Как больно, милая, как странно...

9

      Наше расставание с Наташей не наделало большого шума. Лишь немногие из наших общих приятелей полностью вычеркнули меня из своей жизни. Узнав, на кого я променял роскошную блондинку, блестящее будущее и путевку в высшее общество, кто-то покрутил пальцем у виска, кто-то посмеялся, кто-то пожал плечами, но большинство… большинство знакомых были увлечены собственными проблемами и мало возбуждались на сплетни о чужих романах и разрывах. Мой лучший друг отреагировал на перемены в моей личной жизни двумя фразами: «Что у нее с ногой?» и «Слышал, рыженькие хороши в постели, везунчик». Для него вопрос был исчерпан. А после отъезда Наташи, которая перевелась на юридический факультет какого-то европейского университета, надо полагать самого престижного и дорогого, разговоры о нашем разрыве в одночасье сошли на нет.       Поступок Наташи меня не удивил. Я знал, что ее семья не одобряла наши с ней отношения, как и ее опрометчивое, на их взгляд, решение во что бы то ни стало получить диплом врача. Не такое будущее планировали они для своей золотой девочки… и, разумеется, не с таким мужчиной. Наташа умела быть упрямой, но отец и дед имели на нее большое влияние, и я оказался прав – сломить ее сопротивление оказалось делом времени. Мне было стыдно, что я послужил орудием в их руках, ведь Наташа могла стать неплохим врачом, но… в конечном итоге это был ее выбор.       Керри долго привыкала к своему новому статусу. Две недели каникул были не в счет: у нас не было определенных планов, обязанностей и обязательств. Теперь же ей, не умеющей и не желающей подстраиваться под другого человека, под его желания и потребности, часто в ущерб своим собственным, приходилось мириться с моим постоянным присутствием в ее жизни.       – Это же добровольное рабство! Как я позволила себя в это втянуть?! – срывалась она, когда вместо запланированного сидения в библиотеке была вынуждена тащиться со мной на день рождения моего друга, о приглашении которого, строя планы, она, конечно, даже не вспомнила. Или когда кто-то из наших с ней соседей не ночевал дома накануне семинаров; мы проводили ночь вместе, а на другой день, не получив привычный высший балл, Керри готова была запустить мне в голову первым подвернувшимся под руку предметом.       Но «добровольное рабство» приносило не только плохие оценки и хроническое недосыпание. Нам было хорошо вместе. Настолько, что оба мы, не склонные к компромиссам и принимавшие их за проявление слабости, с готовностью шли и на уступки, и на ограничение собственной свободы… Никогда и ни с одной девушкой прежде я не заходил так далеко, раз за разом выстраивая отношения по одной и той же модели: максимум обоюдного удовольствия и минимум обязательств. Так было и с Наташей. Да, встречались мы достаточно долго, чтобы можно было назвать регулярные свидания романом, но я не строил долгосрочных планов, не стремился быть рядом двадцать четыре часа в сутки, не тосковал и не сходил с ума даже в длительной разлуке. Всегда находились девушки, готовые помочь скоротать одинокий вечерок и вместе с телефонным номером оставить приятные воспоминания.       С Керри все было иначе. С точностью до наоборот – я сходил с ума, расставшись на полчаса, тосковал одинокими ночами, хотел быть вместе – постоянно, каждую секунду… И я был верен. Не потому что боялся ее потерять. Я хотел только ее. Мне никто не был нужен – даже друзья. И мысли о свиданиях с другими девушками просто не приходили в голову.       Керри тоже менялась – не только внутренне, но и внешне. Порой мне казалось, что перемены эти – вынужденные, но я заставлял себя не думать о плохом. Так это было или не так, главное – Керри позволила переменам произойти, и я был благодарен ей, зная, как трудно ей ломать себя, подчиняясь моим желаниям.       Когда после расставания с Наташей, я взял Керри за руку и отвел в магазин, она почти не сопротивлялась. Я не рассчитывал на легкую победу, и меня потрясло, как быстро она сдалась и с каким смирением соглашалась примерить выбранную мной одежду. С одной стороны, выхода у нее не было – теплой одежды у нее больше не было, а синоптики не обещали оттепели как минимум до марта. Но с другой… я помнил, как она отошла в сторону, когда я, распахнув дверцы ее шкафа, сгреб аккуратно сложенные свитера – точные копии один другого – и, запихнув их в пакет, оттащил на помойку.       Мы выбрали теплые, недорогие, но симпатичные кофточки, и Керри лишь пару раз отрицательно покачала головой, подробно объяснив свой отказ носить предложенную мной вещь. Я вглядывался в ее спокойное лицо, но не находил в нем ответов, а загадочная улыбка и ничем не объяснимая покорность – порождали новые вопросы, на которые не было ответов.       – Что происходит?! – спросил я, едва мы вошли в ее комнату.       Керри неопределенно пожала плечами. Пока она разбирала покупки и неторопливо развешивала вещи в шкафу, с ее губ не сходила улыбка – та же, что и в магазине. И улыбка, и приводящая в бешенство неспешность сводили меня с ума! В два шага я пересек комнату и, вырвав у нее из рук вешалку и пиджак, бросил их в один из пакетов.       – Зачем? – Керри подняла на меня удивленный взгляд, но улыбка никуда не делась, и избавиться от ощущения, что она надо мной смеется, не получалось.       – Дженни вернется в десять? – произнес я, чтобы что-то сказать. В отчаянии я вновь и вновь считал от одного до десяти, чтобы обуздать злость и не наделать глупостей.       – Ты спрашивал это десять минут назад… – осторожно ответила Керри и на всякий случай сделала шаг назад. – У тебя провалы в памяти, Даг? За десять минут ничего не изменилось.       – Черт!!! Керри!!! – сорвался я, но усилием воли сумел заставить себя досчитать до десяти. – Скажи мне, пожалуйста, почему ты так улыбаешься?       Мой голос прозвучал почти ласково, и, кажется, Керри впервые по-настоящему забеспокоилась.       – Даг, я… – Она замолчала, беспомощно взмахнув руками. – Ты что, решил… я не думала над тобой смеяться! Дело не в тебе… я… просто я…       – Просто я не умею читать мысли.       – А мои и подавно? – закончила за меня Керри. – Может быть, тебя утешит, что я сама себя не понимаю. В последнее время. Это… это сложно объяснить, Даг… Но поверь мне, я не хотела тебя обидеть! После того, что ты сегодня сделал… я… мне… мне стыдно, что я…       – Но я все равно не имел права выкидывать твои вещи… – перебил ее я. Чувство вины окончательно вытеснило злость – только сейчас я начинал сознавать, как могло выглядеть мое поведение со стороны. Вернее, как оно не могло не выглядеть. – Я вел себя по-хамски. Прости…       – Нет, Даг! Я… – Она смущенно улыбнулась. – Мне понравилось.       – Что? – только и смог сказать я. Ожидая, чего угодно. Только не этих слов.       Очаровательный румянец заливал ее щеки, когда она решилась встретиться со мной взглядом.       – Это такое странное незнакомое чувство… – произнесла она тихим голосом. – Мне понравилось подчиняться тебе. Кажется, я совсем себя не знаю. Но это было здорово. И потом… я больше все равно не собиралась носить эти… как ты их назвал? Мешки из-под картошки. Вряд ли мы будем по ним скучать!       Одновременно мы расхохотались, но когда я привлек ее к себе, на мгновение ее лицо стало серьезным.       – Единственное… – Керри нахмурилась и бросила взгляд на пакеты с одеждой. – Мы выкинули столько денег… а семестр только начался.       Вместо ответа я опрокинул ее на кровать. Мысли о деньгах тяготили не только Керри, но… беспечность молодости брала свое, и глупая уверенность, что в случае необходимости требуемая сумма возникнет из ниоткуда и разрешит все проблемы, неизменно побеждала любые страхи.       – У нас всего полтора часа… – прошептал я, осыпая поцелуями ее шею и отметая прочь разговоры о деньгах. – И это, если твоя Дженни по обыкновению не нагрянет на сорок минут раньше!       Керри засмеялась и приподнялась, чтобы стянуть с себя новенький свитер.