула мне руки. В этот момент мне нестерпимо хотелось ее ударить. – Делай, что хочешь. Нет проблем.       Но проблемы были. И самым отвратительным для меня было то, что она все видела и все понимала. Да, меня никто не тянул за язык. Да, я своими руками создал ситуацию, из которой невозможно было выбраться. И, да, мне некого было винить, кроме себя. Но выводило меня из себя другое. Керри чувствовала, что победила. Даже в столь экстремальных обстоятельствах она умудрялась доминировать, но я знал также и то, что не сдамся без борьбы. В этот раз – я ей не уступлю. С самого начала мною двигали самые благие цели. И чтó бы она ни думала, я затеял разговор не для собственного удовольствия.       – Если ты не знаешь, что делать, или не хочешь… – вкрадчиво начала она, но я не позволил ей договорить. Опрокинув Керри на спину, я прижал ее руки к кровати. Единственное, в чем уступала мне моя несгибаемая девочка, – это в силе. И как никогда прежде, я упивался своим, пусть только физическим, но превосходством.       – Ты угадала. Я не знаю, – сказал я и улыбнулся. – Но мы что-нибудь придумаем.