Песни и сказки о Героях Галактики

Сказывают умные люди, что в давние времена, когда только-только Новая Империя образовалась, когда великий кайзер Райнхард Первый еще жив был, произошла одна удивительная история. Правдива она вся целиком, или приврали для красоты, про то уж никто не помнит, однако явственное доказательство и до сих пор в мире существует, красоту в массы несет, моду продвигает и стереотипы дурацкие. Началась эта история не с чего-нибудь, а с денег. Докладывают как-то кайзеру Райнхарду и его главному советнику Оберштайну: дескать, война окончена, Союз копыта откинул, его недобитки на Изерлоне смирно себе сидят и дружить хотят, терраисты передавлены, все разрушенное восстанавливается скорыми темпами, армия и военная промышленность на мирные рельсы успешно переводятся, вороватые чиновники все перестреляны, только честные да толковые остались, роскоши себе никто из начальников уж не позволяет, все с императора пример берут… Ну и куда при таком чудесном раскладе, спрашивается, излишки бюджета изводить? Призадумались Лоэнграмм с Оберштайном. Первый длинную прядку волос на палец наверчивает, второй электронными глазами посверкивает — загляденье просто! Думали-думали, да таки ни до чего и не додумались. Собрал кайзер своих верных адмиралов на внеочередной совет. — Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, — вещает. — У нас в бюджете слишком много денег развелось. Посему выдаю вам, господа товарищи мои, вопрос на обдумывание: куда эти самые деньги девать? Задумались адмиралы. Долго на стульях поерзывали, переглядывались и затылки чесали, потом уж немного осмелели, заговорили все разом. Вспомнили, как раньше, при Гольденбаумах, с бюджетными излишками разделывались. Предложил было Миттермайер, как самый смелый, снова немножко вороватых чиновников развести, как пиявок от повышенного давления, а потом, как свое дело сделают, тоже в расход пустить. Но выяснилось в процессе, что разводить не из кого, всех уже расстреляли, чтоб за казенный счет не кормить в тюрьмах, а самозарождением завестись им теперь законы не позволяют. Приуныл весь высокий совет, погрустнели адмиралы, и даже императорские дивные волосы, кажется, потускнели от тоски. — Вот мы тут сидим, бюджеты всякие копаем, — заговорил вдруг Биттенфельд, — а народ там, между прочим, со скуки уж на стенку лезет. Мне мои Уланы докладывают, что совсем людям жить тошно: вроде как для жизни все есть, а развлечений дефицит. Вот до чего довели! — Ну так, а мы-то тут чем виноваты? — не поняли остальные. Заоглядывались друг на друга, словно виноватого меж своих искали. Лоэнграмм заснул было, да Оберштайн его растолкал и все проспанное вкратце пересказал. — А вот в том и виноваты! — не отставал Биттенфельд. — Торговлю выпивкой прижали, бордели поизгоняли, секты позапрещали, воевать не с кем, даже в новостях ни криминала, ни сисек, одни стройки да пятилетки, как будто и не в Империи, а в Союзе каком-нибудь живем! В общем, чуть совет в драку не превратился. И стало бы в Новой Империи адмиралов вдвое меньше, если бы не вылез тут Меклингер. — А почему бы нам, товарищи, — говорит, — эти самые излишки бюджета на развлечение народа не потратить? — Дело говоришь, — одобрил Биттенфельд. — Только вот на что именно: на бухло, на госблядей, на секты или на нового врага, чтоб с ним воевать? Хотел он еще куда-то свою мысль развить, но Миттермайер его вовремя стулом по голове успокоил. — Я вообще думал про что-то около живописи и фотографии, — признался Меклингер. Над ним, конечно, посмеялись, однако поддержали, рассудив, что картинки всяко лучше, чем секты и новая война, а пороки и разврат неистребимы, пока человечество существует. Лоэнграмм тем временем опять заснул, а Меклингер, поймав хороший момент, его на мини-фотоаппарат заснял в очень умилительном ракурсе. А Оберштайн, электронные глаза свои промаргивая, вспомнил вдруг, что много веков уж существует у людей одна техническая штука, сейчас цензурой сильно прижатая, а в далеком двадцать первом веке огромное распространение имевшая. И имя этой штуке — Интернет. Звякнул Оберштайн своему верному Фернеру и приказал ему пошерстить в старых энциклопедиях, не было ли в том древнем Интернете чего «около живописи и фотографии». *** Долго ли, не долго ли поиски и обсуждения шли, но решило имперское начальство излишки бюджета поизвести на развлечение заскучавшего народа. А тут как раз и Фернер со своими наработками к боссу явился, так что Оберштайн сразу свой проект в исполнение и запустил, адмиралов не спросил, а Райнхарда будить не стал. Тем более тот во сне так мило смотрелся, на подушке рядом дворцовый рыжий кот притулился, а вокруг Меклингер с фотоаппаратом тихо-тихо порхал… Итак, вскоре учредили в Объединенном Имперском Интернете новую социальную сеть, в которую полагалось не посты текстовые писать, а красивые фотографии выкладывать. Назвали от фонаря «ФотоПодборки». И начали господа товарищи адмиралы ее заполнять и обживать, населению пример показывать. Меклингер, как и обещал, огромные фотоколлекции постил: и со своей живописью, и с чужой, и с пейзажами, и с едой, и с котиками — со всем, что только под его фотоаппарат попадалось, всех форматов и размеров, а народ его коллекции на обои растаскивал. Биттенфельд корабли, оружие и девушек фотографировал, но его творения никто на обои не таскал, только во всякие частные сообщества «18+», а зачем — не говорили. Миттермайер и Ева маленького Феликса в разных видах и позах запечатляли, а потом еще изумлялись, откуда страшные срачи в комментариях под каждым фото и кто такие «овули» и «чайлфри». Айзенах ничего не выкладывал, только по чужим профилям бродил и все подряд тихо лайкал. Оберштайн правила написал, Кесслер за их соблюдением строго следил, а несогласных банил безжалостно. Мюллер колонку новостей вести взялся, а заодно и контент анализировал, по фотографиям вычисляя, где что происходит. Очень это его умение, говорят, в шпионских целях пригождалось. В общем, начали господа адмиралы, а за ними уж и весь народ потянулся потихоньку. Через неделю уж в новой соцсети неведомо сколько миллионов профилей было, а там и на миллиарды счет пошел. Стало народу не до скуки: как тут заскучать, если столько в мире красивого и фотогеничного существует и происходит? Дошло всемирное помешательство и до императора. Глянул он как-то забытую вкладку на женином компьютере, посмотрел фотографии… На профиль Меклингера забрел — одобрил, заулыбался. Как у Миттермайера увидел фотки маленького Феликса — удивился, зачем, дескать, дитя несознательное без его воли и желания голым фотографировать, да еще и те фото в публичный доступ выкладывать? Почитал выяснения отношений под фотографиями — противно ему стало. А как увидел, что Биттенфельд выкладывает — закрыл поскорей вкладку, да тут же в обморок и сполз, за медальон хватаясь. С тех пор, сколько ни уговаривали — своего профиля в «ФотоПодборках» не заводил. Про такое дивное изобретение человечества, как «селфи», его уж просвещать поопасились. А соцсеть тем временем росла, расширялась, все знаменитее становилась. Уж не только частные лица, но и конторы разные государственные там свои профили держали, и магазины свои товары рекламировали, особенно феззанцы развернулись. И стали «ФотоПодборки» не только излишки бюджета поглощать, но и в десять раз больше этих самых излишков приносить. А в один прекрасный день пришла уважаемым администраторам петиция от населения: переименуйте, дескать, соцсеть из «ФотоПодборок» во что-нибудь более стильное, потому как давно уж там не только подборки, а хрен знает чего еще тонны и терабайты бесчисленные, так что название больше сути не отражает, да и тускло как-то смотрится. А можно б придумать даже и такое название, чтоб не суть отражало, а просто звучало эффектно и само в башку лезло. Задумались господа админы-адмиралы, какое бы название новое сочинить. Думали-думали, десять раз на совет собирались — так ни до чего и не додумались. Лоэнграмм на те советы не приходил, скомандовал, чтоб решали все без него. И высунулся тут снова, как самый смелый, Миттермайер. Сказал, что надо бы конкурс провести: фотографии кого и чего народ самыми красивыми сочтет. А в честь победителя потом и соцсеть переименовать, и фото его на главную страницу поставить. Чтобы всем ясно было, какие люди в Новой Империи культурные и эстетически подкованные. Сказано — сделано. Решили: конкурсу — быть, голосование учредить, победителя всенародно выбирать. От каждого конкурсанта — не одно фото, а подборка по три десятка, чтобы получше зрители оценить смогли, а потом уж голосовальную тыкалку тыкали. Попало в список претендентов множество всякого, но фото «сисек» по цензурным соображениям убрали, чем Биттенфельда и не только его огорчили ужасно, так что в лидерах макаруны оказались, котики и — кто б подумать мог — Ян Венли, космос ему пухом. В последний день перед утверждением списка кандидатов прислали с Изерлона и с Хайнессена подборки его самых милых фото, с припиской от Юлиана и Фредерики, дескать, хотим таким образом поминовение нашему милому Яну устроить, проявите снисхождение, не сочтите за оскорбление, мы это не со зла и бунтовать не помышляем. Ну, в Империи, понятно, снисхождение проявили, из присланного самые лучшие фото выбрали и на конкурс выставили, а потом уж население бывшего Союза их так голосами своими поддержало, что бедные макаруны далеко вниз отодвинулись. Забеспокоились админы-адмиралы. Понятно, конечно, что Ян Венли отличным врагом был, да и вообще, грешно о честном покойнике гадости говорить, однако все ж таки и за державу обидно: как это в имперской соцсети республиканский военачальник самым любимым окажется? Биттенфельд предлагал сиськи вернуть, за что опять стулом по башке получил, Миттермайер за сыночка обижен был, что не оценил народ «сладкие младенческие булочки», Мюллер всем про хакерские атаки рассказывал, которые на ход голосования влияют, Кесслер на учет ставил тех, кто за Яна активнее всего в комментариях ратовал, Айзенах специальное приложение сляпал, чтоб сразу за все варианты проголосовать, а Меклингер тем временем с таинственным видом на копм со своего мини-фотоаппарата что-то загружал, никому не показывая… — Спокойно, товарищи, — говорит. — Есть у меня средство, как наглеца этого республиканского снова победить, старым проверенным способом. — А каким способом-то? — заволновались товарищи. — Ну скажи, не молчи, а то пытать будем… — Увидите, все увидите, — только и отвечал Меклингер с таинственным видом. И правда, через день явился в конкурсе новый кандидат, да такой, что сразу первое место безоговорочно занял, даже приложения для накрутки не понадобились. Голосовали за него скопом и в Империи, и в бывшем Союзе, и на Изерлоне, только на Феззане без энтузиазма, разве что молодые девушки да гомосексуалисты разного возраста. — А вы знаете, как аналогичная соцсеть в двадцать первом веке на Земле называлась? — спросил Фернер у Оберштайна. — Знаю, знаю, — отвечал тот. — Вот так вот сам не захочешь, а в судьбу поверишь, — и собаке своей очередной кусок курятины скормил. Собаку он на конкурс тоже хотел заявить, но проголосовал за нее только один кто-то с котом на аватарке. *** Кончился конкурс, и прозвалась соцсеть вместо «ФотоПодборок» — «Соцсетью имени Лоэнграмма», или же, для краткости просто «Лоэнграмм». Потому как выложил хитрый Меклингер на конкурс фото императора в разных видах и позах, одни из архивов добыл, а другие — большинство — сам же и наснимал. В особенности те отлично получились, где распрекрасный кайзер на советах спал, улыбаясь во сне — видать, Кирхайс милый ему снился. Сказывают к тому же, что при виде этих фото много народу от передоза кавая в организме скончалось в великом наслаждении. Как узнал император Райнхард про переименование и про свои фото на главной странице — рассердился, засмущался, что его, великого, все не великим, я няшным да кавайным называют. Сколько ни унимали его жена, тесть и товарищи адмиралы — ни в какую не хотел униматься, упорствовал, требовал гадкую соцсеть запретить, а деньги на легкую промышленность пустить. Чуть-чуть не добился своего… да только вот помер очень вовремя. С тех пор его милые фото так на главной странице «Лоэнграмма» и висят. А вот как и сколько раз сам Райнхард помер — это уже совсем другая история.